Тихие омуты

Иван похолодел, чувствуя, как шевелятся волосы на его голове. Не в силах оторвать взгляд от этого жуткого зрелища, он прислонился лбом к холодному стеклу, и в эту секунду с другой стороны в окно с громким стуком ударилось человеческое тело. Иван вскрикнул, отшатнулся и сделал несколько шагов назад. Через стекло на него смотрело лицо Динары, но лицо не живое, не человеческое, искаженное жуткой, потусторонней злобой. Ее верхняя губа и скулы дергались как у скалящейся собаки, обнажая длинные и острые зубы, а в глазах совсем не было белков – их заливала непроглядная холодная чернота. Динара подняла руку с заострившимися ногтями, напоминающими когти хищной птицы, и провела пальцем по стеклу. Раздался скрежет, подобный тому, что недавно разбудил Ивана, а Динара вдруг беззвучно рассмеялась и исчезла в темноте.

Иван стоял посередине комнаты, не шевелился и слушал, как тяжелым молотом бухает в груди сердце. Он не мог поверить в реальность происходящего, но перед глазами до сих пор стоял силуэт Глеба на верхушке столба. В этот момент что-то ударилось в окно с другой стороны от двери. Иван сделал несколько неуверенных шагов в ту сторону и успел увидеть отпрыгнувшую от окна Динару. Она на четвереньках с огромной скоростью, бежала вдоль дома, оставляя на мягком снегу цепочку неровных следов. В эту секунду в доме погас свет. Видимо Глебу удалось перекусить провод.

Натыкаясь на мебель, Иван выбежал в гостиную и кружил от одного окна к другому, а Динара так же методично продолжала проверять стекла на прочность с внешней стороны. «Если мне все это не снится, значит, святая вода и правда действует, и пока они не могут попасть в дом», – понял Иван. Вдруг удары в окна прекратились, и вместо них сквозь завывания ветра послышалось царапание по кирпичной облицовке коттеджа. Динара лезла вверх по стене, явно намереваясь проверить на прочность окна второго этажа. Иван нащупал на столе банку со святой водой и взбежал вверх по лестнице. Он чувствовал себя осажденным, не знающим, с какой стороны ждать нападения страшного противника.

Динара начала проверку со спальни Ивана. Неизвестно как держась на узком карнизе, она скребла своими длинными когтями по стеклу. От отвратительного скрежета Иван схватился за голову. Ему показалось, что на лице того существа, что когда-то было его институтской подругой, промелькнула дьявольская улыбка. Динара метнулась по стене к соседнему окну. Иван вслед за ней перебежал в другую комнату и на всякий случай еще раз окропил окно святой водой. По мере того, как они двигались от одного окна к другому, ярость Динары нарастала. Она с удвоенной силой стучала в стекло, скребла по нему когтями, всем телом бросалась на дребезжащую раму. Если бы Иван знал какие-нибудь молитвы, он обязательно бы их вспомнил, но на ум не приходило ничего, кроме фразы из фильма «Нам бы день простоять, да ночь продержаться!». Но до утра было еще далеко. Метель за окном продолжалась, а вместе с ней продолжался и потусторонний кошмар.

Динара последовательно проверила все окна второго этажа. Иван с ужасом смотрел, как она, с перекошенным лицом билась в широкое окно бильярдной, а потом вдруг громко зарычала и пропала в ночи. Дом погрузился в тишину, Иван стоял, прислушиваясь и боясь вздохнуть, побелевшими пальцами сжимая банку со святой водой.

Вдруг снова послышался скрежет когтей по кирпичной кладке. Динара опять ползла вверх по стене. И тут Ивана, в который раз за эту ночь, прошиб холодный пот. «Слуховые окна на чердаке!» – он отчетливо вспомнил, что вечером не стал подниматься на чердак, чтобы окропить два маленьких круглых окна под самой крышей коттеджа. Спотыкаясь в темноте, он бросился к узкой лестнице, ведущей на чердак. Щеколда, на которую был закрыт люк, не поддавалась дрожащим пальцам, наконец Иван откинул крышку люка и вылез в пыльное, низкое и холодное помещение. Он был здесь только один раз – когда осматривал дом перед покупкой, – с тех пор там осталось несколько досок и полупустая упаковка кровельного утеплителя. Согнувшись, чтобы не удариться головой о балки перекрытия, он ощупью направился к напоминавшему иллюминатор окошку, мутно светлевшему на фоне чернильной темноты помещения. Ему оставалось всего несколько шагов, когда окно заслонила тень, послышался глухой удар и следом за ним – звон разбитого стекла.

– Опоздал! – от обиды Иван чуть не заскрипел зубами. Динара вскочила в оконный проем. Ухмыляясь и скаля зубы, она смотрела прямо в глаза Ивану. В этом взгляде было столько зла, что мужчина не сомневался, что в следующую секунду будет разорван на куски этим чудовищем в обличии своей подруги. Иван подумал, что умрет достаточно глупо – на пыльном чердаке, в полусогнутой позе. Он замер, но руки против воли протянулись к святой воде в банке. Кончиками пальцев Иван зачерпнул несколько капель и брызнул ими в сторону протискивающейся в окно Динары.

Хотя почти все капли попали на куртку женщины, она зашипела и отшатнулась назад. В следующее мгновение произошло нечто странное: Динара попыталась броситься на Ивана, но не смогла сдвинуться с места – казалось, что ее что-то держит. Она дергалась в оконном проеме, царапала когтями по пластиковой раме, но сдвинуться с места не могла. Лицо женщины при этом выражало жуткие страдания, она рычала, в уголках губ выступила пена. Создавалось впечатление, что она накрепко застряла в выбитом окне.

«Неужели мне удалось запечатать окно, а вместе с ним и это существо?» – догадался Иван. – «Интересно, надолго ли хватит этой защиты?»

Он стоял и смотрел на корчащуюся в узком проеме Динару, когда звон стекла донесся с другого конца чердака.

«Второе окно! – с ужасом подумал Иван. – Я же совсем забыл про Глеба!»

Он бросился в ту сторону, но быстро понял, что опоздал. В темноте чердака кроме него явно был кто-то еще, он слышал, как когти невидимого противника скребут по бетонному полу, и различал его хриплое, звериное дыхание. «Лестница!» – подумал Иван. – «Может быть, удастся остановить его там!»

В темноте, спотыкаясь о лежащие на полу обрезки досок и каждую секунду ожидая нападения, он отступил к люку. Никто не бросился на него, видимо Глеб тоже не смог мгновенно сориентироваться на чердаке. Иван начал быстро спускаться по узкой и крутой лестнице, одновременно закрывая за сбой люк. На последней ступеньке он обернулся, чтобы окропить святой водой проем, но в этот момент что-то большое кинулось на него снизу. Иван потерял равновесие, упал с лестницы, больно ударившись локтем и головой. Банка со святой водой выскользнула из его рук, ударилась об угол комода и разбилась на множество осколков. Иван быстро вскочил, готовый к нападению нового противника, но в темноте разглядел силуэт Дика, обезумевшего от страха и жмущегося к ногам хозяина.

Поняв, что лишился единственного оружия – святой воды, Иван выругался. Сверху послышались скребущие звуки – Глеб пытался открыть крышку люка. Оттолкнув скулящую собаку, Иван бросился на первый этаж. Он слышал, как сзади хлопнул, открываясь, чердачный люк. Иван кубарем скатился в прихожую и кинулся к входной двери. Трясущимися руками он пытался открыть дверь, напрочь забыв, что вечером запер ее изнутри на ключ, который взял с собой в спальню.

Не справившись с замком, Иван затравленно оглянулся через плечо. Он сделал это вовремя, чтобы увидеть, как Глеб совершил нечеловеческий прыжок с последней ступени лестницы через прихожую к двери. В отличие от Динары его глаза не были темными – в них горел адский красный огонь, и они как два уголька прочертили темноту комнаты.

В последнюю секунду Иван успел отскочить, и Глеб приземлился на коврик у двери, чиркнув по ней когтями. Наполненный жаждой крови взгляд устремился на Ивана. Мужчина отступил назад и опрометью бросился в гостиную, а из нее в кухню. Оказавшись там, Иван с неожиданной ясностью понял, что сам загнал себя в угол. Другого выхода из просторного, но заставленного мебелью помещения не было. Иван инстинктивно отпрянул к дальней от входа стене. В дверном проеме, по-звериному пригнувшись, как готовящийся к прыжку хищник, стоял Глеб. Его глаза по-прежнему горели красным огнем, а длинные когти машинально скребли дверной косяк. Сейчас между встречником и его жертвой был только большой кухонный стол, перепрыгнуть который для того существа, которым стал Глеб, видимо не составляло никакого труда.

Иван снова смотрел в глаза смерти. Трясущиеся руки сами искали на столе какой-нибудь тяжелый предмет, которым можно было бы попробовать отбиться. Увидев, что жертва загнана в ловушку, Глеб оскалил в улыбке свою пасть с острыми зубами и, немного приподняв голову, так что стал отчетливо виден двигающийся вверх-вниз кадык, торжествующе, по-волчьи завыл. Иван, наконец, нащупал что-то на столешнице – к счастью это оказался большой кухонный нож, которым он утром разбивал яйца для яичницы. Крепко сжав рукоять вспотевшей рукой, мужчина ждал нападения, лихорадочно соображая, как лучше поступить – резать или колоть эту тварь и сможет ли вообще обычный нож причинить ей хоть какой-то вред.

Глеб не собирался долго тянуть время. Одним прыжком он оказался на столе и темной массой навис над вжавшимся в угол Иваном. Зубы и когти были готовы рвать тело жертвы. Последние мысли вылетели у Ивана из головы, вместо того, чтобы попытаться использовать нож как оружие, он с обидой и злостью за такую глупую и бездарную смерть, метнул его в грудь встречника.

Нож полетел неудачно, рукояткой вперед, но по какой-то причине не отскочил от пуховика Глеба, а неожиданно прошел сквозь него и со звоном упал на стол. Встречник с недоумением посмотрел на свою грудь, потом на Ивана, а потом с его телом начала происходить странная метаморфоза – оно скрючилось, сжалось, превратившись в однородную темную массу, а затем эта масса начала быстро вращаться вокруг своей оси, порождая сильный ветер, который мгновенно заполнил собой все пространство кухни. Казалось, что в помещении оказался запертым маленький смерч – он крушил стулья, перевернул стол, мелкая кухонная утварь летала повсюду, то и дело с громким звоном ударяясь о стены. Иван скорчился на полу и закрыл голову руками, стараясь защититься от падавших на него сверху ложек, вилок, тарелок и кастрюль.

* * *

К десяти часам утра Вера Сергеевна наконец убедила заспанного и ворчливого участкового лейтенанта вызвать бригаду МЧС и вскрыть дверь. Полицейский долго звонил в звонок у калитки, размышлял на тему того, что хозяин мог просто уехать, затем минут двадцать пытался перебраться через забор. Оказавшись, наконец, на участке и впустив Веру Сергеевну, он звонил в звонок уже на крыльце, стучал в окна и четыре раза обошел дом вокруг. Странные следы, которые не успел до конца замести ночной снегопад, а также непрекращающиеся завывания запертой в доме собаки все же убедили участкового в серьезности ситуации.

Спасателей они ждали еще час, и полчаса ушло на то, чтобы вскрыть надежную стальную дверь. Напряжение нарастало с каждой минутой. Когда дверь наконец поддалась, лейтенант первым вошел в коттедж, достав из кобуры табельный пистолет. Следом за ним осторожно двинулись двое спасателей и Вера Сергеевна. Едва не сбив их с ног, поджав хвост с диким воем на улицу выскочил Дик. Не задерживаясь на участке, он молнией выскочил в калитку и исчез.

Ивана нашла Вера Сергеевна. Мужчина сидел на полу в углу кухни. Совершенно седой, с трясущимися губами, он не мог произнести ни слова, только открывал и закрывал рот как рыба, выброшенная на берег. На полу вокруг него были разбросаны осколки тарелок, чашек, помятые кастрюли, вилки и ножи. Массивный кухонный стол со сломанной ножкой лежал на боку. Кухня выглядела так, как будто по ней пронесся торнадо. Пока спасатели поднимали Ивана с пола, поддерживая под одеревеневшие руки, лейтенант плечом отодвинул Веру Сергеевну и, профессионально оценив обстановку, надел как перчатку найденный тут же одноразовый полиэтиленовый пакет и поднял с пола длинный нож, на лезвии которого были видны следы крови.

Пожилая женщина долго смотрела на нож, как будто пытаясь что-то вспомнить. Выйдя в гостиную, она тихонько хлопнула себя по лбу.

– Ну конечно! Как я могла забыть! Встречника можно прогнать, бросив в вихрь стальной нож! Встречник исчезнет, а на ноже останется кровь.

– Что Вы сказали? – подозрительно спросил участковый, выглядывая из кухни.

– Ничего, – смутилась Вера Сергеевна. – Говорю, что бедный Ваня видимо ножом от кого-то отбивался, вот и кровь на нем осталась.

– Это установит следствие, когда будет определен состав преступления.

– Я и говорю, тут разбираться надо. Главное, что Ваня жив остался.

Когда Ивана вели через двор к подъехавшей «скорой помощи», внезапно налетел сильный порыв ветра, взметнув вверх сухие снежинки, легко поднявшиеся с наста. Снежный вихрь с тихим свистом пошел гулять по участку от кустов можжевельника к гаражу. Молчавший до этого Иван громко вскрикнул и, потеряв сознание, безжизненно повис на руках врачей.

В паутине дней

Полная луна освещала их путь, но при этом странные и зловещие тени протянулись от камней и скал в долине. Во тьме явился ангел Господень. В правой руке он держал огненный меч.

– Куда ты идешь? – спросил он.

Пауло Коэльо. Пятая гора

В году 1980 от Рождества Христова, в день, мало отличавшийся от прочих летних дней, на поляну, притаившуюся между исполинскими соснами, ступил человек. В этом не было ничего странного: трудно найти в Подмосковье местечко, на котором к концу двадцатого века не отпечатался бы след покорителя природы. И этот лес не был исключением. С одинаковым величием столетние сосны смотрели и на забредавших сюда пожилых грибников из окрестных деревень, и на искавшие уединения молодые парочки с начинающих постепенно, но неотвратимо множиться дачных участков. Но человек, пришедший сюда сегодня, сразу не понравился лесу. Его сосредоточенность, деловитость и суетливость выдавали в нем городского жителя. Лес сердито зашумел, предчувствуя что-то неясное, но тревожное. Лесу не нравился человек. А человек… Человеку было плевать на лес. Он пришел сюда, чтобы сделать свою работу. Он всегда делал ее аккуратно и основательно, не собирался он отступать от своих принципов и на сей раз. Он остановился посреди поляны, сверился с картой и компасом, а затем несколькими быстрыми, уверенными ударами вбил в землю первый невысокий полосатый колышек.

За этим человеком пришли другие люди. Они разметили лес, разбили его на участки и пронумеровали их в своих бумагах. А за людьми пришли машины, и закипела в древних чащах невиданная в этом тихом краю работа…

Лес не уничтожили. Наоборот, было сделано все возможное, чтобы причинить ему как можно меньше вреда. Только узкие просеки вели к аккуратным стройплощадкам, не выходящим за пределы сколоченных на скорую руку заборов. Здесь, в сотне километров от стремительно расползавшейся вширь Москвы, строился новый санаторий для высших руководителей великой страны. Чистый воздух соснового бора, ленивое течение крохотной речки, разбросанные невдалеке деревни должны были стать отрадой для глаз уставших от трудов праведных чиновников.

А лес недоумевал. Так старый мудрый слон, перевезенный в комфортный вольер, не понимает сначала, добро причинили ему копошащиеся вокруг маленькие людишки или зло.

I

Антон вздрогнул и открыл глаза. Взгляд уперся во что-то белое. Через секунду Антон понял, что это был потолок. Еще несколько долгих секунд перехода от сна к бодрствованию он не шевелился, остановив взгляд на застывшем на потолке ровнехонько над кроватью паучке, а затем повернул голову. Он сразу же понял, что оборвало его сон. В незашторенное окно били прямые лучи солнца и, проходя через стекло, превращались из просто горячих в испепеляющие. Воздух в комнате застоялся, стал невероятно душным, а клубящиеся в лучах пылинки создавали иллюзию его физической осязаемости. Антон потянулся за лежащим на тумбочке у кровати мобильником. Умом он уже понимал, что давно наступил день, но в сердце еще теплилась надежда на ошибку. Электронные цифры на экране телефона бесстрастно показывали половину второго. Антон выругался про себя и со вздохом откинулся на подушку. Паучок над кроватью сидел на прежнем месте.

«Вот зараза, – подумал Антон, – он так всю ночь сидел. А если бы он мне в рот упал или в нос? Так и задохнуться недолго». Антон хотел кинуть чем-нибудь в паука, но вовремя сообразил, что все равно промахнется.

Ему давно уже было пора вставать, но делать этого смертельно не хотелось. От мысли о том, что придется променять сонный покой на целую кучу разных дел и слов, обычно сопровождающих пробуждение, Антон натягивал одеяло до самого подбородка, хотя духота была невообразимая и за ночь (а скорее, за утро и за день) он сильно вспотел.

Он приехал сюда поздно ночью и сразу же лег спать. Впервые за последние два месяца он мог никуда не спешить, мог позволить себе роскошь заслуженного отдыха. Все эти два месяца ему нереально везло: впервые удалось получить отпуск именно тогда, когда он того хотел, впервые сессия в академии не вызвала серьезных проблем, а самое главное – он был абсолютно свободен. При мысли об этом Антон радостно зажмурился, ему даже захотелось рассмеяться, но он сдержал этот детский порыв. Их отношения с Мариной длились больше года, постепенно превращаясь во все более запутанное и сложное сочетание взаимных упреков, обид и недомолвок. Последнее время он часто думал о разрыве, ждал его и боялся, поскольку все же слишком много ниточек протянулось между ними за этот год. Но расставание получилось на удивление легким, безболезненным и, самое главное, каким-то обыденным. Антон не испытывал ни разочарования, ни угрызений совести, не было даже беспокойного ощущения сосущей пустоты, знакомого всем, кто тем или иным образом терял близкого человека. От этого Антону было немного не по себе, но он старательно отгонял подобные размышления, не желая портить радужное настроение.

Не стал он задумываться и в этот раз. Был только один способ избавиться от ненужных мыслей. Тихо повторив про себя услышанную еще в раннем детстве от деда фразу: «Лежи, не лежи, а вставать надо», – Антон резко сбросил с себя одеяло, сел на кровати и опустил босые ноги на прогретые июньским солнцем доски пола. Теперь солнечный свет бил ему прямо в глаза, от чего Антон вновь зажмурился. Он встал, подошел к окну и с высоты второго этажа посмотрел вниз. В голове возникло и начало расползаться по всем уголкам сознания слово «лето». Слово было желтым, теплым и мягким, обкатывать его в уме было на удивление приятно. Породивший такую ассоциацию вид и правда не мог внушить ничего, кроме умиротворения: высоко в небе неподвижно висели лохматые облачка, не мешавшие блистающему во всей красе солнцестояния светилу посылать свои обжигающие лучи на землю. Начинавшийся под самым окном луг поднимался на холм, на котором раскинулась деревенька с не совсем понятным Антону названием Стернево. И хотя обычно он не любил рассматривать это бессистемное нагромождение облезлых деревянных домиков, новых кирпичных дач и почерневших сараев, бань и прочих построек, сегодня даже Стернево показалось ему необычайно живописной, а главное, крайне необходимой деталью пейзажа. В такие моменты появляется удивительное чувство правильности всего окружающего, всеобъемлющей гармонии мира. Антон не смог бы назвать это чувство, но он хорошо понимал, что такие минуты в современной жизни становятся все более редким удовольствием. За Стерневым, как знал Антон, холм обрывался к маленькой, но очень холодной речушке, которую из окна видно не было, а за ней вздымался лес. Березы, дубы, осины и густой подлесок радостно светились пока еще сочной листвой, а среди них темнели островки сосновых рощиц. Прямо напротив окна дачи Антона из леса поднимались три светло-коричневых девятиэтажных дома – это все, чем выдавал свое присутствие в лесу санаторий «Белые ключи». В который уже раз Антон с затаенной завистью посмотрел на них.

«Белые ключи» были удивительным местом, куда простым смертным дорога была строго-настрого заказана. Высоченный бетонный забор, охрана с автоматами, видеокамеры на каждом углу надежно стерегли покой VIP-отдыхающих. С точки зрения Антона, лучшего места для отпуска невозможно было придумать: снимаешь двухэтажный коттедж, а вокруг тебя почти нетронутый сосновый лес, правда, еженедельно очищаемый от мусора и бурелома. Тишина стоит такая, что первое время боишься громко разговаривать, чтобы не потревожить это благоговейное молчание. Но тишина не мертва, она напоминает чуткий сон и готова при малейшем дуновении ветра нарушиться перешептыванием листьев в высоких кронах. А самое главное – воздух… Такой чистый и свежий, что, кажется, вдохни поглубже, и он резанет по легким бритвой. По утрам в нем явственно чувствуется хвойный сосновый аромат, а поливальные машины, без конца полирующие асфальтовые дорожки, сметают летнюю пыль и не дают ей стать взвесью, вызывающей першение в горле.

А что уж говорить о способах заполнения досуга? Система бассейнов с аттракционами, сауна, баня со всеми возможными «дополнительными услугами», ресторан, бар, дискотеки, культурные мероприятия… А главное, можно спокойно жить в двух шагах от всего этого, из окон коттеджа любоваться лесом, читать книги на балконе, смотреть две сотни спутниковых каналов и за все время отдыха ни разу не встретиться ни с кем из временных соседей! Да, это было счастье… Но деньги, деньги, как обычно, портили нарисовавшуюся в уме Антона идиллическую картинку. Чтобы не думать о плохом, он хотел было отойти от окна, но вспомнил одну деталь, и его мысли снова перетекли в спокойное мечтательное русло. В «Белых ключах» жили не только богатые отдыхающие. Их досуг был призван обеспечивать огромный штат обслуживающего персонала.

Среди леса, в стороне от коттеджей, стоял целый микрорайон из нескольких пяти– и девятиэтажек, где жили горничные, официанты, дворники, охранники со своими семьями. Здесь было абсолютно все, необходимое для городской жизни в чаще леса, проектировщики санатория постарались учесть потребности трудового народа, в те времена еще считавшегося номинальным хозяином страны. Контакты с внешним миром постарались свести к нулю. Проблемы последних десятилетий как будто обошли «Белые ключи» стороной, санаторий перешел в собственность своего бывшего директора, а работающие в нем люди, как и прежде, получали неплохую зарплату, дышали свежим воздухом и постоянно были готовы обеспечить высокопоставленным гостям полноценный отдых.

У Антона было много знакомых в «Белых ключах»: скука летних дачных месяцев сводила его со сверстниками из всех окрестных поселков. Несколько раз он был в гостях и в самом санатории, однажды пришлось даже спасаться бегством от охраны: лица, никак не связанные с санаторием, на территорию не допускались. И все равно каждый новый поход в «Белые ключи» был для Антона возможностью заглянуть в мир людей, богатство которых казалось недосягаемым, но все равно манило к себе и порождало приятные мечты. Он вспомнил, что сегодня ему предстоит снова оказаться в «Белых ключах»: его старый знакомый Серега уже неделю отмечал свой день рождения, и на него всю эту неделю посредством звонков и смсок настойчиво приглашались Антон и двое его друзей по даче – Игорь и Дэн. Хотя в гости и приглашали хорошие знакомые, все же идти в «Белые ключи» лучше всего было вместе, своей проверенной компанией, чтобы избежать различных неприятных неожиданностей.

Антон прикинул в уме все предполагаемые радости сегодняшнего вечера: «По крайней мере, можно будет нормально выпить в неплохой компании, а если повезет, то и найти себе кого-нибудь для недельных отношений… Все же лучше, чем сидеть одному, да и девушки в «Ключах» симпатичные, простые такие, не то что московские маринки…». В голове Антона выстроился весь распорядок наступившего дня, однако начать исполнять его мешала лень. Только сейчас он обратил внимание, что постоянно присутствовавшее на заднем плане его размышлений назойливое жужжание исходит от бьющейся в оконное стекло толстой черной мухи. Антон задумчиво смотрел на ее напрасные старания пробить невидимое препятствие. В своих отчаянных попытках вырваться на волю муха приближалась к растянувшейся под верхней рамой паутине, по всей видимости, произведению того самого паука, который всю ночь коварно висел над кроватью. Антон разозлился: «Ах ты, дрянь! Мало того, что ты меня убить мог, так ты еще и всю комнату паутиной завесил!». Антон со злостью распахнул окно и выпустил муху наружу. На улице было немного свежее, чем в комнате, поэтому он еще несколько минут постоял, опершись руками о подоконник и наполовину высунувшись из окна. Потом закрыл его, заметив, что обнаглевшие мухи едва ли не стаями начали залетать в дом, но еще пару минут смотрел вниз, оттягивая неотвратимый момент перехода от пассивной созерцательности к активным действиям. Это было сродни подвигу утреннего вставания с постели. Решив больше не давать себе поблажек, Антон последний раз вздохнул, потянулся и отошел от окна. Привычка одеваться казалась лишней в этом застывшем от жары воздухе, молодое тело требовало прямых солнечных лучей. Антон скептически оглядел себя и решил весь сегодняшний день проходить без верхней одежды, чтобы создать хотя бы видимость загара: парень он теперь свободный, снова должен привлекать взгляды девушек, а лучшего украшения мужчины, чем мощный загорелый торс, пока еще не придумали. Тихо напевая хрипловатым со сна голосом попсовый мотивчик, Антон вприпрыжку спустился по лестнице в просторную гостиную.