Победы достоин каждый

Костик прикрыл дверь и понял, что не имеет ни малейшего представления, что эти двое могут сказать в его отсутствие.

«Я, видимо совсем тупой и безнадёжный, если не могу себе этого даже представить,» – разочарованно подумал Костик, вышагивая по мягкому ковролину в сторону комнаты Клары.

–

Клара слышала о том, что специалистов её профиля боксёры приглашают на свои тренировочные сборы, но ещё не успела задуматься о том, что когда-то будут приглашать её. А сама идея быть в команде, которая готовит профессионального боксёра к бою, вызывала у неё гордость и тешила самолюбие.

«Вот! – думала она. – Вот то, чего я добилась! Это настоящая победа!»

Именно победительницей ощущала себя Клара, когда вместе со всей многочисленной командой Папы Карло сдавала свой паспорт на ресепшене отеля. Было видно, что все остальные настолько привыкли к процедуре выдачи ключей и знакомством с возможностями отеля, что совершенно не слушали администратора, а только кивали из вежливости.

А она слушала. И очень внимательно.

Это так прекрасно, когда тебе рассказывают, какой в номере пароль от вайфая, с какой периодичностью меняют бельё, где можно оставить ценные вещи и прочее в таком духе, что Клара никак не могла убрать с лица дурацкую улыбку, очень злилась на себя где-то в глубине души, но понимала, что невероятно глупо светится от счастья, и, если бы превратилась в собаку, то в тот момент виляла бы хвостом изо всех сил. Слава Богу, никакого хвоста у неё не было, а счастливую улыбку можно было принять за хорошее воспитание.

«А у меня хорошее воспитание?» – успела подумать Клара, пока шла к своему номеру, хотела подумать, что она может назвать себя вежливым человеком, но сама понимала, что «хорошее воспитание» должно было значить что-то гораздо большее, чем элементарная вежливость, но она даже не могла сообразить, что именно должно быть «хорошим воспитанием».

Она провела пластиковой карточкой, услышала, как зажужжала и щёлкнула дверь, и вдруг поняла, что безумно хочет, чтобы это было не единственным моментом её жизни. Сначала она это не осознала. Опустила ручку вниз и зашла в номер. Белый, светлый, с огромной кроватью, с большой плазмой на стене. Почему-то обратила внимание на белоснежную тюль, падавшую снегопадом возле окна, и тёмные шторы, призванные делать полную темноту. Что внутри так защемило, когда она вспомнила, что в её пустой однокомнатной квартире на окнах жалюзи, что она упала на колени и заплакала.

–

Папа Карло был настоящим королём. Он всегда безупречно выглядел, всегда знал, что и кому надо делать, а окружающие его люди, вообще не важно, кем они являлись, казалось, бегут к нему, как только понимают, что именно они нужны Папе Карло.

Так выглядели первые три дня для Клары. И она, повинуясь невидимым нитям силы и уверенности этого человека, готова была с замиранием сердца стоять рядом и часами ждать одного-единственного слова это великого человека. Никто её об этом не просил, никто не приказывал и не говорил, что она всю тренировку Саши должна стоять с ним рядом. Повелеваясь какому-то неведомому доселе чувству покорности и поклонения, она являлась к началу тренировки, становилась рядом и внимала всему вокруг.

Тренировки проходили в разных залах, на футбольном поле с беговыми дорожками вокруг. Папа Карло присутствовал на всех, но только наблюдал. Стоял, смотрел, обменивался рукопожатием с разными людьми, с кем-то обнимался. Это были солидные, широкоплечие люди. Они обнимали Папу Карло, хлопали его по спине, он их в ответ, они улыбались друг другу. Говорили они по-русски, но Клара ничего не могла понять и запомнить от нахлынувшего на неё чувства восхищения.

Иногда Саша тренировался с другими боксёрами, иногда выходил специально приглашённый спарринг-партнёр, который тоже удостаивался чести особого обнимания от Папы Карло.

Так вот на третий день вот такого процесса Папе Карло потребовалось передать какую-то записку. Папа Карло наскоро написал её, вынув из внутреннего кармана пиджака изумрудную, явно дорогую ручку и маленький листок. Это вызвало бурю восхищения у Клары: оказывается, у такого человека, как Папа Карло под рукой всегда всё, что ему может понадобиться. Невероятно!

Так вот после того, как записка была написана, Папа Карло оглянулся вокруг, явно отыскивая того, кто должен будет эту записку отнести. Клара с благоговением сделала навстречу несколько шагов, готовая бежать куда угодно, выполнять какое угодно поручение. Папа Карло удивлённо заметил её, тут же посмотрел куда-то дальше, поднял руку с этой самой запиской и громко крикнул:

– Костя!

Тут же из-за её спины к нему подошёл этот длинный и щупленький мальчик, которого Клара не всегда и замечала, хотя он всегда был где-то рядом, взял записку, внимательно выслушал указания Папы Карло и встретившись с ней взглядами, отправился выполнять указание Папы Карло. А она осталась стоять, потерянная и никому не нужная, не знающая, что делать дальше. Именно такой её заметил Папа Карло.

– Клара, – окликнул он её. – Клара, вы можете спокойно идти к себе. Камеры Джеймса фиксируют всё, что нужно. Все необходимые данные будут у вас, не беспокойтесь!

Великий Папа Карло произнёс эти слова царственно и категорично. Произнёс и отвернулся от неё. Конечно, он не то, чтобы от неё отвернулся. Он повернулся смотреть на тренировку, чем всегда и занимался. Клара это прекрасно понимала, но не могла не чувствовать, что отвернулся он именно от неё. И вот в этот момент она осознала, что все эти три дня её здесь никто видеть и не хотел, и она здесь совершенно не нужна. Её делом было расшифровывать данные и приносить их на вечерние заседания, рассказывать и объяснять те или иные показатели, а вот торчать рядом с Папой Карло на всех тренировках ей как раз не нужно, этого от неё не ждали. Ну, хочешь, девочка, стой, конечно. Прогонять не думали, но очень уж навязчиво она стоит рядом с Папой Карло, ему это не нужно. Он от неё избавляется. Иди, девочка, по своим делам. Это не твоя жизнь. Ты здесь не нужна. Иди отсюда.

Куда?

Ей хотелось крикнуть это слово. Крикнуть Папе Карло в лицо.

«Вы же меня позвали! Вы же меня привезли! Поселили в прекрасном отеле! Слушаете меня на этих совещаниях по вечерам, смотрите на все эти графики и таблицы! Вы же дали мне надежду, что я кому-то нужна…»

«Графики и таблицы нужны, – сказал её внутренний голос. – Ты – нет. Нужны твои графики и таблицы. На тренировке нужны графики и таблицы? Нет! Что это значит? Иди отсюда, девочка!»

Она всё поняла. Опустила глаза, хлюпнула носом, поднялась на блестяще-зеркальном лифте к себе в номер, открыла таинственно жужжащую дверь, упала на шикарную широченную кровать и, не сдерживаясь, заревела в подушки изо всех сил.

–

Она очень удивилась, когда под конец работы в её дверь раздался короткий, учтивый стук. Программа в ноутбуке расшифровывала последние таблицы, оставалось только ждать. Поэтому Клара спокойно поднялась и отправилась к двери.

«Что ещё из приятного есть в этом отеле? – грустно думала она. – Ежечасная смена полотенец? Принесли свежую воду? Или даже в этот поздний час они готовы пропылесосить мой номер?»

Да, в отеле постоянно следили за комфортом. В номер всё время приносили бутилированную воду, всё вокруг стирали и гладили. Клара, живущая в одиночестве довольно много лет, даже представить себе не могла, что в её квартире можно было бы делать «ежедневную сухую уборку». Первые три дня это восхищало. Но после того случая с Папой Карло, её всё здесь начинало раздражать.

К двери своего номера она подошла со стойким убеждением отправить кого бы то ни было куда-нибудь подальше. Не нужно ничего: ни воды, ни уборки, ни новых полотенец.

Она никак не ожидала увидеть на пороге Костика.

– Привет! – сказал Костик и в знак приветствия поднял руку. В ответ на это приветствие рука Клары поднялась сама собой, вторя движению стоящего напротив мужчины, и Клара осознала, растерялась. От этого осознания ей стало страшно, и она сделала шаг назад. Костик решил, что таким образом она приглашает его войти, и он решительно вошёл, обогнув саму Клару. Поэтому Клара опомнилась и взяла себя в руки только в тот момент, когда Костик уже сидел в кресле рядом со столиком, где пикал и жужжал её ноутбук.

– Я настолько бесполезен при обсуждении того, как всё хорошо идёт, что меня отправили за твоими графиками или что там у тебя. Можно не торопиться. Им надо поговорить, а я им мешал.

Костик произнёс это легко и быстро. Так быстро и так легко, что Клара растерялась, зачем-то стала поправлять волосы, тут же поняла, что, поправляя волосы, делает это глупо хлопа ресничками и краснея, одёрнула себя, приказала себе «взять себя в руки» и смогла выдавить:

– А, ясно.

Конечно, ничего глупее сказать было нельзя, но слово, как говорится в известной пословице, вылетело, и сделать с этим ничего было нельзя.

– Как ты тут устроилась?

– Я?

– Ну да. Ты!

Костик улыбался, сиял, был счастлив. А она растерялась, потерялась и вообще не знала, что делать и как себя вести. И потом, не так часто кто-то что-то спрашивал о ней.

– Да… Всё хорошо… Даже очень!

«Господи, неужели это говорю я? – думала Клара, не понимая куда девать руки, куда смотреть, улыбаться или нет. – Как по-дурацки я выгляжу!»

– Непривычно, да? – вдруг спросил Костик.

– Что? – спросила Клара и сама не поняла, что спросила.

– Настолько непривычно, что мы говорим не о Саше, что теряешься и не знаешь, что сказать.

Клара взяла довольно долгую паузу, чтобы осмыслить эту фразу. Костик не спешил. Сидел и ждал. Она наконец смогла осмыслить его слова, кивнула и рассмеялась.

– Точно! Да, ты прав!

– Я давно это заметил, – печально сказал Костик, усаживаясь в кресле, словно ему было неудобно. – Постоянно говорят о Саше. Все разговоры! Все только и говорят: Саша хорошо провёл тренировку или Саша плохо провёл тренировку. Постоянно нервничают, что-то считают. Просто ужас!

Клара могла уже только смеяться. Понимала, что выглядит всё это просто ужасно, но ничего сделать с собой не могла и каждый раз её мысли упирались в то, что Костик абсолютно прав, а она это всё никак не могла заметить всё вот это столько дней.

– Это так выматывает, когда тебя никто не замечает, – продолжал говорить Костик. – Просто ужасно! Я, когда на первых и вторых сборах побывал, чуть с ума не сошёл! Волком выл и не понимал, что со мной происходит!

«Да, да, точно!» – думала Клара, а сама отвечала только глупым смехом.

– Давай посидим после совещания? По чашечке кофе или ещё чего-нибудь? Хочется по-человечески просто поговорить…

Он замялся и сник. Клара испугалась, что эти слова у него вылетели помимо его воли, а приглашать её он никуда и не собирался. И как только эта мысль молнией мелькнула в её мозгу, она тут же радостно выпалила:

– Отлично! Давай тогда побыстрее закончим с этим совещанием! Компьютер уже всё сосчитал! Идём!

–

Разумеется, Костик не собирался приглашать Клару на свидание. Просто так получилось. Когда он увидел её на пороге, уставшую, замученную, поникшую, то сразу узнал вот в этом виде самого себя. Столько отвращения вынырнуло со дна его души, что он сразу сделал всё, чтобы таким не быть.

Так хотелось счастья, ощущений власти и свободы, что он говорил, говорил и договорился вот до этого.

«Свидание? – с испугом думал он. – Я пригласил её на свидание?! Как это получилось?»

На совещании он смотрел на Клару. Думал. Поэтому всё, что говорили в тот вечер, прошло мимо него.

Он помнил, что Папа Карло хмурился, а Джемс улыбался. Он помнил, как пришёл в белых брюках и рубашке Саша, повертел в руках чёрные очки (зачем они ему? Никакого слепящего солнца нигде не было), а потом прикрепил их на ворот рубашки. Саша пожал всем руки, даже Кларе, а потом сел, скрестив ноги, улыбаясь во все тридцать два белоснежных зуба и вот так улыбаясь провёл всё совещание.

Папа Карло и Джеймс попеременно задавали Кларе вопросы, а она на них отвечала. От её ответов Папа Карло всё больше и больше хмурился, а Джеймс всё больше и больше улыбался.

Костик не помнил ни вопросов, ни ответов. Он смотрел на Клару. У той была тонкая белая шея, такая тонкая и белая, сквозь кожу просвечивали зеленоватые струйки вен. Одна, особенно крупная и от этого особенно зелёная, казалась выпирающей наружу. Волосы у неё были тонкие и слабые, лезли во все стороны так, что голова её словно была окружена редким туманом. Иногда Клара касалась пальцами своих губ и щёк.

«Странные, нервные жесты,» – подумал об этом Костик.

Пальцы у Клары были маленькие. На левой руке два ногтя явно были обгрызены. При внимательном осмотре можно было заметить припухлость щёк и то, как неравномерен на них цвет. Губы тонкие и бледные.

Клара не следила за собой.

«И так-то не красавица, – печально подумал Костик, – а ещё и невнимательна к себе. Конечно, папа её не за женские достоинства в команду позвал, но…»

«Она могла бы быть красивой женщиной», – боялся подумать он.

В конце совещания Клара сияющими глазами посмотрела на него. Он понял, что она ждёт какого-то знака не то внимания, не то одобрения и просто кивнул. Клара улыбнулась и Костику показалось, что волосы, которые организовывали вокруг её головы туман, сверкнули короткой радостной вспышкой.

«Какой ужас!» – подумал Костик, но делать было нечего: он уже назначил свидание и не прийти на него не мог.

Красный угол

– Что на этот раз?

Вместо ответа врач вздохнул и поманил Викторыча за собой. На кушетке сидел, опустив длинные руки, Борис Немоляев – высокий, статный юниор, готовящийся перейти из любителей в профессионалы. Напротив стоял помощник Викторыча Николай. Николай кривился от отвращения, которое испытывал, глядя на забинтованного кровавыми бинтами Бориса. Врач подошёл, молча и аккуратно размотал кроваво-белые лохмотья бинтов и показал рану Викторычу. Викторыч замер, открыв рот и прищурившись.

– Гнать этого Рока! – взвизгнул Николай и замельтешил где-то за спиной Викторыча. – Урод! Гадёныш!

Дальше посыпались оскорбления, которые не хочется вспоминать, но Викторыч вдруг резко обернулся и остановил поток красноречия страшным и громоподобным выкриком:

– Ша!

Николай потерялся и замер.

– Что случилось?

– Он псих! – из-под кровавых бинтов ответил Немоляев.

– Это я знаю, – спокойно ответил Викторыч с задумчивым выражением лица. Взял длинную паузу, а потом снова спросил:

– Что случилось?

– Мы должны были работать тремя комбинациями, – вздохнул Немоляев. Он перечислил комбинации и стал рассказывать, что Рок с ним не справлялся, раз за разом пропускал, а он от него спокойно уходил.

– И вот остаётся работать секунд десять, – устало покачал головой Немоляев. – Яснова его ловлю: левой-левой … и тут должен быть правый боковой, но Рок наступил мне на ногу, поймал, как в тиски, мою правую, крутанул, почти борцовским приёмом свалил на одно колено и несколько раз ударил правым прямым…

– Мы кинулись их разнимать их, почти успели, – вставил свои слова Николай.

– Ша! – грубо оборвал его Викторыч. Тренер встал напротив Немоляева. Вдруг всем стало понятно, что Викторыч злится.

– То есть ты ходишь, бьёшь Рока и думаешь, что он будет ходить и пропускать?

Немоляев ничего не понял. Слова тренера не сложились у него в какой-то понятный ему смысл. Он уловил только негодование, которым эти слова были пропитаны.

– Ты против мешка, думаешь, вышел? Да?

Немоляев по-прежнему ничего не понимал, сидел, слушал.

– Ты будешь его бить, а он пропускать?! – выкрикнул Викторыч.

– Так я же сильнее, – с трудом нашёлся Немоляев.

– А чего ж ты, сильный такой, сидишь весь в бинтах и крови?! Ты же сильный!

Немоляев потерялся, отвёл взгляд в пол.

– Вот поэтому Рок – боксёр, а ты сопля на палочке!

Викторыч развернулся, всплеснул руками и заметался по комнате, точно раненый тигр.

– Рок пропускал!

Все вокруг замерли и не могли понять, что происходит.

– Бокс, – орал Викторыч, – это не хождение по рингу и нанесение ударов! Это бой! Война! Рок не выходит на ринг кулачочком кого-то там ударить! Он выходит победить! Уничтожить! Убивать выходит!

– Ну… Псих он! – выкрикнул Немоляев и вскочил со своей кушетки.

Викторыч остановился, тяжело вздохнул, махнул рукой, показывая, что Немоляев безнадёжен, и вышел из комнаты.

– Чего это он? – спросил Немоляев, когда Викторыч хлопнул дверью. Никто ничего не понял и Николай бросился за Викторычем.

– Року вручить уведомление? – спросил он тренера в спину.

– Чего? – остановился Викторыч.

– По правилам нашего тренировочного лагеря, лицо, причинившее умышленный вред спортсмену, повлёкшее за собой пропуск тренировочных занятий…

– Это где такое? – насупился Викторыч.

– Это правила! – почему-то с гордостью произнёс Николай.

– А-а… Правила! – устало растянул Викторыч и засопел.

– Ну так что? – настойчиво спросил Николай.

– Давай вот как сделаем! – и Викторыч тяжело опустил руку на плечо своего помощника. – Если правила будут мешать людям становиться хорошими боксёрами, то мы будем засовывать эти правила прямо в жопу тому, кто о них не вовремя вспомнит. Понял?

Николай ничего не понял.

– Чтобы завтра все вышли и тренировались! – коротко пояснил Викторыч.

Это Николай понял.

Ресторан «Седьмое небо»

Ли