скачать книгу бесплатно
Однако за Вислой поток не уменьшился, навстречу двигались санитарные повозки, повозки с вооружением и боеприпасами. Колонна останавливалась, опять стоял крик, ругань, скакали потные и злые верховые военные, которым удавалось навести порядок, и движение возобновлялось. К вечеру Вацлаву с помощью провожатых удалось заехать на небольшой хутор и остановиться там. Провожатые тут же попрощались и уехали обратно. Грушевские остались одни. Мест для размещения не было, повсюду находились беженцы и военные. Вацлав как потерянный ходил среди этих людей, пытаясь объяснить, что у него жена и ребенок и им нужен отдых. На него смотрели с удивлением, кивали головой, иные отворачивались с видом, мол, сами такие.
Возвратившись к экипажам, он увидел возле заплаканной жены офицера, это был высокий, стройный, затянутый ремнями портупеи мужчина средних лет. Регина, заметив Вацлава, стала быстро говорить, что это ее муж и им нужны комнаты, у них маленький ребенок. Офицер представился и заверил, что найдет для них пристанище, где можно будет поужинать и переночевать. Действительно, вскоре они очутились возле небольшого аккуратного домика. Пожилой суетливый еврей поприветствовал приезжих у крыльца и стал объяснять, что хотя домик небольшой, места для ночлега хватит всем. Он представил хозяйку, которая пообещала вкусный ужин и завтрак и даже поинтересовалась предпочтениями гостей. После такого приема Регина успокоилась, сказала, что приготовить ребенку, и хозяйка повела ее с Романом и няней в дом. Хозяин попросил оплату за проживание вперед и назвал цену, она была немаленькой. Вацлав, не задумываясь, тут же рассчитался с ним. Офицер стоял поодаль, и как только хозяин спрятал деньги в карман, подошел к Вацлаву и спросил, не могли бы они разместиться вместе в одной комнате, так как другого места у него нет. Вацлав радостно закивал, выказывая уважение офицеру и называя его своим спасителем. Он впервые находился в таком водовороте людей, в атмосфере сумятицы, ругани, крика и оскорблений, а офицер показался ему человеком сильным и благородным, и Вацлав был готов терпеть ради него неудобства.
Разместились быстро. В домик внесли часть вещей, возницы поставили экипажи и коней под навес, здесь же они устраивали себе ночлег, хозяин пообещал накормить коней. Ужинали за общим столом в комнате, которая одновременно являлась и кухней, и столовой. Регина с Романом ужинали в своей комнате. Между мужчинами постепенно завязался разговор о войне и о том, что будет дальше. Больше говорили хозяин и офицер, Вацлав с интересом слушал каждого, иногда поддакивая или кивая. Неожиданно в дверь громко постучали. Не успел хозяин подойти, как дверь отворилась, и в комнату вошел усатый казак с саблей на боку, в фуражке набекрень, из-под которой вихрились густые черные волосы. На его серебристых погонах виднелись две звездочки. Он поздоровался, спросил, кто здесь хозяин и потребовал немедленно разместить его людей. За столом повисла напряженная тишина.
– Хорунжий, извольте уважать старшего вас по званию, – офицер встал, вытирая руки о салфетку.
Казак вытянулся и щелкнул каблуками.
– Виноват, ваше высокоблагородие, простите, не заметил.
Закрывая дверь, он с раздражением произнес: «Где же мне размещать людей?!»
Ужин закончился безрадостно. Хозяин поспешил за казаком, вышли во двор и Вацлав с офицером. Там слышалось ржание лошадей, громкие голоса конных казаков. «Что это? Почему это так? Куда они движутся? Кому это надо?» – стоя возле крыльца, в растерянности задавал себе вопросы Вацлав. Вдруг офицер с раздражением заговорил:
– Вот так у нас всегда, дали приказ отходить, а где размещаться на ночлег, где кормить солдат? Да и сколько можно отступать? Где наши аэропланы, почему молчит наша артиллерия? Бестолковщина, если не сказать хуже: предательство.
Вацлав вздрогнул от этого слова и ощутил себя совершенно беспомощным. Ему нестерпимо захотелось назад, в Варшаву, в уютную домашнюю обстановку. Только это осталось в прошлом, которого уже никогда не вернуть.
– Казалось, месяц-другой – и разобьем германские войска, а война уже год длится, и конца ей не видно, а из-за нашего бестолкового командования и предательства австрийцы с немцами прорвали фронт и быстро наступают с юга. Как бы наши армии не окружили здесь… Надо успеть добраться до Бреста, может, там их остановят, там есть надежда на хорошо укрепленную крепость. А если нет, то покатимся дальше.
Со стороны могло показаться, что офицер разговаривает сам с собой. Он замолчал и, прервав размышления Вацлава, предложил идти спать.
Уже в доме он сказал:
– Завтра на рассвете мне нужно уходить, а мы даже не представились друг другу. Штабс-капитан Голубев Александр Иванович.
Вацлав назвал себя, и они обменялись рукопожатием.
– Трудная вам предстоит дорога, вы здесь долго не задерживайтесь, поскорее добирайтесь до Бреста. В пути держитесь проселочных дорог, они менее загружены. Удачи вам и вашей семье.
Вацлав благодарил штабс-капитана за помощь, теплые слова и тоже пожелал удачи. Вскоре оба спали крепким сном.
3
На третий день пути потные и уставшие лошади, с трудом тащившие покрытые плотной седой пылью экипажи с людьми, въехали в местечко Тересполь, расположенное в стороне от Бреста. Палящее солнце уже повернуло на послеполуденную сторону, впереди вдоль дороги по песку двигалось большое стадо коров, высоко поднимая облако пыли, которое закрывало окружающие предметы, все это вызывало жуткую тоску и безнадежность. Вацлав сидел в первом экипаже рядом с возницей, в голове у него стоял шум, мешавший о чем-либо думать и что-либо предпринимать. Вдруг подул ветерок, появилось ощущение прохлады, и в этот момент раздался громкий мужской крик:
– Не останавливаться, не останавливаться, быстрее, быстрее! Там у военных привал, их будут кормить.
Этот крик вывел Вацлава из оцепенения, он увидел, как беженцы, которых они обгоняли, толкая друг друга, ринулись вперед за этим мужчиной. Поднялся крик и плач, перерастающий в сплошной вой. Так они и двигались в потоке: с одной стороны шли военные, а с другой с воем неслась толпа беженцев, сквозь который Вацлав услышал надрывный плач сына. Он хлопнул возницу по плечу и истерично прокричал:
– Давай сворачивай, куда ты? Сворачивай влево, к военным!
И тут же раздались возмущенные голоса:
– Ты что, ошалел, куда прешь на людей?!
Под оскорбительную ругань и проклятья конные военные расступились, и два экипажа свернули на узкую проселочную дорогу к экипажу, где находилась Регина с ребенком. К ним подъехал военный с саблей.
– Под суд пойдете за такое самоуправство! Вы же людей погубите… – и осекся, встретив полный отчаяния взгляд измученной женщины с ребенком на руках.
– Простите, мадам, они чертовски устали. Правда, скоро будет привал.
От этих слов Регина очнулась, как от сладкого утреннего сна.
– Помогите нам, нам нужно где-то остановиться, накормить ребенка. Езжайте за мной, – Регина махнула рукой в сторону первого экипажа, – там мой муж.
Военный пришпорил коня и, поравнявшись с экипажем, поехал рядом. Вскоре они оказались на окраине местечка, где повсюду находились люди, их было много. Ближе к лесу стояли санитарные повозки, там горели костры, из больших чугунных котлов доносился запах мяса. Верховой военный отъехал от экипажа. Через какое-то время Вацлав забеспокоился и уже хотел предпринять какие-то действия, как вернулся их спаситель. Его было не узнать, перед ними предстал другой человек: с открытым лицом, на котором уже не было седой дорожной пыли, и улыбающимися глазами.
– Ждите меня здесь, я скоро вернусь, только никуда не уезжайте, – и он снова ускакал.
Вацлав подошел к жене и был поражен ее внешним видом, ему показалось, что с ребенком сидит старуха, он даже непроизвольно отшатнулся.
– Он что, оставил нас? – с тревогой спросила она.
Вацлав откашлялся и принялся стряхивать с себя пыль.
– Он сказал, что скоро вернется и просил ожидать его здесь, – не глядя на жену, ответил Вацлав. Не успел он привести себя в порядок, как подскакал верховой.
– Я получил приказание от ротмистра препроводить вас к месту ночлега, здесь недалеко, езжайте за мной, – он подождал, пока Вацлав усядется в экипаж, и, пустив лошадь шагом, поехал впереди.
Экипажи въехали в заросший сад и остановились. Навстречу им шел тот самый военный, которого сопровождающий назвал ротмистром. Он остановился возле экипажа Регины.
– Сельский ксендз любезно разрешил вам здесь остановиться. Тут будет для вас безопасно, кое-какие продукты я оставил у него, так что располагайтесь, а у меня служба. К ужину меня не ждите, если смогу, завтра заеду, чтобы пожелать вам счастливой дороги. Честь имею, ротмистр Пилип Иванович Кольцов.
Регина заулыбалась и стала благодарить его. Она находилась на пределе своих сил, и от слов, напомнивших ей о прошлой жизни, не сдержалась и расплакалась. Кольцов поклонился и вскочил в седло.
К экипажам подошел высокий, чуть полноватый, уставший ксендз. Он на польском языке пригласил уважаемых гостей в свой дом. Ксендз помог измученной Регине сойти на землю, пообещав ей, что поручит затопить баню, чтобы уважаемая пани смогла помыться.
Приземистый дом скрывался в кустах жасмина и сирени, неподалеку, широко раскинув ветви, краснела рябина, чувствовалась прохлада. На крыльце стоял мужчина в одежде священнослужителя и тоже в сапогах, ксендз сказал ему насчет умывальни для приезжих, и тот заспешил по тропинке, которая уходила в глубь сада.
– Входите и устраивайтесь, как вам будет удобно, мой дом открыт для всех. Дочь моя, вы устали и найдете в этом доме успокоение, и оградит вас Дева Мария от дум темных, – говорил ксендз, помогая Регине подняться по ступенькам крыльца.
Регина встрепенулась и заявила, что в таком виде грешно входить в дом, нужно стряхнуть с себя дорожную пыль и умыться. Она сошла с крыльца, и они с няней стали приводить себя в порядок. Женщины оживились, на их лицах появились улыбки. Повеселел и Вацлав, державший на руках сына. С таким настроением они вошли в просторную комнату. Регина сразу стала готовить постель для себя и Романа, которого на другой кровати раздевала няня. Малыш проснулся и захныкал.
Вацлав и ксендз вышли во двор, августовский вечер уже вступал в свои права, было тихо и не верилось, что всего несколько часов назад творился кошмар, не поддающийся описанию. И только пыльная одежда и усталость говорили Вацлаву, что такое было и может повториться. Неожиданно для самого себя он спросил:
– А вы, святой отец, не уходите с армией?
– Дитя мое, разве можно уйти от своего дома, божьего дома? Я поляк, а как может куда-то уйти Польша? Она была и будет, здесь моя паства, кто-то уйдет, а многие останутся, и я буду нести им слово Божие.
– Сюда могут войти германские войска, – перебил его Вацлав.
– Я не приемлю немцев, это не их земля, а наша, и я останусь на ней, и буду просить пресвятую Деву Марию о возрождении великой Польши.
Их разговор прервал причетник, сказав, что вода нагрета, и пани могут идти мыться.
Регина с неудовольствием подумала об умывальне, не представляя, что это такое, она устала, ей хотелось привычной еды. Как вдруг ксендз принял серьезный вид и начал нараспев читать молитву, ему подпевал причетник. Слова молитвы заставили присутствующих на миг забыть обо всем. В какой-то момент у Регины закружилась голова и ей почудилось, будто она приподнимается над полом домика. Ксендз завершил молитву так же неожиданно, как и начал. Причетник поклонился и сказал Регине с няней следовать за ним. Вацлав остался с Романом, который, разметавшись на постели, крепко спал.
На входе в умывальню, похожую на маленькую баню, Регину и няню встретил терпкий запах чабреца и мелиссы, также улавливался тонкий аромат от висевших связанных пучком веток эвкалипта. Это бодрило и поднимало настроение. Регина мылась в большой деревянной бадье, наполненной темной, настоянной на травах, водой. Она ощутила, как ее тело наполняется приятной легкостью. Няня Ядвига лила теплую воду ей на плечи и спину, но было ощущение прикосновения не струй воды, а легкого ласкающего ветерка, который обволакивал тело до пальчиков ног. Регина взяла большой деревянный черпак и стала лить воду сама, подставляя все части тела. Никогда в жизни она не ощущала такого блаженства от воды, ее охватила радость, хотелось сделать что-то запоминающееся, хорошее и доброе, и она стала поливать Ядвигу. Та мылась, фыркая и разбрызгивая вокруг себя воду, от этого становилось еще радостнее. Регина вдруг вспомнила, что когда она была совсем маленькой и стучала ножками по воде, то вокруг разлетались брызги.
– Все, пани, хватит. Я замечательно вымылась, – сказала Ядвига.
Выйдя из умывальни, Регина почувствовала себя другой, она не понимала, что с ней случилось, молитва ксендза и вода изменили ее. У крыльца их поджидал ксендз, он приподнял руки вверх, произнес: «Святая Дева Мария, очисти сих дев от всякой скверны» и пригласил их в дом. В комнате был накрыт стол, ксендз произнес краткую молитву и предложил откушать чем Бог послал. Ели молча, затем причетник убрал грязную посуду и предложил чай.
– Януш готовит настоящий чай, от которого никак нельзя отказаться, – сказал ксендз.
Вацлав мылся после ужина, вода сняла усталость и придала сил, мир приобрел другие очертания. Распахнув дверь умывальни, он остановился. Солнце уже зашло, и было даже прохладно, в саду пофыркивали лошади. Темнота уверенно захватывала деревья, садовую дорожку, приоткрывала на небе звезды. Все было тихим и мирным. Неужели такое возможно, подумал Вацлав. Казалось, прошедший день закатился вместе с солнцем и уплыл далеко-далеко, а завтрашний день будет бодрящим, зовущим действовать и жить бесконечно долго и непременно счастливо. К умывальне подходили возницы, неожиданно Вацлав подумал, а им каково, где их семьи, куда они поедут дальше, но ответов на эти вопросы у него не было Ксендз и причетник ушли служить мессу в костел. Вацлав еще немного постоял во дворе, вдыхая запахи августовской ночи, и пошел спать.
Рано утром на красивой рыжей лошади прискакал возбужденный ротмистр. Вацлав в это время умывался во дворе холодной водой, ему помогал Януш. Вацлав радостно помахал гостю мокрой рукой, а ксендз пригласил его в дом на завтрак.
– А где ваши дамы? – поинтересовался ротмистр, передавая причетнику увесистую торбу с продуктами. – Паненки сейчас будут, – ответил ксендз, с беспокойством поглядывая на ротмистра и пропуская его вперед.
В комнате уже были Регина с Романом и няней, они радостно поздоровались с вошедшими. Причетник стал накрывать на стол. Первым заговорил ротмистр:
– Как ни прискорбно, опять отступаем, вернее сказать, бежим. Стало ясно, что скоро оставим Брест. Скорее всего, поступит приказ взорвать крепость, а зачем, скажите, тогда ее строили, вложили огромные деньжищи? Как это, по-вашему, называется? Да сейчас только и слышно о предательстве. Немец наступает и с юга, и с севера, и никак его не остановить, дисциплина падает. Где обещанные боеприпасы, пулеметы, где они?!
Воцарилось молчание. Роман с испугом поглядывал на чужого дядю и уже собирался заплакать. Обстановку разрядил ксендз, он пригласил всех за стол, пожелал приятного аппетита и прочитал короткую молитву. Первые минуты завтрака прошли в молчании.
– Пан офицер, неужели все так плохо? – спросил ксендз, когда Януш стал подавать чай.
– Дела для нашей армии не просто плохие, они скверные. Вам нужно поскорее уезжать отсюда, через день-другой здесь будут толпы беженцев и отступающая армия.
Ротмистр встал из-за стола и обратился к Вацлаву:
– А вы куда путь держите?
Вацлав назвал место расположения своего поместья.
– Не знаю, что вам сказать и где вам найти пристанище. Фронт может докатиться и до тех мест, только назад дороги нет, при отступлении взрывают мосты, всё увозят и угоняют. Такое чувство, что русская армия туда уже никогда не вернется, – грустно закончил ротмистр.
– Кто придумал эту войну, тот преступник, страдают невинные люди. Мне некуда уходить, это моя земля, и я остаюсь здесь. Будем служить мессы по убиенным, так, Януш? – сказал ксендз.
– Именно так, пан ксендз, будем служить в костеле мессы, – подтвердил причетник, отхлебывая чай.
Ротмистр подошел к Регине и поцеловал ей руку.
– Мне жаль, пани, что так произошло и мы не можем защитить вас и детей и оставляем в безысходности. Такого Бог рыцарям не прощает, это аукнется офицерам русской армии… Ну да не будем о грустном, у вас сын, растите его, чтобы он стал достойным вашим защитником и защитником Отечества. Храни вас всех Бог, – с этими словами он отошел и вдруг обернулся. Маленький Роман на руках Ядвиги улыбался и тянул к нему ручки. Кольцов заулыбался и подошел ближе. Роман пытался дотянуться пальчиками до кокарды на фуражке и вдруг, картавя, произнес: «Другой папа». Его рука соскользнула, и пальчики схватили ротмистра за нос. Малыш залился смехом. Все это вышло так по-детски мило и непринужденно, что взрослые вдруг заговорили разом, перебивая друг друга. Ротмистр снял фуражку и надел ее мальчику на голову, тот слегка растерялся, потрогал околыш и неожиданно протянул ручки вперед, как бы прося этого незнакомого дядю взять его на руки. Кольцов приподнял мальчика на руках, а потом прижал к себе.
– Вот он, новый защитник нашего Отечества! Военным будет, это опасная и трудная, но нужная профессия. Так что расти на радость маме и папе! – Кольцов передал мальчика няне, сняв с его белокурой головки фуражку. Улыбка сошла с лица ротмистра, и он стремительно вышел из комнаты. За ним последовали ксендз и Вацлав.
– Я буду молиться и просить матерь боску Святую Деву Марию хранить вас, пан офицер, от всякого лиха, – и ксендз стал читать про себя молитву.
Ротмистр подал Вацлаву руку с напутствием не задерживаться здесь, а скорее уезжать.
Часть восьмая
1
Завершался очередной день, оставалось проделать ставшую привычной процедуру передачи карт, документов, журналов и информации очередной смене и идти отдыхать. Завтра этот день забудется, как и многие прожитые дни в этом красивом замкнутом пространстве. Вокруг почти одни те же лица, те же друзья и ненавистники, те же завтраки и обеды, те же доклады, приятные и неприятные разговоры с начальниками, переживания. Казалось, ничто не меняется, отдаются важные приказы и директивы командующим войсками, разрабатываются, по их мнению, новые, более реалистичные и продуманные планы, только появляется усталость и раздражительность, порой ее не унять, и она выплескивается в нижестоящие штабы – на тех, кто работает вместе с Сергеем Александровичем в этой ставшей неуютной для него комнате. Возникала жгучая уверенность в неспособности высшего военного руководства изменить положение на фронтах, а с этим разочарование, бессмысленность и даже вредность своих обязанностей и выполняемых поручений. Случались минуты отчаяния и возникали мысли о смерти, дальше так продолжаться не могло. Его напарник, Константин Федин, весельчак и балагур, высокообразованный и ответственный офицер штаба, успокаивал его, рассказывая очередной неприличный анекдот или историю из своего юношества, переводил беседу на семейную жизнь. Сергей Александрович вспоминал о жене и сыне, и ему становилось стыдно за свои мрачные мысли, но ненадолго.
В первых числах июля обстановка на фронтах резко накалилась, войска Южного фронта оставили Галицию и продолжали отступать уже на своей территории. Не лучше обстояли дела и у их соседей справа. Командующие фронтами подготовили очередные предложения по дальнейшим действиям их войск. Эти предложения обсуждались в квартирмейстерском управлении и вызвали много споров. Сергей Александрович стал защищать предложения одного из командующих армией, как услышал резкий ответ уважаемого им генерала:
– Этот командующий – полная бездарность, если не сказать больше, – и добавил: – Это самый настоящий олух.
Произнесенные слова унижали честь и достоинство командующего в присутствии нижестоящих чинов. Сергей Александрович, сдерживая себя, стал его оправдывать, напоминая о полученных им несколько недель назад наградах за умелое руководство успешной операцией. Генерал подошел к Сергею Александровичу и похлопал его по плечу:
– Вы не огорчайтесь, голубчик, в военном деле для полководца важна победа. Тогда его наградили, а сейчас ругают. За него и нас ругают последними словами, только мы тех слов здесь не слышим.
Внутри у Сергея Александровича все кипело, вечером он написал прошение об отправке на фронт. К этому поступку подталкивала его окружающая обстановка, уже в открытую шли разговоры об изменениях в руководстве Ставкой и смене места ее расположения, назывался город, который находился далеко в тылу. Уважаемый офицерами штаба, начальник их управления учтиво и вежливо просил его отправляться в составе единой и сплоченной команды к новому месту службы, Сергей Александрович же продолжал настоятельно проситься на фронт. В душе генерал понимал и поддерживал желание своего подчиненного. Он тоже переживал о случившемся на фронтах и тоже искал причины неудач, понимая, что Россия не была готова к такой затяжной войне. Ни в столице, ни в тылу генерал не видел тех устремлений, того напряжения сил, которое могло бы изменить существующее положение дел. Дело было не в войсках и командовании, фронт и тыл существовали сами по себе. Армию нечем было вооружить и обеспечить всем необходимым для разгрома противника. Генерал не мог высказать свои мысли сидящему напротив него грамотному и подготовленному для штабной работы полковнику. Для уважаемого генерала и убывающих с ним штаб-офицеров не являлось секретом, что на новом месте на них будут смотреть со злорадством и осуждением, как на виновников случившегося на фронтах. Для господ офицеров и генералов такое положение представлялось унизительным, поэтому у некоторых сослуживцев в окружении Сергея Александровича возникала зависть: опять этот счастливчик сумел правильно сориентироваться в обстановке. Другие с презрением расценивали его поступок как «побег» на фронт. Но все это были сугубо личные суждения, служба же требовала исполнения своих обязанностей, и сослуживцы Сергея Александровича готовились к переезду Ставки. С другой стороны, генерал как опытный штабист понимал, что без этих офицеров будет невозможно правильно и продуманно организовать работу на новом месте, и это являлось основной причиной вдумчивой политики по сохранению кадров. Знал генерал и другое: штабному офицеру, даже хорошо подготовленному, порой бывает сложно сразу же овладеть командирскими навыками, особенно если на это не будет времени, и он написал письмо командующему армии, которого некоторое время назад назвал «олухом», с просьбой по возможности определить полковника С. А. Дубровского в полк, который находится на переформировании или отводится в резерв.
Просьба Сергея Александровича была удовлетворена с условием, что он будет исполнять свои обязанности до убытия Ставки к новому месту дислокации, а затем направится в распоряжение командующего армии с последующим назначением командиром пехотного полка. Между тем события на фронтах разворачивались так, что здесь, в этом тихом и уютном месте, скоро мог оказаться противник. Такое не укладывалось в голове, хотя поспешное отступление войск называлось планомерным и временным отходом с целью выравнивания линии фронта и сохранения армии. Большим потрясением для офицеров квартирмейстерского управления стали вести об оставлении самой современной и мощной Новогеоргиевской крепости и сдаче в плен всех генералов, офицеров и нижних чинов гарнизона, не уступающего по численности армии, а также оставлении почти без боя крепости в Ковно.
Прощание Сергея Александровича с сослуживцами было тягостным, без пафосных слов и напутствий. Одни искренне завидовали, что на фронте можно прославиться, другие сожалели, что в их рядах не будет такого сдержанного и подготовленного офицера, способного заступиться, помочь в подготовке важных докладов и реляций, иным было всё равно, хотя проскакивала мысль, что там можно получить награды и стать генералом. За год, проведенный в небольшом коллективе среди штабных офицеров, Сергей Александрович четко уяснил для себя, насколько важным и нужным является их управление и как важно, чтобы службу в нем несли отлично подготовленные высшие офицеры. По его мнению, случайных людей здесь быть не должно.
Пройдет время, и Сергей Александрович встретит некоторых из провожавших его в тот вечер штаб-офицеров уже при других обстоятельствах. Утром полковник Дубровский убыл к новому месту службы, а часом раньше отошел литерный поезд, который увозил из чистого соснового леса часть высших офицеров в другую сторону, в новое будущее.
2
Из Барановичей в направлении Бреста Сергей Александрович уезжал в сопровождении штабс-капитана на легковой машине, которая накануне прибыла из штаба армии. Проходя по ставшей за время пребывания здесь привычной тропе, он вдруг почувствовал себя лишним и ненужным, все стало чужим и далеким, хотя вот там виднеется домик, в котором было проведено столько беспокойных дней и ночей, но там его уже не ждут, а может быть, уже и забыли. Настроение испортилось, и только завтрак отвлек Сергея Александровича от мрачных мыслей.
Набрав скорость, автомобиль помчал по свободной дороге, было приятно ощущать прохладный ветерок, который создавал благодушное настроение. Сопровождающий молчал, и Сергей Александрович стал обдумывать, как он представится такому известному на фронте генералу и сразу попросится в полк, ведь там будет настоящее дело, а вот что он будет делать по прибытии, в голове не складывалось, и это вызывало неудовольствие. Конечно, он там сразу разберется с обстановкой и выедет в батальоны.
Машина притормозила – навстречу шла колонна пеших пехотинцев без оружия, они с удивлением посматривали на легковую машину и важного военного чина. Сергей Александрович выпрямил спину, принял строгий вид и смотрел прямо перед собой, не поворачивая головы. Потом им пришлось обгонять колонну артиллерийской батареи большого калибра, лошади медленно тащили тяжелые орудия. Для этого их автомобилю пришлось съехать на обочину. Сергей Александрович стал вспоминать, давались ли какие-то указания на передислокацию тяжелых орудий и вдруг понял, что вот уже дня три он не владеет информацией о положении на фронте и не знает, какие приказы были отданы войскам. Наконец они снова выехали на дорогу, навстречу двигалась кавалерия, эскадрон, не меньше, подумал Сергей Александрович. Далее начался нескончаемый поток, встречный и попутный: двигались уставшие, запыленные беженцы. Вдруг к машине метнулась взлохмаченная женщина, притянула руку и с польским акцентом заголосила:
– Паны, дайте моему сыночку немножко хлеба, он ничего не ел. Будьте милосердны, паны, дайте хлеба сыночку…
Женщина споткнулась, но устояла на ногах, махнула рукой и побрела обратно к движущемуся потоку, навстречу которому шло большое стадо коров.
– О, да мы так до завтрашнего дня не доберемся, – вырвалось у Сергея Александровича.
– К ночи будем на месте, Ваше высокоблагородие, – заверил его штабс-капитан, и они снова замолчали.
Чем дальше они продвигались на запад, тем жарче припекало солнце, плотнее укрывала пыль и тем мрачнее становились их лица. А потоки, направляемые неведомой силой, все шли и шли, одни вперед, это были в основном военные, другие – и туда, и обратно. «Куда они бегут, что их там ждет? Лучше бы остановились и помогли войскам остановить германцев», – размышлял Сергей Александрович, пытаясь привести мысли в порядок.
К месту они добрались, когда августовское солнце уже садилось, жара стала спадать. Штаб армии сменил место дислокации, и им бы пришлось долго плутать по забитым дорогам, но помог случай: штабс-капитан встретил знакомого офицера-казака, который выполнял поручения штаба, и тот объяснил, как туда проехать. Сергей Александрович вез с собой пакет для командующего армией. Выйдя из машины и приведя себя в порядок, он подумал, а если там срочный документ, он ведь уже может утратить свою актуальность, оказаться ненужным и даже вредным. Поэтому он сразу же предупредил встретившего его подполковника о том, что у него пакет командующему армии из штаба Верховного главнокомандующего. Долго ожидать не пришлось. Командующий армией занимал просторную комнату в небольшом здании. Солнце уже село, настольная лампа освещала лишь часть стола, и в помещении стоял полумрак. Выслушав доклад Сергея Александровича, командующий армией подошел к нему, пожал руку, принял пакет и предложил сесть. Это был полноватый круглолицый мужчина с большими седыми усами и мохнатыми бровями, глаза его выдавали человека бывалого и спокойного. Он неспешно и вдумчиво прочитал бумаги и сказал:
– Сергей Александрович, о вас лестно отзывается начальник квартирмейстерского управления. У нас сложилась сложная обстановка в дивизии, которая прикрывает наш левый фланг, дела там крайне расстроены, и к тому же начальник штаба получил тяжелое ранение. Бог мне послал вас, примите эту должность, вы не пожалеете. Там вы будете на своем месте, поверьте мне, – он замолчал, пристально глядя на полковника.
Дубровский выдержал этот взгляд, быстро поднялся, одернул китель:
– Я согласен, Ваше превосходительство. Когда прикажете убывать? Командующий армией встал, протянул руку:
– Спасибо, Сергей Александрович, приказ о вашем назначении вы получите чуть позже, а сейчас приглашаю вас на ужин. Затем можете убывать к месту службы, вас туда доставят. Идемте, – и они, как давние знакомые, вышли из комнаты.
Уже под утро, когда на востоке зарозовела полоска неба, полковник Сергей Александрович Дубровский прибыл к новому месту службы.
3
