скачать книгу бесплатно
Наступил 1937 год. Уже в начале февраля расстреляли директора мелькомбината. У Дмитрия дело шло к тому же.
Его личное дело лежало на столе второго секретаря горкома партии. Раскопав всю его подноготную, Дмитрию предъявили массу обвинений. А самое главное – это то, что там, куда его направила Советская власть на борьбу с кулаками, в Красноярский край, Дмитрий женился на внучке самого отъявленного кулака из Тамбовской губернии Кондрата Шабунова. Дмитрий работал на мелькомбинате начальником экономического отдела. Он ждал, что за ним скоро придут. Так и случилось. Его лишили должности и исключили из партии. Нервный стресс и всё произошедшее сказались на его здоровье. Дмитрий умер в 1939 году дома от туберкулёза лёгких, которые он застудил в Уяре. Ро?са осталась одна с тремя детьми. После похорон семью сразу переселили в барак рядом с парком. Этот парк строил мелькомбинат. Выделялись большие бригады: на посадку деревьев аллеями, строительство танцплощадки, фонтана, киосков для продажи пива, мороженого и много, много скамеек для отдыха. Парк обнесли красивой кованой оградой, а ворота были просто царские.
В бараке была одна комната, а посередине – кирпичная большая печка. С собой смогли взять из прежнего жилья лишь кровати, стол и библиотеку отца. Три дня Ро?са с детьми переносила из дома в барак книги. Они заняли почти всё пространство комнаты. Так как по углам были кровати, то из книг сделали, как говорил дед Аким, баррикаду. Он складывал книги, как ведут кирпичную кладку. И скоро выросло почти до потолка сооружение, которое накрыли простынями. Получилась перегородка, которая разделила комнату на две части. Подписные издания, журналы и альбомы убрали под кровати. Выражение «воспитаны на книгах» стало определять в буквальном смысле быт семьи.
Угля не было, и дети целыми днями искали на улице ветки, палки, а на пилораме возле парка им давали обрезки плах.
Этого еле хватало, чтобы было хоть как-то теплее зимой в комнате.
Дети буквально зачитывались. Особенно Лида. Она выделялась воспитанием и интеллектом. Она знала то, что не знали её сверстники. Поэтому у неё почти не было друзей. То же самое происходило и с мальчишками. Гера и Леня постоянно читали.
У них то и дело были стычки между собой из-за того, что каждому хотелось читать одновременно одну и ту же книгу. Уговоры не помогали, и дело доходило до ремня. Но с каждым днем стена из книг оседала. Нужда заставляла продавать книги или менять на продукты.
Ро?са не могла работать: она была на костылях. У неё был туберкулёз костей. Она заразилась от мужа Дмитрия. Когда ей стало совсем плохо, её отвезли в больницу, где она умерла. Врач знал, что у неё, кроме малолетних детей, нет никого, и больница похоронила Ро?су. Детям сообщили неделю спустя о смерти матери.
Дед Аким умер вскоре, и детей отдали в приют.
* * *
Когда Лиде исполнилось шестнадцать лет, она пошла искать работу. Её взяли на завод «Продмаш» в цех, где делали духовки для домашних печей. За смену приходили в негодность три-четыре пары рукавиц-верхонок. Леопольд и Геральд учились в школе. Лида кормила мальчишек. На заводе она познакомилась с Николаем Шевченко.
Они поженились, когда Лиде было двадцать пять лет. Через год у них родилась дочь Таня – это я. А в 1959 году сын Юра, и через десять лет, в 1969-м, – дочь Лена.
* * *
Мой дед Александр Шевченко. Дядька Сашко сбежал с Украины в четырнадцать лет, так как не хотел работать у богачей только за похлёбку. Он добирался до Алтая четыре месяца. Где на товарняках, где на телегах и пешком. Там в 35 лет он женился на Онисье Абросимовне Иушиной. Её семья – пришлые на Алтай из республики Коми. Раньше всех, кто жил в Коми, называли зыряне. На Алтае даже есть деревня Зыряновка. У них родились трое детей. Николай (мой отец), Михаил и Мария. На Алтае семью Шевченко раскулачили, семья была не бедная. Им пришлось переехать в Прокопьевск к родственникам по линии Онисьи, его жены.
Мы все: брат, сестра и я – Шевченко по отцу Николаю. На Алтае у нас много родственников по линии бабушки Онисьи Иушиной (Шевченко).
Баба Оня была хорошей хозяйкой и огородницей. Она всё время ждала своего Сашко. Он был арестован и отправлен в лагеря. За что – я уже не помню всех подробностей. Однажды я пришла из школы (мне было тринадцать лет) и застала её на полу. Она сидела у открытого сундука и держала в руках письмо. Читать она не умела. Она плакала.
– Дочка, – сказала она мне, – прочитай, что здёся написано.
– Я присела на корточки рядом с ней и стала читать. Шевченко Александр реабилитирован посмертно…
Боже, как она рыдала, молила Бога, обнимала меня. Пришли с работы отец и мама, прочитали и тоже заплакали. Отец мой рассказал всю историю ареста дядьки Сашко. Это было страшно – ведь он ни в чём виноват не был.
Господи, ну почему так страшно было жить?
Семья дядьки Сашко Шевченко. На этом фото моему отцу Николаю 11 лет (Стоит по левую руку). Алтайский край
* * *
Моя младшая сестра Лена выросла, мы открыли салон красоты «Соло» и стали хорошо зарабатывать. Мы с Леной построили дом. Сегодня мы живём втроём. Я, Лена и её сын Аким. Аким окончил музыкальную школу по классу скрипки. Сейчас он учится в юридическом колледже и продолжает играть на скрипке.
Аким, сын моей сестры Лены. На международном конкурсе
Мой сын Андрей тоже скрипач. Он окончил Новосибирскую государственную консерваторию им. М. И. Глинки. У него семья – два сына: Иван, 13 лет, и Семён, 4 года. Недавно мы с ним ехали мимо разрушенного здания мелькомбината и заброшенного мелькомбинатовского парка. Я попросила остановить машину.
Мне очень хотелось посмотреть, что там.
Андрей не хотел, но я уговорила его. Я, конечно, расстроилась, увидев, что от парка ничего не осталось. И вечером написала стихотворение.
Дорога в старый сад вела
Дорога в старый сад вела,
И я брела по ней.
Фонтан, шумевший там, затих —
Лишь россыпи камней.
Я подняла один из них,
И словно в душу мне проник
Осколок детства.
И слышно стало, как забилось
Моё сердце.
Стучит, как будто бы рифмует:
«Дет-ство, дет-ство, дет-ство…»
А память дразнит сердце:
«Ну, так что ж,
Уже всё это просто не вернёшь!»
Я с памятью своей хочу поспорить,
Я заново тот сад могу построить,
Всё отыскать, восстановить, как было, —
Сначала день!
Не будет он унылый:
Я вспомню лето, голубое небо,
В ту пору туч на небе не было!
Я камни соберу, фонтан построю
И струны звонкие его настрою.
Прохладу струй тех сильных, дерзких
Пусть укротит пара ладошек детских.
Как тетиву, я натяну фонтана струи
И по местам расставлю все стат?и.
Для тех двоих я серп и молот нарисую,
А девушке в купальнике подам весло.
Зачем? Ну, так!!! Положено!
Но кто это лежит – плечи в сажень косую?
Его не вспомню и не подниму я.
Не сохранился постамент и голова.
Ах, память, память!
Впрочем, ты права…
Посыплю я дорожки чем-то красным,
Пускай бежит по ним пацан вихрастый.
Расставлю я в тени аллей скамейки
И попрошу у брата три копейки,
Чтобы купить себе стакан ситро.
Как это было вкусно, но давно!
Но что это щемящее в груди?
То сердце просит: «Память не буди!
Фонтан, шумевший здесь давно, затих.
Остались только камни.
«Возьми один из них!» —
Просило сердце, всё болело, ныло.
Ну, ладно, ты меня уговорило.
Мне не впервой твоим капризам уступать,
Но камень я с собой не стану брать.
Не время ещё камни собирать.
* * *
Произошёл удивительный случай. В 2015 году в августе мы с сыном Андреем ехали по трассе Кемерово-Новокуз-нецк. И, увидев, что на обочине стоит огромная фура, а водитель машет нам рукой, мы остановились. Андрей вышел из машины, и только они начали разговаривать, как пошёл сильный град. Град был крупный и долгий. Мы сели к нам в машину и успели познакомиться с водителем, его звали Ринат. Он спрашивал, как проехать на алюминиевый завод в г. Новокузнецк.
Пока Андрей рисовал маршрут, я спросила Рината:
– Вы из Новосибирска или Томска едете?
Ринат ответил:
– Я еду из Татарстана, из города Казань.
Я очень удивилась такой дали и тут же сказала:
– А у меня дед, Сальцин Дмитрий Владимирович, из города Чистополь, что в Татарстане.
И тут Ринат сказал:
– А я знаю, что в Слободе черёмуховой живёт много Сальциных. Я даже с некоторыми знаком. Эта слобода недалеко от моей деревни, где я живу. Может, это ваша родня?
Вечером дома я очень переживала, вспоминая этот разговор, и написала стихотворение.
Слобода черёмуховая, слобода…
Река забвения называется Ле?та
(словарь В. И. Даля)
Посвящается памяти моего деда Сальцина Д.В.
Слобода черёмуховая, слобода…
Мысли кружатся, что вода.
Вдруг забвения река ожила:
Здесь сто лет назад я жила.
Много лет прошло, вновь река шумит.
«Корни там мои!» – память говорит.
Куст черёмухи – век в моих глазах,
Вкус черёмухи – вечно на устах.
Спросишь ты, земляк, сколько же мне лет?
Очень прост на то будет мой ответ.
Корни там мои, где родился дед.
Глубоки они – здесь жил мой прадед.
Коли корни есть – значит, я жила,
Река Лета в сердце ожила.
Бог послал гонца через сотню лет —
Где исток реки, дал гонец ответ.
Я в Черёмуховой не бывала,
О тебе, слобода, я не ведала.
У забвения реки круты берега,
У забвения реки вода глубока.
Речка-реченька, шуми сотни лет,
У забвения реки есть всегда ответ.
В сердце боль вошла, словно острый гвоздь.
Горечь на губах – не дозрела гроздь
Слобода черёмуховая, слобода…
Мысли кружатся, что вода.
Вдруг забвения река ожила:
Здесь сто лет назад я жила.
Семья моего деда Сальцина Дмитрия Владимировича (на фото ему 6 лет), г. Чистополь
Мы с Леной ехали в Алтайский край к сестре нашей бабушки Марии Ищенко в деревню Боровушка. Проехали много сёл и деревень, а когда подъезжали к селу Кружало, началась сильная гроза и такой ливень, что пришлось остановить машину.
Но я зря время не теряла, положила альбом на колени и написала стих.
Колесом дорога!
«Колесом дорога!» – кричат журавлям, чтобы они возвращались поскорее назад.
Словарь В. Даля
«Колесом дорога! – крикну. – Журавли-и-и-и!
Возвращайтесь поскорей из чужой дали».
Всё отдам, чтобы услышать в небе их курлык —
С детства тот тревожный крик в сердце мне проник.
Снова осень позвала перелётных в даль,
Мне в надрывном крике птиц слышится печаль.
В этой песне поднебесной серых журавлей
Слышу горечь расставанья с Родиной моей.
Так бывает трудно нам покидать края,
Где родился, рос и жил, где твои друзья.
Пусть же мудрый тот завет: «Колесом дорога!»
Нас напутствует вдали сразу от порога.
Где, прощаясь, расстаёмся с домом отчим,
Где нас ждут, как журавлей… Очень! Очень!
