скачать книгу бесплатно
Битый снег
Ллойд Морган
С самого зарождения мира люди и огромные стеклянные пауки жили бок о бок и вели кровопролитные конфликты.Брат императора людей убит в жестоком покушении, виновных назначили быстро, теперь грядет новая война. Полноценный геноцид одного из двух видов.И посреди всего этого политического безумия оказался парень по имени Лем, который просто хотел заработать немного денег для устройства своей личной жизни, отслужив малый военный контракт…Ксенофобия и нежелание понять друг друга привели к ожидаемому результату. Только вот что же будет делать победитель дальше?Содержит нецензурную брань.
Битый снег.
Пролог.
Фрэд Брайс присвистнул: сказать, что поезд был поврежден – значит, ничего не сказать. Железнодорожный состав был разнесен в хлам. На куски. Напрочь. И вагоны, и сам паровоз были сильно покорежены при падении на землю. Рельсы, вернее, их фрагменты, – разбросаны в радиусе десятков метров. Судя по всему, под них была заложена бомба, сработавшая за несколько секунд до приближения поезда.
Железнодорожные пути проходили через небольшую рощу. Старую, темную, непроходимую рощу. Эти деревья, казалось, помнят динозавров. В столице Империи Людей даже ходили разговоры о том, чтобы сделать это место заповедным: уж больно старые тут росли дубы и сосны.
Сейчас многие из этих столетних деревьев имели серьезные повреждения от взрыва: у кого сломаны ветви, кто выкорчеван взрывной волной. Из одного дерева торчал длинный кусок железа, проткнувший лесного великана насквозь.
Печальное зрелище.
Помимо частей железнодорожного состава и пассажиров, повсюду виднеются куски исковерканных путей. На месте взрыва – воронка, глубиной в два метра. Очевидно, взрыв произошел почти перед самим поездом, рельсы задрались вверх и паровоз на полном ходу угодил на этот гротескный трамплин.
Безусловно, чтобы получить такие сильные повреждения, поезд должен мчаться с умопомрачительной скоростью. А для того, чтобы он мчался так быстро, нарушая правила эксплуатации железнодорожного транспорта, нужна крайне веская причина. И она была: в поезде, в головном вагоне, находился родной брат действующего Императора Всех Людей, Вильгельма II – Константин.
Сейчас, что вполне логично, брат императора был мёртв.
Охрана брата императора была мертва.
Семья брата императора – тоже.
И все случайные попутчики были мертвы.
Смерть настигла всех очевидцев происшествия.
Взрыв не мог их всех убить – кто-то обязательно выжил бы. Выжить им помешали те, кто устроил засаду – чёртовы стеклянные пауки. Эти твари, судя по всему, и устроили диверсию.
Фрэд Брайс, как и многие люди, ненавидел и боялся этих тварей.
Твари отвечали людям взаимной неприязнью.
Всюду битое стекло и крошечные частицы золота – то, из чего состоят эти проклятые монстры.
Стекло, части людей и вагонов, и тишина.
Следственный комитет, прибывший на место происшествия (и возглавляемый Фрэдом), добрался в эту глушь на четырех шарабанах[1 - Многоместная повозка, вид гужевого транспорта.]. До ближайшего города – почти двадцать километров, и между местом происшествия и городом – только поля, да небольшие рощи, а вокруг – этот густой древний лес.
Поле и шарабан – откровенно неудачное сочетание, о чем Фрэду непрестанно напоминал его заместитель – немолодой ворчливый мужик, чьи длинные прокуренные усы были предметом насмешки уже не одного поколения законников.
Фрэд молчал, подчиненные ждали. Прошло пять минут, десять… Фрэд начал ходить вокруг места происшествия, осторожно глядя себе под ноги – чтобы случайно не затоптать что-то важное. Поезд должен был прибыть в пункт назначения сегодня утром. В обед уже были высланы поисковые отряды.
– Фотографы, ваш ход, – негромко распорядился Фрэд Брайс. В своей бригаде он держал лучших из лучших – мечтатели и балбесы, угодившие в его отряд, подозрительно быстро получали назначение в другие места службы. Находившиеся, как правило, на значительном отдалении от Столицы.
Двое фотографов, вооруженные металлическими треногами и фотографическими коробками принялись методично снимать место происшествия. Благодаря недавнему изобретению в области оптики – фотопленке – картинки требовали минимум времени на запечатление – не чета тем старым аппаратам, которые требовали минут по десять – двадцать для запечатления чего-либо.
Еще по размеру эти фотографические аппараты были бы меньше…
После того, как все снаружи было запечатлено (включая стеклянные части пауков и торчащие из деревьев предметы), Фрэд осторожно начал пробираться внутрь лежащего на боку вагона. Внутри было чертовски темно (что неудивительно, потому что уже смеркалось).
– Лампы зажигайте! – распорядился главный следователь.
Младшие служащие оперативно принялись зажигать керосиновые лампы и расставлять их по периметру. Благо, что додумались взять их с собой достаточно! По сути, один из четырех шарабанов был грузовым и вез различные инструменты и оборудование.
– Лампу мне! – сказал Фрэнк. Через минуту он ее получил и, аккуратно глядя себе под ноги, принялся пробираться в вагон, который когда-то замыкал состав. Под ногами хрустело битое стекло – части пауков и выбитых окон. Первым человеком, которого увидел Фрэд, был младший унтер-офицер, сжимавший в окровавленной руке револьвер. Лицо его искажали предсмертные муки, форма камуфляжного цвета почти полностью залита кровью – у бедолаги вспорот живот.
Вагон повален на бок, поэтому все, кто находился в нем, лежат вперемешку на нижней боковой части. У каждого человека имелись различные повреждения: одни были вызваны падением на сиденья, другие – проклятыми стеклянными пауками. Солдат, которого Фрэд увидел первым, падение пережил, судя по всему, почти безболезненно. Его убили пауки.
Стены и пол вагона заливала кровь.
Фрэд бегло осмотрел лежащих людей, выбрался из вагона и отправил туда коронера и фотографа, а сам отправился к следующему вагону. Всего состав насчитывал четыре вагона, и в каждом из них была одна и та же картина: люди, получившие травмы при падении, а потом безжалостно убитые стеклянными пауками. Трупы нападавших валялись тут же.
Самым ужасным оказался, что не удивительно, первый вагон – он пострадал больше всего, потому что шел ближе к паровозу и потому, что имел внутри больше всего охраны. Там проклятые стеклянные твари устроили просто резню – люди, лежавшие внутри, разорваны на части, а их тела – будто специально изуродованы до неузнаваемости.
Даже у Фрэда, повидавшего на своем веку всякое, перехватило дыхание от увиденного и к горлу подступила тошнота. Он поспешно выбрался из вагона и принялся раскуривать трубку с крепким табаком – чтобы заглушить запах крови.
– Что скажешь, шеф? – подошел к нему бледный заместитель.
– Скажу, что усы у тебя – как уши спаниеля, Ллойд, – сквозь зубы ответил Фрэд. Помощник с каменным лицом выслушал это и продолжил ждать ответа на свой вопрос. Брайс глубоко вздохнул, закашлялся, сплюнул и заговорил: – Что сказать? Судя по всему, эти стеклянные твари заложили бомбу под рельсы – видал, как их разметало? – и подорвали ее совсем близко от состава. После чего пауки пробрались внутрь и добили выживших. В первом вагоне было больше всего охраны, поэтому там устроили просто бойню, блин. Выжившие тоже некоторых пауков убили, но… сам видишь результат их сопротивления. Выживших людей – нет. Нападавшие – скрылись.
– Почему скрылись?
– Потому что будь они тут, мы бы уже с тобой не разговаривали. Один паук запросто раскидал бы всю нашу следственную группу. У нас и револьверов-то всего штук пять на двенадцать человек.
– А Константин? Брат императора? – спросил усатый объект для насмешек.
– Загляни внутрь. Он у дальней двери. И у ближней. А еще, вроде, посередине. Частично – на улице. Сейчас коронеры закончат, скажут тебе, где он весь. И семья его… там же…
– Зачем они сделали это? Каков мотив стеклянных пауков? Не могли же они просто так, от скуки, пробраться вглубь страны, вычислить поезд с братом императора и, опять-таки, от скуки, всех там перебить?
– Я-то откуда знаю, зачем? – огрызнулся Фрэд. – Мое дело было – найти поезд и императорского братца, благослови бог его грешную задницу. Я нашел и то, и то. Всё. Моя работа – выполнена. А мотивы пусть дипломаты и политики выискивают. Я – не политик, поэтому даже лезть туда не собираюсь. Нафиг это все. Пойди и поторопи этих фотоаппаратчиков – хотелось бы вернуться до полуночи. Жена и так на меня зуб точит.
– Опять про годовщину забыли? – усмехнулся усач.
– Не твое дело, – ответил Фрэд Брайс и вновь закашлялся. В его голове мелькнула мысль, что надо сходить к врачу – чертов кашель начал его уже конкретно злить.
Сама история.
"Скачи, враже, як пан каже".
Гоголь. «Вий».
– … Ночь развернет свои темные крылья
Под ними окажутся сотни иллюзий:
Сны и мечты разомкнут твои вежды –
Дети кошмаров, предтеча надежды.
Солнце зашло, ночь сжирает сознанье,
Мысли угасли, в душе лишь страданья.
Хохот богов вспыхнет ярче, чем ярость
Безумие, боль, безнадега, усталость… – на сцене стоял тощий человечек и блеющим голосом пафосно декламировал свою дрянь. Лем старательно изображал заинтересованность и даже некоторую одухотворенность от услышанного, но внутри – кривился от смеха и омерзения – даже он сам, лет, этак, в двенадцать, рифмовал лучше, чем этот отбрызг от литературы.
Однако рядом с ним сидела черноокая, пышноволосая прекрасная дама по имени Роза. Эта дама излучала искреннюю заинтересованность и восхищение – в данный момент она любила стихи.
Даже повторяла украдкой некоторые строфы.
Сейчас Роза любила стихи, а Лем был заинтересован в том, чтобы их романтические отношения сдвинулись в более интересную, нежели просто совместные прогулки, плоскость. Лем любил гулять. Раньше. Благодаря Розе он возненавидел это праздное шатание туда-сюда по городу. То время, которое они обычно проводили, взявшись за руки и прогуливаясь по красивым каменным улицам столицы, он бы с куда как более ярким удовольствием провел бы… в соприкосновении уст.
Однако Роза старательно демонстрировала свое желание казаться дамой высшего сословия (ее родители были, как и родители Лема – простые работяги, а не высокопоставленные околоимператорские индюки), поэтому, как и всякая другая дама высшего сословия, она считала недопустимым такую вульгарность, как поцелуи. Прогулки, томные вздохи, цветы и поэзия – вот то, что требовалось ей сейчас. Мужчина (Лем) должен был добиться ее руки и благосклонности!
А то где ж тут романтика?
Лема это жутко раздражало – Роза была, без сомнения, красива – персиковая кожа, интересная фигура, упругая грудь, большие глаза, пышные волосы… Можно было даже сказать, что она была умна – Роза поглощала книги в страшном количестве – по одной в месяц! Неслыханная роскошь!
О качестве книг сказать нечего. Как и о том, что она не выносила из них ровно ничего поучительного. Она просто хвасталась начитанностью.
И, как всякой даме высшего сословия, Розе была свойственна некоторая ветреность. Иными словами, сегодня ей могло нравиться совсем даже не то, что нравилось вчера. Вчера она любила конный спорт (и Лем честно водил ее на ипподром; однако, увидев, как лошадь гадит на ходу, Роза несколько охладела к этим животным), сегодня – высокую поэзию.
Лем скрипел зубами, но честно пытался прорубить себе тропу к сердцу этой приятной глазу дамы.
Уж чего-чего, а упорства ему было не занимать.
К тому же, поэзия – это уж лучше, чем авангардистские кулинарные рецепты. Медовые коврижки со вкусом старого войлочного ковра он забудет еще очень не скоро…
Лему было почти восемнадцать – еще полтора месяца, и он сможет официально предложить Розе формальное скрепление их отношений. Сиречь, бракосочетание. Розе восемнадцать будет через три месяца и она не придает этому факту никакого значения.
Что несколько охлаждало решимость Лема в стремлении «бракосочетаться».
Лем учится на последнем курсе императорского университета, на престижном факультете «инженерное дело». Роза же просто украшает мир своим присутствием, как и полагается всем красивым женщинам.
Лем честно старается завоевать сердце девушки, Роза не придает этому факту большого значения, считая само собой разумеющимся повышенное внимание со стороны мужчин. То, что конкуренты Лема обычно быстро и внезапно куда-то исчезают – ее ни сколько не волновало. Для нее это означало лишь одно – они нетерпеливы, следовательно, не стоят ее внимания.
Правда, исчезали они обычно после встречи с кулаками Лема.
Тщедушный поэт закончил словесную поллюцию и, раскланявшись, ушел, сопровождаемый бурными овациями со стороны женской половины слушателей. Мужская половина слушателей, подобно Лему, этот велеречивый бред не оценила и, порывисто поднявшись, попыталась скрыться с места стихопрочтения.
Не успели.
На сцену вышел новый представитель пера и чернила – почти ничем не отличающийся от предыдущего. Мужчины, горестно вздыхая, уселись обратно на сидения. Лем приготовился выслушать еще одну порцию откровенно хреново зарифмованного бреда про лес, горы и, почему-то, любовь, но внезапно что-то пошло не по сценарию: из зрительного зала вылетела стеклянная бутылка из-под шампанского и, угодив чтецу точно в висок, упала на пол.
Чтеца со сцены ударом сдуло, и признаков жизни больше никто по ту сторону кулис не подавал.
Воспользовавшись моментом, зрители поспешили покинуть душный зал этого маленького театра.
– Наглость! Хамы! Свинство! – возмущалась Роза.
– Совершенно с тобой согласен! – с серьезным видом кивал Лем. Неподалеку он заметил мужика в дорогом костюме, которого все представители не слабого пола благодарно похлопывали по плечу. Бутылкометатель был идентифицирован и вознагражден фанатами. – Так нагло перекрыть фонтан современному искусству! Ужас! Бескультурщина! А еще – столица Империи Людей!
– Возмутительно! Я буду жаловаться! – продолжала громыхать Роза.
– Хорошая мысль, – кивнул Лем. «Никуда ты не пожалуешься» – подумал он, – «Воздух только сотрясаешь, как всегда…».
Оказавшись на улице, Лем и Роза вновь, уже который раз за последний год, принялись гулять. Лем привычно взял в маленьком торговом лотке Розе разливной домашний лимонад, а себе – карамель.
Конец августа в столице – всегда волшебное время: улицы позолочены мягким тёплым солнечным светом, повсюду шныряют дети, старающиеся выжать из последних дней каникул максимум, неторопливо катаются туда-сюда извозчики, кое-где бродят приехавшие в отпуск солдаты… И всё еще работают фонтаны.
Идеальная погода для прогулок.
Которые Лем так ненавидел.
– А почему столица называется просто «Столица»? – спросила Роза.
– Ну… потому что это – столица Империи Людей, – пожал плечами Лем. Он никогда не думал над этим. – У остальных городов есть свои названия: Владимир-На-Дельте, Владигран, Константинополь… А Столица – это столица. Не перепутаешь. К тому же, полное-то название «Столица Империи Людей» – а, поскольку, на континенте человеческое государство всего одно – так и звучит пафосно!
– Ой, здорово! – сказала Роза. – А как у стеклянных пауков называется столица?
– Да чёрт его знает, – почесал затылок Лем. Собственно, никто не знал – уж больно скрытно живут эти aranearum speculum vulgaris – «паук стеклянный обыкновенный». – Они ведь даже звуки не издают.
– А как они общаются?
– У них есть специальные органы, мигающие, – сумничал Лем. – Как лампочки – загорелись все красные – значит, «привет» сказал. Синие – «пока». Ну, и так далее…
– А откуда ты это знаешь?
– В университете рассказывали, – напустил на себя важный вид Лем. Собственно, «ксенобиология» была факультативным, то есть «добровольным» курсом, но Лем её все же прослушал.
– Ты такой умный!
Лем зарделся и невольно подбоченился.
– Знаешь, – начала Роза и у Лема внутри что-то заворочалось. Что-то чующее неприятности. И он не ошибся… – Надоели мне мои предки, – наморщила носик Роза. «Тааак…» – подумал Лем. – Вечно им что-то надо! То уберись, то приготовь, то еще что! А сами – просто так сидят. Достали уже!
«Сейчас будет» – подумал Лем. И снова угадал.
– Хочу жить отдельно.
Лем промолчал. У него не было ответа на этот вопрос – он является студентом, денег – в обрез. Если он устроится на работу – учебе крышка.
– Ну, чего ты молчишь? – насупилась Роза.
