скачать книгу бесплатно
– Может, когда и свидимся – прошамкала в ответ бабка. И прытко, смешно подскакивая, заковыляла по деревенской улице, а потом исчезла за большой рябиной. А Мила опять поправила сумку, и направилась в сторону сереющего вдалеке шоссе, глотая по пути горькие, как степная полынь, слезы. А в голове ее роились, кружились мысли. «Вот так, четыре года назад у меня была и мама, и папа. Я училась в десятом классе, и мечтала поступить в швейной, чтобы научиться шить мягкие, пушистые игрушки. И дарить радость всем детям. А потом все в одночасье рухнуло. Что там случилось, ничего не знаю. Да и соседи ничего толком не рассказали. Только я уезжала в город, зная, что у меня есть мой дом, и моя семья. А вернулась к еще курившемуся пожарищу. Жаль, что послушалась я Саньку, да не уехала в город. Он не пустил, уговорил остаться у него. Как сейчас помню, как привел он меня к своей матери, тетке Лукии, известной своим склочным, злобным характером. Да и говорит: «Ежели, маманя, вы меня любите, то принимайте и мою жену!». Так и осталась я в их доме. А через семь месяцев родилась дочка. Слабенькая, недоношенная. Видать, что-то надорвала, таская сено для коровы, да чаны с кашей и помоями для свиней. С самого рождения невзлюбила свекровка мою девочку. Все грызла да попрекала мужа, что не его это дочка, мол. А нагулянная. Не бывают семимесячные дети! Нагуляла я Альку, и баста! Только не верил Санька, что это не его девочка. Он-то меня лучше всех тех противных баб, да сплетниц знал! Не верил, что это чужая дочка. А теперь и Саньки нет! Как-то жить дальше? Куда мне идти? Чего у кого добиваться? – и услышала, как ее кто-то зовет.
– Мила, Мила, стой! Да постой ты, погоди! И женщина, немного не доходя до шоссе, остановилась. Ее нагнала другая женщина. – Мила, Мила, да еле тебя догнала! Ох, ты и прыткая! – Отдышалась она.
– Тетя Маша? Как? Вы уже все знаете? – Она пристально смотрела на свою собеседницу.
– Знаю, милая, знаю. Сарафанное радио просветило. Уф, ты и заставила меня пробежаться! Можешь не рассказывать – все тетка Женька разболтала. Может, и к лучшему, что ты ушла от тех куркулей. Заездили б они тебя, укатали б, как сивку крутые горки. И уложили б молодую в могилу. А может, переночуешь у меня? Зачем тебе тот город? Я одна, и ты одна – поживи, сколько хочешь, в моей избе. Нам на троих места хватит.
– Нет, я не хочу жить здесь. Вы знаете мою очень свекровку. Эта кобыла и мне жизни не даст. Да и вам при случае насолит. Не полениться.
– Да, это верно! Что, что, а у Люська этого не отнять. Что не говори, а ехидная попалась бабенка. – Согласилась с ней тетка. – Может, в городе ты действительно сможешь устроиться. Ты девка башковитая, напористая, упрямая. И не тебе коров доить да свиней кормить! Поэтому не буду отговаривать – знаю тебя сызмальства. Все это впустую. Вот, возьми на дорожку, может, ребятенок есть захочет, да и ты проголодаешься сама. – С этими словами она быстро сунула узелок. И виновато, как бы извиняясь, добавила – тут пара картошек, молочко, сало да хлеб.
– Спасибо, вам, милая тетя Маша! Вы всегда мне помогали, чем могли! – Чуть слышно всхлипнула Мила.
– Всякий счастлив в меру своей способное и к счастью и своей потребности в счастье. Вернейшее средство не быть очень несчастным – не требовать большого счастья. Но, бывает, что счастье ездит в карете, а с умом идет пешком. Ты уж, как только устроишься, уж напиши, чтоб мое сердце успокоилось! Я Николе – Угоднику буду молиться. А он, защитник вдов да сирот, тебе уж точно поможет! Вот, возьми, я тебе иконку прихватила. – И тетка быстро вытащила из-за пазухи крохотную иконку – медальончик, размером с ноготок, не больше. – Вот она! Пускай тебя этот святой охраняет и защищает! – Она надела на Милу. Женское личико зарделось, как алая зоря, от смущения. И она, очень смутившись, проговорила:
– А я-то и молиться не умею. Тетя Маша удивленно вскинула брови:
– А чего там молиться? Да говори с ним своими словами, а он услышит. Главное, чтоб эти слова были с верой! И по вере твоей он тебе и поможет!
– Спасибо вам! – Женский голос дрогнул от скрытых слез.
– С Богом, милая, с Богом! Добиться воплощения своей судьбы – это обязанность человека. Все люди, пока они еще молоды, знают свою судьбу. И в этой жизни есть только одно: когда ты по-настоящему чего-то желаешь, ты достигнешь этого! Понятно? Поэтому иди, милая. И пусть тебе Господь будет в помощь! Он тебе поможет! Долгие прощания – долгая печаль! Женщины остановились у самой околицы. Мила поцеловала ее сморщенную, сухонькую щеку. И зашагала дальше, в сторону городского шоссе. «Я решила для себя все! Я больше сюда точно не вернусь! – она давно миновала деревенскую околицу, и шла по шоссе.
– Мам, я есть хочу! – Заныла девочка. Мила остановилась, развязала узелок, и достала оттуда бутылочку с молоком. Девочка припала к горлышку, и выпила под охотку почти что половину. «Проголодалась малышка. И не удивительно – ела только с утра. И то всухомятку. То конфетку, то печеньице. Эх, жизнь сиротская – не господская!». – Подумала, убирая остатки молока в узелок. «Это на потом. Кто его знает, что дальше да будет!». А топом достало холодную картофелину, и дала Алинке.
– Ешь, малая! Малышка принялась с удовольствием ее уплетать. «Да, недаром говорят, что голод – самый лучший повар!». Погруженная в свои размышления, она не замечала, как мимо нее проносились машины. Она не пыталась даже их остановить. А люди мчались и мчались в сторону города. И никому не было дела до маленькой женской фигурки, которая брела по обочине дороги. Съев картофелину, девочка прижалась к материнскому плечу, такому родному и теплому. И крепко уснула. А Мила все шла и шла, погруженная в печальные думы. И не замечала, что солнце давно ушло за горизонт. И все небо расцвечено мелкой россыпью звезд. Со стороны реки потянуло неприятной сыростью. И она отмахнулась от назойливого комара, который зудел над ухом. И продолжала раздумывать, размышлять над своей судьбой. «Видно, я была слишком счастлива, что мое счастье кому-то сильно помешало! Чем я только занималась до замужества? Ходила в школу, училась. Помогала маме по хозяйству. А когда было время свободное – ходила на кружок, что вела моя первая учительница, да шила всяких там зайчиков – мишек! Мне так хотелось танцевать, но в нашей деревне не было учителя танцев. Все почему-то хотят жить в городе. И никому не нравится наша простая, незамысловатая, деревенская жизнь. Ну и Бог с теми танцами! Видно, не судьба было стать балериной. Но мне так нравилось дарить малышам радость! Хотелось, мечталось. Но все сгорело в огне. Все мои мечты рухнули. Сразу не поступила – а теперь и подавно. Кому я нужна с маленьким ребенком? Кому? Да куда я теперь пойду работать, не имея никакого образования? Ни специальности? Я ведь и школу-то не окончила. И что я только умею делать? Только полы мыть, двор мести, корову доить, свиней кормить да навоз убирать. А это делать много ума не нужно. Бери побольше да кидай подальше – и белов – то! ни уму, ним сердцу!». А темнота становилась все гуще и гуще. Пролетавшие по шоссе машины давным-давно разрезали ее светло-желтым сетом фар. Вдруг за ее спиной послышался резкий скрип тормозов, и в темноте отчетливо щелкнула дверная защелка. В темноте весеннего вечера раздался приятный мужской баритон:
– Эй, красавица, красавица постой! Куда ты так спешишь? Ты что, в город пешком собралась идти? Может, я тебя подвезу? Она удивленно оглянулась. И увидела неподалеку чернеющую громаду какой-то иномарки. И проговорила:
– Это вы мне, что ли?
– А кому же? Не твой же тени! А водитель продолжал говорить, – Да чего ты там ломаешься, как тот сахарный пряник! Садись поскорее, я тебя подвезу! Мне все равно в город, по пути. Оно осторожно, с некоторой опаской, приблизилась к машине.
– Вы точно в город? А мне платить нечем. – Растерялась Мила.
– Да садись, садись! Чего там, все одно по дороге! – Махнул водитель рукой. Мила открыла заднюю дверцу, и устало опустилась на сиденье, обтянутое дорогой кожей. Она часто видела такие машины, но так случилось, что ехала первый раз в жизни. И эти запахи дорогой кожи, мужского одеколона, импортных сигарет – все это удивляло. И вызывало в глубине души тоску. «Живут же люди! А тут, в этой забитой провинции, позабытой Богом и Людьми, только существуешь. И вкалываешь от рассвета до заката, как проклятая!». – С тенью легкой зависти подумала она, снимая косынку, и запихивая ее на дно сумки. И только сейчас поняла, что жутко устала. «Надоела она мне до смерти! Какой только идиот придумал носить эту гадость! В деревне, ладно. А в городе меня никто не знает. Пусть и не узнают, как можно стать вдовой в неполные двадцать. Она потом проговорила:
– Спасибо вам, что вы остановились, да подобрали нас. Водитель оглянулся, и при слабом салонном освещении она сумела разглядеть его лицо. Это был мужчина лет тридцати – тридцати пяти, одетый в простую, неброскую одежду. Лицо простое, доброе. Но Миле показалось, что она его когда-то видела. А вот когда и где – никак не может припомнить. А мужчина, оглянулся. И, смерив ее любопытным взглядом, вопросительно проговорил:
– И куда же это ты, на ночь, глядя, решила идти, да еще пешком?
– В город! – Сердито насупилась Мила. Она сильно устала, и при этом проголодалась. Развязав узелок, который ей всунула заботливая тетя Маша, принялась сосредоточенно жевать кусочек хлеба и сала. Дочка спала, посапывая, закутанная в пестрое покрывальце.
– Что, с родителями что-то не поделила? Решила характер показать? Ушла из дома? Потом все равно не вернешься! – не унимался назойливый спутник. «Что мне тебе сказать? То, что у меня нет родителей? И мужа я похоронила девять дней назад? Да поверишь ли ты? И зачем тебе все это знать? К чему? Чем ты мне поможешь?». Она нехотя ответила:
– Может, и так. Только я домой не вернусь.
– Да, все вы так говорите! – Хохотнул мужчина. А вообще-то запомни одно золотое правило. Если тебя кто-то обосрал, или кто-то обидел, то набери в рот того дерьма, чем тебя испачкали, да харкни им же в своего обидчика обратно! Бей своих врагов их же оружием. И всегда будешь в выигрыше.
– Если бы так! – Вздохнула Мила. До самого города она не проронила ни слова, ни фразы. А только смотрела вперед. Уже замелькали городские улицы, когда водитель спросил:
– Мы уже в Москве. Где тебе остановится?
– На любом вокзале. – Устало ответила Мила.
– А там, куда ты потопаешь? – Оглянулся водитель.
– А, потопаю, куда глаза глядят. Переночую эту ночку на вокзале. А дальше буду искать работу дворника или поломойки. К сожалению, больше я ничего не умею делать. Только полы мыть, коров доить да траву полоть.
– Хм, для нашего времени не сильно густо. Так какой тебе вокзал? Я буду проезжать мимо Казанского.
– Да мне все едино, где ночевать. Можно и на Казанском.
– Вот и Казанский. – Водитель притормозил, и остановился на стоянке. – Прошу! Женщина уж было, взялась за ручку двери, когда он остановил ее. – Постой. Тут денег у меня есть немного. Возьми – он протянул несколько купюр. Краска стыда залила щеки Милы. И она, сердито сверкнув глазами, прошептала, глотая слезы:
– Я не нищая! Я не прошу милостыни! Вот если бы вы помогли мне устроиться на работу, то вам спасибо. За такое благое дело я за вас бы и в церкви помолилась. А деньги ваши мне не нужны. Это ошарашило его. Однако мужчина проговорил после минутного замешательства:
– А я и не тебе даю, а твоему ребятенку. Пока ты там устроишься, да работу найдешь, а ребенку нужно и хлебушка, и молочка. И конфетку, какую. Эти слова немного отрезвили разгоряченную голову. И Мила виновато пробормотала:
Спасибо вам. Может, вы даете эти деньги от чистого сердца. Только я их не возьму! – И сказав это, резко выскочила из машины, хлопнув дверцей. Ее фигурка скрылась в темноте. А водитель с уважением подумал: «Вона как! А девка-то с характером! Такая в жизни не пропадет! Куда только она сейчас пойдет? Интересно бы посмотреть, что эта пигалица будет делать? Что будет искать в этом огромном городе эта полуженщина – полудите? Но горда, чертовка, жуть горда! Такая уж точно не сломается, не упадет! Не будет привокзальной потаскушкой, не станет торговать своим телом ради выпивки да закуски! Нет, все-таки посмотрю, что же эта гордячка будет делать! – И он, заперев машину, неслышно направился туда, куда ушла его нечаянная попутчица.
Глава четвертая.
А Мила не стояла на месте. Она неуверенно, боязливо, шла, как будто кралась, по серой привокзальной площади, блестевшей от недавнего дождя. Она по своей глупости и наивности человека, редко бывавшего в большом городе, не знала, что страх притягивает, как магнит, всевозможных извращенцев. А он так и фонтанировал из ее тела. Страх перед неизвестностью, туманное будущее пугало ее. И, когда женщина осторожно обходила большую лужу, как ее схватил какой-то полупьяный, бородатый мужичок, одетый в какие-то фантастические обноски.
– Эй, постой, постой, красавица! Да ты, куда так торопишься?
– Это вы мне, что ли? – Подняла удивленный взгляд на него Мила.
– Да тебе, тебе, а кому же! – Придвинулся он к ней поближе. – Да пошли со мной, чего ломаешься, что тот сахарный пряник! – Горячо зашептал он, обдавая ее тяжелым водным перегаром, и вонью копченой рыбы. Мила с удивлением взглянула на него. От удивления сразу не знала, как повежливее отвадить этого нежданного – негаданного кавалера на ночь. Однако он это молчание посчитал почти, что за согласие. И поспешно добавил, – Косушка и ужин, все это за мой счет! Да, да, без обмана!
– Это все? – Она тяжелым, презрительным взглядом смерила мужика. «И чего я церемонюсь с этим привокзальным аликом?». – И процедила ему сквозь зубы, – а не пошел бы ты, милый, подальше отсюда! И легким вальсом!
– Тебе что, ужина мало? Ах ты, стерва! – Замахнулся мужичок на нее кулаком. В его ладони блеснуло лезвие заточки. Мила испуганно отшатнулась в сторону, и от резкого толчка заплакала проснувшаяся дочка.
– Эй, мудак, ты полегче на поворотах! Ты что, не слышал, что тебе женщина сказала? Гуляй отсюда легким вальсом, и поскорее! – Перехватил его руку, занесенную для удара, водитель. Заточка со звоном упала на мокрый асфальт. Мила оглянулась, и увидела своего попутчика. Мужчина еще крепче сжал руку. И тогда привокзальный бомж заскулил, залебезил:
– А я что, я что! Отпусти руку, поломаешь! Водитель медленно, не спеша, разжал пальцы, и сердито шикнул на него:
– А ну, выродок, брысь отсюда!
– Все, все! Меня уже нет! – По крысиному втянул голову в плечи мужичонка, и быстро юркнул в тень большого дерева. Как будто его и не было. И только блестевшая на асфальте заточка напоминала об этой мимолетной стычке.
– Фу, мразь, какая! – Сплюнул в сторону водитель. – Порасплодилось всякой гадости. Как те тараканы, так же света и силы боятся! – С этими словами он извлек из бокового кармана смятую, початую пачку сигарет. Вытащив одну, протянул Миле, – куришь?
– Что вы, упаси боже! – Отрицательно покачала головой женщина.
– Значит, еще современной жизни не нанюхалась. Сейчас что многие бабы, что мужики, дымят не хуже паровозов. Равноправие, видите ли.
– Глупое равноправие. – Пожала плечами Мила. У нас в деревеньке девчата покуривают. А мне это не понравилось. Дым глаза колет, щиплет. И пахнет потом не очень изо рта.
– Ты права. И не нужно. А я вот, как с самой армии пристрастился к куреву, так теперь и бросить не могу! Нервы успокаивает, хорошо. – Ответил, разминая сигарету. А потом, закурив, бросил спичку в близ стоявшую урну. – Ну, вот что, девка! С кем ты там ругалась, с мамкой, папкой или мужем, – эти проблемы меня это не волнуют. Вот увидишь, что время пройдет, все перемелется, да мука будет. Так что давай-ка сюда своего ребенка! – И он, не дожидаясь ее согласия, взял малышку на руки. А потом спохватился, и шепотом выругался. – Вот я остолоп! Взял ребенка на руки, а сигарету во рту держу! – И выплюнул окурок в урну. Девочка обняла его за шею, и прижалась к небритой щеке. А потом прошептала:
– Правда, что ты мой папа? Правда? Ты ведь вернулся за нами! И больше никуда от нас не уйдешь? И мы больше не будем жить у той сварливой бабки? Мужчина вымученно улыбнулся, и виновато пробормотал:
– Нет, малыш, ты немного ошибся. Я вовсе не твой папа. Я просто дядя. – Он взглянул на женщину. И, переводя разговор на другую тему, сердито, почти сварливо, проговорил: – Нечего тебе тут с ребенком спать на вокзале! Всякие тут шляются, сама видела! Пошли, я помогу тебе на первых порах помогу хоть немного устроиться. Мне сейчас позарез нужен дворник. А вот когда себя покажешь, да подучишься маленько, то можно тебя будет и за швейную машинку посадить! Глаза женщины вспыхнули, заискрились удивлением:
– Швеей? Правда? А что же вы такого шьете?
– Что шьем? Так, не сказать, чтобы что-то супермодное. Простой, но важный товар. И довольно ходовой.
– Так что же? Мила затаила дыхание.
– Да меховые игрушки для вот таких желторотиков, как твой. Я хозяин этой фабрики. Дело молодое, только начали заниматься этим. Конкуренция жуткая. Но больше товар гонят китайцы. Дешево и сердито. Однако у них есть один минус – они не вкладывают в это дело частичку выдумки.
– Ах, игрушки, игрушки! – Вздохнула женщина так тяжело, что это полоснуло его по душе. – Я всю жизнь мечтала шить этих пушистиков. Да вот в судьбе так получилось, что не сложилось, как хотелось.
– Ладно, меньше слов, больше дела. Пошли. Поди, вы голодные. Уже ночь, а вы, наверное, и не ужинали! Ты, милая, сама – то давно ела?
– Сегодня утром. И в машине малость перекусила. – Тихо ответила женщина. Мужчина внимательно всмотрелся в симпатичное женское личико, освещенное огнями ночных фонарей. «Какие у нее большие, темные глаза. Они полны тайны, какой-то загадки. И доброты. Как хорошо встретить такие глаза в этом жестоком мире, полном лжи и предательства! Встретить такое яркое, такое непосредственное существо!».
– Скажи, кто ты? Как тебя звать? – Почти что шепотом спросил он. И она ответила, не опустив ресниц, глядя на него, как верующий на образ:
– Мила. Мгновение они молча смотрели в зрачки друг другу. Никто из них не забыл этого мгновения. «Удивительные глаза! Они все могут сказать без слов. А сама точно Несмеяна и Недотрога. А голос хорош. Грудной, гибкий». – Подумал он, и тихо проговорил.
– Мила. – И, вспыхнув от смущения, опустила глаза. – Мила? Это так коротко? А полное имя?
– А это и есть мое полное имя. – Тихо проговорила женщина. – Так и в паспорте записали. Мама назвала Милой. Ей это имя очень понравилось.
– А я – Николай – отрывисто проговорил мужчина. Родился на летнего Николу, вот и прозвали Николаем. «Это уж точно сам святой Николай услышал мою молитву, и послал мне спасителя – тезку!» – Подумала она, входя в просторный зал привокзального ресторана. Отлично вышколенный швейцар легким поклоном распахнул перед пришельцами двери.
– Пожалуйте, Николай Федорович, пожалуйте! Мужчина вежливо кивнул ему вместо приветствия. И остановился у стойки. К нему подошел официант.
– Николай Федорович, ваш любимый столик свободен! Он подмигнул разбитной темноволосой официантке.
– Привет, Анастасия! Давай, как всегда, сразу меню, черный кофе, сто граммов и паку ломтиков лимончика.
– Салют, Николаша! – Подошла к нему официантка, покачивая своими крутыми, пухлыми бедрами, обтянутыми тонкой тканью модного платья. И провела в дальний угол за столик, на скатерти которого красовалась табличка «занято». Настя прибрала ее под скатерть.
– Присаживайтесь.
– Ты подавай быстрее. Настена обиженно вздохнула:
– Вечно ты куда – то спешишь, торопишься. Наверное, и умереть у тебя не будет времени. Николай растерянно пожал плечами:
– А что поделать, если работа у меня такая? Возможно, и умереть будет некогда. Она ушла. Николай усадил малышку на стул.
– А тебя хоть как зовут?
– Алина. – Несмело ответила девочка.
– А, да ты у нас барышня! А я думал – парень! Теперь понятно. Вскоре вернулась официантка, неся перед собой заказ на маленьком подносе. Поставив перед ним кофе, рюмочку коньяка и блюдечко с нарезанным лимоном, положила перед Милой кожаную папку с меню. А Николаю заговорщицки подмигнула:
– А может, хочешь горькой? Хорошую получили. В холодильнике стоит. И бутербродиков с икоркой.
– Настя, водочка запашок дает, хоть чем ее не загрызай. А мне он сто лет в обед не нужен. Дома два надсмотрщика сидят. И если запашок унюхают, тогда мне уж точно каюк. – Он взял рюмку с коньяком и вдохнул ее аромат. – Классик.
– Для своих всякого дерьма не держим. Николай выпил коньяк залпом и закусил золотистой долькой лимона.
– Что будем выбирать? – Официантка достала из накрахмаленного передника блокнотик и карандаш.
– Мила, посмотри, что тебе там нравится? Что на глаз упадет, то и бери. Краска смущения залила женское лицо.
– Нет, нет! Я не умею этого делать. Для меня это меню, что для козы библия. Я никогда не была в ресторане. – Проговорила она, еще больше сконфузившись.
– Да из какой глубинки ты вырвалась? – Удивился Николай.
– Да есть тут одна. Красногорка называется. Так что вы сами выбирайте, что нам ужинать. Она пододвинула в его сторону кожаную папку.
– Ну ладно. А вообще-то заказывать очень просто. Так, Анастасия, давай куриную грудочку с картофелем фри, салатик. Из помидор. Молочный коктейль. И на десерт – по большому пирожному.
– Будет сделано! – Улыбнулась с едва скрываемой иронией официантка, и отправилась в сторону кухни выполнять заказ. А Мила теперь при ярком свете смогла рассмотреть своего спутника. Это был высокий, широкоплечий мужчина. Не сказать, чтобы красавец – сердцеед, но и классический не урод. Однако его лицо было гармонично сложено. Кожа чистая да гладкая. А глаза светлые, темно – серые. Добрые и лучистые. Именно они придавали его лицу некую изюминку, неповторимость. Именно эти серые глаза светились добротой и лаской.
– Знать, ты Мила. Красивое имя. – Задумчиво прошептал он. В его кармане зазвонил мобильный телефон. Он вытащил его, и нажал на кнопку, – Да, нормально все. Проголодался вот, сижу в ресторане, ужинаю. У меня еще кое-какие дела на фабрике. Приеду, расскажу. Не скучай. Скоро буду. Все нормально. Он убрал телефон. – Это сестренка переживает. Тут принесла официантка часть заказа.
– Сладкое чуть погодя.
– А, ерунда! Спецконтроль прошел, так что мне уже спешить некуда! – Николай взял вилку. – Что ж, приступим к ужину. Пусть и позднему. Сегодня у меня довольно суматошный день выдался. Все мотался по делам. То за фурнитурой, то за материалом. Что смог, то достал. Кое о чем только договорился. Фабрика у нас молодая, можно сказать, что только пока название. Я, охранник, дизайнер, да три швеи. Вот и весь наш персонал. Вот и приходится выкручиваться, как можешь. Самому совмещать несколько должностей и хозяина, и рабочего, когда нужно. Все бы нормально, да вот только дворника у нас пока что нет. Охранник и так жалуется, что ему тяжело сразу совмещать и охрану, и прибирание во дворе. И погрузку, и разгрузку.
– Я согласна поработать у вас немного. – Мила кивнула в знак согласия, и принялась сосредоточенно жевать кусочек мяса. «Так, так. Насчет работы теперь можно не беспокоиться. Только вот какая городская хозяйка захочет взять на квартиру с маленьким ребенком? Они, городские, все избалованные! И нос больно дерут. Нас, деревенских, не особо жалуют!» – Она слегка покосилась на дочку. А та с удовольствием уписывала жареную картошку.
– Как посмотрю, у вашей девочки очень хороший аппетит! Не то, что моя. Сидит, как та курица на грядке, копается в тарелке. И все ей не так, да не эдак. Прям ее целая проблема без уговоров накормить.
– А у моей дочки аппетит хороший, потому что она не избалована разными деликатесами. Да разносолами. Проголодалась за день, поэтому не капризничает, и ест хорошо! – Растерянно пожала плечами Мила. И ей вспомнился обед у свекрухи. Когда она сидела за накрытым столом. И там боялась взять лишний кусок под ее тяжелым, злобным взглядом. А потом плакала втихую от голода, обиды. А если становилось невмоготу, потихоньку сбегала к тете Маше. И у нее ела теплую картошку, приправленную маслом и чесноком. И рассказывала о несправедливости тети Люси. «Как хорошо, что это осталось в прошлом! И я больше не увижу этой злобной старухи!» – Вздохнула она с облегчением. Николай тоже проголодался. И с большим аппетитом поглощал жареную картошку. А когда голод немного утих, любопытство обратно приподняло свою голову. Он отложил в сторону вилку. И пытливо взглянул на свою собеседницу.
– А теперь скажи по правде, где твой дом?
– Эх, да нет у меня теперь своего дома! Все сгорело, выгорело за те несколько часов, пока я в город ездила. На выставку. Отвозила свои поделки. И Мамы тоже не стало. И папы. А мне повезло. Только как сказать, повезло ли? Да кто его знает! Вот поэтому нет у меня никого!
– А жить ты, где будешь?
– Пока что не знаю. Поищу какую-нибудь старушку. Может, на квартиру повезет определиться.
– У меня есть пустая каморка. Можешь там остановиться пока что, на первое время. Пока не подберешь себе более подходящее жилье. А, может, и квартиру купишь!
– Да не шутите! Я не дочь какого-то там новорусиша, чтобы позволить себе такую роскошь, как купить квартиру в городе!
– Ну, как, ты согласна пожить пока при фабрике? Николай с любопытством смотрел на Милу. «Интересно, что она сейчас скажет?». Почему-то ему хотелось услышать «да» из этих невинных, как ему казалось, губ.
