Пленники вечности

Стае пытался связать какую-то фразу, преданно глядя на собеседницу, когда в ее лице что-то неуловимо изменилось.

Она подалась вперед и сузила глаза, введя Пши-бышевского в легкую оторопь, потом перевела взор вверх.

Проследив за ее взглядом, капитан увидел краешек пропавшего индийского платка.

– Удушу мерзавца, – без выражения произнесла Елизавета, опускаясь на стул и беря журнал в руки.

Стае ретировался, встретив по дороге полковника, который приветствовал его молодцеватым взмахом руки:

– А вы зачастили к нам, милостивый сударь, никак – к дождю. Два наряда вне очереди!

– Есть два наряда.

Герман чертил какой-то очередной дикий график.

– Сколько? – спросил он, не оборачиваясь, выводя зеленым карандашом какие-то каракули и загогулины.

–Два.

– Как – два?

– Два наряда, как с куста, будь ты неладен!

– Да я про люстру над прекрасной шальной головой секретутки!

Стае мстительно сказал, усаживаясь напротив дребезжащего факсимильного аппарата:

– Запамятовал. А она обещала тебе голову открутить.

К его удивлению Герман бросил карандаш и метнулся по коридору. Вернулся не слишком скоро.

– И сколько? – спросил ехидно Пшибышев-ский.

– Тридцать три и четыре, – пришел вялый ответ.

– Из коих внеочередных нарядов?

– Хвала богам – меньшее количество. Но наши с треском победили, иначе могло статься и наоборот.

Стае принялся насвистывать марсельезу.

– Зря торжествуешь над моими костями, ворон, – отреагировал на это Герман. – Пусть и не увидишь ты меня долго в общаге, а сюда вряд ли привлечет твое тело бренное утлый челн. Полковник распорядился подселить к тебе в комнату одного из «ночных феев». То есть – специалистов по контролируемым сновидениям. Так что – приятных тебе и ярких снов.

Стае скрипнул зубами и уткнулся в хронику спортивной недели.

Глава 14

Работа

Стас играл в какую-то тягомотную компьютерную игру, изничтожая разного рода монстров. Но он не просто развлекался. Рядом на стуле притулился Герман, который время от времени поднимал цветные карточки. Пшибышевский, сидя к символам вполоборота и продолжая экранную войну, комментировал:

– Греческая тау. Руна Зиг. Эмблема Сиднейской олимпиады. Неприличное слово из четырех букв. Тетраэдр.

В самый разгар этого странного занятия в бункере появился полковник.

– Занятие отставить, – коротко сказал он и одним движением брови согнал Германа с насиженного места.

– Ликуй, родственничек, – сказал он, промокая платком лоб. – Интенсивность тренировок с сегодняшнего дня спадает.

– Никак к работе решили подключить? – без особой надежды и энтузиазма спросил Стае, отключая монитор.

– Именно. Стае поджал губы.

– Профиль?

– Прежний, да и задание прежнее.

– Исчезнувший фестиваль?

– Да. Но не только он.

Полковник подошел к сейфу, громоздящемуся в углу комнаты, принес кипу папок.

– Что тебе следует знать о фестивале, – пробормотал он, роясь в бумагах. – Пока что достаточно и того, что без малого четыре сотни человек так и не прорезались на свет божий.

– Ни один? Времени немало прошло.

– Погоди, не перебивай начальство. Теперь касательно аналогичных дел…

Дядя Саша стал раскладывать листы по поверхности стола. Недовольно нахмурившись, он смел коврик и «мышку», следом на пол улетела пачка сигарет и зажигалка. Подскочил Герман:

– Товарищ полковник, ведь все данные есть в компьютере. Разрешите, я…

– Так вернее, – покачал головой консервативно настроенный начальник конторы. – Нет у нас монитора на всю стену. Картина целого будет ускользать, а глаза – уставать. Бумага – это наше все. В бумажках – сила!

Стае и его Тень переглянулись и спрятали улыбки.

– Взгляни, капитан.

Некоторое время Пшибышевский проглядывал краткие служебные записки, протоколы и опросные листы. Герман мрачно перебирал пачку картонок с иероглифами и рунами. Полковник меланхолично потягивал минералку.

– Здесь без малого…

– Четыреста пятьдесят шесть фамилий. Подробные биографии – в соседнем сейфе. Целого отдела не хватит толком перелопатить. Но и так все ясно – люди друг с другом не связанные, из разных городов и регионов, разнополые, разновозрастные. Исчезли в одно и то же время.

– Как я уловил, – почесал в затылке Стае, – есть небольшая разница.

– Ив чем же она состоит?

– Фестивальная публика исчезла в одночасье, с одного определенного пятачка в пять сотен квадратных метров. А эти пропадали из совершенно разных мест в течение…

– Трех примерно суток.

Герман с интересом слушал, отложив свои цветастые карточки.

– Кто решил, что есть некая связь в этих исчезновениях? Я имею в виду вторую группу лиц, о которой впервые слышу.

Полковник потыкал пальцем в самую тощую из папок, старорежимную, еще с гербом КГБ и подслеповатыми треугольными печатями на углах.

– Вот здесь список пропавших без вести в течение тех же трех суток пятилетней давности. Из него методом тщательного отбора группа наших специалистов отобрала представленных тебе лиц, очертив таким образом круг разыскиваемых.

– Каким был критерий отбора?

– Ну, ты и зануда, – проворчал полковник. —

Герман тебе объяснит. Но позже. Какие еще назрели вопросы?

– Я буду работать по обеим группам?

– Точно так, капитан. По «фестивалю» и по «по-теряшкам». Такие уж за ними закрепились названия… В твое распоряжение поступают немалые силы – пять младших офицеров, любые доступные конторе консультанты, включая людей со стороны, а также пять Теней. Деньги, автомобили, документы. Режим работы – полная закрытость.

– Насколько полная?

– Абсолютно, – полковник достал из самой верхней папки лист с внушительным гербом страны и еще более внушительными подписями. – Глянь на это. На лапу не дам, но все смежные конторы будут в случае чего отваливать в сторону и отдавать честь. Это я беру на себя.

Стае присвистнул.

– Как бы мне не раздуться от осознания своей значимости и не лопнуть.

– Вот дерьмо-то разлетится во все стороны… – Дядя Саша, похоже, изменил своему обыкновению – не собирался шутить и ерничать с подчиненным. – Соберись и задавай вопросы.

– Критерий отбора круга лиц, условно именуемых «потеряшками», – упрямо выпятил челюсть Пшибы-шевкий.

– Я же сказал – позже! Герман, давай по фестивалю и «гостю».

Тень колыхнулась и шмыгнула к бумажкам.

– Пять месяцев назад в поле зрения оперативников наших смежников попал некий Игорь. Бывший погранец, работник частного охранного бюро, работавший по какому-то запутанному делу о наследстве аж на острове Бали.

– Эк его, – восхитился Стае.

– Не перебивай. Этот орел сильно там набедокурил – вмешался в операцию Интерпола, покрошил кучу народу, вообще изрядно чудил. Словом, наш консул с трудом выдернул его с острова и прямиком отфутболил в контрразведку. Но там быстро пришли к выводу, что имеют дело с человеком, мягко говоря, обладающим всеми признаками отклоняющегося поведения.

– То есть – психом?

– Примерно так вкратце можно пересказать мудреный диагноз, поставленный в институте имени Сербского… Гражданина Игоря оставили в покое, на всякий случай лишив лицензии на ношение оружия, вкупе с охотничьим билетом. Хорошо еще, смежники наши покопались в материалах, предоставленных славным психиатрическим заведением. И согласно одной засекреченной инструкции отфутболили материал нам. Так появилось дело «гостя».

Терман щелчком пододвинул к Стасу оное дело.

– Прочтешь на досуге, вникнешь.

– А в двух словах?

– Находясь в роли подопытного кролика, этот Игорь зарекомендовал себя изрядным чудаком. Например – ходил в церковь…

– Эка невидаль!

Герман поморщился и продолжил:

– В комнате своей молился, причем такими молитвами, о которых даже в самой Патриархии не слышали.

– Попал в секту? Заделался сатанистом?

– Ни то, ни другое. Это самые настоящие православные молитвы, только вышедшие из употребления… довольно давно. Как утверждают найденные не без труда эксперты – до Никоновских реформ семнадцатого века. Часть молитв из его репертуара еще бытует у старообрядцев, а часть существует лишь в очень редких, почти бесценных книгах. Есть еще часть, которая вообще не ясна, но не содержит никакой ереси и стилистически близка двум первым группам.

– Еще этот стервец повадился читать книжки на старославянском и церковнославянском, – не удержался полковник, – чего за ним в прежней жизни, то есть до поездки на Бали, не водилось.

– Он, вообще, был атеист и раздолбай, особенного образования не имел, тем более – не обучался архаическим молитвенным практикам и древнерусской грамоте.

– Может, на Бали…

– Не может. Там даже русских эмигрантов всего четверо – все очутились на острове после перестройки или в ходе оной.

– И что в нем особенного? Мало ли что бывает – уверовал внезапно человек, ангел ему небесный явился…

Стае был несколько сбит с толку и не улавливал причины действенного интереса конторы к этой личности. А интерес, судя по документам, имелся, причем изрядный. Это сколько надо труда – найти всех этих консультантов? А из Патриархии какую-либо информацию выкачать? Это тоже не фунт изюма.

– Игорь этот, по всем признакам, которые ты еще не в состоянии уловить, – наш клиент. Более того – наш профильный клиент. А самое главное, – Герман для вящего эффекта снял очки и, протерев их специальной салфеткой, медленно одел на переносицу, – психиатры усмотрели в нем все признаки полного расщепления личности.

– Ну, шизоид и шизоид, – Стае нервно закурил. – Дядя Саша, вы не того человека с Лубянки взяли, ей богу. Я медицинский не заканчивал. Я чистый и не обезображенный интеллектом гуманитарий.

– С психиатрами согласились весьма авторитетные товарищи из православной верхушки. – Герман скомкал салфетку и щелчком отправил ее в погасший монитор. – Выражаясь словами верующих – в нем сидит бес. Или ангел.

– Ага, – тупо сказал Пшибышевский, делая могучую затяжку. – Доводилось слышать, что психиатры и средневековые инквизиторы зачастую говорили об одних и тех же феноменах, только разными словами.

– Ты не умничай, – полковник постучал ногтем по страшной гербовой бумаге, – не в бирюльки играем. Это вполне серьезный вопрос. Продолжай, Герман.

– В нашей конторе, а конкретно б отделе Теней, есть соответствующие технологии. Каковые и были применены в отношение Игоря. Наш диагноз совпал с клиническим и православным. В бывшем советском погранце живет цельная и весьма яркая личность. Ее мы и называем «гостем».

– Этот… гость… Он и помнит древние молитвы, читает древнерусские бестселлеры и так далее?

–Да– А эти ваши «теневые» технологии…

– Помнишь наш разговор о микропластике?

– В общих чертах. Да и брошюрки твои я изучал в последнее время весьма прилежно. Благо, делать больше нечего.

– Можно заболеть шизой. Вполне можно подцепить беса. Не смейся. Одержимость – вполне наблюдаемый, хоть и редкий феномен. Бывают и иные казусы – скажем, ложная память. Какие-то участки нашего слабо изученного мозга активизируются и выдают информацию, которую индусы зовут «кармической». Но все это представляет для нас сугубо академическую ценность. Да и симулировать все это можно, обладая определенными талантами. Но никак нельзя подделать то, что мы, Тени, умеем считывать с человека.

– Резюме?

– Считай это диагнозом или приговором, – одними губами улыбнулся Герман. – В теле российского гражданина живет «гость». Не психическая проекция, не бесплотный дух или бред воспаленного разума. Живой человек из далекого прошлого, обладавший или обладающий сейчас телом. А мозг Игоря он использует как своего рода библиотеку, хранилище информации. Если угодно – жесткий компьютерный диск.

– Что помогает ему «косить» под нормального человека начала двадцать первого века.

Стае закурил еще одну сигарету, не потушив первую.

– Здорово, – сказал он наконец после долгой паузы. – Судя по страшным бумагам на столе и вашим физиономиям, речь не идет о шутке или очередном тесте по ломке стереотипов.

– Игры кончились, – подтвердил полковник. Стае в молчании прикончил сигарету, пошуршал бумагами, взял остро заточенный карандаш и стал выводит на столе какие-то каракули.

– Хорошо, – выдал он наконец, – а какое «гость» имеет отношение к «фестивалю» и «поте-ряшкам»?

– Самое прямое, – заметил Герман как бы нехотя. – Этот тип, который внутри Игоря, абсолютно не поддается гипнозу и различной химии.

«Значит – пытались применять, – пронеслось в голове Стаса. – Высоки же ставки в этой игре… »

– Однако он любит и умеет рисовать. Отметим для галочки – этим талантом пограничник также не владел.

Герман подошел к своему столу, номерным магнитным ключом отомкнул хитрый замок и вытащил тубус. Из картонной трубы появились два десятка портретов. Потом на свет божий капитан извлек кипу фотографий.

– Это – забава «гостя». А это – фотографии из дела о «фестивале». Сравни.

Стасу понадобилась пара секунд, чтобы убедиться в полном тождестве физиономий.

– Порассуждаем вслух, – сказал он. – Игорь мог их знать.

– Проверено, – откликнулся полковник. – Исключено.

– «Гость», откуда бы он к нам ни свалился, мог…

– Не мог, – отрезал Герман, пряча рисунки. – Он появился позже, значительно позже исчезновения фестивальщиков.

– Тогда, – мрачно выплюнул Стае, – я констатирую, что «гость» прибыл к нам именно оттуда, куда делись и эти вот…

Он указал на папку с «фестивальным делом».

– Блестящий вывод, верный и банальный, – полковник улыбнулся. – Заинтригован?

– Еще бы. Фантастика какая-то.

– Скажи честно, – похлопал его по плечу дядя Саша, – что ты думал, когда в течение четырех месяцев учился работать со снами, махать мечом и скакать на лошади?

– Первая версия – меня готовят к внедрению на «Мосфильм». Или как там нынешние кинокомпании называются. Вторая – что в недрах недобитого перестройкой КГБ изобрели машину времени и готовят исторический реванш против демократов на «деньги партии».

– Тебе бы статейки писать в «Совершенно секретно», – одобрительно кивнул полковник. – Правда страннее и страшнее.

– То есть?

– Машина времени или нечто подобное существует. Но – не у нас.

– Факты-то где? Вещественные, настоящие, которые в прокуратуру можно нести?

– И чему тебя на Лубянке учили? – пожурил его начальник конторы. – Первичные признаки важнее при расследовании, или еще что-то?

– Первичные признаки, – словно отвечая на экзамене, отчеканил Стае, – легко подделываются, имитируются, фабрикуются и подтасовываются.

– А что для настоящего чекиста является желанным?

– Знать не о факте как таковом, а обладать совокупностью второстепенных признаков.

– Пятерка, – хлопнул по столу ладонью дядя Саша. – Не посрамил семью. Эта самая совокупность второстепенных признаков говорит о том, что отсюда сила Икс изъяла несколько сотен наших граждан. А взамен подсунула «гостя».

– Будь я детективщиком, то решил бы, что наш недруг сидит в Древней Руси, – хохотнул Стае. – Отсюда и молитвы, и все остальное.

– Во-первых, почему сразу «недруг»? Во-вторых – именно на Руси?

– Не уловил, товарищ полковник.

– А что, поиграем в детективщиков. Где-то до Никоновских церковных реформ изобрели машину времени, или научились как-то управлять природными силами, не известными ныне науке. По-твоему, в то время не было разведки? У тех же соседей России? Любой агент Ватикана века пятнадцатого, уверяю тебя, читал по-церковнославянски лучше наших филологов, а молился истовее иных, свежевоцерковившихся нуворишей.

Стае покачал головой.

– Свихнуться можно. Хотя в этом направлении для меня брезжит слабая надежда оказаться полезным. Контрразведывательная работа против соседской агентуры – мой профиль. Правда – древних соседей…

– Ты дипломированный историк, весьма прилежно и увлеченно учился. Это тоже скорее плюс, чем минус.

– А поговорить с этим самым «гостем» можно? Он на свободе «под колпаком». Или в каком-нибудь спецприемнике?

– Ты проторчал в этом помещение четыре месяца, – усмехнулся дядя Саша, – в пяти шагах от «гостя». Он в соседней комнате, за зеленой дверью.

– А это… законно?

Полковник еще раз постучал ногтем по бумажке с головокружительными допусками, печатями и подписями.

– Все ясно. Разрешение на допросы у меня есть?

– С этой минуты да, но дослушай Германа. Очкарик нахохлился, словно наседка.

– Мы очень плохо представляем себе возможности… «вероятного противника». Особенно – в области манипулирования чужим разумом.

– А что, были прецеденты?

Герман подтолкнул Стасу очередную кипу компьютерных распечаток:

– Когда этого орла переводили из института Сербского в один православный храм, «гость» изгнал беса.

– Что? – округлил глаза Стае.

– Что слышал. Пользуясь другой терминологией – излечил шизофрению.

– Возложением рук, надо полагать?

– Руки у него к тому времени уже были в наручниках. Бесконтактно. И одномоментно. Вот справка от психиатра о полном излечении и возврате трудоспособности гражданки Евлампиевой, а вот записка от настоятеля храма.

– Представляю, какой шум в кругах верующих может случиться. Прямо живой мессия.

– Настоятель – офицер запаса комитета госбезопасности. Так что шума нет, и не будет. А гражданка Евлампиева – под подпиской о неразглашении.

– Как это было? Герман потер виски.

– Я даже присутствовал. К тому времени дело «гостя» уже вела наша контора. Дамочка в храме вела себя весьма не эстетично. Как только к ней подносили иконку или свечку начинала сквернословить, плеваться. Даже блевала. При этом рычала и излагала какую-то несуразицу аж на три мужских голоса. Вот, тут кассета – послушай. Только не на ночь.

Стае механически присовокупил к своей уже солидной куче бумаг диктофонную запись.

– Словом – обычный случай одержимости или запущенной шизофрении… «Гость», ожидавший разговора с батюшкой, как только ее увидел, сделался сам не свой. Раскидал охрану…

– Прямо-таки раскидал?

– Это он тоже умеет, причем в довольно странной манере. Но это отдельный разговор. Визуально все выглядело как в черно-белом сталинском фильме про Илью Муромца. Повел плечиком, державшие его ребята и покатились по углам кубарем. А он подскочил к гражданке Евлампиевой и уставился ей в глаза. Та и осела наземь. Поблевала малость, но сквернословить и мужскими голосами болтать прекратила. А к вечеру и совсем отошла.

– А «гость».

– Спокойно ждал, пока его снова не возьмут под белы рученьки.

– Он вообще – на контакт идет?

– Идет, но от имени Игоря. Разыгрывает ничего не понимающего погранца.

– Так может – в момент контакта с нами это Игорь и есть? А «гость» затаился где-то в уголке, наблюдает?

– Нет, – покачал головой Герман. – Уж это мы можем знать наверняка. Есть масса мелких огрехов в его имитации. И не только на уровне микропластики. Игорь в данном случае – лишь носитель, своего рода зомби с хитрой начинкой. Голем эдакий.

– Парня жаль. Говорю честно, хотя погранцов и недолюбливаю. Правда, это к делу не относится.

– Это уж точно, – полковник с сожалением отставил пустую пластиковую бутылку и тоскливо посмотрел на часы. – Одним словом, плохо мы знаем, что он еще может выкинуть. Посему – слушай приказ. Заходить к нему ты должен лишь вместе со своей Тенью. Есть мнение, что вдвоем вас даже сатане с толку не сбить. Очень авторитетное мнение. Для такой работы мы тебя и готовили… Дальше. Записывать буквально все. На магнитные и оптические носители, ручкой в блокноте и так далее. В остальном – по обычной программе, как с особо опасным.

– А он не буйный?

– Что ты, – отмахнулся полковник. – Очень милый и интеллигентный парень, умеющий усмирять беса и подпевать церковному хору.

– Задача моя просто наладить первичный контакт? Или прямо быка за рога – где триста пятьдесят граждан федерации, откуда он сам и так далее?

– Пока – наладить общение.

Стае грустно посмотрел на кипу материала, свалившегося на него, что называется, как снег на голову.

– И все же – при чем тут вторая группа пропавших? Кто они, что общего между исчезновениями, кто отбирал. Опять Тени? Какой-нибудь общий психотип?

– Как бы это смешно ни звучало, – сказал Герман, – мы первоначально связь проворонили. А заметили ее милиционеры, работающие в разных концах страны по своей обычной рутинной программе поиска пропавших без вести. У всех из второй группы за полгода до исчезновения появились странные интересы.

– Какого свойства?

– Оружие и снаряжение. Ничего особенного – никакого гексагена или бактериологии. Просто – двустволки, пистолетики, даже охотничьи арбалеты. Ну, и там палатки, байдарки, спальники – в общем, стандартный набор браконьера. Правда, патронов некоторые гребли – как на войну. Всплыло десятка два числящихся в розыске автоматов и один ручной пулемет. Всплыло и вместе с «потеряшками» уплыло в никуда. У ментов весь ворох материала изъяла контрразведка твоя любимая, помусолила на предмет попытки создания незаконного вооруженного формирования, но быстро остыла. Никакой связи между людьми, «висяки» сотнями – словом, попал материалец к дяде Саше на стол.

– А уж мой вострый ум тут же сопоставил это дело с «фестивалем».

– Прямой связи нет, но… Да, отмахнуться тут нельзя.

– Кстати, – буднично сообщил Герман, не столько для Стаса, сколько для начальника, – я тут малость инструкции нарушил.

– Опять, – побагровел полковник. – Сильно нарушил?

– Лет эдак на пяток с конфискацией. Или – на одну автомобильную катастрофу, – мило улыбнулся очкарик.

– Говори толком, капитан.

– Подсунул «гостю» одну фотку из «потеряшек».

– Ах ты…

Полковник некоторое время пытался побороть обуревающие его чувства.

– Ладно, потом с тобой разберусь.

– Он рисовать начал, – докончил Герман.

– Вот и связь нарисовалась, в самом прямом смысле слова.

– Пулей туда, – прорычал полковник. – Рисунок ко мне на стол. Оба пошли, шалопаи.

Герман и поспешающий за ним Стае выскочили в коридор. Очкарик открыл зеленую дверь, за которой обнаружился первый из увиденных Пшибышевским в конторе мужчин в полувоенной форме и с автоматом. Охранник склонился к селектору, ответил «есть» и отпер собственным ключом еще одну могучую дверь.

На камеру место заключения «гостя» совсем не походило. Скорее уж, на гостиничный номер средней респектабельности. Две комнатки и санузел. Камеры под потолком, телевизор, какая-то вполне приличная мебель.

Сам погранец спал.

Стае на миг замер, глядя на самого обычного парня в санаторской пижаме. Герман взял со стола лист с рисунком, обшарил глазами комнату, взял со стола канцелярскую скрепку, покачав головой и шепнул:

– Пошли, пущай дрыхнет. Они вышли.

Герман без долгих объяснений сунул охраннику под нос скрепку и дал звонкий щелбан.

– С тебя пузырь, растяпа. Узнает дядя Саша – назад в РУОП улетишь быстрее ласточки.

Полковник ждал их, нервно вышагивая по комнате.

– Сличай, Герман, – приказал он и стал барабанить по спинке стула. Таким возбужденным его Стае никогда не видел.

Прошло минут десять под шорох бумаг, после чего послышался ровный голос Германа:

– Он. Елисеев Николай, слесарь второго разряда из города Владимира, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, одна погашенная судимость за избиение собственной жены.

– «Потеряшкин» портрет, – задумчиво протянул полковник, рассматривая мастерски выполненный рисунок, и косясь на фотографию в деле. – Значит, не подвела меня интуиция.

Стае молча набрал воды и включил электрочайник, снова закурил. Герман, видя, что полковник ушел в себя и не вернулся, подошел к напарнику:

– У тебя есть еще вопросы по второй группе пропавших?

Стае кивнул.

– Что еще нашли менты? Чую – не зря они носом землю рыли.

Герман уважительно выпятил губу.

– Не любим мы признавать за ними настоящую хватку, а зря. Наследие тоталитарного прошлого, понимаешь, времени господства всесильного комитета.

– Короче давай, философ.

– Откуда-то у всех «потеряшек» взялись средства на покупку этого самого снаряжения. Не сильно много они потратили, но все же больше среднестатистических зарплат.

– Образцы денег изъяты из обращения?

– Обижаешь. Изъяты еще до нас, но там ничего интересного. Деньги как деньги, не фальшивые. Интересны не они сами по себе, а то, на что их на черном рынке выменивали.

– Ну же, не томи.

– Брюлики, – просто сказал Герман.

– Бриллианты? У всех сотен пропавших? Обалдеть! И много?

– Я бы так сказал – по горсточке у каждого было.

– Но это же самое что ни на есть фээсбэшное дело! Да еще какое! И Лубянка отмахнулась?

– Они нашли только один брюлик из непотраченных, порыскали на черном рынке – и все. То ли масштабности картины не уловили, то ли, что вернее, – уловили, и нам спихнули это дохлое и чреватое скандалами дело.