Идёт дождь

В стриптизеры он не годился. Да и с трудом представлял себя расхаживающим в плавках по заправке, да так чтобы девушки из окон автомобилей совали ему за резинку плавок деньги.

– Привет! – подсел он за столик к дядьке, обложенному амбарными книжками и разбиравшегося с какими-то счетами, угадав в нем, по-видимому, хозяина заправки.

– Нельзя ли где подзаработать?

Дяденька оторвался он бумаг и без удивления взглянул на Вадима.

– А что умеешь?

– Ну, вы скажите, что за работа, а я отвечу, смогу ли!

Дяденька почесал рукой лысину. – Забор из профлиста ставить умеешь? –

– Приходилось, – ответил Вадим, вспомнил свою практику в студенческом стройотряде.

– Сто двадцать метров забора, – уже заинтересованно сказал дядька. – позавчера привезли материал, а эти суки, с которыми я договорился, запили.

– Один не смогу, – правдиво ответил Вадим. Нужны хотя бы двое. И инструмент.

– Инструмент не вопрос, – дяденька уже воодушевился. – А человека дам, – показал он на незнакомого мужичка, заправлявшего машину.

– А он умеет? – Спросил Вадим

– Не хрена он не умеет, – ответил дяденька, иначе чтобы я с тобой разговаривал. Но поможет.

– И что за это? – с интересом спросил Вадим.

– Ну …, – дяденька задумался, хотя цену вопроса, конечно знал, ведь оговаривал он с предыдущими, -

– Так и быть, десять тысяч!

– На двоих?

– На одного. Мой работник бесплатно.

– Ты дядя, – расстроился Вадим, – меня за дурака держишь? Десять тысяч за сто двадцать метров? Какая стопроцентная цена – Вадим это помнил, хотя это было больше десяти лет назад – пятьсот рублей за метр?

И встал из –за стола.

– Стой, парень! – дядя видимо сообразил, что Вадим действительно знает эту работу.

– Какая твоя цена?

– Пятьдесят тысяч!

– Даю двадцать и по рукам!

– Тридцать, или ухожу!

– Пойдет! …

… Дядя повел Вадима на территорию своего будущего коттеджа. Пока же здесь стояли одни разбитые геодезистами столбики и лежали профлисты с необходимой арматурой для забора.

– Жить будешь здесь, – вздохнул дядя, заодно и сторожить, а то упрут.

– А где здесь? – удивился Вадим. Кроме голого поля, да деревенских домов вокруг ничего не было.

– Ну, в своей машине, – пояснил дядя. –

Ты же за два дня сделаешь?

– Как пойдет, – вздохнул Вадим.

Договорились так: дядя дает десять тысяч аванса и по мере строительства оплачивает каждые тридцать метров. И привозит еду – завтрак, обед и ужин.

Письмо Светлане

Знаешь, я тебя сейчас люблю больше, чем в начале нашей истории. Хотя не знаю, можно ли любить больше или меньше. Наверное, или любишь или не любишь.

Но правда, тогда, когда все у нас было гораздо ярче, взрывнее, чем сейчас, когда это был просто каждый день, не прекращающийся праздник, безумие какое–то, тогда, как мне сейчас кажется, это была просто страсть! Мы жили хлещущим через край сексом, новизной ощущений, еще черт знает чем, только не любовью.

А сейчас, когда прошел почти год, когда у нас все улеглось, когда уже праздник кончился – ведь не может быть вечного праздника, да многое еще, когда, я умираю без тебя. Я без тебя не могу, мне без тебя ничего не хочется, я без тебя жить просто не могу! – это, наверное, и есть любовь!

Наверное, потому что никто не знает, что такое любовь. Нет такой линейки – измерил, да вот это любовь, а здесь не дотянул два сантиметра – это еще не любовь!

Знаешь, о чем я подумал на счет этой линейки? Вот пройдет много лет с тех пор, как мы расстались, и если я, как и сейчас буду мучиться, потому что не могу без тебя, – вот тут это будет точно любовь!

Но это вряд ли. Все проходит. Прости.

***

… Дяденька не обманул. Вадим положил тридцать тысяч рублей в опустошенный кошелек. Запас прочности на ближайшие два – три месяца теперь был.

Можно было отправляться и дальше, четыре дня работы в поту и грязи и три ноченьки в машине не выдержит без душа не один нормальный человек.

– Помыться бы мне, – попросил он у дядьки.

Дяденька по обыкновению почесал затылок.

– Ну, домой я тебя не позову, но сейчас решим…

И повел Вадима к некой Нюре, дом которой находился неподалеку и банька возле него спускалась к самому озеру.

Нюрка оказалась крепко сбитой женщиной лет пятидесяти с веселыми глазами.

– Нюр, вот солдатик на помывку просится, дай ему баньку! Он тебе и дров для нее впрок наколет.

– Какой же это солдатик? – засмеялась Нюра, – Это целый генерал!

– Да, я быстро! – попросил Вадим. Со здоровьем у меня все в порядке. Могу и справку показать. Справки у него не было.

– Где ты его взял? – спросила Нюрка у дядьки. Дядька рассказал.

– Тогда ладно, – решилась Нюра. – Пойдем солдатик, я тебе баню покажу. Только быстренько в бане не бывает!

… То, что быстренько не бывает, Вадим понял уже через час.

Нужно было наносить воды из озера, наколоть дрова, дождаться пока она растопит печь, выпустит пар и дым, окотить кипятком скамью и пол, помыть предбанник, в котором стоял диван и стол со стульями…

Так прошло два часа. Наконец он блаженно растянулся не полке и окатил себя из тазика теплой водой.

В блаженном полусне он даже не услышал, как скрипнула входная дверь в баню. А через пять минуть в парилку вошла совершенно голая Нюрка, и раскачивая тяжелыми грудями, весело сказала:

– Ну, что помылся, солдатик?! А теперь за работу!

… Не успел Вадим опомниться, как из парилки он оказался в предбаннике, на диване и под ним лежала Нюрка, вцепившись с него всеми руками и ногами.

Когда Вадим обессилил, она крепко сжала его, так же крепко поцеловала, и каким – то уже страстным шепотом сказала:

– Ладно, у нас еще вся ночь впереди! Не здесь..

– Да я бы хотел сегодня уехать, – робко запротестовал Вадим, хотя и Нюрка и предложение провести с ней ночь, ему понравилось.

– Милый, останься – просяще протянула Нюрка. – У меня ведь нет никого, и сто лет уже этого не было.

– А чего так?

– Ну, откуда здесь в деревне незанятые мужики. Да еще в моем возрасте. А если бы и были – вся деревня будет пальцем тыкать!

–Ну, да, – согласился Вадим, и как же ты?

– Тереблю! – усмехнулась Нюрка.

… Ночь, конечно, была жаркой. Всю свою неистовую страсть и накопившееся желание Нюрка отдавала этому случайному для нее человеку.

Вадиму было ее жалко, и он не возражал.

Уже в полночь, когда страсть утихла, и они обессиленные и уставшие распластались на постели, – Вадим зачем–то спросил:

– Нюр, а у тебя муж был?

– И не один, – ответила Нюра.

– А ты их любила?

– Нет,– спокойно ответила она.

– И никого за всю жизнь не любила?

– Любила, – ответила Нюра, – один раз…

Рассказ Нюры

Тем летом Нюра, окончив школу, впервые уехала из деревни так далеко – в Москву. Поступать в институт. И к своему удивлению – поступила. Впереди ждала яркая, веселая жизнь в большом городе, и оно было уверенное, – удивительное будущее. Общежитие давали только с сентября, но на август тетка, мамина двоюродная сестра, уезжала с семьей в Крым, и разрешила Нюре пожить в пустой квартире.

Съездив, домой, чтобы порадовать маму, Нюра вернулась в Москву.

Июльские дни были жаркими и, бродя целый день по незнакомой удивительной Москве, она время от времени спасалась от раскаленных улиц в тенистых скверах, с трудом находя пустующую скамейку и с облегчением сбрасывая, босоножки, отдыхала от бесконечных походов.

Конечно, можно было пойти отдохнуть в какое-нибудь кафе, но и на незатейливые денег не было.

– Чтобы туфли не украли, придется мне их посторожить! – услышала она голос незнакомца, проходящего мимо ее скамейки, и вдруг вернувшегося и севшего рядом.

– Привет, я Коля, – представился довольно симпатичный парень, по-видимому, чуть старше ее возрастом.

– А с чего ты взял, что я буду с тобой знакомиться? – спросила Нюра. На самом деле, спросила больше из приличия. Познакомиться она была совсем не против.

– А с чего бы нам не познакомиться, – не унимался Николай. – Вы одна, я один, вместе веселей. Я ведь вам не замуж предлагаю.

– А зря, – засмеялась Нюра, – может, я и согласилась бы, – и в шутку серьезно нахмурив брови, произнесла, – мне нужны серьезные отношения, а не ваши сюси–пуси!

– Надо подумать, – ответил Николай.

Он оказался свежеиспеченным лейтенантом, только что окончившим в Москве военное училище, и так же как и Нюра, успевшим съездить домой наведать родителей, и через Москву возвращаясь, должен поехать к месту своего назначения – куда – то в Новосибирск.

В Москве он собирался провести свою отпускную неделю.

Собеседником он оказался интересным, Москву за время учебы знал хорошо, и водил Нюру по интересным местам. Не приставал, не лез целоваться. Нюре даже обидно стало – неужели она, как девушка, его не интересует. Но она и не хотела, чтобы целоваться – рано еще, от этого, не дай бог, дети бывают, а ей еще институт заканчивать!

На ночь расходились. Он провожал ее до дома, сам уезжал в общежитие училища.

Так прошло три дня. Они уже так привыкли друг к другу, что других планов, кроме встретиться утром, у них уже не было.

Может быть, и не было бы у них продолжения этого знакомства, если бы Николай не пригласил вечером Нюру в кафе.

В кафе, не говоря уж о ресторане, Нюра доселе не бывала. И первые минуты была очень скованна и не понимала, какое удовольствие получают люди от посещения таких, как ей говорило ее воспитание, злачных мест.

Но Николай, видно по всему, бывал в таких местах не впервой, и как-то сумел разжать сжавшуюся в пружину Нюру.

Взяли они немного, Николай честно признался, что денег у него немного, но все было очень вкусно, и Нюра была благодарна ему за новые впечатления.

Вечер перестал быть томным, когда проходивший мимо их столика мордоворот задел Нюрин стул, и она с едой грохнулась на пол.

– Поосторожней, нельзя!? – крикнула она вслед парню.

Тот остановился, подошел к Нюре и склонившись к ней, громко сказал:

– Твое дело, девка, ноги раздвигать, а не учить уважаемых людей!

И еще не разогнувшись, получил от Николая такой удар в челюсть, что отлетел на соседний стол, вдребезги разбив все стоящее на нем содержимое.

Уже потом Нюра узнала, что Николай три года в училище занимался в секции бокса.

Немедленно с другого конца зала сбежались дружбаны этого мордоворота.

Драка была немалая, и дело всех кончилось милицией.

Брали объяснения, писали протоколы. Николай записал все, как было. Прочитавший это дежурный, пожилой майор, устало ему сказал:

– Да ты не парься. Знаем мы эту компашку, не первый раз они у нас. Давай так, сейчас мы тебя отпустим, но ты беги скорей отсюда. Потому что этих мы тоже отпустим, ну составим протокол о мелком хулиганстве! Я их на часик задержу. Но если они тебя поймают…. И он выразительно посмотрел на Николая.

… Вышли на улицу.

Давай я остановлю такси, довезу тебя до дома, и сам доеду, – сказал Николай, – куда мне в метро с такой рожей?!

Рожа у него была действительно разбита прилично.

– Нет, – решительно вдруг сказала Нюра, – только до моего дома! Во первых, я тебе лицо обработаю, надо чтобы поскорее прошло, во вторых, куда же ты в общежитие с таким фингалом? Там же, наверное, у вас дневальный, сообщит еще …

– Да, – задумался Николай. Надо бы переждать.

… Легли спать в разных комнатах. Но не спали.

– Нюр! – первым не выдержал Николай, – ты не спишь?

–Нет, – ответила она, – а ты?

– Я же с тобой разговариваю, – засмеялся Николай.

– Ну, давай тогда разговаривать, – разрешила Нюра.

… Разговаривали до утра обо всем, что было интересного в их недолгой жизни, оказывается, у них было столько общих тем, что не надо было напрягаться, о чем бы еще поговорить.

Уснули под утро.

А утром Нюра еще в дремоте почувствовала запах яичницы, кофе – и почувствовала на своей щеке губы Николая. Он будил ее осторожным поцелуем. И какая-то невиданная доселе нежность и какое-то горячее чувство поднялось в груди Нюры. И неожиданно для себя, еще как бы во сне, она обняла шею Николая, и стала целовать его в губы, нос, в щеки, не разбирая и покрывая его то ли от благодарности, то ли от проснувшейся любви, поцелуями. Николай упад к ней в постель и ласкал ее лицо, ее тело, целовал в безумном порыве…. И только когда, сам не замечая того, он коснулся самого сокровенного, Нюра вдруг сжала его руку, и на ухо тихо и счастливо прошептала:

– Нет! Это потом. Когда-нибудь. Может быть!

Завтракали за залитым солнцем столом. От стола на руках отнес Нюру в ванную, из ванной на руках отнес обратно в постель. Потому что других мест, где бы они хотели быть вдвоем, в квартире не было.

Из дома не выходили. Во-первых, куда Николаю идти с разбитым лицом. Во-вторых, и не хотелось.

…В одной отдельно взятой московской квартире, на двадцать первом этаже были он и она. И эти двое забыли, какой сегодня год, какое число, какой день недели, и что там за окном, солнце или дождь, и как там живет весь остальной мир. В их мире были только он и она. И больше ничего!

И все кончилось.

Утром за завтраком Николай долго молчал.

– Мне завтра уезжать, Нюрок!

– Куда?! – это было так внезапно, что Нюра не поняла.

– В место назначения.

Небо обрушилось.

– А как же я?

– Ты же поступила в институт…

– Это было в другой жизни, – почти закричала Нюра, – Коля, я не хочу без тебя!

Николай вдруг просиял. Он схватил Нюру на руки и закружил по комнате.

– Нюра! – кричал он, – я даже не решался это тебе сказать! Нюра! Давай поедем вместе! Нюр! Ты будешь женой офицера! Я обещаю тебе, я обязательно стану генералом!

… Решили так: Николай уезжает по месту назначения. Нюра недели на две три, в крайнем случае – на месяц остается в Москве. Переводится на заочное. Прощается с матерью и улетает к Николаю. Там они сразу идут в загс.

– И там будет это « не сейчас»! – указала Нюра на свое укромное место. – У нас сразу будет ребенок!

– Два! – важно сказал Николай.

… Нюра прилетела через месяц. Николай встретил ее в Новосибирске, и не заезжая в город, на такси повез за сотни километров в свою воинскую часть.

Новое место жительства Нюре понравилось. Часть стояла в сосновом лесу, небольшой городок для офицерского состава располагался в метрах ста и состоял из девяти пятиэтажных домов, клуба и кафе. Оно же служило столовой для холостяков.

Один из домов был семейным общежитием, где Николай уже получил комнату.

– Пойдем сначала к коменданту, выходя с Нюрой из машины, сказал Николай.

– А я кто? – весело спросила Нюра.

– Ты моя невеста, – серьезно сказал Николай. Я уже написал заявление на имя командира. Вот приеду – сразу будешь женой!

– Куда приеду? – не поняла Нюра.

– Ладно, – промолчал Николай. – Это потом.

… Вечером Николай привел Нюру в кафе, куда он пригласил с десяток своих сослуживцев, которые за этот месяц уже стали друзьями.

– Знакомьтесь, это моя жена! – подводя Нюру к столу, представил ее Николай.

– Слыш, ребят! Колька свадьбу зажимает! – возмущенно крикнул кто–то из друзей.

– Не пойдет! – заорали все. – Ты, Нюра, пока невеста. Вот приедет, сразу свадьбу! – тогда уж и жена.

– Коля, – шепнула Нюра, – ты куда все таки уезжаешь? –

– Потом, Нюр, потом, – давай веселиться! – также на ухо шепнул ей Николай.

… Через два дня Николай, вместе со своей ротой улетел в Чечню.

Командировка обещала быть не долгой – месяца на три. Они должны были наладить связь, на одном из командных пунктов, привезти целый грузовик аппаратуры и вернуться.

– Я не воевать еду, – успокоил Николай Нюру. – Чисто техническая работа, ничего опасного.

– Договорились, что как только приедет – сразу же распишутся.

– Ты пока платье подвенечное готовь! – пошутил Николай.

… Нюра осталась одна.

Николай писал часто, почти каждый день. Не часто приходили сами письма. В Чечне шла война и почта работала, мягко говоря, с перебоями. За все время Нюра получила письма лишь два раза, зато оба раза по целой пачке.

Письма эти лежат у Нюры до сих пор, и до сих пор, очень редк, может быть раз в несколько лет, она перечитывает их и плачет.

… В последнем письме Николай писал, что командировка уже заканчивается и через месяц точно уже он вернется.

Нюра начала готовиться к свадьбе.

… Стояла поздняя золотая осень. Кленовые и березовые листья засыпали дорожки офицерского городка. В один из таких золотых дней молодой еще подполковник, служивший в штабе части и имевший какое – то особое расположение к Нюре, шепнул ей , что борт с возвращающейся ротой и Николаем, ожидается в ближайшую пятницу на военном аэродроме под Новосибирском, и что командир части дал уже распоряжение выслать к часу прилета автобус с патрульной машиной.

… К назначенному дню комната в общежитии, в которой пока жила одна Нюра, была украшена желтыми и оранжевыми букетами из осенних листьев, купленное два месяца назад свадебное платье, которое не помещалось в узенький шкаф, гордо весело на стене, сверху на гвозде свисала на него фата, на столе стояла бутылка вина и ваза с фруктами.

С разрешения коменданта Нюру взяли на встречу роты, и она, водрузив на голову фату, ехала в патрульной машине. Это было шуточное, правда, но условие коменданта.

– Пусть знают наших! – так обосновал он свое разрешение.

На заднем сиденье восседали двое сопровождающих патруль молодые лейтенанты.

Военно-транспортные самолеты не летают по расписанию. Но ориентировочное время было известно. Приехали часа за два до этого времени.

Эти два часа показались Нюре вечностью. И хотя лейтенанты и пытались развлечь ее историями и анекдотами, слушала Нюра их в пол уха.

За эти два часа приземлились четыре самолета. И который раз лейтенанты выскакивали из машины и чуть ли не вытягивались по стойке «смирно», впивались глазами в летное поле.

Наконец, по рации старшего патруля позвали в командную комнату. Дальнейшее Нюра помнит смутно. Что-то очень медленно, очень неохотно возвращался лейтенант вдоль ограды летного поля.

И вдруг, неизвестно отчего, Нюре стало плохо. Сколько времени провела она так, без сознания, она не помнит. Ее никто не будил, никто не трогал.

Военно-транспортный самолет, возвращавшийся с солдатами и офицерами был сбит, не долетев двадцати километров до границы Чечни.

***

Нюра замолчала.

– Прости, тихо сказал Вадим, сжав Нюрину руку и поцеловав ее в плечо.

– Ничего, – равнодушно сказала Нюра, – давно было.

– А дальше что? – все-таки спросил Николай.

А дальше пошла по рукам, – усмехнулась Нюра.

Тот самый майор из штаба полка, уговорил ее выйти формально замуж, потому что светило назначение в Германию, а не женатых туда не брали.

– Мир посмотришь! – уговаривал он ее – Куда ты сейчас? В свою деревню? Если хочешь, пальцем тебя не трону, – мы же только формально …

Пальцем он ее, конечно, тронул и не только пальцем. А в Германию его не послали.

Нюра поехала на родину Николая, – посидеть у его могилы. А зря.

У Николая был брат. Семья у Николая была из староверов. И старший неженатый брат, сказал ей:

– У нас, знаешь, есть такой обычай – брат должен взять в жены жену погибшего брата. Что бы она не осталась одна, чтобы заботиться …

Нюре было все равно. Об институте она забыла, назад в деревню возвращаться было не зачем. А здесь к Коле поближе.

Но не любила. И спустя год – развелась.

– Куда было ехать? – закончила свой рассказ Нюра.

– Вернулась. С тех пор здесь и живу.

Вадим обнял ее, улыбнулся, и они заснули.

Письмо Светлане

Помнишь, как–то , после наших первых двух бестолковых свиданий, когда ты всячески уворачивалась от секса, сама себя убеждая, что это все несерьезно, какая–то интрижка, и завтра я от тебя отстану, и ты останешься верна своему мужу, которого ты и тогда, и сейчас, конечно же, любишь, я остановил машину на обочине провинциальной дороги, на какой-то куче мусора, которую даже не заметил, и стал уговаривать тебя уехать вместе на выходные, на какое-то озеро, где мы будем целоваться отупляющими поцелуями, и ты сказала:

– Ну, смотри, что ты делаешь!? Ты делаешь мне предложение провести две прекрасные ночи и два прекрасных дня, стоя на куче мусора! Я вообще–то достойна чего–то большего! – и засмеялась.

– Значит, ты сказала: Да!

Я был дурак! Эти два дня я таскал тебя по разным тропинкам удивительного леса, я сидел с тобой у на берегах бухт этого удивительного озера, я гулял с тобой в роскошном ресторане этого коттеджного поселка, и уже полу замороженную, полусонную, насмерть уставшую приводил поздним вечером в наш номер, где ты мгновенно засыпала!

А я не мог спать и гладил только голую спину, тихо, стараясь не разбудить, целовал твою попку в сиреневых трусиках …

Какой же я был дурак! Нужно было вообще не выпускать тебя из номера, не выпускать из постели, и любить, и целовать, и целовать! …

… Я хочу найти эту кучу мусора, поставить на ней крохотную часовню твоего имени и приходить иногда туда, и молиться за твое благополучие. Правда, молиться я не умею

***

Дождь кончился. Дорога была мокрая и перед глазами бесконечно мелькали дворники, сметая брызги от встречных и обгоняющих машин, но пейзаж за окном был уже веселее.

Тоска у Вадима не то, чтобы улеглась, но как-то рассеялась, может быть, и разбавилась вчерашней ночью, все-таки это была, если не ночь любви – нет, конечно, но все-таки ночь с женщиной, и почти с нежностью к этой чужой Нюре, которая лежала у него на груди и слезы капали на него.…

Все яснее проступала бессмысленность этой поездки в никуда, и конечная цель этого побега также не определялась.

Но он упорно решил ехать, вперед уже не хотелось, но назад не хотелось еще больше.

Все, что он оставил позади, он уже знал, и перспективы в этом не было никакой.

… Маленькая цель, цель на каждый день, все-таки была. Это должен быть, какой-нибудь пригородный мотель, или недорогой отель в районном городке, ночевать же было где-то надо.

Придорожными целями были придорожные кафе, желательно не забегаловки, а что-нибудь симпатичное хотя бы внешне, и Вадим с удивлением обнаружил, что их стало довольно много. Там он или обедал, или пил кофе, и это неспешное сиденье за столиком скрашивало путь.

… До мотеля, который он нашел по навигатору, Вадим добрался часам к семи. В основном мотель был рассчитан на дальнобойщиков, и машина Вадима скромно притаилась среди огромных фур, на обширной площадке.

Конечно, было недорого. Дальнобойщики дорого не берут, и кафе при мотеле, в который он зашел поужинать, было тоже недорогое.

Столики в большом зале все были заняты, и лишь за одним в дальнем углу, сидел угрюмый мужчина лет пятидесяти и медленно пил единственную бутылку пива.

Несмотря на его неприветливый вид, Вадим решил присоединиться.

– Можно? – спросил он, подходя с двумя тарелками к столу.

Угрюмый окинул тяжелым взглядом зал, понял, что выхода у Вадима нет, и кивнул головой.

Вадим ел, угрюмый прихлебывал из стакана. Молчали.

Что бы все-таки разрядить обстановку, Вадим спросил:

– Куда едете?

– А тебе интересно?, – спросил Угрюмый.

– Нет, – честно ответил Вадим, – Просто, чтобы поговорить.

– Скучно, что ли? – неохотно спросил Угрюмый, явно не желая вступать в разговор.

– Ну да, я один еду, – молчу целый день.

– Не похож ты на дальнобойщика, – вдруг заговорил с ним Угрюмый.

– А, я и не говорил, что дальнобойщик. А почему не похож? – заинтересовался Вадим.

– Да одет уж больно чисто, – сказал и снова замолчал Угрюмый.

– Это плохо? – попытался продолжить разговор Вадим.

– Да нет, хорошо. Я тоже не всегда таким был.

– А чего ж таки стали? – Вадима особенно тема не интересовала. Но вечер впереди был длинный, и уходить из кафе в пустой номер не хотелось.

– А тебе интересно?, – опять как в начале разговора спросил Угрюмый.

– Ну, так… – неопределенно ответил Вадим, которому этот разговор ни о чем уже начал надоедать.

Угрюмый опять замолчал. Молчал и Вадим. Просто не хотелось уходить. Играла тихая музыка, за некоторыми столиками дальнобойщики уже начали резаться в домино и карты.

Прошло минут двадцать.

– Чего не уходишь? – нарушил молчание Угрюмый.

– Не хочу.

– И я не хочу, – Угрюмый поднял на него глаза.

– Я из тюрьмы – вдруг сказал угрюмый.

– Дело хорошее – вежливо согласился Вадим.

– Это ты про тюрьму? – кулаки Угрюмого начали сжиматься.

– Нет, поспешил Вадим, – я про «из тюрьмы» ! Стало быть, освободились!

– Ну, освободился я, положим, уже год назад.

Рассказ Угрюмого

Вообще-то его звали Олег. Тогда, на заре перестройки, в начале девяностых, ему было чуть больше тридцати.