Дышать воспоминаниями

Moon Sail

Дышать воспоминаниями

Глава I – «Портрет весны»

Первый взгляд

Мир состоял из строк кода, запаха пережженного кофе и тихого гула коворкинга. Моя работа заключалась в том, чтобы собирать идеальные, бездушные миры из пикселей. Выровнять по сетке, проверить на кроссбраузерность, добавить интерактивности. В виртуальном пространстве всё слушалось, всё было предсказуемо.

В жизни царил хаос, который я давно перестал пытаться упорядочить. Дни напоминали друг друга. Одинокий завтрак. Дорога до коворкинга. Рабочий стол у стены. Вечером – та же дорога назад, в пустую квартиру.

Иногда, по инерции, я брался за кисти. Но краски на палитре засыхали быстрее, чем рождались идеи. Рука, привыкшая к компьютерной мыши, выводила на холст лишь унылые, техничные эскизы. Даже в творчестве я стал разработчиком.

Мое одиночество не было трагедией. Оно было константой, фоном, как цвет неба. Я чувствовал себя последним кусочком пиццы на общей тарелке – тем, который все обходят взглядом. Неплохим, в общем-то, но уже остывшим, и никто не хотел брать на себя ответственность его взять.

Именно в такое утро, серое и ничем не примечательное, всё и началось. Я в сотый раз правлял отступы в CSS. Воздух был спертым, пахло пылью и усталостью.

И тут дверь открылась.

Сначала я не придал значения. Но краем глаза я уловил движение – легкое, порывистое. И почувствовал… изменение в атмосфере, как будто в наушниках внезапно сменилась композиция.

Я не сразу поднял на нее взгляд. Сначала я увидел ее тень, удлиненную утренним солнцем, скользнувшую по моему столу. Потом – тонкие пальцы, перебирающие купюры у стойки администратора. И тихий, мелодичный голос, попросивший разменять пять тысяч…

Её просьба была простой, почти случайной. Но случайности иногда решают больше, чем годы ожидания.

И только тогда, будто повинуясь неведомому магниту, я поднял голову.

Я увидел ее глаза.

И в тот момент мир стал лишним – ничто больше не имело значения.

Это было одно из тех мгновений, ради которого я готов был отдать целую весну, чтобы получить лето, живущее в ее зелёных глазах.

Каждый ее морг был как южный ветер – он касался моей кожи и оставлял мурашки.

Мои мысли подружились с её голосом

Она стояла у стойки администратора. Я видел, как луч пылинок танцует в воздухе вокруг нее, словно она была центром собственной гравитации. Всё во мне замерло, кроме слуха, обострившегося до боли.

Администратор что-то говорил ей, качая головой. Она слегка наклонила голову, и тогда её взгляд скользнул по залу, по полкам с книгами, по столикам… и на секунду задержался на мне.

В тот миг я перестал дышать.

Она отвернулась, и я снова смог вдохнуть. Но тут она обернулась к администратору, и её губы сформировали тихий вопрос, который долетел до меня сквозь гул коворкинга с кристальной ясностью.

Когда она спросила: «Возможно ли поменять крупную сумму на мелкие?» я потерял дар речи – и, честно, не спешил его возвращать.

Это был не просто голос. Это была физическая субстанция – тёплая и бархатистая, она обволакивала все вокруг, достигала моего стола и касалась чего-то самого оголенного внутри. Администратор снова что-то пробормотал, и она кивнула, собираясь уходить.

Паника, острая и животная, ударила в виски. Сейчас она уйдет. Исчезнет. И всё вернется на круги своя – код, пыль, одиночество. Этого нельзя было допустить.

Я встал. Ноги были ватными. Я сделал несколько шагов, не отрывая от неё взгляда, и окликнул её.

Она обернулась. Удивлённо приподняла бровь. И снова заговорила.

И вот, словно лёгкий ветер скользит по утренним листьям, мои мысли подружились с её голосом, возвращая мне слова, которые дрожали где-то внутри. Но это был далеко не последний её подарок.

Трепет в ладонях

Её голос был тихим, но он разрезал шум коворкинга с невероятной чёткостью.

– Да? – произнесла она, и в этом одном слове чувствовалась не настороженность, а скорее любопытство.

– Простите… – мой голос срывался. – Я просто… Вы не подскажете, который час?

Она посмотрела на часы на телефоне, и я увидел, как уголок ее губ дрогнул.

– На вашем ноутбуке в углу тоже есть часы, – заметила она без упрека, с легкой игрой.

– Они показывают тиковое время процессора, – выпалил я. – Оно… не для людей.

Она рассмеялась. Коротко, звонко.

– Логично. Тогда для людей – без пятнадцати одиннадцать.

Обычно я не решаюсь подойти к девушке, которая мне понравилась. Но с ней это было что-то необъяснимое. Никогда прежде я не был так уверен.

Она сделала шаг к выходу.

– Стойте! – снова вырвалось у меня. Я подошел ближе. – Извините. Я вру. Мне не нужно было время. Просто… я должен был с вами поговорить.

Она оценивающе подняла бровь, но не ушла.

– Это очень смелое начало. Или очень отчаянное.

– Скорее, второе, – честно признался я.

Мы простояли в молчании, которое, к удивлению, не было неловким.

– Меня зовут Том, – наконец представился я.

– Диана.

– Диана… – повторил я, будто пробуя на вкус. – Я знаю, это звучит безумно, но… можно я попрошу у вас номер?

Она покачала головой, и в её зелёных глазах промелькнула знакомая тень сдержанности.

– Том, я не собираюсь встречаться. А дружба между парнем и девушкой? – она посмотрела на меня прямо. – Я в это не верю.

– А я не верю, что нельзя попробовать просто поговорить, – не сдавался я. – Обещаю, не буду вас доставать. Просто… дайте шанс. Одному сообщению.

Она вздохнула, глядя куда-то мимо меня, будто сверяясь с кем-то невидимым.

– Одно сообщение? – переспросила она.

– Одно, – подтвердил я. – Если вы на него не ответите, я исчезну.

Она медленно протянула руку за моим телефоном.

Набирая цифры, она сказала, не глядя на меня:

– Только без глупостей в стихах, ладно?

– Обещаю. Только сухие факты и точное время, – пообещал я.

Она вернула телефон, и наши пальцы едва коснулись. Искра.

И я едва заметно приподнял уголок губ.

– До скорого, Диана.

– Посмотрим, – ответила она, развернулась и ушла.

А я остался стоять, понимая, что только что прошел самое важное собеседование в своей жизни.

Прогулка в Новом Орлеане

В один из дней мы встретились, словно солнце и луна в день затмения.

Я приревновал – ведь хотелось затмить её свет, чтобы никто не увидел лучи, согревающие весь мир.

Я не забуду её лёгкий бежевый макияж и губы красно-розового оттенка.

Её улыбка заставляла моё сердце танцевать бальными танцами.

После короткой прогулки по французскому кварталу в Новом Орлеане, где играет живая джазовая музыка, мы решили поужинать.

Веранда ресторана была залита мягким вечерним светком.

– Вы знаете, я всегда могу определить характер человека по тому, что он выбирает на десерт, – Диана отложила меню, и её глаза весело сощурились. – Например, тирамису обычно предпочитают люди, ценящие традиции.

– Интересная теория, – я отпил воды, давая ей продолжить. Её увлечённость была заразительной.

– А шоколадный фондан – те, кто верит, что внутри даже самой строгой внешности скрывается нечто тёплое и мягкое.

– А что скажете о тех, кто заказывает фруктовую тарелку? – спросил я, пытаясь угадать её ответ.

– О! – она сморщила носик, и это было одновременно смешно и очаровательно. – Это либо очень дисциплинированные люди, либо те, кто просто ещё не нашёл своего настоящего десерта. Но мы ведь не из таких, правда?

– Безусловно, нет, – я не смог сдержать улыбки. – Позвольте тогда предложить взять и тирамису, и фондан. В конце концов, лучший способ понять философию – изучить её с разных сторон.

– Отличная идея! – её лицо просияло, и я почувствовал нелепую гордость, будто совершил нечто гениальное. – Хотя я всегда считала, что еда – это не просто питание. Вот, скажем, паста… Она как хорошая книга – кажется простой, но может рассказать целую историю в зависимости от соуса.

– Прекрасное сравнение, – я кивнул, полностью соглашаясь. Всё, что она говорила, обретало в её устах особый смысл. – Тогда, следуя вашей логике, моя карбонара сегодня – это классический роман. Проверенная временем рецептура, глубина вкуса…

– А моё ризотто с грибами – это, наверное, современная проза! – подхватила она с энтузиазмом. – Более лёгкое, но с интересными нюансами в послевкусии.

– А вы часто посещаете такие места? – спросил я после небольшой паузы.

– Не так часто, как хотелось бы, – она отставила вилку и задумалась. – Но когда прихожу – всегда стараюсь пробовать что-то новое. Как говорила моя бабушка, лучшие воспоминания складываются из новых вкусов и хорошей компании.

– Ваша бабушка была очень мудрой женщиной, – я искренне восхитился этой простой философией. – Я, признаться, обычно консервативен в выборе блюд, но сегодня… сегодня я рад, что сделал исключение.

– И я тоже, – она улыбнулась, и в этой улыбке была какая-то особенная теплота. – Знаете, иногда самые простые блюда кажутся особенно вкусными в хорошем обществе.

Когда официант принёс десерты, она с детским восторгом принялась пробовать оба.

– Вы были правы – они прекрасно дополняют друг друга, – сказала она, и капелька шоколада осталась у неё в уголке губ. – Классика и современность… Идеальное сочетание.

– Действительно, идеальное, – ответил я, глядя не на десерты, а на неё.

И в этот момент я понял, что все мои консервативные привычки, всё моё упорядоченное существование разбилось вдребезги о её улыбку. И я ни о чём не жалел.

После ужина мы смущённо сидели, поглядывая друг на друга и по сторонам.

Она наслаждалась музыкой, а я – её глазами.

Вокруг кипела жизнь: люди улыбались, смеялись, танцевали.

Я смотрел в её глаза. Там были тихие волны, словно океанские, которые не хотели встревожить мой взгляд.

Запах её присутствия

Мы мило смотрели друг на друга. В голове проносились десятки фраз, но все они казались фальшивыми. И тогда я просто сказал то, что чувствовал:

– Лишь одно твое присутствие меня опьяняет.

Она смущённо приподняла правое плечо к лицу, как будто прятала улыбку.

Её запах был лёгким, как дуновение весеннего ветра, и всё же опьянял сильнее любого напитка. Он впитывался в кожу, в одежду, в память… Даже после её ухода он оставался со мной – невидимый мост, соединяющий мой мир с тем, в котором существует она.

Но если вы подумали, что она разделяет моё безумие – вы ошиблись.

Для неё это всего лишь приятное знакомство. Лёгкий флирт, необязывающая прогулка. Она смеётся моим шуткам, принимает комплименты, но в её глазах я читаю лишь дружелюбный интерес. Она не видит мостов, не чувствует опьянения.

А я… я стал пленником собственного чувства. Мои попытки казаться остроумным, мои «случайные» встречи – всё это крошечные искры, которые я пытаюсь высечь в надежде, что одна из них сможет растопить лёд её спокойствия и зажечь в её сердце хотя бы отблеск того пожара, что горит во мне.

Маленькие вселенные

В один из дней я вернулся с работы. Дома царила тишина, нарушаемая лишь мерным гулом холодильника. На диване, уткнувшись в планшет, сидел мой младший брат.

– Привет, командир, – бросил я, вешая куртку. – Где старшее поколение?

Он оторвал взгляд от экрана, и его лицо расплылось в хитрой улыбке.

– На рынке. И оставили строжайший приказ – ждать. У меня будет сюрприз!

– Сюрприз? – я присел рядом, сдвинув его ноги. – Наверное, купили тебе новый словарь. Тот, что с словом «убери в своей комнате» выделено жирным шрифтом.

– Ага, конечно! – он фыркнул и ткнул меня локтем в бок. – Ты не угадаешь. Это что-то… космическое!

– Ну ладно… тогда, может, кастрюля конфет? Только не для тебя, а для всех?

– Ага, вот еще! – засмеялся он, отбиваясь подушкой. – Ты специально!

– Ладно, ладно, верю, – я поднял руки в знак поражения. В шесть лет любая тайна кажется вестью из другого измерения. Даже если это просто свитер.

Потрепав его по волосам, я отправился в свою комнату. Подошел к окну – за стеклом гулял дождь. «Странно, полчаса назад его еще не было», – мелькнуло в голове.

Дождь нарастал, будто собирался сыграть романтическую симфонию. В его благородстве я видел отражение моих чувств к той девушке, с которой встретился на квартале всего две недели назад.

Я включил камин, сделал себе капучино и сел рядом с огнём. И вдруг почувствовал ее тепло… Вы, наверное, решите, что это было тепло камина. Но когда огонь обнимал меня пламенем, я верил: это её объятия, спрятанные в искрах.

Может, я воображал,

но разве не воображение делает любовь живой?

Искусство

Думая о ней, я невольно обратил взгляд к холсту у окна, где ещё лежали краски и кисточки – разноцветные следы прошлого вдохновения.

Но в последнее время руки давно не тянулись к холсту.

И вот дождь тихо стучал по стеклу, камин мягко шептал жаром,

а я стоял и подумал: прекрасный момент.

Момент прикоснуться к холсту, дать ему ощутить, о ком сейчас думает моё сердце.

Глаза рисуют портрет

Я взял кисть.

И словно сама комната подстраивалась под мои чувства,

я начал писать её портрет – каждый мазок дышал её образом,

каждая краска – её присутствием, которое я пытался сохранить.

Я начал с глаз – потому что это было первое, что я увидел в ней.

Не боясь погрузиться в омут её зрачка, я старался сохранить тишину и спокойствие, что там скрывается.

Когда перешёл к зелёной радужке, я почувствовал её эмоцию, её настроение – тонкое, едва уловимое, но живое.

И, заканчивая, я чуть сужаю её веки, чтобы она могла улыбнуться так, как в тот раз, когда я сказал, что её присутствие опьяняет меня.

Я не спешил отрывать кисть от её глаз, в них было что-то, что требовало внимания и заботы.

Но портрет просил продолжения.

Я начал рисовать её контур лица, словно обнимая её образ.

Линия была мягкой, почти живой – она повторяла изгибы, которые я помнил и воображал, трепетно и осторожно.

Каждый штрих был вниманием, каждое движение кисти – прикосновением к её нежности.

В этой тишине портрет оживал, не краской, а тем, как я ощущал её присутствие.

Когда линия её лица мягко легла на холст, я будто ощутил её первое дыхание.

От неё исходил свет, и лучи, рождённые в её глазах, начали ослеплять меня – слишком яркие, слишком честные.

Я перешёл к её щекам, и они укрыли меня своей тенью, словно облака, что скользят по летнему небу.

Щёки хранили в себе её тайну – ту нежность, которая вспыхивает румянцем при смущении.

И мне показалось, что в каждом мазке проступает это лёгкое волнение, как признание, которое она ещё не решилась произнести.

И мягко ведя кисть к её губам, я невольно вспомнил тот оранжевый закат в парке – там, где весна собирала в себе все оттенки её глаз.

Её губы были словно тонкий ягодный шелк, алые, как закат, что хранит нашу встречу и, кажется, жаждет повторить её снова.

Её волосы были как лёгкий ветер, отражавший в себе всю оранжерею, словно она – королева природы, живущая на этом мире тысячу лет.

Каждый волосок имел свою стихию: один – как река, в которой хочется утонуть навечно, другой – как огонь, у которого хочется сидеть и писать стихи, ощущая тепло и вдохновение.

И постепенно эта стихия разливалась вокруг, превращаясь в фон: мягкий свет, лёгкая тень, запах листвы и цветущих растений – всё переплеталось с её образом.

И вот она живёт на холсте и даже хочет восстать из него, как феникс из пепла, готовая дышать и сиять за пределами краски и линий.

Портрет уже не был просто холстом и краской – он стал атмосферой, в которой она жила, дышала и продолжала существовать в каждом штрихе.

Когда последние штрихи легли на холст, я отступил на шаг и задержал дыхание.

Портрет был живым – она дышала в красках, светилась в линиях, её образ тянулся за пределы холста.

Незваный свидетель

В этот момент в дверь постучали.

– Войдите, – отозвался я, не отрывая взгляда от холста.

Дверь открылась, и на пороге появилась мама.

– Я вернулась, – сказала она, и её взгляд сразу же упал на мольберт. – Ой! А это что у нас?

Она сделала шаг вперёд, любопытство ярко горело в её глазах. Я не стал скрывать портрет – было уже поздно.

– Новый проект, – ответил я спокойно, откладывая кисть.

Мама подошла ближе, внимательно изучая изображение.

– Боже мой, Том… Она просто прекрасна. Кто эта муза? – в её голосе звучали и восхищение, и нескрываемый интерес.

– Диана, – просто сказал я, вытирая руки об тряпку. – Очень рад, что тебе нравится.

– «Диана»… – протянула мама, поднимая на меня хитрый взгляд. – И как давно эта «Диана» появляется в твоей жизни и на твоих холстах?

Я встретил её взгляд с лёгкой улыбкой.

– Мам, даже лучшим следователям нужны вещественные доказательства. А у тебя пока есть только портрет и красивое имя.

Она фыркнула, но глаза её смеялись.

– Хорошо, хорошо, храни свои секреты. Твой брат в восторге от машинки, кстати.

– Это прекрасно, – кивнул я. – Рад за него.

Мама сделала паузу, ещё раз окинув взглядом портрет. Ее взгляд смягчился, в нем появилась не только любопытство, но и что-то похожее на уважение.

– Ладно, – тихо сказала она, и в ее голосе не было прежней игривости. – Я поняла. Некоторые холсты созданы не для посторонних глаз, даже материнских.

Она повернулась и направилась к двери, но на пороге снова остановилась, не глядя на меня.

– Он получился очень живым, Том. Похожим на… настоящую. – Она произнесла это почти шепотом, как признание самой себе. – Когда будешь готов – покажешь мне её по-настоящему.

Дверь закрылась почти бесшумно. Я подошёл к портрету. В свете настольной лампы зеленые глаза Дианы казались еще глубже. Мама была права – он был живым.

Пока сердце решает

И вот, с нетерпением желая показать ей своё искусство, я принял решение: на следующей встрече я признаюсь ей во всём.

Через день я приехал к ней на работу. Она была кондитером в маленькой кофейне в десяти минутах от квартала. Я стоял на парковке, затаив дыхание, и наблюдал за ней сквозь стекло витрины.

В её руках рождались миры. Она собирала безе, как облака, поливала кексы блестящей глазурью, и каждый её жест был исполнен точности и необъяснимой грации. Она смеялась вместе с коллегами, вытирая руки о белый фартук, испещрённый следами какао и муки. Даже в этой сладкой пыли, в сосредоточенном изгибе бровей, когда она украшала торт вишней, – было что-то обворожительное. Её искусство было мимолётным, как вздох, и вечным, как память о первом вкусе. Мне не нужно было понимать их разговор или пробовать её десерты – одна лишь её улыбка, обращённая к очередному кулинарному шедевру, говорила мне больше, чем любые слова.

Первый взгляд снова

Дверь кофейни открылась, и она вышла на улицу, осенний ветерок тут же поиграл прядкой ее волос. Увидев меня, она не просто улыбнулась – ее глаза вспыхнули веселым озорством.

– Следующий уровень квеста «Как удивить Диану» успешно пройден, – прокомментировала она, подходя. – Твое появление здесь я оцениваю в твердые девять баллов из десяти. Минус один – за слишком невинное выражение лица. Это всегда подозрительно.

Я притворно вздохнул, открывая перед ней дверь.

– Признаю, был соблазн надеть маскировочный костюм и слиться с фасадом, но решил, что это будет перебор. К тому же, я не хотел пропустить момент, когда ты выйдешь и в воздухе появится этот особенный запах…

Она на мгновение застыла, смотря на меня с притворным подозрением.

– …Запах чего, интересно? Кофе? Асфальта после дождя?

– …Осенних листьев и предвкушения, – закончил я.

Она рассмеялась и села в машину.

– Сильно. Почти поэтично. Ладно, мой рыцарь на блестящем коне… или, в данном случае, на скромном седане, – она обвела взглядом салон, – куда лежит наш путь?

– Это станет самым большим разочарованием твоего дня, но мой план не включает в себя раскрытие карт. Пока что.

— Ага, значит, тактика «заинтриговать и наблюдать за мучениями»? – она покачала головой, но ее глаза смеялись. – Хорошо, я играю. Но знай, что я терпеть не могу секретов. Я тот человек, который в детстве искала спрятанные подарки за неделю до Нового года.

– И находила?

– Разумеется. Так что твой сюрприз на шаткой почве, – она скрестила руки, изображая серьезность, но не выдерживала и улыбалась.

– Отлично. Значит, сегодня мы проверим, сможешь ли ты устоять перед главным сюрпризом своей жизни.

Она думала, что мы едем на очередное милое свидание. Что ее ждут ужин, смех и, возможно, прогулка под звездами.

Она не знала, что я везу ее к тому месту, где мне предстоит вручить ей ключ от собственного сердца, и надеяться, что она не уронит его.

Вихрь первых ощущений

И вот мы вышли на французский квартал в Новом Орлеане – город, где всё дышало музыкой, искусством и красотой. Каждая улица здесь звучала, как живая симфония, и казалось, будто сама атмосфера помогала мне приблизить тот момент, ради которого билось моё сердце.

Когда мы вышли на квартал, её глаза засветились ярче любого фонаря – сегодня город праздновал Марди Гра.

Карнавальные шествия разрезали улицы, разноцветные маски переливались в лучах солнца, а музыка казалась живой: джазовые трубы шептали истории, саксофоны подмигивали, а барабаны отбивали шаги счастливых прохожих.

Она смеялась, и я ловил каждый звук – её смех сливался с мелодиями, создавая свой собственный ритм праздника.

Люди вокруг кружились в танце, бросая конфетти и блестки, а художники рисовали прямо на улицах, превращая тротуары в калейдоскоп красок.

Один художник рисовал карнавальную сцену, и мне показалось, что среди масок и перьев он невольно изобразил её – ту самую девушку, ради которой я стою здесь и наблюдаю.

А я, шагая рядом, хранил свою тайну. Среди этого вихря звуков и цветов я подготовил особое место, где ждал её портрет.

Я представлял, как она подойдёт ближе, удивлённо остановится, и глаза её снова засветятся – уже не от праздничного блеска, а от неожиданного чуда, которое я создал специально для неё.

Джазовая прогулка

Мы шли по оживлённому кварталу, где джаз, вырывавшийся из распахнутых дверей баров, смешивался с ароматом шоколада и свежей выпечки. Она шла рядом, держась за мой локоть, и сквозь рукав я чувствовал лёгкую дрожь в её пальцах.

– Что, ни единой подсказки? – она подняла на меня глаза, в которых искрилось любопытство. – Ты шагаешь так уверенно, будто ведёшь меня не по тротуару, а по нитке собственного заговора.

– Всякий хороший заговор, – заметил я, – требует идеального момента для своего раскрытия. А пока… наслаждайся музыкой.

– Ага, ясно, значит, тайна важнее моего законного права на панику, – она фыркнула, но её пальцы чуть крепче сжали мой локоть. – Ладно, тогда я начну гадать. Ты ведёшь меня в подпольный джаз-клуб, где вход исключительно для избранных?

– Если бы. Хотя твоя догадка заслуживает пять баллов за творческий подход.

– Тогда, может, в ту самую кондитерскую, где, по слухам, готовят тот самый шоколадный торт? Тот, что тает во рту и заставляет подписывать договор с совестью?

– Твой внутренний детектив явно перечитал кулинарных обзоров, – я не удержался от смеха. – Но нет. Хотя теперь я знаю, чем тебя подкупить в случае моего провала.

– Провала? – Она остановилась, заставив и меня замедлить шаг. Её взгляд стал серьёзным, но в уголках губ пряталась улыбка. – Том, если через пять минут мы окажемся перед дверью в кошачье кафе, я… я не знаю, что сделаю. Но тебе не понравится.