
Полная версия:
Охота на мудрецов. Неизданное
– Давай же, Наилий, – шепчу в микрофон, но вместо ответа протяжный стон гудков. Не хочет генерал со мной разговаривать. Обрываю связь и рывком распахиваю дверцы шкафа в коридоре. Хорошо, что две канистры с антисептиком все еще здесь.
– Публий, зачем тебе это? – причитает Диана. – Куда ты собрался с антисептиком?
Достаю из кармана планшет и снимаю блокировку с экрана. Сообщение с координатами моргает, давая повод выдохнуть с облегчением. Собралась девчонка, сделала, что нужно.
– Мотылек ранена, – произношу, пряча неуместную улыбку, – я поехал в четвертый сектор…
Диана всхлипывает и тянет носом воздух. Замечаю, как бледнеет и прикрывает глаза. Тьер, понимаю, что расстроена, но успокаивать нет времени. Ставлю на пол канистры и порывисто обнимаю ее:
– Милая, тише, приеду к ней, зашью, все будет в порядке. Не спрашивай, что случилось, сам не знаю.
– Мотылек исчезнет, исчезнет, – причитает Диана, нервно разглаживая ткань домашнего платья. Глаза стекленеют, и моя женщина проваливается в клетку собственных страхов. Слов уже не нахожу, чтоб ругаться. До чего не вовремя. Как я ее такую оставлю?
– Вот что, – крепко беру мудреца за плечи и говорю, – Дэлия приедет слабая, ее нужно будет накормить, приготовишь что-нибудь?
Взгляд Дианы снова становится осмысленным, она торопливо кивает:
– Да, конечно, суп ей можно будет. Я сделаю.
– Хорошо, все я убежал.
Подхватываю канистры, и уже в дверях мудрец меня окликает:
– Публий, а ты один поедешь?
Знаю, что не банальное любопытство. Напрямую спрашивать Диане воспитание не позволяет, а вот так исподволь узнать про отношение подруги с генералом необходимо. Женская солидарность, чтоб ее дарлибы взяли!
– Не знаю пока, – отрицательно мотаю головой и снова отворачиваюсь.
Как дозвонюсь до Наилия, будет ясно, одному придется прорываться с бесчувственной Дэлией обратно в пятый сектор или нет. Не хочется думать, будто когти филина – ее расплата за то, что не тройка. Соврал на всю планету Создатель, а кровью истекает Мотылек.
– Если генерал не примет ее обратно, – тихо говорит Диана, – вези Мотылька к нам. Здесь будет жить. Ты же позволишь?
Замираю и боюсь повернуться, чтобы не увидеть мольбу в зеленых глазах, не услышать, как бешено колотится сердце любимой женщины. Стоит ведь сейчас, мнет в руках край подола платья и смотрит мне в спину так, будто я не глава медицинской службы генерала, а сказочный герой. Спаситель. Я могу оставить Дэлию жить у нас, места хватит. И Диане не так скучно будет ждать меня со службы, но как отреагирует Наилий? До каких глубин обиды и ненависти успел дойти? Просто вычеркнет бывшую любовницу из жизни или потребует буквально выгнать ее из сектора? Будь Дэлия настоящей тройкой, еще смирился бы с ее присутствием, возможно, через несколько циклов научился разговаривать не через стиснутые зубы, а теперь что? Выдворит обратно к Агриппе? Мудреца с диагнозом шизофрения снова отправят в психиатрическую клинику, и тогда о Дэлии точно больше никто и ничего не услышит. В голову лезут неуместные мысли о гуманности. Те же гнароши с их культом силы предпочли бы смерть такой жизни взаперти. Быть может, спасая Мотылька, я делаю ей только хуже?
Бред. Какой бред лезет в голову от недосыпа и бесконечного аврала. Нужно дозвониться до Наилия и все ему рассказать, а там видно будет, один я поеду к Агриппе или нет.
– Конечно, приютим, – отвечаю Диане, – но ты все же не думай о Его Превосходстве так плохо.
– Попробую, – вздыхает она.
Глава 9. Спасение
Наилий
Шуи не действует так, как я хочу, спать не получается. Брожу по краю забытья, как по краю пропасти, и никак в него не упаду. Стекла затемнил, Марка выгнал в гостиную и ворочаюсь на матрасе. Вместо снов не то видения, не то галлюцинации. Дэлия в больничной форме, Агриппа в белом, как выпускник интерната, Сципион, Публий. Не разговаривают со мной, молча сидят в стороне и смотрят черными провалами глазниц. Пустые, стеклянные, безжизненные. И я такой же, только дышу еще.
Шум на третьем этаже будит, прогоняя остатки дремоты, как светило утренний туман. Слышу, что в гостиной жужжит планшет, но сил нет за ним идти.
– А я тебе говорю, спит он, – раздраженно бормочет Марк за дверью, – оставь командира в покое.
– Это срочно, – упрямо заявляет Публий и пинком открывает дверь. Яркий свет бьет по глазам до слез, закрываюсь рукой от черного силуэта, качнувшегося ко мне.
– Наилий, – зовет военврач, присаживаясь у матраса на корточки, – тебе еще нужна твоя женщина?
Сквозь дурман не понять, чего хочет. Может быть, я, наконец, сплю? Хотелось бы, но запахов во сне нет, а от Публия разит антисептиком. Моя женщина?
– Дэлия?
– Она ранена, – припечатывает капитан, – вставай или я поеду за ней без тебя.
Поднимаюсь на ноги раньше, чем просыпаюсь окончательно. Тела не чувствую и каким-то чудом стою. Упасть не дает военврач, ныряя под руку.
– Вот и куда он такой? – возмущенно спрашивает Марк.
«Ранена», как приказ, толкает вперед. Страх окатывает холодом. Почему ранена? Насколько серьезно? Галлюцинации возвращаются, доставая из темных углов разгромленной спальни призраков. Они подбираются ближе и оседают к ногам бесформенными кучами, от которых смердит кровью и гарью. Тянут ко мне черные обрубки пальцев и хватают за штанины. Где-то там, в копошащейся куче, белеет тело любимой женщины, такое же обожженное и растерзанное.
– Где… машина? – со стороны слышу свой голос и не узнаю. – Я поеду.
– Не раньше, чем протрезвеешь, – рычит Марк, – капитан, укладывай его обратно.
– Не командуй…в моем доме.
Дохожу до стены и упираюсь в нее лбом. Холод не отрезвляет, а только добавляет тошноты. Давно не ел, но голода нет. Одна мысль долбит и долбит: «Ранена, ранена».
– И куда ты его тащить собрался? – бушует Сципион.
– Она на берегу реки в четвертом секторе, – отвечает капитан, и я теряю опору. Ныряю вниз и останавливаюсь, упираясь рукой в пол.
– Я не проеду через посты с мудрецом на заднем сидении без документов, – Публий ворчит, а я слышу щелчок замка медицинского кейса.
– Сыворотка, – шепчу и снова падаю в чьи-то руки.
Отключаюсь на мгновение, теряясь в пространстве. Барахтаюсь в открытом космосе без скафандра, покрываясь льдом и теряя остатки воздуха.
– Его держать нужно, Ваше Превосходство, – голос Публия сквозь вату в ушах, – он плохо переносит сыворотку.
Нор-Ди-Три-Лот блокирует действие Шуи на мозг. Укол ставит на ноги, но я теряю сознание и бьюсь в судорогах. Никто не знает почему. Во мне столько генетических аномалий, что демоны не разберутся.
Вместо пламени Шуи жидкий холод течет по венам, озноб накатывает волнами и мне кажется, что хрустят зубы. Боль выворачивает одним мощным спазмом, и прежде, чем заорать, я успеваю отключиться. Ненадолго. Все та же боль вворачивается раскаленным шурупом в затылок, заставляя открыть глаза.
– Наилий, посмотри на меня, – просит Публий. Размытый силуэт медика обретает очертания, голос громкость, а слова доходят до сознания.
– Лежи пока, я скажу, когда можно будет встать.
Призраки превращаются в тени и стыдливо прячутся за шкафы. Комнату за долгое время впервые вижу так четко. После сыворотки будто просыпаешься утром, стыдясь, того, что натворил пьяный, медленно вспоминая вчерашний день. А там было что-то очень важное. Дэлия ранена! Дергаюсь встать и падаю обратно головой на колени Марка.
– Тихо, тихо, – успокаивает Сципион, – доктор сказал лежать.
Достаточно уже сидел, лежал и стоял без дела, пока Друз издевался над моей женщиной. Не верю, что кто-то другой виноват в ее ранении. В четвертом секторе один по-настоящему больной ублюдок. Перечислять его подвиги терпения не хватит. Только изнасилованных и убитых женщин на облако пепла из крематория. Мудрецов в психушках держим, а генерал Гор легионами командует. Плевал я на предписания Совета и правила вызова на поединок! Найду и голыми руками в узел завяжу.
– Где мой планшет и гарнитура?
Снова дергаюсь, а Марк обнимает за шею, придавливая вниз.
– Какой резвый, полномасштабного вторжения захотелось? Поднять в воздух тяжелый крейсер с группой поддержки и жахнуть по особняку? Я знаю, тебе свербит после потерь в центре, но голову включи, раз уж сыворотку поставили.
Вспоминаю о лицемерии действующей системы. Если Друз лез ко мне в сектор тихо и без лишних глаз, то нападение доказывать нужно, а если я сунусь к нему в открытую и с большой толпой, то сразу стану не прав. Тьер, в саркофаге на огне я видел всех, кто сочинял наши Инструкции!
– Я, как медик, могу пересечь границу сектора без досмотра, – встревает в разговор Публий, – только от поста до поста никто не помешает генералу Гору отправить бойцов на захват.
– Ему в собственном секторе ничего и никогда не мешало, – отвечаю капитану и, до боли надавливая, тру глаза.
Кроме постов контроля на всех трассах есть еще система спутникового слежения и соответствующий чип в каждом автомобиле. Едва военврач пересечет границу, как Друз будет знать о незваном госте, а для него не секрет, кто такой капитан Публий Назо.
– Это верно, – говорит Марк, – я бы с воздуха зашел, выдернул Мотылька, и пусть догоняют.
– Собьют, – мотаю головой, – мы с тобой одну ракету чуть не поймали.
– Тогда разведчиков послать, чтобы сделали, как они умеют: тихо пришли…
– Посмотрели и тихо ушли? – заканчиваю за Сципиона девиз разведки. – Агриппе не вчера погоны генеральские на плечи упали, уверен, что за Дэлией следят.
Замолкаю, не закончив мысль. Притихшая было ревность и обида за побег снова выворачивают ситуацию наизнанку. Слишком быстро будущая тройка поссорилась с новым покровителем. Ранена, помощь нужна, и я, как дурак, забыв обо всем, полезу туда без охраны и с одним посохом на поясе. Идеальная ловушка. Марк закрыл Сновидца в карантин, нас отвлекли идеей с анабиозом, и решили завершить начатое. Убрать меня без лишних свидетелей, а еще лучше взять в плен и попробовать выманить с горного материка Марка, чтобы расправиться с обоими. Полукоматозная пара разлучена, но продолжает осуществлять свой план?
Не замечаю, как в комнате становится тихо. Не слышно даже моего тяжелого дыхания, только сердце с надсадой гоняет кровь по венам, ускоряясь от очередного выброса адреналина. В который раз белое становится черным? Сколько я еще могу наступать на эти грабли? Если уже предала, зачем я снова поверил?
Сейчас больнее. По едва зажившим ранам всегда так. Хоть снова посох бери и на мебель бросайся. Прав мастер, я всегда должен быть один. Никаких уязвимых мест. Ни любви, ни счастья. Только разум.
– Мне нужен Рэм, – твердо говорю и рывком поднимаюсь на ноги, отшвырнув руку Марка.
До планшета в гостиной добираюсь за три длинных шага, не обращая внимания на разговоры за спиной. На любую паранойю всегда есть ответы, а у Рэма глаза и уши не только в моем особняке.
Жду начальника службы безопасности, опираясь на спинку дивана. По телу судорогой проходит боль, а в голове снова туман. Никогда меня больше не будет целого, так и останусь с дырой в груди.
– Наилий, ну чем разведка-то плоха? – не унимается Марк, выходя следом за мной из спальни. – Самим можно и не светиться, чтобы не будоражить Друза лишний раз. Есть у тебя толковые внедренцы?
– Есть, но это долго.
Пока операцию придумают, легенду разработают, я сам успею дважды съездить и вернуться. Нет, или в одиночку или толпой, третьего не дано.
– Ваше Превосходство, – подает голос Публий, снова переходя на официоз, – я могу выписать фальшивое направление на госпитализацию…
Есть в этой мысли что-то интересное, но я не успеваю понять. Оборачиваюсь на звук шагов и смотрю в проем двери гостиной. Рэм идет по этажу, нарочито громко стуча ботинками, чтобы не застать меня врасплох. Появляется на пороге, сверкая начищенной обувью, и привычным жестом приглаживает утраченные волосы на затылке. Нас с Марком безопасник приветствует одной фразой на двоих:
– Ваше Превосходство.
Майор всегда свеж и гладко выбрит, будто только что готовился участвовать в параде. И я, генерал, всклокоченный, заросший щетиной и в мятой рубашке. Три дня пью в тоске по женщине, которой на меня наплевать.
– Рэм, ты ведь следишь за дариссой Дэлией, – выдаю предположение как известный факт, наблюдая за реакцией майора. – Где она сейчас и что делает?
Лицо главного соглядатая, как маска без мимики. Одним несуществующим богам известно, сколько эмоций он сейчас подавил и как много не произнес вслух. Выдержка, до которой мне с моим адреналином и вспышками агрессии еще расти и расти. Рэм отмирает через несколько мгновений и косится на офицеров у меня за спиной. Публия еще может попросить выйти, а Марку приказывать права не имеет.
– Хорошо, пойдем в кабинет, – соглашаюсь я и слышу, как скрипит зубами Публий. Нет, капитан, извини, пока не выясню ситуацию до конца, никто никуда не поедет.
Кабинет не тронут разгромом и не пропах стоячей водой из аквариума. Здесь чисто до стерильности и пусто, как во мне. Сажусь в кожаное кресло за столом и откидываюсь на спинку. Рэм аккуратно притворяет за собой дверь и выходит на центр ковра перед столом.
– Есть у меня свой боец в охране Друза Агриппы Гора, – медленно и хрипло начинает рассказывать, напрягая больные связки, – сидит тихо, интересного сообщает мало, а вчера доложил, что видел женщину, похожую на мудреца Мотылька рядом с Его Превосходством.
Еще одна вспышка ревности бледным эхом от предыдущей. Сжимаю кулаки и складываю рукина груди, пряча дрожащие пальцы. Дослушать должен до конца, хотя начинаю догадываться, почему майор не хотел докладывать при всех. Измена Дэлии никого кроме меня не касается.
– Они вместе на охоте были, и, когда все гости в резиденцию поехали, боец подменился с дежурством, чтобы не упустить мудреца из виду.
Сомневаюсь, что сам. Скорее уж Рэм приказал, но молчу и жду продолжения.
– С ужина дарисса ушла рано, к напитку из Шуи не притронулась, выглядела бледной и уставшей. Мой боец на посту стоял, когда по громкой связи объявили тревогу. Охрану подняли приказом догнать дариссу и вернуть живой. Собак за ней спустили.
Морщусь и низко наклоняю голову, не заботясь о своей реакции на слова, а Рэм бьет по мне, с ледяным спокойствием выдавая информацию. Четко и размеренно, как бездушный дрон-разведчик:
– Псы быстро взяли след, она через забор перелезла и в лес ушла. Пока группа собиралась, дарисса Мотылек оторвалась немного. Боец из кожи вон лез, чтобы сбить погоню, то кричал, что видит ее, то на месте топтался, рассматривая померещившиеся следы, но собак не обманешь. А через некоторое время они кровь на траве учуяли. У охраны был четкий приказ не стрелять, боец считает, дариссу зверь подрал. Места там дикие.
Ранена. По-настоящему. А я снова поддался паранойе. Не поверил Публию, нагородил выводов на пустом месте, дурак. От злости на себя хоть головой об стол бейся. Закрываю глаза и отворачиваюсь, пережидая нарастающую бурю. Паника шумит раскатами грома, страх сверкает вспышками молний. Так долго твердил, что ненавижу, не прощу и не приму обратно, что почти превратил фантазию в реальность. Мертвые не возвращаются и не нуждаются в прощении.
– Насколько серьезно она ранена? – не спрашиваю, выкрикиваю так, что Рэм вздрагивает. Подбирается еще сильнее и отвечает:
– Не могу знать, Ваше Превосходство, крови от нее много оставалось. Группа до реки дошла, и собаки след потеряли. Бойцы доложили на базу и получили приказ прочесывать местность квадратами. До сих пор ищут.
А когда найдут, то вернут к Агриппе, и я, на самом деле, потеряю любимую женщину. Теперь уже навсегда. Решение принимается за два удара сердца:
– Рэм, я еду в четвертый сектор на машине Публия Назо. Организуй прикрытие в один тяжелый транспортник и группу сопровождения. Прикажи им сидеть на границе секторов и ждать команды. А сам будь готов к приказу открыть огонь.
– Есть, – коротко кивает майор Рэм.
Глава 10. В лодке на реке
Наилий
Равнина кажется бесконечной. Когда я впервые увидел огромные пространства, едва тронутые темно-зелеными мазками леса на бледном полотне травы, никак не мог привыкнуть. Потеряться здесь еще легче, чем в горах. Один квадрат прочешешь, второй, третий, а словно не уходил никуда. Та же трава, то же синее небо и редкие крики птиц. А еще ветер, умудряющийся дуть тебе в лицо, куда бы ты ни повернул. Я ходил кругами и резко менял направление, а ветер подстраивался и снова дул в лицо. Холодный, колючий, злой. Как там Дэлия одна в лодке посреди реки на ледяном ветру?
– Быстрее, Публий, – зло прошу капитана в который раз, и он снова отмахивается:
– И так выжимаю из мотора максимум.
– Это ты так думаешь, пусти меня за руль.
– Даже не надейся, – рычит медик, – сыворотка уже отработала, сейчас тебя снова накроет, вон уже язык заплетается, разве не слышишь? Диагноз свой назови.
– Транс…грессивная энцело…
– Да-да, – усмехается военврач, – сиди ровно и в окно смотри, сам довезу.
Хорошие у медиков машины. Удобные, комфортные, универсальные, но медленные, как черепахи. До границы секторов мы в брюхе транспортника долетели, а потом спустились на грунтовую дорогу и уже по ней выбрались на трассу. Легенду в машине сочиняли, все болезни перебрали. Публий, словно издеваясь, выбрал самую непроизносимую. На границе остался Рэм, ждать прибытия патрульных. Дергать катера с дежурств не стали, из резерва взяли. Расчетное время готовности маленькое, а реально, пока пилот из казармы до аэродрома доберется, пока предполетную подготовку пройдет… Марк ругался и говорил, что быстрее с горного материка еще два тяжелых транспортника перебросить, но я отказался. Если нам с Друзом суждено сцепиться, то это будет без Марка Сципиона Мора. Не хочу его под разборки на Совете генералов подставлять.
Руки чесались настучать Агриппе посохом по хребту лично. Оружие я с собой взял. Посох с бластером лежали под пассажирским сидением в надежде, что патруль при обыске не будет слишком дотошным.
Пропустили нас в четвертый сектор без проблем. Я спрятал лицо под медицинской маской и старательно изображал спящего, пока Публий показывал документы. Может справиться со своей медицинской бюрократией, когда захочет. Ко мне бойцы даже не подошли с вопросами. Впечатлила их крайне заразная болезнь, передающаяся воздушно-капельным путем. Поверили, что капитан Назо лично везет тяжелого пациента в инфекционный центр. Как обратно прорываться будем, если Друз поймет, что я приехал за Дэлией? Женщин никогда с ним не делили, но тройку он из сектора просто так не выпустит. Слишком высоки ставки в будущей большой игре. Я ехал и гадал, как нужно было напугать Дэлию, чтобы она рванула бежать. Что Агриппа сделал?
Экран навигатора пульсирует бирюзовыми кругами, сообщая о приближении к цели. Публий тормозит и аккуратно съезжает с трассы прямо на поле. Колеса начинают стонать, проворачиваясь в напитанном влагой грунте.
– Дожди были, – сообщаю очевидный факт, – завязнем?
– Не исключено, – морщится капитан, – если сядем всеми колесами, пешком пойдем, тут недалеко.
Машина катится медленно, и я напряженно слежу за показаниями тахометра. Обороты двигателя не падают, ползем, загребая вязкую черную жижу и выбрасывая ее комками грязи из-под колес. Стрелка текущего положения на экране навигатора достигает точки заданных координат, а я ничего не вижу, кроме травы и узкой полоски леса на горизонте.
– Дэлия сказала, что она в лодке, – вспоминает Публий, – ручей на карте есть, должен быть рядом.
– Какая погрешность у прибора?
– Маленькая, не могли серьезно промахнуться. Навигационная система у меня свежая, это машина старая.
Забираемся на возвышенность, и я, наконец, вижу ручей. Темную ленту грязной воды, покрытую от ветра барашками волн. Берега, заросшие высокой травой, и серый треугольник носа лодки.
– Публий, там, – показываю рукой и выхожу из машины.
От горизонта на небо наползает синева грозовых туч. На пригорке суше, чем в низине, под ногами не чавкает, но мне каждый шаг дается с трудом. Старая лодка закрыта брезентом, чувствую, что Дэлия там внутри, и останавливаюсь в зарослях, не дойдя совсем чуть-чуть.
Ветер свистит в ушах, сердце колотится, захлебываясь моим страхом. Что буду делать, если умерла? Откину брезент, а там окоченевшее от холода тело любимой женщины. Смерть для меня всегда пахнет гарью, вязнет за зубах привкусом пепла. Столько раз видел резаных, битых, разорванных на части, а на нее смотреть не смогу. Есть потери, которые нельзя пережить. Обниму и стану кричать: «Вернись!», но мертвые не слышат, а богам наплевать. Была и нет. Остекленеет взгляд, высохнут губы, почернеют кончики пальцев. Больше не Дэлия, сколько не целуй и не умоляй остаться. Хоть все свое тепло отдай, а в ней не вспыхнет жизнь. Не обнимет за шею, не прижмется доверчиво, шепча мое имя. Никогда больше не услышу звонкого смеха и не почувствую аромата волос. Время не лечит, воспоминания не заменяют собой утраченной радости, только мучают бесконечно одним и тем же вопросом: «Зачем отпустил?» Раз за разом прокручивая запись той проклятой ночи, когда поворачивается спиной и уходит в темноту, как в бездну. Родная, любимая, прости, это я виноват. Вернись ко мне. Живи.
Брезента в руках не чувствую, ладони соскальзывают, а пальцы хватают пустоту. Со второго раза отбрасываю тяжелое укрытие и в нос ударяет тошнотворный запах свернувшейся крови. На дне лодки, скрючившись и обнимая себя руками, спит Дэлия. Вижу, как медленно поднимается и опадает живот. Блузка разодрана и пропитана потемневшей кровью, сквозь прорехи угадываются глубокие борозды, влажные от сукровицы. Ноги мудреца по колено в грязи, а вместо волос на голове слежавшийся бурый комок. Нужно вынуть ее из лодки, а я боюсь прикоснуться, чтобы не сделать больно.
Дэлия вздрагивает и открывает глаза, а у меня равнина под ногами превращается в болото, затягивая вниз и не давая пошевелиться. Тянусь к ней, касаясь пальцами лица и чувствую, как жар волной прокатывается по телу, вышибая сознание. Там вдалеке маячит уже не срыв, а безумие. Мне до него последний шаг, один вздох, но теперь есть, ради чего остаться по эту сторону.
– Публий, она здесь.
Собственный голос выдергивает в реальность, туман уходит, и сквозь него проступают знакомые черты, только Дэлия смотрит и, кажется, не узнает.
– Наилий, не бледней, – совсем рядом говорит капитан, – рваных ран никогда не видел?
Военврач осторожно тянет руку Дэлии к себе, рассматривая порезы. А меня не отпускает, повторяю себе, как приказ: «Жива, все хорошо», но поверить не могу.
– Брезент на землю стели, – командует Публий, и я подчиняюсь на автомате, как робот с заданной программой.
Звуки сливаются в один фон: шорох тяжелой ткани в руках, голоса за спиной, щелчок замка на багажнике машины, шелест пневмоприпода, открывающего крышку. Достаю из машины канистры с антисептиком и большой медицинский кейс с хирургическими инструментами. Ставлю все на землю и понимаю:
– Шить будешь?
– Разумеется, – отвечает военврач и опускает на брезент израненную Дэлию, – через край, как я люблю. Руки мой, ассистировать будешь.
Запущенная программа прерывается тихим шепотом в спину:
– Наилий?
Оборачиваюсь и склоняюсь над ней, всматриваясь в искаженное мукой лицо. Она облизывает пересохшие губы и спрашивает:
– Почему…ты приехал?
Замираю на вдохе, и осознание ложится тяжестью на плечи. Звонила ведь не мне, а Публию, его просила о помощи, не меня. Не звала и не ждала, а я приехал.
Почему? Потому что люблю. Простил, как только услышал, что ранена, а потом метался, как кадет, и не мог разобраться в себе. Ревновал, ненавидел, подозревал в предательстве.
Почему? Я так и не научился жить без тебя за эти три дня, Дэлия. Мой дом пуст, на щеках щетина, а в планшете сотни неоткрытых писем. И знаешь, мне плевать, насколько ты рада меня видеть. Заберу и увезу обратно.
– Потому что захотел, – нервно дергается Публий и подносит инъекционный пистолет к сгибу локтя мудреца, – сел ко мне в машину и поехал. Потом поговорите. Дэлия, я рад, что ты в сознании, но шить лучше под наркозом. Считай.
Она послушно начинает:
– Один.
Ее взгляд мутнеет, а у меня неожиданно появляются силы.
– Два.
Бардак в голове приходит в идеальный порядок.
– Три…
Голос затихает, а я тянусь за канистрой с антисептиком, уже зная на десять ходов вперед, что буду делать. Не важно, сколько бронетехники и личного состава Агриппа пригонит на границу. Это моя женщина и я увезу ее с собой.
Глава 11. Поединок
Публий
Только в полях начинаешь осознавать, какая роскошь операционная. Удобный стол, внятное освещение, молчаливые и расторопные санитары, понимающие тебя с полувзгляда. Чистота, стерильность, контрольные приборы, анестезиолог, в конце концов. Все это, увы, сказка, оставшаяся далеко за границей секторов, а здесь грязь под ногами, насекомые и Мотылек с рваными ранами лежит на брезенте. В который раз гоню прочь воспоминание о пророчестве Дианы. Не умрет Мотылек. Не сегодня. Обмываем раны вдвоем с Наилием. Хватило бы воды, антисептик есть с запасом. Я мысленно считаю будущие стежки швов и думаю, как бы не превратить Дэлию в лоскутное одеяло. Генерал молча льет воду на бурые от крови волосы Мотылька. Кожа на голове тонкая, а сосудов там, мое почтение. Выбривать нужно волосы, чтоб добраться до раны на затылке. Собираюсь об этом сказать, но Наилий заговаривает первым: