скачать книгу бесплатно
Хозяйка игрушечной фабрики
Людмила Анатольевна Мороз
События начинаются в деревушке. Мила, живет с мужем у свекрови. Она – круглая сирота, родители погибли во время пожара. Чтобы выжить, вышла замуж, не окончив школы. В результате брака рождается девочка. Но свекровь ее не принимает, постоянно вмешивается в семейную жизнь сына и невестки. Муж Милы погибает на стройке. После похорон Мила, забрав ребенка, решается уехать в город. На дороге подбирает главный герой, Николай. Он владелец фабрики игрушек. Узнав судьбу, задумывается, как помочь. Предлагает должность дворника, и служебное помещение для жилья. Мила соглашается. Он отвозит на фабрику, где она приводит в порядок служебное помещение. И начинается карьера дворника, и уборщицы. Когда на фабрике случается пожар, Николай не сдается. Он случайно увидел игрушки. Их Мила сама шила из лоскутков, которые раньше выбрасывались в мусор. И предложил стать дизайнером, мозгом новых идей. Она уже не дворник. Появляется новые друзья, увлечения. Новая жизнь. И новая любовь.
Содержит нецензурную брань.
Людмила Мороз
Хозяйка игрушечной фабрики
Вся жизнь – опасная игра
Запомни раз и навсегда
Жизнь – это быстрая река
Упустишь день, пропустишь год,
и так вся жизнь твоя пройдет.
Г
Эта повесть посвящается тому человеку,
который смог помочь подняться
мне из глубины темного колодца к свету.
Эта книга посвящается моему Белому рыцарю.
Глава первая.
Кап, кап, кап… – падают тяжело и лениво где-то капли болотной воды. Женщина приподнялась на локте, и осмотрелась вокруг. И простонала: «Боже мой, какая тут только темнота! Ну, просто жуть! Странная, какая-то чернильная. Где я? Где?». – Женские руки ощупали мокрые, скользкие стены. Испуганный голос вскрикнул жалобно, как птица – подранок.
– Ой, мама дорогая! Да я ведь в колодце. – И потом уже намного тише. – И как только меня вот туда угораздило упасть? Как я только сюда ухитрилась свалиться? – Шепотом ужаснулась Мила, с тоской ощупывая серые стены, покрытые мокрой плесенью. Ее ноги, обутые в простые, дешевенькие кроссовки, постепенно увязали в топкой, илистой грязи. И с каждой минутой утопали все глубже и глубже в черную, противную и вонючую жижу ила. Вот уже почти, что все ступни скрылись полностью в грязи. «Бог мой! Да я могу тут просто-напросто утонуть! Нужно отсюда срочно выбираться!». – И она испуганно огляделась вокруг себя. Темнота, противная и липкая, как сама илистая грязь, обволакивала все вокруг себя. Приподняв голову вверх, женщина увидела слабый проблеск далекого света. «Я должна, просто обязана выползти отсюда. Иначе я тут пропаду! Меня засосет эта противная, вонючая грязь и тина!»– С этой мыслью женщина подошла, с трудом вырывая ноги из противно чавкающей грязи. И остановилась около самой стены. Более внимательно ощупав ее скользкую поверхность, заметила, что это все – таки эта стена – не сплошной монолит. В ее поверхности все-таки имеются маленькие сколы, выбоины и трещины. «Мне нужно как-то выбраться отсюда! Обязательно нужно! Любой ценой!» – Подумала Мила, начиная свой подъем по скользкой поверхности. Ощупывая каждый миллиметр, цепляясь за любую выемку, зазубрину или скол, она поднималась все выше и выше, к тому светлому пятну, которое виднелось над ее головой. Этот свет вначале казался слишком далеким. И таким недостижимым, таким призрачным, как сон. Или сама мечта. Но Женщина не хотела сдаваться. Она ползла и ползла, медленно и уверенно. Попутно стряхивая со своих ладоней плесень, паутину и омерзительных, липких, похожих на сопли, слизняков. Она не хотела обращать внимания на эти мелкие досадные недоразумения судьбы. «Все минует, пройдет и это!» – Упрямо шептала она сама себе. И, увлеченная идеей вырваться из колодца, в который ее по неизвестным причинам забросила судьба, не ощущала физической боли в сорванных до крови ладонях. Она совсем не чувствовала жжения в своих сорванных ногтях. Пот, соленый, липкий, заливал разгоряченное лицо. А потом стекал мелкими струйками по щекам. И эти капли скатывались за шиворот. И текли между лопаток. Но женщина не замечала ни пота, ни крови, которая выступила из сорванных ногтей, и ободранной кожи. Она не обращала внимания на усталость, на боль, от которой ломило руки, и позвоночник, а ползла вверх, и только вверх. Ее манил, притягивал, как огонь свечи светлячка, это магическое пятно. И поэтому она ползла и ползла, не обращая внимания ни на кровь, ни на пот, ни на боль. А загадочный, манящий свет постепенно приближался. Вначале это было крохотное пятнышко. Так, не больше спичечной головки. Возможно, поэтому оно и было похоже больше на дальнюю звезду. Постепенно это пятнышко увеличилось до размеров ладони. А потом стало шире, больше. И теперь Мила могла рассмотреть не только свет, но и синее небо. А потом и крохотные черные точки птиц, которые парили в его лазурной высоте. И вот наконец-то, почти, что у самой цели. Еще несколько движений, и колодец, наполненный плесенью, грязью, слизняками и паутиной, колодец, полный липкой темноты и страха, останется позади. Еще одно усилие, и она обретет наконец-то долгожданную свободу. Но силы на исходе. Мила в изнеможении повисла на самом крае колодца. «Боже мой! У меня нет сил не то, чтобы перебросить свое тело через край сруба. У меня нет сил даже пошевелиться! О Боги, если я упаду вниз, то вновь подняться у меня просто-напросто не будет сил!». – Холодный, липкий страх обратно объял ее душу. Казалось, этот страх держит ее душу, и никак не дает уйти из его темного, липкого царства, полного паутины и слизняков. «О, если так случится, что я упаду вниз, то второй раз подняться у меня просто-напросто не будет сил. И я останусь на дне. И эта противная, гадкая тина засосет меня, и уже навсегда! И мне больше никогда не увидеть синего неба. И не ощутить свежести утреннего ветра. И не пробежаться босой по предрассветной росе! Эта черная липкая грязь меня проглотит!» – С отчаянием прошептала Мила. По ее лицу текли слезы.
– Эй, деваха, да чего плачешь? Ты скорее руку хватай, да вылезай отсюда! – Услышала она над собой приятный, бархатистый мужской голос. И прямо перед ее носом появилась широкая мужская ладонь. Она схватила ее своей ладонью, влажной от крови и пота. – Давай поживее мне свою вторую руку! Мила ухватилась и второй рукой. И теперь несколько мгновений висела над пропастью. Однако старалась не смотреть вниз. И не думать о дне колодца, полном темноты, паутины и слизняков. Женщина видела над собой синее небо, залитое золотом солнца. «Спасена! Я спасена!» – Только и подумала, очнувшись на зелени травы. «Я спасена!» – Ей хотелось кричать от радости. Она оглянулась, чтобы посмотреть на своего спасителя. Это был высокий, статный мужчина лет тридцати, или тридцати пяти. Крепкий, ладно сбитый, высокий и широкоплечий. Она со своим маленьким ростом едва доходила ему до плеча. Она привычным жестом провел рукой по короткими, темно русыми волосами, подстриженными под «ежик». А потом так же с большим интересом посмотрел на нее. И, ловко повертев на пальце ключи от машины, как бы невзначай осведомился:
– Хм, да, глубоковато. И как только ты только ухитрилась попала в этот заброшенный колодец?
– Сама не знаю, как я туда попала. Мне просто кажется, я в этом колодце жила. – Тихо ответила Мила.
– Поехали со мной! – Мужчина нетерпеливо покосился на часы.
– Но мне кажется, что там была не одна. А как же другие люди, что там остались? Они ведь там, на самом дне колодца! – Вопросительно взглянула она на своего собеседника. Мужчина в раздумье смотрел на край сруба. Оттуда начинал подниматься какой-то странный, темно-фиолетовый туман, застилавший лощинку.
– Там люди? Хм … – Он задумчиво хмыкнул. А потом ответил, словно отрубил, – а скажи, кто им мешает выйти оттуда? Может, их страх, лень или нерешительность? Они на дне колодца? Это их печаль. Ведь ты смогла оттуда выбраться. Так кто их там держит?
– Не знаю. – Растерялась Мила.
– Так и не думай об этих неудачниках! Лучше поехали со мной! Мила с некоторым сомнением оглядела руки. А потом тяжело вздохнула:
– Ну, как я могу ехать с вами! Я так испачкалась в грязи, тине, паутине. И в своей собственной крови! Куда мне садиться в такую дорогую машину. Не нам пихаться со свиным рылом, да в калачный ряд.
– А, кровь, грязь – все это мелочи жизни! Все вещи, все это можно отмыть, отстирать, выгладить и почистить! Так что поехали! – Он взял ее за руку. Женщина кивнула в знак согласия, подумав: «А что я, собственно говоря, теряю?». И они направились в сторону чернеющего вдалеке «BMW». Усевшись в уютное кожаное кресло, Мила окинула любопытным взглядом окрестности. И увидела, как волнуется огромное море золотистой пшеницы. И как огромное солнце поднимается над громадой синей воды.
– Ты счастлива? – Спросил ее мужчина, включая мотор.
– Не знаю. – Растерянно пожала она плечами. А ее загадочный собеседник задумчиво проговорил:
– Всякий счастлив в меру своей способностей и к счастью. И в своей потребности в счастье.
– Но как быть счастливым? – Она взяла чистый носовой платок, который ей придвинул водитель, и стала вытирать испачканное лицо. А он ей ответил:
– Вернейшее средство не быть очень несчастным, так не требовать слишком уж большого счастья. Ведь счастье не всегда катается в такой роскошной машине! Бывает, что с умом счастье идет и пешком. А машина мчалась и мчалась вперед, по широкому и ровному шоссе. Резкий, пронзительный звук был назойливым и громким. Женщина открыла глаза, при этом вздрогнув всем телом. Это у ее самого уха трезвонил старенький будильник. В сонном, спутанном сознании, в ее голове кружились остатки только что увиденного сна. И ей было больно, что этот омерзительный звон разорвал своим треском тонкую розовую паутинку сна. А женщина, завороженная тем, что увидела, лежала, не в силах шевельнуться.
– Милка, лентяйка, да вставай же! Хватит тебе валяться в постели! Корова непоеная, не доеная, некормленая! Свиньи визжат голодные! А ты все дрыхнешь и дрыхнешь! Хватит валяться! – Сварливо крикнула свекровь. Женщина тяжело вздохнула. «Опять все начинается! Когда только закончится этот постоянный бег по кругу?». И, потянувшись, села, свесив ноги с дивана. Начинался для нее новый день. Он был такой же, как и вчера. И позавчера. Он будет, наверное, такой же, как и завтра. «И когда я только вырвусь из этого противного колодца? Когда же это?». – С грустью продумала Мила, натягивая свои потертые, поношенные брючки. За оконным стеклом уже постепенно начинало светать, когда она вывела коров на пастбище. Это место было неподалеку от заброшенного, полуразвалившегося кирпичного завода. Его крыша давно просела, и стены стали руиной. А на том месте, где была когда-то был склад, выросла огромная липа. Найдя свободное от битого кирпича местечко, женщина расстелила на полу куртку. Под голову подложила книгу, которую недавно закончила читать. И улеглась. «Посплю хоть часик, пока коровы и телята пасутся». А перед тем как заснуть, подумала: «Нужно брать с собой книгу потолще. И читаешь ее подольше. Да и как подушка, она поудобнее». И ей обратно приснился тот же сон, что и этой ночью. Обратно она пыталась выбраться из колодца. И опять загадочный мужчина пришел ей на помощь, «Что за ерунда такая!» – Мила перегнала коров и телят на другое место, где была по ее мнению, трава получше. И опять, усевшись на несколько кирпичей, наблюдала за ними. «Эх, да, хорошо корове! Ничего не нужно искать. Все ей принесут, накормят, напоят. Что ей нужно? Была бы вода и трава под ногами! Может, поэтому эти животные больше доверяют мне, чем собственным своим инстинктам? И все это лишь только потому, что я им даю пропитание! Фу, какая только чушь с самого утра лезет в голову! Но все равно жизнь интересна. Может статься, что мой сон станет явью? И я все-таки сумею как-то выбраться из этого колодца? Что же такое Судьба? Это наше высшее предназначение? Или путь, уготованный нам Господом здесь, на Земле? Не знаю. Однако мне кажется, что я скоро найду решение этой тупиковой ситуации! И все-таки буду в этой жизни, счастлива!». Мила решила подождать, пока солнце спустится пониже. И когда уже будет вечереть, будет гнать коров и телят домой. А пока она взялась за новую книжку, которую взяла у своей первой учительницы, Марии Дмитриевны. Книга была толстая, потрепанная. И немного мрачноватая, потому что на первой же странице описывались чьи-то похороны. Да и вдобавок имена у героев были такие, что пока прочитаешь, то можно язык сломать. «Вот если я когда-нибудь буду писателем, и стану, то у меня уж наверняка на каждой странице будет новый герой. Чтобы читателям не надо было запоминать, кто чей родственник, и как кого как зовут». Едва лишь она углубился в чтение, увлекшись описанием того, как покойника зарывали в снег, около нее остановилась старуха – цыганка.
– Чем ты таким занимаешься? – Старуха устало присела около нее.
– Коров пасу! – Не слишком вежливо ответила женщина, делая вид, что вся погружена в чтение. На самом же деле она думал о том, как бы побыстрее отделаться от назойливой старухи. Ей не хотелось ни о чем говорить. Однако цыганка оказалась довольно настырной особой.
– Эй, красавица, поделись своим кусочком хлеба. А я тебе за это погадаю! Мила сердито захлопнула книгу:
– Хлебом своим с вами поделюсь. Но гадать мне совсем не нужно. Я не хочу прогадывать счастье. Она вытащила пакетик, который прихватила на кухне, когда уходила на пастбище. И отдала старухе, мысленно надеясь отделаться от нее хоть таким образом. Не тут-то было. Цыганка, съев кусок хлеба, не уходила. А по всему, хотела с ней поговорить.
– Что ты читаешь такого интересного, красавица? Миле хотелось ее отругать, но мать с самого детства ее всегда учила быть вежливой со старшими. И поэтому без комментариев протянул книгу, подумав: «Если старуха не умеет читать, то сама от меня отстанет!».
– Гм… – сказала старуха, оглядев книгу со всех сторон, словно вообще впервые видела такой странный предмет. – Хорошая книга. О важных вещах. Только уж больно скучная. Мила удивилась. «Что ж, если она и вправду скучная, еще есть время обменять ее на другую!». – Подумала она. А цыганка продолжала говорить: Ты веришь в то, что человек не в силах сам выбрать свою судьбу?
– Не знаю! – Пожала женщина плечами.
– А ведь в какое-то мгновение наша жизнь становится нам неподвластна. И ею начинает управлять судьба.
– Мне это, кажется, понять трудно. У меня была мечта танцевать. И шить игрушки. А вот приходится пасти чужих коров и телят.
– Вот и хорошо, – кивнула старуха. – Ты ведь любишь странствовать? «Эта старая ведьма как будто читает мои мысли!». – Испуганно подумала женщина. Старуха, тем временем не спеша, листала толстую книгу, как будто вообще не собираясь ее возвращать. Мила постаралась перевести разговор на другую тему:
– Откуда вы откуда будете? – Спросила она цыганку.
– Я? Можно сказать, что отовсюду.
– Но так не бывает, – возразила женщина. Никто – может быть отовсюду. Я вот, например, родилась в этой деревеньке.
– Ну, в таком случае я родилась в том городе – Она махнула в сторону Москвы.
– Ну, и как там, в Москве? Что новенького? – Насторожилась Мила.
– Как всегда. – Равнодушно проговорила цыганка. Разговор увял на этом, потому что ухватиться было не за что.
– А чем вы там занимаетесь? – Попыталась продолжить разговор после продолжительной паузы.
– Чем занимаюсь? – Старуха задумалась, а потом раскатисто рассмеялась. – Хожу по этой земле. Ищу пропитание, предсказываю людям их будущее. Только не все верят. «Какую чушь иногда несут люди! Право, лучше уж общаться с бессловесными коровами и телятами, которым бы только есть да пить. Или книги читать. Они рассказывают невероятные истории. Однако такие, какие хочется услышать. А вот с людьми намного хуже. Вечно они брякнут что-нибудь. А ты потом сидишь, точно как оплеванный. При этом, не зная, что же сказать в ответ. – С раздражением подумала Мила. А цыганка говорила после некоторого молчания
– Зовут меня Мариула. И тебе скоро, очень скоро понадобится моя помощь. Так послушай мой совет. Мила рассердилась всерьез, ведь ни о какой помощи, ни о каком совете она не просила. Поэтому сердито буркнула:
– Книжку отдайте! А цыганка как будто и не слышала.
– Меня найдешь на Казанском вокзале. Я буду ждать тебя на третье полнолуние. И если дашь мне десятую часть того, что найдешь в колодце, то я научу, как тебе добраться до сокровища! Женщине вдруг все стало ясно. Цыганка сейчас наплетет ей с три короба, и выманить денег побольше. Но, прежде чем она успел произнести хоть слово, старуха подобрала сухую веточку. И принялась что – то ею чертить на земле. И она увидела начертанное старухой у себя под ногами. На земле прочла имена своих родителей. И всю историю своей жизни, вплоть до этой минуты. Она прочел имя своего мужа и дочери. Прочла то, чего никогда никому не рассказывала. Например, как целовалась за школой со своим одноклассником. И как однажды взяла без спросу отцовское ружье, чтобы пострелять на заднем дворе по воронам, и за это получила от матери большой нагоняй. А когда подняла голову, и оглянулась, то увидела, что назойливой цыганки рядом не было. Она исчезла, как будто ее и не было рядом. «Хм, как провалилась сквозь землю!». – И женщина продолжила читать свою книгу.
Глава вторая.
После этого разговора прошла неделя. В природе практически ничего не изменилось. Голубое небо все тем же бездонным шатром нависло над землей. Оно было такое же ласковое и нежное, как и неделю назад. В его вышине все теми же черными точками проносились ласточки и стрижи. А по пыльной, разбитой сотнями колес, деревенской проселочной дороге, шла уставшая молодая женщина. На ее руках спала маленькая девочка, одетая в голубой комбинезончик. На белой коже лба женщины выступили крохотные капельки пота. И она утомленно поправляла немного съехавшую набок черную косынку. А потом и вовсе остановилась. Ее темно-карие, слегка припухшие от слез глаза, с тоской наблюдали за полетом птиц. Она, придерживая ребенка, кое-как смахнула пот со лба. И с какой-то нечеловеческой тоской в голосе прошептала?
– Ну почему, почему я только вот не такая птица? Почему я вот так же, как эти Божьи создания, не могу летать, так же быстро, легко и беззаботно? И совсем не думать больше ни о чем? – И на ее черных, длинных ресницах, выступили, заблестели мелкие слезы. Она приблизилась к небольшой зеленой рощице. И там устало присела на срубленную кем-то не так давно молодую березку. Светло-зеленая, совсем еще клейкая листва, казалось, ей шептала: «Не плачь, не плачь. Все пройдет. Пройдет и это!». А женщина слушала этот шелест листвы. А потом, подняв голову, наблюдала за полетом птиц. А ее память совсем не к месту прокручивала кадры, которые просто хотелось забыть, вычеркнуть навсегда из памяти. Ей опять вспомнилось слегка приоткрытое окно, в которое врывались ароматы запоздалой весны. И потом осторожный скрип дверей. Глуховатый, прокуренный мужской басок бригадира стройбригады: «Ты, Милка это, крепись. Нет больше твоего Саньки! С лесов сорвался». И с грустью мысленно добавила: «Нет больше моего Саньки, нет! И не будет! Это что, моя судьба вот такая? А что же тогда такое Судьба? Это какое-то наше предназначение? Путь, уготованный нам Господом здесь, на Земле? Не знаю. Говорят, если господь кого-то любит, то испытывает его. Не слишком крепко ли тогда любит меня Господь? Почему-то слишком много испытаний выпадает на мою судьбу? Почему?». Отдохнув немного, она поправила косынку. Обратно взяла ребенка на руки. И неторопливо пошла в сторону деревеньки, которая чернела вдалеке. А в висках жарко билась, пульсировала кровь: «Нет моего Саньки! Нет! Нет! Нет! И больше не будет!».
Тяжело, натужно, как старуха, скрипнула зеленая калитка, пропуская ее во двор, чисто выметенный. И залитый серым, безжизненным бетоном. Ни травинки тебе, ни цветочка! И женщине показалось, что весь этот бетон сейчас придавил ее, сделал похожей на маленькую, испуганную серую мышку. И этот мышонок только и мечтает побыстрее проскользнуть в свою крохотную норку. При этом, не попадаясь на глаза злобной кошке. И спрятаться там, затаиться. В хлеву завозилась, замычала корова. Потом вторая. Недалеко перехрюкивались сонными голосами жирные, обкормленные свиньи. Казалось, в этом сонном течении жизни совсем ничего не изменилось. Все так же рылись белые куры в огромной навозной куче. И все так же весело, голосисто, кукарекал петух, взлетевший на ее макушку. Но нет, Мила-то знала, что все уже не то. И жизнь будет идти совсем по другому сценарию.
Женщина неслышной тенью проскользнула внутрь дома. А там, уложив дочку на кожаный диванчик, заправленный пестреньким покрывалом, сшитым из множества лоскутков, вернулась на кухню. Там, ополоснув под прохладной водой рукомойника руки, сполоснула разгоряченное от ходьбы и весеннего ветра молодое лицо. «Сегодня ровно девять дней. И сегодня, наверное, свекровка сейчас меня уж точно прогонит из этого дома! Конечно, родственники разъехались. И уже не перед кем ей теперь комедию выламывать! А куда мне потом идти? Куда? Кому я нужна? Не знаю! А, может, не прогонит сегодня?». – Вертелась в голове назойливая мысль. Женщина вернулась в ту комнатушку, в которой прожила с мужем почти, что четыре года. За ее спиной скрипнула входная дверь. Это из своей спаленки показалась свекровка. Тощая, очень похожая на сушеный гриб – опенок. И тут же смерила свою невестку злобным взглядом голодной крысы.
– А, это ты, шалава, пожаловала? Где ты только все утро шлялась? Вот, как завеялась с самого утра, так тебя до самого обеда не было! А корова надоена, осталась, свиньи некормленые! Где ты только шлялась? Что, все еще не нагулялась? Щеки женщины вспыхнули огненным румянцем. И она сдавленно проговорила охрипшим от волнения голосом:
– Мама, ну вы же прекрасно знаете, что я ходила к Саше.
– Да? – Насупила брови свекровка.
– Зачем вас обманывать? – Растерянно пролепетала невестка, совершенно сбитая с толку криком свекрови.
– Да сочиняй ты, сочиняй! Если ты нацепила штаны, да и пошла по деревне павой, так уж и хвост распустила! Мужа только схоронила, так и обратно у тебя только гульки на уме? – Она смерила ее подозрительным взглядом.
– Мама, но как можно с маленьким ребенком гулять? – Еще больше растерялась молодая невестка. Старуха истерично взвизгнула:
– Да какая я тебе мама? Саши нет. И теперь ты мне уже совсем никто! Чего ты только сюда приперлась? Да вон из моего дома! Или плохо слышишь? И чтоб ноги твоей здесь не было в моем дворе! – Закричала она злобно, давясь, захлебываясь от собственной злобы.
– Но, тетя Люся, куда вы меня сейчас гоните? Да еще на ночь глядя? И с маленьким ребенком на руках? Да это же ваша родная внучка! – Попыталась как-то тихо, робко возразить невестка. Старческие глаза, бывшие когда-то серыми, а теперь выцветшие от прожитых лет, да и не слишком покладистого характера, сверкнули желтым огнем ненависти.
– Какая это еще моя внучка? Внучка? И язык у тебя поворачивается такое говорить? Нагуляла этого ребенка неизвестно от кого, а потом навесила моему дурачку Сашке! А Сашка, он-то, настоящий придурок, и рад по уши! Ты забирай своего выблядка, да и вот отсюда, шалава!
– Ну что ж, пускай, будет так, как вы говорите! – Усмехнулась, натянуто, с примесью горечи, а потом устало махнула рукой невестка. Нежданно-негаданно свалившееся на нее вдовство придавило, не дало сил спорить и сопротивляться. И она сама принялась собирать детские вещи, и совать их в спортивную сумку.
– Да чего ты там копаешься, как та клушка? Да быстрее собирай свои шмотки, и вон отсюда! – В дверях комнаты все петушилась свекровь, при этом, строго наблюдая, чтобы невестка, не приведи Господи, ничего не украла, ничего не засунула в свою спортивную сумку. Чтобы не «позаимствовала» ни одной ее любимой вазочки, или зверюшки из фарфора, которые стояли по всему дому. А вещей у Милы было не так уж и много. Так, пара домашних платьиц. Футболка, да застиранные джинсы. Да у малышки ее был тоже не слишком большой гардероб. Мила с тоской взяла за ухо плюшевого медвежонка, которого как-то на досуге пошила из старой шапки мужа. Бросила его в сумку. Вслед полетела и крохотная шкатулка с ее документами. Потом закрыла одним движением молнию. «Вещи почти, что все забрала. Как теперь мне жить, ума не приложу!». – Она сердито покосилась на свекровь. «Все деньги, что Санька принес, все почти, что отобрала злобная бабка! Мол, ты телефоном пользуешься, звонишь, телевизор смотришь, стираешь, вот и плати половину всех расходов за коммунальные услуги! А еще трескаешь мой хлеб, так плати дополнительно за свое питание! А то, что я ломала спину от рассвета до заката, да пахала, что та ломовая лошадь, около ее коров да свиней, так это так, мелочи. И не в счет! Ну да ладно, пусть Бог ей будет судьей! И люди! Но не я!». – Мила забросила сумку на плечо. И печально обвела взглядом стены комнаты, покрытые белыми, в синий цветочек, обоями, как бы прощаясь с этим жилищем. У самого окна, зашторенного сиреневыми шторами, стоял полированный стол, покрытый белой скатертью. Прекрасные, белоснежные хризантемы и сейчас дарили горьковатый аромат разлуки. «Эти цветы подарил мне Саша! Мой Саша! Он всегда любил мне дарить цветы. Даже не смотря на зимнюю пору. Ох, и ругалась, лютовала тогда свекровь, когда мой муж принес этот красивый букет! Кричала, что деньги зазря только растрачивает! А муж только отшучивался, да шутливо говорил, что деньги для него – это всего лишь никчемный мусор. И жить нужно не ради этого мусора. И не трястись над каждой копейкой. Все равно с собой на тот свет всего не загребешь! Вот и случилось, что нет моего Саньки. А много ли он взял с собой туда, куда так быстро ушел? Да только то, что положили, то и взял. И некому теперь мне дарить такие чудные цветы. И шоколадки!» – Мила решительно шагнула к столику. И вытащила этот роскошный букет, который даже не успел завянуть, из воды.
– Сейчас же поставь назад в вазу, и не лапай цветы! Не про твою морду куплены, и тут стоят!– Сердито покосилась на невестку свекровь.
– Но вы прекрасно знаете, что это мои цветы! Мне их ведь Саша подарил! – Робко попыталась возразить Мила.
– Запомни, что нету тут твоего ничего! Нет! – Ожесточено, с какой-то звериной ненавистью сверкнула глазами, похожими на крохотные бусинки, старуха. И тут невестка не выдержала, и выкрикнула в ответ:
– Да сколько вы будете мною уже помыкать? Да, пускай будет по-вашему, что нет моего тут ничего! А при чем тут цветы? Раз они не мои, так пускай же ни мне, ни вам, никому не достанутся! Ни вам, ни мне! – С этими словами женщина резко переломила тонкие стебельки. И со всего размаху швырнула их на пол. А потом принялась топтать, тоненько всхлипывая, как сильно обиженный ребенок.
– Дура, дура, да что ты делаешь! – Попыталась остановить ее свекровь. Но, увидев злой, решительный взгляд, остановилась, как словно споткнулась. А потемневший от гнева взгляд женщины задержался на широком кожаном диване, покрытым простым одеялом, сшитом из крохотных лоскутков. Это одеяло она, сидя долгими зимними вечерами, сшила, как прекрасный луговой ковер. Мила подошла, и решительным жестом сдернула его с кожаного дивана. «Вот и все! Очевидно, мое счастье были слишком большим, что кому-то помешало!». А свекровь злобно закричала:
– Покрывало чего хватаешь? А ну, быстро положь его на место, где взяла! Невестка резко оглянулась. И, сузив глаза, злобно процедила сквозь зубы:
– Даже и не подумаю положить! Это мой тяжелый труд. И я его смастерила за зиму. И вам не оставлю ничего, чего касалась моя рука! – С этими словами она завернула в покрывало малышку. Та давно проснулась. Во всем ее облике было что-то необычайно милое, доверительное. Тонкие белокурые волосы цвета переспевшей ржи вились крохотными колечками. Большие, синие глаза с любопытством посматривали по сторонам из-под пушистых, длинных ресниц. Кроха доверчиво прижалась к матери. А свекровь кричала, брызгая слюной:
– Чего стала, шалава? Сейчас же уходи! В дверном проеме показался седоватый, крепко сбитый, ладный мужичок. И с удивлением взглянул на пушистый ковер, весь усыпанный белыми лепестками хризантем. А потом перевел ошеломленный взгляд на свою сестру, и невестку.
– Что это за спор и крик у вас, Люся? Что вы еще там не поделили? – И она нахмурил свои седоватые, густые брови.
– Да пускай эта шалава убирается отсюда, и побыстрее! Ленька, да она утро шаталась, неизвестно где! – Едко, в сердцах, выкрикнула старуха. Мужик почесал задумчиво затылок. А потом глуховато, отрывисто кашлянул в кулак. И пробасил:
– Люська, да ты в своем уме? Саньке было сегодня девять дней. Я сам подвозил на подводе Милку с дитем до кладбища, когда ехал за сеном. Да куда ж ты их гонишь, Люська? Да еще и на ночь глядя? Или у тебя сердца нет?
– Да нету, нету сердца у меня! Эта сука его совсем выела! – Истерически взвизгнула бабенка. – Давно уже у меня нет сердца! Там пустое место! Леонид так и не нашелся, что бы ответить своей сестре. А только ограничился одной суховатой репликой:
– Люська, Люська, да совести у тебя совсем нет! Ни на ломанный – и покачал с укоризной головой.
– Да чего ты прилепился ко мне, что тот банный лист к мягкому месту? Совести во мне ровно столько, сколько полагается. – Суховато проговорила старуха, высмаркиваясь в подол замызганного фартука.
– А, понятно. То есть самая малость? Это что, только для божбы? «Ох уж эти старухи! С ними иной раз лучше и не связываться! Сразу слезы, вопли, одним словом, одни неприятности!». – Сердито подумала женщина. Воинский пыл, вспыхнувший было от несправедливой обиды, малость угас. И она в душ пожалела, что связалась со свекровкой. Однако отступать было поздно. И что там далее было, и чем закончился спор между ними, Мила не стала дожидаться. А неслышно направилась к двери. Никто их не остановил, и не окликнул. Они исчезли в сероватых сумерках наступающего вечера запоздалой весны. «Ах, ведь недаром мама говорила мне не раз, и не два: никогда не демонстрируй людям своего счастья, не отравляй им этим их жизнь! Вот так и я. Видно, слишком была счастлива, что кому-то завидно стало. А теперь что махать кулаками после драки? Мужа больше не вернуть!». – Она всхлипнула. И еще больше ускорила шаги. С тяжким всхлипом хлопнула за спиной железная калитка. «Все! В этот холодный, неприветливый дом и двор, где я когда-то жила, и была девочкой на побегушках, уже больше не вернусь! Никогда, никогда в жизни!»– Подумала женщина, поплотнее укутывая в покрывальце дочку. И нежно прижимая ее к груди. Она шла к деревенской околице, где на фоне посеревшего неба все еще чернел сгоревший сруб.
Глава третья.
Однако и на этом, как со стороны казалось, забытом людьми, пепелище, трепетное биение жизни настойчиво заявляла смерти, что она все равно сильнее! И на обугленной земле начинала пробиваться нежная поросль молодой травки. Женщина остановилась у самого обгоревшего остова. И тяжелый вздох, полный невысказанной, просто нечеловеческой горечи, вырвался из ее груди. «Эх, нет у меня теперь своего дома! Все сгорело, выгорело за те несколько часов, пока я в город ездила! И Мамы тоже не стало. И папы тоже. Да и хоронили их в закрытых гробах. Как мне просто неслыханно в тот день повезло, что именно тогда ездили всем классом в город, на экскурсию. Да и по магазинам прошвырнуться. А, вообще – то, если трезво судить, повезло ли? Да кто его знает, повезло, или не очень!». И она неторопливо прошлась по заросшему весенней травкой дворику. «Моя милая мамочка, как ты так любила цветы! И притом всякие. У тебя были и розы, и гвоздики, и простые ромашки! Да только сейчас, кроме сорной травы, нет в твоем садике. Все твои любимые цветы, как и тебя, убил смертельный жар!». Она вздрогнула от шума, и оглянулась. Неподалеку с шумом упала прогнившая балка, напугав сидевших на засохшей, почерневшей от смерти, березе, стаю черных ворон. Они поднялись над пепелищем. И закружили, надрывно каркая. А женщина вздохнула еще печальнее. «Вот и все! Ничего меня больше здесь не держит! И ничего меня больше не привязывает к этой деревне! И я могу спокойно отсюда уходить. Только один вопрос – куда? А, мир большой. Где-то да найдется для меня и моей доченьки крохотный уголок». В этот момент проснулась дочка. Она с удивлением хлопала ресничками, и смотрела на мать. А потом слабым голосом попросила:
– Мамка, есть хочу! Женщина засуетилась, ласково приговаривая:
– Сейчас, сейчас, моя маленькая! Сейчас тебе что-то найду! – И полезла в карман. А оттуда достала пару печеньиц. Малышка схватила их, и принялась грызть. Как орешек маленький бельчонок. А Мила обвела тоскливым взглядом заросший прошлогодними сорняками двор. И сгоревший дом. И тяжело, печально вздохнула. «Прощайте, мама и папа! Прощайте, мой любимый дворик! Мой сгоревший дом! Больше я сюда, наверное, никогда не вернусь! За ее спиной послышалось старческое покашливание. Мила оглянулась, и увидела старушку, горбатую и косоглазую. Она опиралась на костыль. И подозрительно рассматривала, щурясь подслеповатыми глазами, пришелицу. А потом прошамкала беззубым ртом:
– Здоров, девка! Чего это ты тут делаешь на чужом пожарище? Мила узнала эту старуху, бывшую соседку. Она эту бабку недолюбливала за ее склочный, скандальный характер. И большую страсть к сплетням и всяческого рода слухам. На деревне ее прозвали информбюро, потому что она все и про всех знала. Однако привитое с младых ногтей воспитание взяло верх над природной брезгливостью к всякого рода склочницам и сплетницам. И она как можно вежливее проговорила:
– Баба Женя, да вы что, меня совсем не признали? Это ж я, Мила, ваша соседка бывшая! – С удивлением смерила сердитым взглядом она старуху. И поправила сумку. Бабка полезла в карман измятого пиджачишки, и, достав оттуда сломанные, на одной дужке, очки, надела их. Внимательно вглядевшись в лицо собеседницы, удивленно ахнула:
– Да нешто ж ты, Ивановна? А я стара, стала, слеповата, да еще под вечер, что та курица. Вот и не разглядела. Ты уж, Ивановна, не серчай на меня! – Она подозрительно осмотрела Милу, – А это ты, куда с сумкой, да ребятенком на ночь, глядя, собралась? – И в подслеповатых старушечьих глазах вспыхнул нездоровый интерес. Мила на несколько секунд задумалась. «Сказать ей, или не сказать? да эта ж бабка, что местная радиостанция! И чего скажешь ей по секрету – так она постарается, разнесет по всей околицу! А вот и скажу. Нечего мне свекровку выгораживать! Пускай ей бабы косточки малость помоют, да прополощут! Пускай ее немного совесть погрызет! Если она, конечно, у нее еще есть».
– Да вот, Николаевна, пришла попрощаться с родительским домом. Уезжаю я отсюда. Навсегда. Так что более с вами и не свидимся.
– А с чего это куда намылилась? – Бабка насторожилась еще больше. Чисто та гончая на охоте при виде пернатой дичи. А Мила пожала плечами:
– А что меня тут держит, в этой деревне то? Мамка да батька в могиле давно. А мужа девять дней назад схоронила. Да сегодня моя свекровка из дома выгнала.
– Как выгнала? – От изумления открыла рот бабка.
– Да вот так – сказала, чтобы я уходила, куда глаза глядят. Вот и ухожу. Может, в городе счастья попытаю! Бабка сняла очки, круглые, как колесики, рассеянно повертела их в руках. А потом засунула их обратно в карман. И удивленно прошамкала:
– Да что это на Люську нашло? Точно, на старости лет сдурела тетка! Куда ж ты только пойдешь? Поди, хоть у меня заночуй! А завтра, с самого утречка, и в город отправляйся.
– Нет – Отрицательно покачала головой Мила. – Если я решилась, то решилась. Прощайте, баба Женя! Да не поминайте меня лихом! Может, когда и свидимся! Земля-то наша круглая!
