banner banner banner
Тысяча осеней Якоба де Зута
Тысяча осеней Якоба де Зута
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Тысяча осеней Якоба де Зута

скачать книгу бесплатно

У этого Туми словно вдавленный профиль и акулья улыбка; коротко стриженные волосы, грубая одежда из парусины.

– Не волнуйтесь, если новые имена забудутся; после отплытия «Шенандоа» у нас будет целая вечность, успеем со скуки выучить друг о друге все, что только можно.

– Неужели японцы не догадываются, что у нас не все из Голландии?

– Мы сказали, якобы у Туми зверский акцент, потому что он из Гронингена. Когда это компании хватало чистокровных голландцев? Тем более теперь. – Выделенное слово намекает на деликатную историю с заключением Даниэля Сниткера под стражу. – Обходимся тем, что есть. Туми у нас плотник, а в дни взвешивания – еще и за инспектора. Если за этими кули не смотреть в оба глаза, мешок сахара умыкнут, черти, оглянуться не успеешь. Да и стражники не лучше, а купцы – самое жулье: вчера один сукин сын подсунул каменюку в мешок, а потом будто бы «обнаружил» и нас же обвинил, стал требовать, чтобы скидку на тару понизили.

– Господин ван Клеф, мне приступать к исполнению своих обязанностей?

– Пусть сперва доктор Маринус вам кровь отворит, а как устроитесь, милости прошу на поле боя. Приемная Маринуса – в конце Длинной улицы, вот этой самой, там еще лавровое дерево растет. Не заблудитесь. На Дэдзиме еще никому не удавалось заблудиться, если только грогом не нагрузиться по самую ватерлинию.

– Ваше счастье, что я по пути подвернулся, – произносит сиплый голос десять шагов спустя. – На Дэдзиме заблудиться – что гусаку посрать. Ари Гроте меня зовут, а вы, стало быть, – он хлопает Якоба по плечу, – Якоб де Зут из славной Зеландии. Ух ты, лихо вас Сниткер по носу приложил, аж на сторону своротил, ага?

У Ари Гроте щербатая улыбка и шляпа из акульей кожи.

– Нравится моя шапка? Это ко мне в хижину в джунглях острова Тернате заполз боа-констриктор, когда я там ночевал с тремя туземными девицами. Я сперва подумал, кто-то из них меня этак нежно будит, понимаете? Ан нет, нет, легкие как стиснет, и три ребра хрустнули – крак! грюк! хрясь! И смотрю, при свете Южного Креста прямо в глаза мне уставился, гад ползучий. Это его и сгубило. Руки-то у меня были зажаты, зато челюсти свободны. Я его и цапнул за голову со всей дури… Когда змея визжит – такое не скоро забудешь! Гад ползучий все дрыгался, сдавил меня еще крепче – а я ему в горло вцепился и яремную вену перекусил начисто. Благодарные туземцы сделали мне из его шкуры накидку и провозгласили меня этим самым, Повелителем Джунглей – змеюка-то на все деревни в округе страх наводила. Да только… – Гроте вздыхает. – Сердце моряка навеки отдано морю, ага? В Батавии мне из той накидки шапок наделали, по десять рейхсталеров за каждую… Только одну себе оставил, последнюю. Ни за какие деньги не отдам – разве что по доброте душевной готов поделиться с новеньким, вам же нужнее, ага? Отдам красоту такую, и не за десять рейхсталеров, не за восемь даже, всего за пять стюверов. Хорошая цена, не прогадаете!

– Увы, шляпник в Батавии подменил вам змеиную шкуру на дурно выделанную акулью.

– Спорим, вы из-за карточного стола с набитым кошелем уходите! – заулыбался Ари Гроте. – Мы тут собираемся иногда по вечерам в моей скромной квартирке, пообщаться по-дружески и рискнуть парой монет… Вроде парень вы свойский, не задаетесь. Присоединяйтесь к компании, а?

– Боюсь, вам будет скучно с пасторским сынком. Пью я мало, а в азартные игры играю и того меньше.

– Да кто на Востоке не игрок? Мы тут собственную жизнь на кон ставим! Из десяти человек хорошо если шестеро вернутся домой с прибытком, а четверо-то сгинут где-нибудь в болоте. Шестьдесят к сорока – не слишком хорошие шансы. Кстати, на дюжину дукатонов или драгоценных камней, зашитых в подкладку, одиннадцать перехватывают у Морских ворот, хорошо если один проскочит. Лучше всего их прятать в заднем проходе, и, кстати, господин де З., если ваша грешная дыра, э-э, начинена подобным образом, я вам предложу лучшую цену…

На Перекрестке Якоб останавливается. Впереди продолжается плавная дуга Длинной улицы.

– Там – Костяной переулок. – Гроте указывает вправо. – Он ведет к улице Морской Стены, а в той стороне, – он машет рукой влево, – Короткая улица и Сухопутные ворота…

…«А за Сухопутными воротами, – думает Якоб, – Сокровенная империя».

– Не-не-не, господин де З., для нас эти ворота не откроются. Управляющего с помощником и доктора М. иногда пропускают, а нам – нетушки. «Заложники сёгуна» – так нас местные называют, и прямо в точку, ага? Но послушайте, что скажу! – Гроте подталкивает Якоба в спину. – Я не только с драгоценностями да монетами дело имею. Не далее как вчера, – он переходит на шепот, – я добыл для одного проверенного клиента с «Шенандоа» коробку чистейших кристаллов камфоры, прогнившую дыхалку лечить, – на родине такие из канала не выудишь!

«Он мне приманку приготовил», – думает Якоб, а вслух отвечает:

– Господин Гроте, я не занимаюсь контрабандой.

– Да что вы, господин де З., я вас и не обвиняю, чтоб мне сдохнуть тут же на месте! Так просто, для сведения обмолвился, что обычно беру четверть продажной цены в виде комиссии, но такому прозорливому юноше, как вы, готов отдать семь десятых пирога. Люблю я дерзких зеландцев, ничего с собой поделать не могу! Кстати, с удовольствием договорюсь насчет вашего порошочка от французской болезни. – Гроте произносит это с небрежностью человека, который старается скрыть, что речь зашла о важном. – Тут некие купцы, называющие меня «братец», взвинтили цену быстрей, чем у хорошего жеребца причиндал приходит в боевую готовность, и происходит это прямо сию минуту, господин де З., так-таки в эту самую минуту, а почему?

Якоб замирает:

– Откуда вы знаете, что я привез с собой ртуть?

– Выслушайте же мою благую весть, ага? Этой весной, – Гроте понижает голос, – один из многочисленных сыновей сёгуна испробовал лечение ртутью. Способ здесь известен уже лет двадцать, только в него никто не верил, да что делать: у княжонка огурчик уже весь протух, так что прямо позеленел и светился как гнилушка. Один курс голландского порошка и – о радость – полное исцеление! История разлетелась как лесной пожар; каждый аптекарь в Японии с воплями требует чудесного эликсира, и вдруг являетесь вы и с вами целых восемь ящиков! Доверьте переговоры мне – и получите такую прибыль, что на тысячу шляп хватит; а если возьметесь за дело сами, друг мой, вас обдерут как липку, из вашей собственной шкуры шапок наделают.

Якоб снова идет вперед:

– Как вы узнали про мою ртуть?

– Крысы, – шепотом отвечает Ари Гроте. – Да-да, крысы. Я их прикармливаю, а они мне рассказывают то да се. Вуаля, вот и больничка; в хорошей компании дорога вдвое короче, ага? Значит, договорились: отныне я действую в качестве вашего агента, ага? Контрактов подписывать не будем, незачем – благородный человек не нарушит слово. Пока, до встречи!

Ари Гроте поворачивает назад, к Перекрестку.

Якоб кричит ему вслед:

– Я не давал вам своего слова!

За дверью госпиталя начинается узкий коридор. Впереди похожая на трап лестница ведет к открытому люку в потолке; справа вход в приемную врача – просторную комнату с распятым на раме в виде буквы «Т» потемневшим от времени скелетом. Якоб старается не думать о том, что Огава уже, быть может, нашел Псалтирь. Операционный стол заляпан кровью, к нему крепятся веревки и ремни, чтобы удерживать пациентов. У стен – подставки для хирургических пил, ножниц, скальпелей; на столе рядами ступки и пестики; в углу большой шкаф – там, наверное, лекарства; рядом тазы для кровопусканий, столики и лавки. Пахнет свежими опилками, воском, целебными травами и чуточку требухой. За дверью – больничная палата, три пустые койки. Глиняный кувшин с водой искушает; Якоб пьет прямо из половника – вода холодная и вкусная.

«Почему здесь никого нет, вдруг воры?»

В комнате возникает молодой слуга, а может быть, раб. Красивый, босой, в рубахе тонкого полотна и просторных шароварах.

Якобу хочется как-то оправдать свое присутствие.

– Раб доктора Маринуса?

– Доктор платит мне жалованье. – Юноша чисто говорит по-голландски. – Я его помощник, минеер.

– Вот как? Я новый писарь, де Зут. А как твое имя?

Юноша кланяется учтиво, но без угодливости.

– Меня зовут Элатту, минеер.

– Ты из каких краев, Элатту?

– Я родился в Коломбо, минеер, на Цейлоне.

Якоб теряется от его вежливости.

– Где твой хозяин?

– Наверху, в кабинете. Если угодно, я за ним схожу?

– Не нужно. Я сам поднимусь, представлюсь.

– Да, минеер, но доктор предпочитает принимать посетителей внизу…

– Он не будет против, когда узнает, что я ему привез…

Высунув голову в люк, Якоб рассматривает длинный, прекрасно обставленный чердак. Примерно посередине стоит клавесин доктора Маринуса – в Батавии об этом инструменте рассказывал Якобу его приятель, господин Звардекроне; будто бы это единственный клавесин, добравшийся до Японии. А в самой глубине сидит за низеньким столиком огромный, как медведь, краснолицый европеец лет пятидесяти, со связанными в хвост седоватыми волосами, и рисует огненно-рыжую орхидею.

– Добрый день, доктор Маринус! – окликает Якоб, стукнув по откинутой крышке люка.

Доктор в рубахе с распахнутым воротом не отвечает на приветствие.

– Доктор Маринус? Очень рад наконец-то с вами познакомиться…

Доктор как будто не слышит.

Писарь повышает голос:

– Доктор Маринус? Простите за беспокойство…

Маринус раздраженно сверкает глазами:

– Из какой крысиной норы вы вылезли?

– Я прибыл на «Шенандоа», четверть часа назад. Меня зовут…

– Я разве спрашивал, как вас зовут? Нет, я спрашивал про ваше fons et origo[1 - Источник и происхождение (лат.).].

– Домбург, минеер. Приморский городок в Зеландии, на острове Валхерен.

– Валхерен, говорите? Я был как-то в Мидделбурге.

– Я в Мидделбурге получил образование.

Маринус отвечает лающим смехом:

– Никто не может «получить образование» в этом гнезде работорговцев.

– Возможно, в будущем я сумею исправить ваше мнение о жителях Зеландии. Меня поселили в Высоком доме, так что мы почти соседи.

– То бишь соседство способствует общительности, вот оно как, по-вашему?

– По-моему… – Якоб теряется от явной враждебности доктора. – По-моему… Я…

– Этот экземпляр Cymbidium kanran был найден среди козьего корма; пока вы тут мямлите, он увядает.

– Господин Ворстенбос предположил, что вы могли бы отворить кровь…

– Средневековое шарлатанство! Еще двадцать лет назад Хантер вдребезги разнес учение о кровопусканиях, равно как и гуморальную теорию, на которой оно основано!

«Но ведь кровопускание – хлеб любого врача?» – думает Якоб.

– Но…

– Но, но, но? Но-но? Но? Но-но-но-но-но?

– Мир полон людей, которые нерушимо верят в эту теорию.

– Это только доказывает, что мир полон простофиль. У вас нос распух.

Якоб дотрагивается до искривленной переносицы:

– Бывший управляющий Сниткер меня ударил и…

– Не надо бы вам увлекаться кулачным боем, сложение не то. – Маринус встает и направляется к люку, прихрамывая и опираясь на толстую трость. – Дважды в день промывайте нос холодной водой и подеритесь с Герритсзоном, подставив ему другую сторону, пусть выровняет. Всего хорошего, Домбуржец.

Доктор Маринус метким ударом трости выбивает полено, удерживающее крышку люка открытой.

Вновь залитая солнцем улица. Возмущенного писаря мигом окружают переводчик Огава, его слуга и двое инспекторов – все четверо мрачные и в поту.

– Господин де Зут, – начинает Огава, – я хочу поговорить о книге, которую вы привозить. Дело серьезное…

Дальше несколько фраз Якоб пропускает мимо ушей, борясь с тошнотой и ужасом.

«Ворстенбос не сможет меня спасти, да и зачем ему?»

– …Поэтому мне удивительно обнаружить у вас такой книга… Господин де Зут?

«Конец моей карьере, – думает Якоб, – свобода, прощай, и Анна потеряна…»

– Где меня заточат? – хрипит несчастный узник.

Улица качается перед глазами, вверх-вниз. Якоб зажмуривается.

– За-то-чат? – переспрашивает Огава. – Моих ничтожных познаний в голландском не хватает…

Сердце писаря стучит, как неисправная помпа.

– Бесчеловечно так играть со мной…

– Играть? – недоумевает Огава. – Господин де Зут, это какой-то поговорка? В сундуке господина де Зута я найти книгу господина… Адам Сумиссу.

Якоб открывает глаза. Улица встала на свое место.

– Адам Смит?

– «Адам Смит», прошу меня простить. «Богатство народов» – знаете?

«Знаю, – думает Якоб, – только боюсь надеяться».

– Английский оригинал довольно сложен, поэтому я купил в Батавии голландское издание.

Огава удивлен.

– Значит, Адам Смит – англичанин, а не голландец?

– Он бы вас не поблагодарил за такие слова, господин Огава! Смит – шотландец из Эдинбурга. Так вы сейчас говорили о «Богатстве народов»?

– О чем еще? Я – рангакуся, изучаю голландскую науку. Четыре года назад управляющий Хеммей дал мне почитать «Богатство народов». Я начать перевод, чтобы перенести в Японию, – губы Огавы старательно готовятся, прежде чем выговорить, – «теорию политической экономии». Но даймё Сацумы предложил господину Хеммею много денег, и мне пришлось вернуть книгу. Ее продали, и я не успеть закончить перевод.

Раскаленное солнце застряло, словно в клетке, в ветвях сияющего лавра.

«И воззвал к нему Бог из среды куста», – думает Якоб.