скачать книгу бесплатно
Молчать.
– Да ешь твою! – выругался Костян и отвернулся, посмотрел в окно, за которым блестело сквозь голенькую иву беспощадное солнце. Потом он резко встал и вышел.
Секунд через десять загудел принтер, и сквозь его шум донесся злой голос Костяна:
– Этого в СИЗО!
Иннокентий закрыл глаза и набрал полную грудь воздуха. Перед внутренним его взором возникла переполнненная камера: верёвки с грязным бельём; стоящие, сидящие и лежащие люди; вши на постельном белье, яйца вшей на одежде. Сон по очереди, потому что шконарей в три раза меньше, чем народу. Вечно занятый дальняк; вонь, разбитые стены. Сквозняк из окна.
Тусклый свет.
Посреди этого ада стояла бледная, как призрак, Аня. Цветное пятнышко в мёртвом черно-белом мире. На видео ей было лет пятнадцать. Сейчас…
Сколько же ей? Двадцать шесть или двадцать семь?
Какая она сейчас?
Какая?
#8. АЛЕКС
Слепило солнце. Налево и направо тянулся покосившийся, проржавшей проволочный забор. Полицейская направилась к едва различимой калитке с табличкой: «Проход на причал закрыт». Табличка была грязно-белая, буквы – красные, написанные от руки. Ниже была ещё одна:
«СОБАКА
БЫСТРАЯ, ХИТРАЯ, ОПЫТНАЯ,
АГРЕССИВНАЯ И ЗЛОПАМЯТНАЯ»
– Алекс?
Саша вздрогнула, оглянулась на подъездную дорогу и двинулась следом. Полицейская достала ключи, стала открывать ржавый замок, но забинтованная рука не слушалась, и она вполголоса ругалась:
– Блин. Блин. Блин…
Пальто ее хлопало от ветра, чёрные волосы швыряло по белому лицу. Было в ней что-то от Возрождения, подумала Саша, только не золотоволосого, не весеннего, а мрачного и болезненного – босхианского. Глаза расставлены чуть дальше, чем надо; щёки чуть круглее, чем принято. Нос кнопкой, на губах – недоулыбка, под нижними веками складка от лёгкого прищура. Будто полицейская всегда что-то знала про тебя, и знала что-то нехорошее.
Замок наконец щёлкнул, и калитка заскрипела, открываясь; задребезжала ржавая проволока.
Они прошли на убитую набережную, где – не будь такой солнечный день – всё навевало бы мысли о конце света. Слева гнил дом охраны; под ногами зияли трещины и провалы, будто после землетрясения. Асфальт выламывали пучки пожухлой травы, нагие деревца, кустики. Вдали набережная переходила в бетонный причал. Одна из его секций просела под воду, а другая плавала посреди залива, превратившись в остров чаек. Тут и там тянулись граффити и надписи белой краской: «Опасно!», «Аварийная зона!», «Проход воспрещён!».
Саша кивнула на дом охраны и спросила:
– Надеюсь, ты не тут живешь?
– Это о… отца. Я теперь там. – Полицейская показала на старую баржу за причалом. На борту ее виднелась надпись: «Завод Ленинская кузница. Судно № 966, Построено в 1966 г.». Дальше вытянулся к голубому небу ржавый портовый кран, который своей стрелой перекрывал шар солнца, а еще выше и дальше темнело в соснах здание не то отеля, не то санатория, тоже на вид заброшенное.
– Ты милая. Ты живёшь в заброшенном порту на грузовой… галоше.
Полицейская покачала головой.
– Это не порт, это затон. Сюда приходили корабли, которые ждали груз или… окончания карантина. Или… запоя.
– Скамейка в парке уже не кажется такой ужасной.
Полицейская дёрнула бровями, но ничего не ответила.
Они миновали дом охраны, на пороге которого желтели слипшиеся письма, извещения, уведомления. Ветер временами тормошил их и утаскивал бумажку-другую в полет по набережной.
– Дай угадаю, – предложила Саша. – Твой отец – моряк, который подолгу не возвращается домой.
Полицейская чему-то улыбнулась.
– Ну почти. А твой?
– Он… он ваш коллега.
– То есть? – удивилась полицейская и даже замедлила шаг.
– Ну кто вы там все?
Саша неопределенно взмахнула рукой и вновь посмотрела на дорогу: пусто.
Полицейская заметила этот взгляд и заметно напрягалась.
– Алекс…
Саша сделала вид, что не слышит, и поднялась по громыхающему трапу на баржу. Под ногами мелькнула тёмная полоска воды, на поверхности которой колыхалась пленка ржавчины – видимо, из-за гниющего корпуса судна. Сашу передёрнуло, но она отвернулась и вопросительно показала на кабину:
– М-м?
Полицейская кивнула налево, и они спустились по двум лестницам в жилой отсек. Окна здесь были занавешены жалюзями, и царил солнечный полумрак. Слева угадывалась кухня, к удивлению Саши, с вполне современными батареями и индукционной плитой. На дверце духового шкафа висело вафельное полотенце, мятое, в красную и чёрную полоски. В раковине горой возвышалась грязная посуда: остатки наггетсов, салата, недоеденный «Наполеон». Гудел холодильник, желтела бутылка оливкового масла, блестела микроволновка, отражая в себе, как в зеркале, кофемашину и электрический чайник. Только гниловатые стены, крытые панелями из полупластика-полуДСП – Саша так и не смогла опознать материал – ясно говорили, что барже стукнул не первый десяток лет.
Полицейская вдавила зелёную кнопку в стену, и где-то под ногами загудело. Запищала микроволновка, моргнула плита, засветился синим неоном чайник.
– Обувь здесь, – Полицейская показала на резиновый коврик в коридоре, где стояли тапочки-лягушки, сняла ботинки и прошла направо.
Там ютилась не менее современная спальня: угловой стол, угловой диван, угловой комод – всё из IKEA. На пирамиде из трёх полок восседала плазма дюймов в пятьдесят. На сушилке висело с дюжину трусов и лифчиков всех цветов радуги – полная противоположность верхней одежды полицейской, которая на людях погребала себя под чёрными и серыми цветами.
Саша подошла к аквариуму, который стоял на комоде, и всмотрелась: коряги, песок, разбитый горшок. Постучала.
– Лучше так не делать.
– У тебя злые рыбки? – Саша снова постучала по стеклу.
– Говорю же…
«Бум!» – ударил в стекло нос змеи. Саша вскрикнула-отшатнулась и плюхнулась на диван.
– А… африканская плюющаяся кобра, – объяснила полицейская. – Она пугливая.
Сердце колотилось, как безумное, и Саша приложила руку к груди, потерла.
– Господи! Ты будто в фильме ужасов живешь.
Полицейская ничего не ответила на это, достала из шкафа ключи, перебрала.
– Открою тебе каюту неподалеку. Она более-менее обжитая. Была…
– Ага, – выдавила Саша, решив не уточнять, что стало с предыдущим жильцом.
Хозяйка вышла в коридор, вскоре за стенкой лязгнул замок, скрипнула дверь, пробухали шаги. Туда – сюда. Туда – сюда.
Саша поднялась и подошла к окну, выглянула за занавеску. По залитому солнцем пирсу гуляли взъерошенные чайки, над заливом возвышался башенный кран, похожий на инопланетного монстра. Красотища.
– Принесёшь веник? – крикнула полицейская. – В углу?
Саша со злорадным удовольствием сделала вид, что не слышит. Снова послышались шаги, и полицейская вернулась в спальню.
– Алекс?
– Да? – Саша вздрогнула и повернулась. – Чт… что?
– Ты чего там увидела?
Саша покачала головой. Полицейская задумчиво посмотрела на нее, затем начала подбирать слова:
– Послушай… если тебе и твоей сестре грозит опасность… Если кто-то тебя преследует…
– То я могу тебе довериться, – насмешливо ответила Саша. – Ты меня защитишь, как Зена – Королева воинов. Хотя нет – скорее как Алая ведьма.
– Алекс, я хочу тебе помочь.
Саша поправила занавеску, села на диван, закинула ногу на ногу.
– Я знаю. Спасибо.
Барочная полицейская смотрела хмуро, с явным недоверием, и пришлось объяснить:
– Я на портовый кран смотрела. Спорю, вид с него обалденный.
– Он в плохом состоянии.
Саша чуть дёрнула бровью, но ничего не сказала. Полицейская продолжала смотреть на неё, и тянулась невыносимая, напряженная пауза.
#9. КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ
Столовая называлась – кто бы мог подумать? – «Столовая» и находилась в одноэтажном черепичном здании, бок о бок с аптекой. Окна скрывала бирюзовая решётка, внутрь вели две ступеньки и две створки дверей. За ними толпились металлические стулья «хрен поднимешь» и деревянные столы, крытые пахучей клеенкой. Одну стену украшала картина с видом на тропический остров, явно не имеющий ничего общего с Крымом, другую – раковина, чтобы помыть руки после туалета.
Меню, как и во всех подобных заведениях, писали от руки – на блестящих табличках, заламинированных отпечатками пальцев. Суп с пельменями здесь стоил 100 рублей. Салат «Огурец-помидор» – 45 руб. Пирожки – 30-50 руб.
Как говорится, дёшево и сердито.
И в общем-то вкусно.
Константин Михайлович заезжал сюда на обед, иногда и на ужин – с тех пор, как Слава жил отдельно. Пришёл Константин Михайлович и сегодня – с сыном, и теперь их чёрные портфели, похожие, как близнецы, лежали друг напротив друга на клеенке с бежевыми цветами. Тут же стояли две тарелки: суп с пельменями и эспрессо для Константина Михайловича, окрошка и зелёный чай – для сына.
Выслушав новости о «дяде Кеше», Слава так и застыл – не донёс белого хлеба до рта и только помаргивал.
– С условно-досрочным? – повторил сын. – И где он?
Константин Михайлович опустил вилку зубьями вниз и клацнул по тарелке.
– В смысле?.. – не понял Слава. – Ты чё, его в СИЗО запендюрил?
Константин Михайлович выловил из супа раскалённый пельмень, оглядел, пожевал, дыша открытым ртом, когда пельмень особенно обжигал нёбо. На языке остался солоноватый, лавровый вкус мясного бульона; между зубами – нежующийся хрящ.
– Бать, – Слава наконец положил несчастный хлеб и нарочито отодвинулся к спинке стула, – тебе погоны не жмут?
– Ты сначала проживи, сколько батька прожил. И прослужи…
– Зачем ему ехать в Ростов?
Константин Михайлович вытащил хрящ изо рта и положил на салфетку. Вытер пальцы.
– Ты хочешь, чтобы этот человек рядом с Аней жил?
– А учёт?
– Я все переоформил.
– Сколько законов ты при этом нарушил? – спросил Слава, потом вздернул бровь. – Так-так, я-то тебе зачем?
– Отвезёшь его на вокзал и проследишь, чтобы он уехал в Ростов. Там уже не выпустят. – Константин Михайлович закинул в рот последний пельмень. – Сам понимаешь: нашим остолопам я такое не доверю.
Слава смотрел с недоумением.
– Бать, ты в своём уме?
– Ты с отцом-то повежливее.
– Дай ему спокойно встретиться с дочерью!
Константин Михайлович допил бульон из тарелки, вытер рот салфеткой и полез в портфель. На клеёнку с бежевыми цветами легли две старых фотографии: лужа крови на полу и труп мужчины.
– Это, – Константин Михайлович постучал пальцем по луже, – что он сделал с её матерью.
– Бать…
