
Полная версия:
Ванильный альбом. II
Иван снова уселся около матери:
– Давай помогу по хозяйству, вечером соберёмся за столом, поговорим, а завтра тогда уж уеду, раз здесь мне не рады.
– Сами справимся. – Женщина помолчала, не решаясь сказать вымученное ночами решение. Затем кивнула головой, указывая на дорожку, ведущую из двора. – Нет у тебя здесь больше дома. И не надо приезжать. Никогда.
– Ну как так? – вспыхнул мужчина. – Давай нормально поговорим!
– Уходи, сынок. – Прасковья подняла глаза, тяжело вздохнула. – Уходи.
– Мама, я… – попытался ещё что-то сказать сын.
Но женщина указала рукой на калитку:
– Уходи!
Иван поднялся, молча развёл руками и, подхватив сумку, твёрдым шагом направился на выход. Когда он исчез за забором, Прасковья уголком платка вытерла набежавшую слезу. Ослабленная от разговора, исчерпав уверенную силу, откинулась на спинку скамейки, закрыла глаза. И тотчас же в голове, словно ураган, промелькнули воспоминания, заставив сердце биться от боли.
Сколько ей тогда было – три годика? Маленькая девочка, появившаяся на свет незадолго до войны в обычной белорусской деревне, она хорошо запомнила тот весенний день 1943 года, когда полицаи, прибывшие из соседнего гарнизона, схватили несколько человек, среди которых был её отец.
И никак не вытравить из памяти взгляд Васьки Доброхвалова, молодого парня с белой повязкой на рукаве, который избивал заложников. Вина этих людей была лишь в том, что они жили недалеко от того места, где накануне партизаны разгромили небольшой обоз с отобранными у жителей района продуктами.
Изгаляясь над беззащитными мужчинами, Васька что было силы лупил их деревянной дубиной, быстро вымокшей от крови. Прасковья видела, как он стоял над отцом и долго бил его по голове, по рукам, которыми тот пытался прикрыться. Она орала, плакала, рвалась из маминых рук, чтобы броситься и прикрыть собой полуживого папочку, но мать не давала это сделать, зажимая дочке рот. Иначе Васька в пылу азарта убил бы и её – ребёнка, ставшего в тот день сиротой…
Прасковья схватилась за сердце, пытаясь заглушить огонь, прожигающий его насквозь. Васька… Когда перепачканный кровью и песком отец перестал подавать признаки жизни, полицай под рыдания согнанной толпы и смех карателей прекратил махать своим оружием. Выпрямившись, он вытер рукавом испачканное красными брызгами лицо и взглядом героя окинул сельчан, на секунду задержавшись на девочке, к этому времени безвольно висевшей на маминых руках.
Точно такой же обезумевший от животного азарта взгляд убийцы Прасковья видела на телеэкране у сына. Всего несколько мгновений, но это было так ярко и сильно, что полночи тряслись руки. Муж отпаивал её, побелевшую, валерьянкой, а затем почти силой заставил выпить стакан самогона. Иначе от переживания можно было либо сойти с ума, либо умереть, не в силах второй раз пережить такую чудовищную внутреннюю боль.
После смерти отца Прасковья тяжело заболела – не могла справиться с увиденным. Непрекращающаяся боль преследовала её, не желая уходить и заставляя скрипеть зубами по ночам. Со временем матери удалось выходить девочку, бросившись на поклон к мудрым бабкам, которые готовили какие-то непонятные горькие отвары, клонившие в сон и приносившие короткое облегчение.
Уже повзрослев и выйдя замуж, Прасковья вдруг поняла, что не может иметь детей. Врачи разводили руками, брали кучу анализов, которые показывали, что девушка абсолютно здорова. Хорошо, что муж не бросил её тогда, прекрасно понимая, что продления рода не будет. Как мог поддерживал, возил по врачам, санаториям. И вот уже в зрелом возрасте произошло чудо. Прасковья забеременела и в положенный срок родила мальчика, которого назвала Иваном – в честь погибшего отца.
Сейчас, сидя на старой скамейке, она вновь ощутила ту самую боль, вынырнувшую из далёкого прошлого. Только на этот раз она была во много раз сильнее, ведь «Васькой» оказался её родной любимый сын.
Прасковья не рассказала мужу о приезжавшем Иване, не хотела волновать. Приготовив ужин, сама за стол не села, ушла прилечь за печку, сославшись на отсутствие аппетита.
Через три дня, не в силах справиться с переживаниями, Прасковья тихонько отошла в иной мир. Её похоронили на старом деревенском кладбище, среди огромных сосен, рядом со свежей могилой погибшего недавно Петра. О смерти матери Ивану решили не сообщать.
Весна
Яркое мартовское солнце спряталось за тёмно-серой тучей, и Андрей, одиноко сидящий на скамейке, поплотнее застегнул куртку, под которую стал проникать холод.
«Где её черти носят?» – раздражённо подумал он, взглянув на часы.
Девушка, свидание с которой было назначено в том же самом месте, где они впервые познакомились год назад, явно опаздывала. Андрей, привыкший к полному отсутствию пунктуальности у своей возлюбленной и обычно спокойно реагировавший на такие задержки, на этот раз нервничал. К разговору, который должен был сегодня произойти, он готовился целую неделю. Но мысли путались, скакали, словно необъезженные лошади, и молодой человек волновался, боясь, что потеряет нить беседы, не сможет выразить свои мысли так гладко, как хотелось.
Чтобы хоть как-то отвлечься, он принялся рассматривать прохожих, гуляющих по вычищенным тропинкам.
Вот не спеша продефилировала взрослая пара. На лице высокого мужчины, которого под ручку держала женщина, красовались свежие шрамы. Видимо, недавно попал в передрягу.
Чуть позже недалеко остановились молодые парни:
– Антошенька, а давай сегодня закажем суши, – манерно произнёс один из них.
– Хорошо, Макс. Всё, как ты захочешь, – ответил второй, улыбаясь.
«Весна, весна, пора любви. Кого поймал, того, кхм, люби, – подумал Андрей, хмыкнув. – Даже у этих всё хорошо. Ну где же моя ненаглядная? Совсем окоченел!»
– Андрюша, извини, маникюрша два раза мне ноготь переделывала, поэтому задержалась, – спешившая к скамейке миловидная девушка ещё издали принялась оправдываться.
– Уф, дождался! – Молодой человек вскочил, позабыв все приготовленные слова. Подскочив к возлюбленной, он обнял её, нежно поцеловал в сладкие, пахнущие цветами губы. – Настюша, а давай мы к твоему голубому браслетику добавим золотое обручальное колечко. Я так устал не видеть тебя каждый день! Выйдешь за меня?
– Весна, какие только чудеса не происходят в эту пору! – улыбнулся сидящий на скамейке невидимый ангел…
Совесть
Рано утром, вызвав следователя, начальник уголовного отдела майор Путилов почесал затылок:
– Ну что, специалист по «висякам», есть дело. Знаю, всё равно не раскроешь, так и будешь у меня вечным лейтенантом ходить, но работа есть работа.
Путилов лукавил, напуская грозный вид. Лейтенант Смирнов был у него лучшим сотрудником по сравнению с другими, большинство из которых с помощью знакомств пристроилось в отдел на тёплые места просиживать штаны да ждать неплохую пенсию, попутно занимаясь совсем не рабочими делами, используя для этого свои должности и звания.
Алексей был, как говорится, бессребреником, то есть относился к тому исчезающему виду служащих, которые работали за идею, не гоняясь за властью, деньгами и прочими прелестями, обещанными родным государством. Коллеги не любили Смирнова, считая его белой вороной; начальство терпело, так как лейтенант повышал статистику раскрываемости. И только участники преступного мира проявляли уважение, зная, что молодой следак будет зубами скрипеть, перероет всё до песчинки, чтобы найти улики, но никогда не опустится до банального выбивания их из подозреваемого при помощи электрошокера или мокрого полотенца, не оставляющего синяков на теле избитой жертвы.
Путилов нервно побарабанил пальцами по столу:
– Собираешь волю в кулак и впереди собственного визга мчишься на Ленина, дом девяноста три. Там человек с десятого этажа вывалился, тротуар помял. Ещё хорошо, что какая-нибудь бабуля в этот момент за хлебушком не топала или мамашка с коляской не гуляла. Твоя задача – разобраться, сам он додумался в окно выйти или добрые люди помогли. Погибший – Вячеслав Михайлович Панченко, известный поисковик в городе и за пределами. На его счету сотни «поднятых» бойцов, десятки установленных фамилий. То есть личность в своих кругах довольно значимая. И вдруг такое. Сейчас падкие до сенсаций журналюги набегут, а сказать-то и нечего. Так что, Лёшенька, бери свою тощенькую жопку в кулачок и галопом на место. Короче, не мне тебя учить.
Прибыв по указанному адресу, Алексей первым делом осмотрел труп, отбросив покрывало, принесённое кем-то из жильцов дома.
Невысокий тучный мужчина средних лет одетый в спортивные штаны и белую футболку лежал лицом вниз, в районе головы застыла небольшая лужица тёмной, почти чёрной крови.
– Никаких следов насилия. – Эксперт-криминалист, стоя около тела, лениво почесал пах. – Сейчас в морг на вскрытие отвезём. Хотя по виду могу сказать, что человек был трезвый и не наркоман, то есть не космическая белка в полёт позвала, а сделал это в трезвом уме.
Дождавшись, пока погибшего увезла «скорая», Алексей вошёл в подъезд, вызвал лифт.
Дверь в квартиру, где проживал Панченко, оказалась закрытой.
– Будем ломать? – неуверенно произнёс молодой участковый, совсем мальчишка.
– Для начала понятых пригласи, – следователь принялся внимательно осматривать замок, – и слесаря ЖЭКа найди! – крикнул он вслед участковому, рванувшему вниз по лестнице.
Вскоре при помощи топора и пары матных выражений дверь была вскрыта.
– Жене, детям сообщили? – Алексей вошёл в коридор и, обернувшись, посмотрел на топчущуюся сзади любопытную дородную председательшу ЖЭКа, по роду деятельности желающую засунуть нос в любую щель своего многоквартирного хозяйства.
– Кому сообщать? Семьи нет, всю жизнь один с мамкой жил. Она лет пять назад умерла от онкологии.
– Дружки, приятели были? Компании там какие-нибудь?
– Если бы, – хмыкнула женщина, – за все годы ни одной прошмандовки не привёл. Может, конечно, у него, как это сказать… – Она ехидно улыбнулась, глядя на молодого участкового, который вдруг сильно покраснел.
– А никак не говорите, – перебил Алексей, – свечку-то, поди, не держали. Или было?
– Я замужняя женщина! – резко ответила председательша и обиженно вышла в коридор.
Следователь облегчённо выдохнул, наконец-то можно было спокойно осмотреться. Он прошёлся по квартире, стараясь ничего не трогать. Сразу было видно увлечение хозяина. Везде лежали артефакты былых времён. На полках стеллажа блестела целая коллекция надраенных гильз и патронов всех мастей, на стене коридора, возле шкафа, макет автомата ППШ, рядом – солдатская каска.
– Ни ребёнка, ни котёнка, – пробормотал Алексей, рассматривая обложки многочисленных книг, высокой стопкой лежащих возле старого компьютера.
На столе, стоящем посреди комнаты, была распечатанная карта Себежского района 1938 года с пометками, сделанными шариковой ручкой, которая лежала с краю. Видимо, хозяин квартиры до последних минут работал над новой экспедицией.
Внимательно обойдя квартиру, Смирнов вышел на балкон и закрыл окно, из которого вывалился погибший.
– Скоро дождь зальёт здесь всё, – пояснил участковому и взялся за телефон: – Товарищ майор, похоже на самоубийство, никаких следов постороннего присутствия в квартире не обнаружено, – доложил начальнику.
– Тьфу ты, опять «висяк», – ответил тот. – Давай поищи повнимательней.
На заднем фоне нервно хохотнула Леночка – молоденькая сотрудница отдела, – видимо, недовольный Путилов снова хлопнул её по упругой попе, подвернувшейся под руку в такой неподходящий момент.
Позвонив на следующий день в морг, Смирнов узнал, что следов алкоголя, наркотиков и прочих веществ у погибшего не обнаружено, его похороны хотят провести в ближайшую пятницу. С этой просьбой обратились участники поискового отряда, желающие проститься со своим командиром.
«Надо бы съездить», – подумал Алексей, почесав лоб. Душу крепко держало чувство неудовлетворённости, возникшее от непонимания мотивов самоубийства, если это было оно. Хотя в своей версии следователь не сомневался, но, как ни ломал голову, причину, толкнувшую Панченко на такой поступок, не находил. Человек, целиком живущий работой, мог совершить подобное только после какого-то сильнейшего стресса. Но, судя по отзывам сотрудников «Поиска», Вячеслав Михайлович отличался невероятной спокойностью и фанатичным отношением к делу. Отряд заменил ему семью, сублимировав душевные переживания, любовь, романтику, ухаживания, детский плач и прочие радости семейных ценностей в раскапывание тонн земли, ночные сидения с документами, звон комаров в экспедиции, счастье от установления хотя бы одного имени из тысячи найденных останков, чьи почерневшие кости аккуратно складывали в мешки дожидаться очереди на захоронение.
В назначенный день на городском кладбище было многолюдно. Попрощаться с Панченко пришли не только его подопечные, но и родственники тех, кого его отряд вернул из небытия, вытащив из новгородских болот, псковских лесов или ленинградских торфяников.
Смирнов стоял чуть поодаль, краем уха слушая траурные речи. Его больше интересовали присутствующие. Алексей интуитивно чувствовал, что разгадка смерти поисковика связана с кем-то из этих людей. Вскоре его внимание привлёк тучный пожилой мужчина в дорогом тёмном костюме, державшийся в сторонке. Заметив, как он украдкой вытер слезу, следователь решил, что посетитель как-то по-особому связан с покойным, и решил поговорить с ним после окончания церемонии.
– Мы со Славой дружим, вернее, дружили ещё со школы, – ответил незнакомец, представившись Сергеем.
– Он вам что-то говорил? Может быть, ему кто-то угрожал или были какие-то неприятности?
– Последний раз я ему звонил за три дня до смерти. – Мужчина грустно улыбнулся, не сводя глаз со свежего могильного холмика. – Слава рассказывал, что наконец-то вычислил точное место гибели РДГ, которое искал много лет.
– Разведывательно-диверсионная группа, – причмокнул Смирнов, вспомнив военный термин.
– Да, – Сергей кивнул и продолжил: – Так вот, Славик говорил, что собирается поехать туда в ближайшие выходные.
– Вам что-то показалось странным в его поведении?
– Наверное, он был более возбуждён, чем обычно. Но для этого была веская причина.
– Какая? – заинтересованно спросил Алексей.
– Дело в том, что про эту РДГ я слышал уже давно, мне Славик ещё лет двадцать назад все уши прожужжал. В её составе было десять человек. Один из них – дед Славы. Зимой тысяча девятьсот сорок второго года группа была выброшена куда-то в леса Себежского района Псковской области. Через неделю перестала выходить на связь. Как оказалось позже, разведчиков выследили и окружили литовские каратели. Во время боя все наши бойцы были убиты, дед Славы тяжелораненым попал в плен. Его долго пытали, затем отправили в какой-то лагерь, где он был до конца войны. Вернувшись, поселился в Ленинграде, женился, даже успел застать внука. Я хорошо его помню. Высокий, сутулый, худой старик с седой головой, который никогда не улыбался. Видимо, столько хлебнул – не дай Бог каждому. К сожалению, Слава очень переживал, что дед не успел рассказать о событиях того дня. Поэтому по крупицам искал всё, что было связано с погибшей РДГ, делал запросы, неоднократно лазил по лесам с миноискателем. И очень гордился, что назван в честь дедушки, прямо боготворил его.
– Как Вячеслав Михайлович стал поисковиком?
– В старших классах мы иногда ездили на электричке в Апраксин – гулять по лесам. Там много всякого военного железа валялось. А мы, мальчишки, были тогда идеализированы войной. В нашей компании парень считался неудачником, если у него не было немецкого штыка или настоящего пистолета. Это был самый ценный ресурс. В одну из таких поездок Славка нашёл кости убитого солдата. Они лежали прямо на болотной кочке, рядом с пробитой ржавой каской. Мы тогда внимательно побродили, нашли ещё с десяток погибших. После этого я больше в тот лес не ездил, как-то не по себе было от увиденного. А вот Славика будто переклинило. Замкнулся, говорил, нельзя, чтобы солдаты как брошенные собаки валялись. С тех пор это стало смыслом его жизни.
Лёгкий ветерок пробежался по свежему песку могилы. Заморосило.
– Вспомнил! – Сергей легонько хлопнул себя по лбу. – Славка сказал, что ждёт какое-то важное письмо из немецкого архива. Думаю, оно помогло подобраться к загадке погибшей группы. А потом случилась эта беда, – мужчина тяжело вздохнул, – я ему всегда говорил, что эта прошлая война рано или поздно его сожрёт! Ведь невозможно пропускать через себя столько человеческой боли и не испачкаться в ней. Кому нужно это дурацкое копание костей? Ведь есть специальные отряды военных, пусть они ищут. Но Славу надо было знать. Он же упёртый, как баран! Мол, не по совести это, солдаты не виноваты, что мёртвыми стали никому не нужны. Так со временем мы и отдалились друг от друга. У меня семья, бизнес, дача, проблемы, а у него только война, раскопки, грязь. Но это была Славкина жизнь, настоящая. Я видел, что он не сможет остановиться. К сожалению, это произошло раньше, чем наступила старость.
Через несколько часов, заехав за участковым, Алексей снова оказался в квартире покойного.
– Что-то не так? – заинтересованно сунула нос в дверь председательша ЖЭКа. – Вот-вот, в тихом омуте жирные черти.
– Сейчас здесь начнётся следственный эксперимент. – Следователь сделал очень серьёзное лицо и взглянул на женщину. – Придётся вам посидеть на диванчике часов пять-шесть, пока не закончим.
– Ой, – председатель сделала шаг назад, – мне некогда, скоро сантехники придут стояк в пятом подъезде перекрывать, я там должна присутствовать, как бы ничего лишнего не натворили. Я вам сейчас бухгалтера нашего пришлю. Ей домой спешить не надо.
Дождавшись понятых, Алексей приступил к более тщательному осмотру. Теперь он точно знал, что ищет. И вскоре старания увенчались успехом. В мусорке под столом оказался мелко разорванный листок, на котором были заметны латинские буквы. Внимательно поковырявшись в хозяйском компьютере, благо пароля не было, Алексей не нашёл там ничего похожего. Было пусто и в электронной почте.
Немного подумав, следователь позвонил Васе Яковлеву – старому товарищу, который увлекался компьютерами и всем, что с ними связано. Тот вскоре появился в дверях, деловито устроился в хозяйском кресле и, немного поколдовав, вытащил из памяти устройства письмо, отправленное в корзину незадолго до смерти Вячеслава Михайловича.
– Ох уж эти юзеры, – довольно усмехнулся Василий. – Думают, раз в корзину бросил, значит пропало. Сейчас на принтер отправлю, здесь вроде скан какого-то документа.
Держа в руках полученный листок, следователь резво рванул в отдел, петляя между рядами ползущих черепашьим шагом машин.
– Леночка, немецким языком владеешь? – Алексей зашёл в кабинет коллеги.
– Ну, – задумалась та, – постонать точно могу и ещё знаю «дас ист фантастиш».
– Ох, чертовка, – подмигнул ей, – был бы помоложе, точно бы женился.
– А я бы за тебя не пошла, – хмыкнула девушка, – зачем мне опер? Чтобы сутками одной дома куковать без мужа и денег? Нет уж! Мой новый Сашка мне айфон пообещал ко дню рождения. Тебе на такой полгода работать.
– Чувствую, Сашка ещё тот шалун, – хохотнул Алексей. – Теперь понятно, откуда у тебя тяга к немецкому.
– Дурак! – фыркнула Леночка, взявшись за телефон. – Сейчас Машке, подруге, позвоню. Она иняз окончила два года назад. Надеюсь, ещё не забыла.
Не прошло и часа, как Алексей, проклиная пробки, медленно тащился в общем потоке на окраину города.
Улыбающаяся полноватая девушка ждала его у подъезда, катая взад-вперёд детскую коляску. Внимательно прочитав письмо, она вскинула глаза на следователя:
– Это копия протокола допроса из архива бундестага. Мне пока непонятны некоторые специфические слова военной терминологии, позже гляну в словаре. Но суть такая, что некий солдат Вячеслав Кузнецов, будучи заброшенным в немецкий тыл в составе вооружённой группы, добровольно явился в комендатуру Себежа и рассказал о месте нахождения остальных бандитов. Мотивировал тем, что пострадал от советской власти и желает смерти большевикам. Якобы в начале тридцатых его родители были схвачены и отправлены в Сибирь, а Вячеслав выслан в детский дом. Во время операции все диверсанты были уничтожены. Внизу другой рукой написано, что рекомендовано использовать перебежчика в интересах рейха.
Поблагодарив Машу шоколадкой, Алексей поехал на работу, по пути размышляя об услышанном. Вроде обычный протокол, но, видимо, он был чрезвычайно важен для покойного, если тот решил уничтожить его. Догоняя шальную мысль, следователь набрал номер друга Панченко, с которым разговаривал на кладбище:
– Сергей Иванович, простите, что отвлекаю, – начала он, поздоровавшись, – не помните, какая была фамилия у Славиного деда?
– Как не помнить? – удивился собеседник. – Кузнецов. Славка в детстве обижался, что носит фамилию отца, а не деда. Даже мечтал, как вырастет, изменить паспортные данные. Потом махнул рукой, мол, папа не поймёт. А вам что-то удалось узнать?
– Нет, – Алексей нервно сглотнул, – прорабатываю разные версии.
Отключив трубку, он протёр выступившую на лбу испарину. Вот она, разгадка самоубийства Вячеслава! Тот не смог вынести предательства деда, которого всю жизнь считал героем. Получается, что те погибшие разведчики через много лет, сами того не зная, прервали род человека, погубившего их.
Размышляя о жизненных коллизиях, Смирнов не заметил, как вернулся в отдел.
– Ну что, помогла Машка? – спросила Леночка, встретив его.
– Да, – рассеянно кивнул мужчина, всё ещё думая о погибшем поисковике. – С меня цветы, Ленуся!
– Вот этого не надо, – снисходительно покачала головой девушка, – мой новый мужчина может заревновать. Лучше шоколадку купи. Но не молочную, а такую, как Машке.
Ночью, лёжа в своей холостяцкой кровати, Алексей не мог уснуть, ситуация с Панченко никак не выходила из головы. Получается, что внук, сделавший многое для сохранения памяти о войне и восстановления истины и имён погибших солдат, ответил жизнью за грех деда. Кто придумал такой хитрый гамбит? Бог? Сатана? Или странная в своей сущности вселенская справедливость таким образом убирает самых совестливых, безучастно глядя на бесчисленное множество спокойно здравствующих злодеев? Ведь, по сути, Вячеслав не имел никакого отношения к поступку деда. Тогда почему он решился открыть окно? Совесть? Господи, что за вредное чувство! Нужна ли она человеку, если способна убивать не хуже снаряда или пули? Но почему-то сгрызает только тех, кто привык считаться с моралью и собственными представлениями о справедливости. Многие живут без неё – и ничего, особо не переживают. Получается, что совесть – это дар Бога, превращённый Сатаной в ловушку? Как выдержать испытание ею? И какая награда ждёт тебя в конце? Вечная проблема выбора… Но ведь совесть – это ориентир, маленький огонёк маяка в океане безучастности и равнодушия. Потеряв её, мир окончательно рухнет, превратится в ад. И тогда животное начало человека возьмёт верх, превратив его в дикого зверя.
Покрутившись до полуночи, мужчина встал, прошёл на кухню и налил в стакан водки. Залпом выпил, помянув невинную душу, закусил куском хлеба с колбасой и вернулся обратно. Проверенный метод иногда помогал привести нервы в порядок после сильной встряски.
– Нарыл что-то по нашему лётчику? – на утреннем совещании Путилов зевнул и посмотрел на Смирнова.
– Ничего нового, товарищ майор, – поднялся тот со стула, – накопленный стресс от постоянного соприкосновения с прошлым. Вот нервы и не выдержали.
– Господи, – начальник отдела закатил глаза, – откуда такие малахольные берутся? Вот на хрена из окна прыгать да ещё в моём районе? Надоело жить – откопай себе снаряд и молотком по нему постучи. Быстро, дёшево и без следов. Я прав, лейтенант?
– Так точно!
– Молодец, что хоть это понимаешь, – буркнул Путилов. – Вечером закончишь писанину, а сейчас ноги в руки и бегом на Посадскую, двадцать восемь. Там на почве ревности жена мужу то, что пониже пояса, оттяпала кухонным ножом.
Садясь в машину, Алексей тяжело вздохнул. На обратном пути нужно будет заехать на кладбище, отвезти цветы Вячеславу…
Звонок
– Сэр, – старший помощник постучал в каюту капитана, – к вам вахтенный матрос Том. Только, по-моему, он не в себе. Может, сразу к доктору?
– Зови уж, всё равно разбудил. – Худощавый пожилой мужчина протёр рукой сонные глаза, вставая с застеленной кровати, на которую недавно прилёг вздремнуть, окончательно устав от бессонной ночи.
Рассвет только вступал в свои права, белым туманом расстелившись над ещё спокойным океаном. Пройдёт совсем немного, и яркое солнце заставит висевшие в воздухе мелкие капли подняться вверх и раствориться, обнажив такое привычное ярко-голубого небо. Но пока, мерно гудя мотором, судно не спеша двигалось в белом облаке, полагаясь больше на зрение и слух вахтенного, чем на нехитрые приборы.