скачать книгу бесплатно
– Это не взятка, – отвечает Якоб полуложью. – Просто подарок из Батавии. Я надеялся – как понимаю теперь, глупо и напрасно – подружиться со знаменитым доктором Маринусом, и Хендрик Звардекроне из Батавского научного общества посоветовал мне привезти вам ноты. Но, как видно, простой невежественный писарь недостоин вашего августейшего внимания. Не смею более докучать.
Маринус внимательно смотрит на Якоба:
– Что же это за подарок такой, если его предлагают, только когда от получателя что-то понадобилось?
– Я пытался вручить его при нашей первой встрече. Вы захлопнули крышку люка прямо мне на голову.
Элатту окунает бритву в миску с водой и вытирает листком бумаги.
– Я подвержен приступам раздражительности, – признается доктор и машет рукой в сторону книги. – А кто композитор?
Якоб зачитывает вслух надпись на титульном листе:
– «Доменико Скарлатти, произведения для клавесина или фортепьяно; отобраны из числа рукописей изящного собрания Муцио Клементи… Лондон… Продаются в мастерской мистера Бродвуда, изготовителя клавесинов, Грейт-Палтни-стрит, Гольдн-сквер».
Из-за окна доносится крик петуха. Кто-то шумно топает по Длинной улице.
– Доменико Скарлатти, говорите? Далеко же его занесло.
Равнодушие Маринуса слишком беспечно, чтобы быть непритворным.
– Как занесло, так и унесет. – Якоб поворачивается к двери. – Не смею долее беспокоить.
– Постойте, не дуйтесь, Домбуржец, вам не идет. Барышня Аибагава…
– Не женщина легкого поведения, знаю. Я и не смотрю на нее в таком свете. – Якоб рассказал бы Маринусу про Анну, но недостаточно доверяет доктору, чтобы раскрыть перед ним душу.
– В каком же тогда свете, – осведомляется Маринус, – вы на нее смотрите?
– Как на… – Якоб ищет подходящее сравнение. – Как на книгу, чья обложка способна заинтересовать и в которой хотелось бы прочесть несколько страниц. Ничего больше.
Сквознячок приоткрывает скрипучую дверь лазарета на две койки.
– Тогда я вам предлагаю вот какую сделку: возвращайтесь сюда к трем часам и сможете в течение двадцати минут в лазарете ознакомиться с теми страницами, какие барышня Аибагава сочтет нужным вам показать. Однако все это время дверь будет открыта, и если вы проявите к ней хоть на йоту меньше уважения, чем оказали бы своей сестре, месть моя будет иметь библейские масштабы.
– По тридцать секунд за сонату – не слишком-то щедрая цена.
– А тогда вы с вашим будто бы подарком знаете, где дверь.
– Значит, не договорились. Всего наилучшего!
Выйдя на улицу, Якоб моргает от яркого света.
Останавливается около Садового дома и ждет.
В горячем воздухе звенит яростная первобытная песня цикад.
Невдалеке, под соснами, хохочут Ауэханд и Туми.
«Боже милосердный, – думает Якоб, – как здесь одиноко».
Элатту так и не приходит с поручением. Якоб возвращается в операционную.
– Значит, договорились. – Маринус уже закончил бритье. – Только нужно отвести глаза шпиону из числа моих учеников. Сегодня намечена лекция о дыхательной системе человека, и я намерен сопроводить ее наглядной демонстрацией на живом примере. Попрошу Ворстенбоса одолжить мне вас для этой цели.
Якоб слышит себя как будто со стороны:
– Согласен…
– Вот и славно. – Маринус вытирает руки. – Вы позволите – маэстро Скарлатти?
– Но плата после доставки товара.
– Ах так? Моего честного слова недостаточно?
– Всего хорошего, доктор. Встретимся без четверти три.
Когда Якоб входит в помещение архива, Фишер и Ауэханд мгновенно замолкают.
– Приятно и прохладно, – замечает вновь прибывший. – По крайней мере, здесь.
– А по-моему, – Ауэханд обращается к Фишеру, – здесь жарища и духота.
Фишер фыркает, как конь, и удаляется к своей конторке – самой высокой в комнате.
Якоб нацепляет на нос очки и рассматривает полку с бухгалтерскими книгами за последние десять лет.
Вчера он вернул на место записи с 1793 по 1798 год, а сейчас они куда-то делись.
Якоб смотрит на Ауэханда; Ауэханд кивает на согбенную спину Фишера.
– Господин Фишер, вы, случайно, не знаете, где книги с девяносто третьего по девяносто восьмой?
– Я у себя в конторе обо всем знаю, где что лежит.
– Не будете ли так добры сказать мне, где я могу их найти?
– А вам зачем? – оглядывается Фишер.
– Чтобы выполнять свои обязанности, которые мне определил управляющий Ворстенбос.
Ауэханд нервно напевает мелодию карнавальной песенки.
– Вот здесь, – Фишер стучит пальцем по стопке гроссбухов, – попадаются ошибки, – цедит он сквозь зубы, – не потому, что мы зажуливаем Компанию, – он словно вдруг разучился грамотно говорить по-голландски, – а потому, что Сниткер запретил нам вести записи как положено.
Дальнозоркий Якоб снимает очки, чтобы лучше видеть Фишера.
– Разве кто-нибудь вас обвинял в нечестности, господин Фишер?
– Мне надоело… Слышите, вы? Надоело! Что в наши дела без конца лезут все кому не лень!
За Морской Стеной тихо плещут сонные волны.
– Почему, – гневно вопрошает Фишер, – управляющий не поручил мне исправить записи?
– Логично поручить проверку человеку, который не был в подчинении у Сниткера, вы согласны?
– Значит, меня тоже в мошенники записали? – У Фишера раздуваются ноздри. – Вы признаете! Это заговор против нас всех! Посмейте только отрицать!
– Управляющий, – возражает Якоб, – всего только хочет получить одну версию правды.
– Моя неумолимая логика, – Фишер воздевает кверху указательный палец, – сокрушит вашу ложь! Предупреждаю, в Суринаме я застрелил столько черных, что вам, де Зут, не пересчитать на ваших счётах! Только троньте меня – растопчу! Держите, вот. – Пруссак сует в руки Якобу стопку бухгалтерских книг. – Вынюхивайте «ошибки»! А я иду к господину ван Клефу, обсудить… как получить в этом году прибыль для Компании!
Фишер удаляется, на ходу нахлобучив шляпу и хлопнув дверью.
– В своем роде комплимент, – комментирует Ауэханд. – Он из-за тебя нервничает.
«Я всего лишь хочу выполнять свою работу», – думает Якоб.
– По какому поводу нервничает?
– По поводу отгруженных в девяносто шестом и девяносто седьмом десяти дюжин ящиков с пометкой «камфора Кумамото».
– А на самом деле там была не камфора?
– Камфора, но в наших бухгалтерских книгах на странице четырнадцать указано: «ящики по двенадцать фунтов»; а у японцев, как вам Огава может сообщить, в записях отмечено: «по тридцать шесть фунтов». – Ауэханд подходит налить себе воды из кувшина. – Излишек продает в Батавии некто Иоханнес ван дер Брук, зять председателя ван дер Брука из Совета Обеих Индий. Чистейшее надувательство! Водички?
– Да, пожалуйста. – Якоб отпивает из чашки. – И почему вы мне об этом рассказываете?
– Исключительно в собственных интересах. Господин Ворстенбос приехал к нам на целых пять лет, правильно?
– Да, – лжет Якоб, потому что иначе нельзя. – Я буду отрабатывать свой контракт под его началом.
Жирная муха не спеша описывает дугу, переползая из света в тень.
– Когда Фишер наконец сообразит, что обхаживать нужно не ван Клефа, а Ворстенбоса, он не задумываясь воткнет мне нож в спину.
– И какой же это нож? – задает Якоб напрашивающийся вопрос.
– Ты можешь пообещать, – Ауэханд потирает шею, – что со мной не обойдутся как со Сниткером?
– Обещаю, – ощущение власти оставляет неприятный привкус во рту, – довести до сведения господина Ворстенбоса, что Понке Ауэханд ему помогает, а не противодействует.
Ауэханд взвешивает сказанное Якобом.
– В записях о частной торговле за прошлый год можно прочесть, что я привез с собой пятьдесят штук индийского ситца. Между тем в японских отчетах о частной торговле указано, что я их продал сто пятьдесят. Половину излишка забрал себе капитан «Октавии», господин Хофстра, хотя доказать это я, конечно, не смогу и сам он тоже не подтвердит – упокой, Господи, его утопшую душу.
– Вы помогаете, господин Ауэханд. – Жирная муха усаживается на пресс-папье. – Помогаете, а не противодействуете.
* * *
Ученики доктора Маринуса прибывают ровно в три.
Дверь в лазарет распахнута, но Якобу не видно, что происходит в операционной.
Четыре мужских голоса, хором:
– Добрый день, доктор Маринус!
– Сегодня, студиозусы, – говорит доктор Маринус, – мы проведем практический опыт. Мы с Элатту все подготовим, а вам пока я раздам тексты на голландском – каждому свой. Прочтите и переведите на японский язык. Мой друг доктор Маэно согласился на этой неделе проверить результат ваших трудов. Отрывки я выбирал близкие вашим интересам: господину Мурамото, нашему главному костоправу, – из работы Альбинуса Tabulae sceleti et musculorum corporis humani; господину Кадзиваки – отрывок из сочинения на тему рака, автор – Жан-Луи Пети; в его честь возникло наименование trigonum Petiti. Что это и где расположено?
– Просвет между мышцами спины, доктор.
– Вам, господин Яно, – доктор Олоф Акрель, мой наставник в Упсале; я перевел с шведского его работу о катаракте. Господину Икэмацу – страничку из сочинения Лоренца Гейстера «Хирургия», о кожных болезнях… И наконец, барышня Аибагава будет работать с трактатом достойнейшего доктора Смелли. Однако этот отрывок довольно трудный. В лазарете сейчас ожидает доброволец, который вызвался нам помочь с наглядной демонстрацией. Он может объяснить особенно сложные голландские обороты…
Из-за двери высовывается шишковатая голова доктора Маринуса.
– Домбуржец! Позвольте вам представить барышню Аибагаву. И я вас всячески призываю: Orate ne intretis in tentationem[7 - Молитесь, чтобы не впасть в искушение (лат.; Лука, 22: 40).].
Барышня Аибагава сразу же узнает рыжего зеленоглазого чужестранца.
– Добрый день, – у Якоба пересохло в горле, – барышня Аибагава.
– Добрый день, – отвечает она ясным голоском, – господин… Домбу-рожец?
– Домбуржец… Это у доктора шутка такая. Мое имя – де Зут.
Она ставит перед собой подставку для письма: поднос на ножках.
– «Домбу-рожец» – смешная шутка?
– Доктор Маринус считает, что да: мой родной город называется Домбург.
Она с сомнением произносит: «Хммм».
– Господин де Зут болен?
– Э-э… Да, немного. У меня вот здесь болит… – Он хлопает себя по животу.
– Стул как вода? – деловито спрашивает акушерка. – Плохой запах?
– Нет… – Якоб теряется от такой прямоты. – У меня болит… печень.
– Болит… – она очень тщательно выговаривает звук «л», – печень?
– Да-да, печень. А вы, надеюсь, в добром здравии?
– Да, я здорова. Надеюсь, ваш друг-обезьяна тоже здоров?
