скачать книгу бесплатно
КОГДА ЖУКОВ ЗАКОНЧИЛ докладывать, Путилин хотел подняться, но поморщился, почувствовав, как сильная боль пронзила правое колено.
– Итак, мы имеем Афанасия Львовича и двух сотоварищей.
– Как вы и предполагали.
Иван Дмитриевич отмахнулся:
– Тоже мне задача… Значит, ты предполагаешь, что искомый гражданин имеет своей специальностью вскрытие сейфов и железных ящиков?
– Именно так я воспринимаю слова, высказанные Федькой начальнику станции Минцу.
– Вполне может быть правдой, но почему такой мастер пошел на такое кровавое преступление?
Вопрос повис в воздухе.
– Душа человеческая – такая же тайна, как и он сам, – начал рассуждать Жуков, но был тут же перебит начальником:
– О душе потом поговорим, а ныне о нашем убивце. Какие соображения?
– Иван Дмитрич, с такими приметами я не припомню ни одного мастера по сейфам.
– Ну, Миша, ты меня удивляешь, – с хитринкой в голосе сказал Путилин. – А если подумать?
– Неужели на нашем горизонте попадалась эта личность? – искренне удивился Жуков.
– Так и не вспомнил? Лошадиная физиономия с птичьим острым носом, всегда щеголевато одет, почти нет губ, Миша, я поражен твоей памятью.
– Неужели… – и умолк, прикусив язык.
– Сказал «аз», говори и «буки».
– Прохор Кузмин? – то ли спросил, то ли утвердительно сказал помощник.
– Не могу точно сказать, но больно уж похож, хотя… – поцокал языком Путилин. – Чем черт не шутит. Проверить надо Прохора, где был, что делал.
– Ясненько, Иван Дмитрич. Разрешите приступить?
– Ты еще здесь?
– Иван Дмитрич, – уже взявшись за ручку двери, сказал Миша. – Где ж мне искать Кузмина-то?
– Ты меня удивляешь, Михаил Силантьич! Конечно же на Сенной в известном тебе заведении.
НА СЕННУЮ ПОМОЩНИК начальника сыскного отделения Жуков прямо-таки летел, подгоняя извозчика, нетерпение съедало более, нежели желание успеха.
Хотя глаза блестели и хотелось побыстрее добраться до площади, но мысли возвращались к Прохору. Вроде бы портрет, описанный Минцем, похож, тот же длинный острый нос, лошадиная физиономия, вот губы… Но Кузмин носит усы, да и не замечен он в кровавых делах, сейф вскрыть, так не составит труда, одно удовольствие. А вот человека жизни лишить? Не похоже на его поведение, ой как не похоже. Столько трупов. Хотя в жизни всякое бывает, и человек становится зверем ни с того ни с сего. В голову бешенство ударило, как те преступления, когда «жена мужа убоится», ан нет, нож в грудь, и вся недолга.
Только у дверей заведения Миша сообразил, что соваться в осиное гнездо не слишком разумно с его стороны, тем более что за несколько лет помощника Путилина начали узнавать не только в лицо, но и по делам. Отступать не хотелось, честь дворянина была выше всякой опасности, и Жуков ступил в полутемную залу с горящими кое-где масляными лампами, освещающими более себя, нежели близрасположенное пространство. Несколько минут глаза привыкали к полумраку, потом Миша огляделся и обратил внимание на то, что на него никто даже не взглянул…
В обычае Прохора было сидеть в дальнем от входа углу, так спокойнее, и когда полиция вдруг нагрянет, можно было незаметно исчезнуть через черный ход, не привлекая ничьего внимания.
Сейчас Кузмин сидел в благодушном состоянии, в застиранной рубахе, расстегнутой у ворота, и с темными пятнами пота под мышками, которые сразу бросались в глаза, стоило Прохору начать размахивать руками. На лице мастера по сейфам пролегли глубокие морщины, а осоловелые глаза показывали, что он пьянствует не первый день. Рядом сидели, лежали такие же осоловелые собутыльники-прилипалы, которые, как мухи на дерьмо, слетались в предчувствии дармовой выпивки и закуски.
«Не он», – мелькнуло у Миши в голове, но он не уходил, а наоборот, пробрался к Прохору и, подвинув сидевшего рядом мужичка, примостился по правую руку.
– Здравствуй, Прохор! – начал Миша.
– Ба! – обрадовался Кузмин. – Какие люди посетили нас.
– Потише, – поморщился сыскной агент.
– Может, чарочку? – разбойник замахал рукой. – Эй! – крикнул громко, стараясь перекричать мерный гул заведения, делая попытку подозвать полового.
– Я бы выпил, – наклонился Жуков к уху Прохора, чтобы не кричать, – да сам понимаешь, служба.
– Эт мы понимам, – заулыбался Кузмин, – а в наши края как занесло?
– По твою душу.
– Михал Силантьич, я перед столичным сыском чист, аки ангел на небеси. А что гуляю, так в России городов не счесть, – и засмеялся задорным грудным смехом, кося осоловелые глаза на сыскного агента.
– Давно сидишь? – не обращая внимания на смех Кузмина, спросил Миша.
– Не знаю, – пожал широкими плечами Прохор. – Деньги есть, – и похлопал себя по груди.
– Значит, давно сидишь.
– Сегодня число-то какое?
– Двенадцатое.
– Двенадцатое, двенадцатое, – начал загибать пальцы Кузмин, но так и не смог посчитать, махнул рукой. – Даже и не припомнить мне. Давай по чарке, – вдруг предложил он.
– Служба, – Миша присмотрелся к мастеру по сейфам, тот в самом деле был давно пьян, разило от него и перегаром, и потом, и табачным духом. Видимо, дня три, как деньги просаживает, надо ждать новостей о том, что в Киеве, Варшаве, а может, и в Сибири раскрыт, как шкалик в обед, очередной железный ящик, о котором кричат со страниц газет и журналов, что невскрываем.
– Ах, Миша Силантьич, нет чтобы составить мне компанию, – Кузмин поднял полуштоф. – Выпить за мое здравие, за свободу, эх, Михаил Силантьич.
Жуков поднялся и вновь повторил:
– Служба.
– Та ну ее, такую службу, – Прохор наливал в чарку водку, большую часть ее расплескивая на стол. – А чего заходил-то?
Но вопрос повис в воздухе.
МИША ВОЗВРАЩАЛСЯ В сыскное отделение в упавшем настроении, предположение не подтвердилось: Прохор Кузмин не мог так сыграть, не по артистической части он мастак, а в другой области. Да и видно, что не просыхает несколько дней, притом помощник Путилина у своих агентов, которых он имел среди завсегдатаев трактира, подтвердил, что мастер по сейфам третьего дня заявился в медвежьей шубе, бобровой шапке, пиджачной паре, с бумажником, не закрывающимся от денег, вот с той минуты угощает, кто за стол присядет. Подозрение не подтвердилось, пусть лучше сейфы вскрывает да водку пьет, чем руки кровянить и чужие жизни на свой счет записывать.
Дежурный чиновник кивнул, что Иван Дмитриевич, как пришел в отделение, так из кабинета и носа не казал, хотя утверждать не может, ибо на второй этаж не поднимался.
КОГДА ВОШЕЛ ЖУКОВ к Путилину, тот сидел за столом, перед ним лежали разложенные в ряд шесть фотографических карточек. Одной рукой Иван Дмитриевич подпирал щеку, отсутствующим взглядом скользнул по помощнику и снова устремил взор на столешницу.
– Разрешите?
Начальник сыскной полиции не повел бровью.
Миша без позволения присел на краешек стула, зная по опыту, что мешать Путилину не стоит, тот занят важным и, наверное, уже догадался, что Прохор не имеет отношения к убийству Веселого.
Через несколько минут Иван Дмитриевич наконец обратил внимание на помощника.
– По лицу вижу, что Прохор отношения к нашему злодейству не имеет.
– Воистину так, Кузмин третий день пьянствует на Сенной после удачного дела.
– Говоришь, третий.
– Да, сведения абсолютно верны, подтверждены тремя разными людьми, которые интереса к нашему сейфовому мастеру не питают.
– Значит, в столице есть двойник Прохора, либо, что самое невероятное, кто-то хочет, чтобы мы шли по следу Кузмина и вели следствие вкруг него.
– Может быть. – Миша сел поудобнее, даже закинул ногу на ногу. – Но к чему такие сложности, ведь мы же можем предъявить Прохора для опознания начальнику станции?
– Вот, – указательный палец нацелился на Жукова. – Приметы нам известны от… как ты его называл, Минц? – Миша кивнул. – Приметы известны от Минца. Тебя это не наводит на определенные мысли?
– Минц? – удивлению помощника не было предела. – Минц? – повторил он. – Вы бы видели его, он не то, что ножа побоится в руки взять, я уж не говорю, чтобы смерти такое количество народа отдать. Нет, Иван Дмитрич, такого быть не может, притом он не мог отлучиться со станции.
– Не мог, это правда, но ты же сам знаешь, что не всегда человек самолично участвует в злодеянии.
– Так вы подозреваете Минца?
– Я высказываю один из возможных вариантов нашего дела.
– Но как… – Жуков старался подобрать слова, но никак не удавалось.
– Миша, имеешь возражение?
– Да, – сыскной агент как-то подобрался и вроде бы стал выше. – Имею. Начальник станции Минц, на мой взгляд, человек пугливый и смотрящий в рот начальству, ради места готов на унижения, но чтобы организовать, – Миша сжал губы и продолжил, – такое дело… Вы простите, Иван Дмитрич, но у него, как говорят наши подопечные, кишка тонка.
– Не кажи «гоп», как говорят в Малороссии, в каждом где-то там, – Путилин приложил правую руку к груди, – на полочке пребывает в сонном состоянии бес, но не у всех он прорывается что-то сквозь глянцевую оболочку. Этот Минц назвал тех, кому утром продал билеты и кто направился с Ланской в столицу. Вот их и расспроси о нашей троице, тем более что они ехали разным классом. Смекаешь?
– Что не понять? – безо всякого удовольствия произнес Жуков.
– Миша, если тебе не по душе то, что я поручил, то лучше мне направить другого агента, ты будешь смотреть предвзятым взглядом, и очевидные для другого вещи пройдут мимо тебя.
– Иван Дмитрич, – помощник так резко поднялся, что стол скользнул ножками по паркету, – я уже не мальчик, чтобы капризничать по поводу следствия, тем более что речь идет о преступниках, которые людскую жизнь считают за копейку.
– Тогда, Миша, жду твоего доклада.
ТОЛЬКО ПОЗДНИМ ВЕЧЕРОМ вернулся Жуков в сыскное отделение. Исколесил полстолицы, два раза ездил в Ланскую, отвлекал от дел пристава, который скрепя сердце выделил помощнику Путилина одного из околоточных, чтобы разыскать четверых невольных свидетелей, которые с утра ехали в город.
Чиновник Тимохин, ехавший третьим классом, аккурат сидел напротив двух незнакомцев, один из которых картавил и «подозрительно кидал взоры по сторонам, словно хотел высмотреть добычу». Попутчик чиновника был лет тридцати пяти, круглолиц, с пышными усами и родинкой под правым ухом, это Тимохин приметил. Когда незнакомец смотрел в окно, второй, помоложе, годков под тридцать, лицо обычное, а вот глаза колючие, словно хотел проколоть сидящего напротив насквозь. Напоследок чиновник сказал:
– Да не смотрел я на них, больно уж неприятные личности.
Степаниха – Евдокия Степановна Самотекова, оказалась вопреки прозванию молодой женщиной, в накинутом на плечи старом потертом платке и такой же потертой куцей шубейке. «Денег у нее куры не клюют, – охарактеризовал Степаниху околоточный, – но ходит, как босячка». Та вообще ничего не могла сказать о тех двоих, хотя ехала тем же третьим классом.
Петр Трофимович Иванов – степенный мужчина под пятьдесят, с бородой, лопатой ложащейся на грудь, ехал первым классом. Незнакомого пассажира, который сел с ним на Ланской, рассмотрел хорошо, даже запомнил, что тот постоянно поглаживал правой рукой саквояж и на лице появлялось подобие хищной улыбки, скалил рот, что бросалось в глаза отсутствие передних верхних зубов, и только в этот миг становился заметным едва видимый горизонтальный ровный след, словно кто-то провел острым лезвием под нижнею губою, серые глаза, нос с горбинкой, тонкие брови, словно прочерченные над глазами одной линией. Портрет совсем не напоминал тот, который дал в описании Минц. Было над чем задуматься. Прав оказался Иван Дмитриевич, начальник станции участие в событиях в доме Федьки Веселого принимал, и самое непосредственное, хотя в минуту убийства находился на станции и отправлял поезда.
Приблудова, четвертого пассажира, Миша не нашел, тот уехал по делам в Москву. Конечно, важно было побеседовать и с ним, но случая не представилось.
СМУЩЕННЫЙ ЖУКОВ СИДЕЛ перед Путилиным.
– Значит, все-таки Минц, – удовлетворенно потер руки Путилин, не упоминая, что Миша чуть ли не клялся в неспособности начальника станции не только принимать участие в убийстве, но и это убийство организовать.
– Как вы поняли, что Иван Егорыч замешан в этом деле?
– В Ланской живет не так много народу, поэтому каждый знает, кто чем дышит. Вот Минц должен был знать Федьку, не такой уж Перышкин богатей, чтобы с таким почтением к нему относиться. И потом Минц тебе признался, что раз-два разговаривал с Веселым. Да не могло такого быть, начальник станции, как и пристав, захаживали в заведение, а значит, знали хорошо хозяина заведения. Мог скрывать знакомство пристав, но начальнику станции ничем такое знакомство не грозило, а значит, причина была в ином.
– Ему надо было увести нас в сторону, подальше от истинных преступников, – дополнил Миша.
– Совершено верно, – вдруг Иван Дмитриевич ударил себя по лбу. – Старый осел, ой и осел. Бросай все, и на Сенную, вези сюда Прохора, пока не поздно.
– Он?
– Миша, потом расскажу, а сейчас за Кузминым. Да поживее, – вдогонку слышал помощник, – как бы не было бы уже поздно.
ПРОХОР ЗАМЕР, ПРИВАЛИВШИСЬ к стене, глаза закрыты, казалось, перепил человек, а теперь отдыхает.
Миша подошел к Кузмину и тронул легонько за плечо. Мастер по сейфам повалился набок, левая рука безвольно свесилась, и стало заметно темное пятно с выступающим сломанным лезвием. Прохор был мертв, и довольно давно, вероятно, с ухода Жукова из заведения.
Жуков половину ночи потратил сперва на ожидание врача, местного пристава, околоточного, потом на составление бумаг. Умаялся так, что, придя домой, уснул не раздеваясь, хотя ко всему прочему чувствовал прямо волчий голод.
Все крутилась мысль, что лучше бы днем отвез Кузмина в сыскное, смотришь, и был бы тот жив. Проспался в камере, поведал бы, кто на него имеет такой зуб, что вместо себя Прохора подсунул. А теперь в морге на льду лежит остывшее тело со сломанным лезвием ножа. Рукоятку нашли под столом, и никаких примет. Деревянная ручка, потертая и старая.
УТРОМ ЖУКОВ РЕШИЛ проявить самостоятельность и поехал на Ланскую.
– Иван Егорович, – вкрадчиво и с какой-то таинственностью в голосе говорил Миша начальнику станции, – преступник опознан и даже найден, благодаря вашему точному описанию. – Минц испуганно скользнул взглядом по лицу помощника Путилина. – Вам не стоит бояться, – продолжал Жуков, но сам отметил этот взгляд. – Однако нам предстоит проехать в анатомический театр. Да-да, вы не ослышались, в анатомический… Преступники, видимо, не сумели поделить добычу и избавились от лишнего, как говорится, рта.
– Я завидую вашей, Михаил Силантьич, службе, не успел я вам донести портрет, как преступник в ваших руках.
– Не всегда нам сопутствует удача, но… – Жуков умолк, выдерживая театральную паузу, – …стремимся, чтобы злодеи несли заслуженное наказание.
КУЗМИН ЛЕЖАЛ НА блестящем металлическом столе, покрытый серой старой простыней с пятнами.
– Вот так, господа, и заканчиваем свои дни, – доктор откинул край простыни, представляя на обозрение невозмутимое спокойное лицо Кузмина; складывалось впечатление, что он ненадолго заснул, даже черты не обострились, как бывает обычно с мертвыми людьми.
Минц нахмурил брови и внимательным взором смотрел на убитого.
– Это Афанасий Львович, – произнес начальник станции.
