скачать книгу бесплатно
– Тебе удалось отдохнуть хоть немного, Томас? – поинтересовался он, ответив улыбкой на улыбку.
Мальчик быстро закивал и начал бурно изъясняться на языке жестов. Благо барон уже давно привык к подобной эмоциональности кучера и легко улавливал движения.
Являясь сыном прежней горничной, Томас вырос в доме Файнсов, и потому Винсент не смог бы поступить иначе, чем нанять мальчика на работу. Более того, он выплачивал тому повышенное жалование и заботился о нем, как о самом доверенном лице. Впрочем, Томас именно таковым и являлся, полностью заслуживая привилегии.
Нырнув в экипаж, барон прикрыл глаза – у него было немного времени наверстать упущенное. Томас не гнал лошадей, а потому экипаж мерно плыл по брусчатым мостовым. Перестук копыт усыплял, и даже звуки просыпающегося города не могли ничего ему противопоставить. Совсем скоро Винсента затянуло в пучину сновидений. Слишком темных, тяжелых… Он увязал в них, подобно бабочке в паутине. Даже если вырвешься, все равно либо липкий, либо израненный. Такие сны обычно порождали по пробуждении головную боль, подобную той, что преследовала барона после особо бурных увеселений. Посему он с облегчением вынырнул в реальность, стоило экипажу остановиться.
Громадина консерватории, построенная в лучших традициях готического стиля, нависала над соборной площадью подобно самому кафедральному собору, стоящему напротив оной. Оба здания являлись единым комплексом старинных сооружений, которые, несмотря на все политические потрясения последних лет, ровно как и сотни лет до этого, горожане берегли как зеницу ока. У Винсента они не вызывали ни восхищенного трепета, ни гордости, свойственной старшему поколению, он не считал их чем-то сверхценным, отмечая, как те обветшали. Хотя сейчас, поднимаясь по ступеням величественного и мрачного строения, он вспомнил, как в глубоком детстве приходил сюда с матушкой. Теплые воспоминания? Отчасти. Но больше, непоседливое желание оказаться там, куда доступ маленькому мальчику запрещен.
Найти в огромном здании интересующую персону, как ни странно, оказалось не трудно. Унгаретти в консерватории знали все, включая самых маленьких учеников, некоторые из которых терялись за собственными инструментами. Он оказался статным мужчиной средних лет с серебристой проседью в чернильных волосах. Увидев печать на предоставленном для ознакомления документе, отпустил ученика, отчаянно мучающего скрипку, и жестом предложил занять одно из двух кожаных кресел. Налив воды из графина, сделал несколько глотков, и не пытаясь скрыть напряжения.
– Вы пришли из-за смерти Адама, не так ли? – догадался он, тяжело опускаясь визави гостя. – Ужасная потеря для искусства. Для нас всех…
– Да, к сожалению, я вынужден потревожить ваш покой сим неприятным разговором, – отозвался Винсент, чуть склонив голову, изучая собеседника взглядом. – Мне стало известно, что за несколько недель до трагедии у вас с Крейвеном произошел некий конфликт. Не могли бы вы посвятить меня в детали сего происшествия?
Унгаретти чуть поджал губы, выдавая, как ему неприятна тема, но смотрел на визитера спокойно и уверенно. Казалось, данное место держится только на стати этого человека, и он никогда не позволит себе опустить плечи. Это внушало уважение.
– Видите ли, – вздохнул он, пытаясь пристроить руки, сцепив их в замок и устроив на остром колене. – Без ложной скромности скажу, что Адам был самым талантливым из музыкантов и композиторов, вверенных мне, и я многое сделал для его продвижения. И в тот раз… То был уникальный шанс для музыканта его уровня, и я сделал все, чтобы он достался именно ему. Сказать честно – более достойного кандидата и быть не могло. Написать оперу для короля. Но… – мужчина досадливо поморщился, – Крейвен отказался. Накричал, когда я попытался настоять. В последнее время он сильно изменился, стал дерганным, несдержанным. Стремился к мнимой свободе, что могла погубить карьеру… Впрочем, я также не смог сдержаться. Уязвленное самолюбие, негодование… И Адам выставил меня прочь, захлопнув за спиной дверь.
Похоже, Унгаретти действительно было трудно смириться с прискорбным и необратимым фактом. Да и не стал бы человек вроде него убивать из-за такого, в сущности, пустяка.
– Как вы считаете, а что могло так повлиять на характер Адама Крейвена?
Мужчина чуть пожал плечами, а затем отошел к огромному окну, выходящему на шумную площадь, вновь сцепив пальцы в замок.
– В последнее время Адам считал, будто его творчество ограничено, что он не может работать, ибо его душат рамки правил и традиций. И невозможность… Эта “несвобода” угнетала его. Он все чаще искал спасения у девиц и алкоголя.
– Вот оно как. Что ж, спасибо за уделенное время, – Винсент поднялся. – Если вдруг вспомните новые детали, сообщите мне, пожалуйста.
Только это вряд ли, насколько барон успел заметить, люди искусства жили в некой параллельной вселенной со всем остальным миром и часто не замечали, что происходит вокруг. Особенно, если в этот момент у них в голове звучала не написанная музыка или слова.
Одно он мог сказать точно: Унгаретти сожалел о смерти Крейвена. Да и вряд ли бы испачкал руки в крови бунтаря, тем более так грубо. Уж скорее отравил бы. Конечно, учитывая дозу аммиака и серебра в крови Адама, можно было подумать и об этом, но опыт работы с людьми подсказывал барону, что капельмейстер предпочел бы пирожные с цианидом…
Винсент успел спуститься по широкой пологой лестнице, застеленной красной ковровой дорожкой, когда в просторном холле с высоким, словно в храме, сводом и огромными свисающими с потолка многоярусными люстрами, его нагнал слегка запыхавшийся Унгаретти.
– Не могу знать, пригодится ли вам… Незадолго до нашей ссоры, Адам жаловался на горничную. Сказал, она без спроса впустила в дом церковников, и те истрепали ему все нервы.
– Церковников? – удивился барон, развернувшись к капельмейстеру и вопросительно изогнув бровь. – Сомневаюсь, чтобы Адам писал для них музыку. Он упомянул, что от него хотели?
Унгаретти печально развел руками:
– Увы, его больше беспокоило поведение горничной… Так что, я, вероятно, зря побеспокоил вас, это не существенно.
– Кто знает… – задумчиво отозвался барон, кивнув то ли себе, то ли собеседнику и, поблагодарив, поспешил прочь.
Нырнув в экипаж, услужливо ожидавший аристократа на улице, взял позабытую на сиденье кожаную папку, принимаясь перебирать бумаги. Кажется, Уилл передавал ему информацию о горничной… Едва необходимый листок оказался в руках, Винсент сообщил кучеру адрес. Бросив взгляд в окно, успел заметить, как проплыла мимо облаченная в сутану фигура, и задернул шторку.
Проповеди церковников утомляли, вызывая головную боль и стойкое неприятие. Впрочем, неприязнь у них с церковью была взаимная, уходящая корнями в те времена, когда старая аристократия еще находилась у власти, а потому была неискоренима, как неискоренима и фальшь людей в черных одеяниях.
Нет, он не говорил решительно за всех. Были среди старой аристократии любопытные экземпляры, нашедшие себя в лоне церкви. Молодой граф Энчфолд, представитель одной из побочных ветвей Бейли, например. И это с жуткой наследственной аллергией на ладан… Впрочем, Винсент был наслышан, что жизнь в их доме далеко не сахар.
Молодой барон качнул головой. Их семьи приглядывали друг за другом, связанные общей тайной, но все же, происходящее за закрытыми дверями, за ними и оставалось.
Лишь спустя час с лишним, экипаж, наконец, остановился у небольшого скромного особняка, в котором горничная снимала комнату. Во время подобных поездок Винсента спасала только профессия, благодаря которой всегда было о чем подумать и чем занять себя. И то, иногда, мелочная суета Старой Столицы утомляла его. Будто не было войны… Впрочем, тут, в глубоком тылу, работающем на фронт, сие бедствие почти не чувствовалось, докатываясь лишь отголосками сухих сводок и слухами. Только налоги выросли вдвое. Даже на фронт отсюда не забирали почти никого – слишком рискованно было отправлять воевать тех, кто непрерывно находился под пагубным воздействием изгнанников. Наверное, как-то так размышляли военные чиновники, приближенные ко двору? Впрочем, рабочих рук тоже не хватало, так что дела могли обстоять куда прозаичнее…
Покинув салон, барон поднялся по видавшим виды ступенькам и постучал в дверь. Когда-то, дом на окраине являлся местом проведения лучших приемов в городе, о которых ходили не просто слухи – настоящие легенды. Но судьба дама капризная, и вот разорившийся хозяин оказался вынужден перестроить фамильное гнездо под нужды доходного дома, вложив в это последние сбережения.
Винсент давно не слышал о нем…
Консьерж удивленно воззрился на аристократа, однако, отлично вышколенный, немедленно стер с лица сие выражение, вежливо поинтересовавшись, к кому направляется его милость. Услышав имя, объяснил, как пройти в искомую комнату, и даже предупредил о поврежденной доске на пятой ступени.
По лицу горничной, судя по закатанным рукавам и забрызганному переднику, посвятившей неожиданный выходной стирке, скользнул легкий испуг. Она послушно отступила в сторону, обронив приветствие и пропуская гостя внутрь.
– Простите за вторжение, мисс Лид, но вскрылись факты, которые требуют вашего разъяснения, – начал Винсент без предисловий, заперев за собой дверь, и девушка чуть вздрогнула, когда щелкнул замок.
Теперь они оказались наедине в весьма бедной, но чистой комнате. Такой же скромной, как ее хозяйка. Из украшений был разве что маленький букет сухоцветов, стоящих на столе, да и тот надо было еще разглядеть за развешанным посреди комнаты бельем, источавшим запахи мыла и ромашки.
– Какие же? – проблеяла девушка испуганно, нервно сжимая пальцами передник.
– До меня дошла информация, будто вы впустили в дом Крейвена представителей церкви и стали свидетельницей их конфликта. Вы можете рассказать мне, что произошло?
– Ах это… – горничная облегченно выдохнула, явно ожидая чего-то более ужасного. У нее имелся личный конфликт с Крейвеном? Заправив за ухо выбившуюся из простенькой прически прядь, виновато потупилась. – Видите ли, милорд, они просто несли слово божье и собирали деньги на храм. Я пустила их на порог, сказала, что позову хозяина. Отвернулась только на миг, руки вытереть, а они уже поднимались по лестнице. Сэр Адам так кричал… Назвал их ворами и велел убираться.
– Церковники прошли в дом? – изогнул бровь барон. – Что они хотели?
Сбор денег на храм казался чем-то маловероятным.
Горничная виновато потупилась:
– У меня нет привычки подслушивать, милорд… Но сэр Адам кричал так громко… Насколько я могу судить, он застал их в одной из личных комнат. Они требовали у него какие-то бумаги или списки?.. – нахмурилась она, усомнившись в собственной памяти. – Тогда он заявил, что позовет полицию.
Кивнув, барон поблагодарил девушку и, настоятельно попросив сообщить ему, если она вспомнит еще подробности, направился прочь, бросив прощание через плечо. Шел быстро, но стараясь сохранить достоинство и не сорваться на бег, лишь сжимал пальцы в кармане в кулак. У Крейвена могли искать лишь одни бумаги…
– К Беррингтонам, – отдал он распоряжение, забираясь в экипаж. Дело, настораживающее на первый взгляд, принимало еще более серьезный оборот.
Едва прибыв на место, без стука влетел в кабинет Чарльза. Старший Беррингтон только и сделал, что вопросительно изогнул бровь, отрываясь от собственных записей. Винсента с головы до ног окатило волной насмешливого презрения, заставившего охладить пыл.
Да-да, манеры, конечно.
Чарльз Беррингтон был статным человеком пятидесяти лет. Его платиновые волосы, в молодости собранные в хвост, сейчас были коротко подстрижены и отливали серебром. Глаза цвета голубого льда смотрели на визитера с благосклонной насмешкой.
Барон перевел дыхание, прежде чем опуститься в кресло визави хозяина дома и озвучить цель своего визита:
– Простите за внезапное вторжение, Чарльз. Боюсь, нам необходимо созвать Совет.
Беррингтон удовлетворенно кивнул, доставая черные листы для записей.
– Узнали что-то важное относительно Адама, барон?
– Верно. Открылись новые обстоятельства, указывающие на возможную связь между убийством и старой аристократией. Незадолго до смерти, к Крейвену приходили церковники и настойчиво интересовались некими бумагами. Учитывая, что помимо семейного архива у Адама водились лишь ноты и счета, я смею предположить, искали архитектурные чертежи старого города.
Чарльз нахмурился, заметив, что после смерти родителей Адам передал все документы в архив Беррингтонов и даже близко не приближался к тем обязанностям, которые возложили на него кровные связи.
В чем-то Винсент Крейвену даже завидовал. Ему-то самому с юных лет пришлось вникать в нюансы обязанностей семьи Файнс, и он сделал это. Сделал настолько хорошо, что обратного пути уже не существовало.
– Ввиду открывшихся обстоятельств, я готов предположить, серебром Адама пытали, не найдя в доме искомое. Боюсь, на нас и секреты предков снова открыли охоту.
– Думаете? – нахмурился Беррингтон-старший, отдавая записки подоспевшему мальчишке-посыльному. В ответ на кивок и вовсе потемнел лицом, заметив, однако, что обвинения серьезные и бросаться ими бездоказательно как минимум неразумно.
И был, несомненно, прав: доказательства формируют гипотезы, не наоборот.
– Согласен. И тем не менее, я уверен, подобная вероятность достойна внимания старейшин Совета. Проблемы легче решать на начальных стадиях, – заметил Винсент.
– Боюсь, как бы мы не упустили момент… – отозвался Чарльз и, скользнув к мини-бару, наполнил два бокала янтарной жидкостью, прежде чем вручить один из них молодому барону.
Винсент передернул плечами и сделал щедрый глоток, смочив пересохшее горло. Он не застал времен последних гонений, зная о тех тяжелых, трагических событиях лишь по рассказам, но отцу они до самой смерти являлись во снах.
– Потому я и предлагаю не откладывать встречу.
Пока фанатики шныряют где-то рядом, выслеживая очередную жертву, никто не мог чувствовать себя в безопасности, ни взрослые, ни дети. Спокойно спать по ночам, не зная, досчитаются ли всех поутру.
Беррингтон-старший кивнул. Запечатав два письма, отправил с ними второго посыльного. Время потекло в напряженном молчании. Изредка они перекидывались ничего не значащими репликами, но обстановку разрядить не получалось. Следовало все обдумать. И Винсент так глубоко погрузился в мысли, что едва не подпрыгнул, когда дверь в кабинет неожиданно распахнулась.
Замерев на пороге, Элизабет сообщила, что члены Совета прибыли и ждут в малой гостиной.
Благодарно кивнув дочери, Чарльз направился прочь. На пару мгновений оставшись наедине с бывшей невестой, Винсент хотел было поинтересоваться, как у нее дела, но не успел и рта открыть. Девушка выскользнула из кабинета, не удостоив гостя даже взглядом. Что ж, заслуженно. Но разбираться с этим было некогда, и барон поспешил в малую гостиную, опасаясь по пути растерять все мысли.
Глава 2
Отчитываться перед Советом всегда было волнительно. Пусть этих людей Винсент знал с рождения, но трепет перед Советом был впитан молодым поколением старой аристократии с самого детства. Вот только он давно не ребенок. Короткий вздох украдкой, чтобы перевести дух, и вперед. Совет должен знать все, до мельчайших фактов, ведь от их решения зависит будущее не только старой аристократии. Понять, что все очень серьезно, но не заподозрить младшего Файнса в призывах к религиозной войне. Нет, он совсем не хотел войны, но…
– При всем уважении, барон, – наконец подал голос Арчибальд Гордон, бывший глава королевской полиции. – Все сказанное вами – лишь догадки. У нас множество врагов, и церковь – не самый страшный из них.
Да, никто не хотел войны, и ради хрупкого, недолговечного, вынужденного мира, терпели. Несправедливость, притеснения, нападки церкви. Вот только по другую сторону баррикад терпеть не хотели. Да и зачем, ведь сила и власть на их стороне…
– Вы правы. Однако я не прошу нападать в ответ, я лишь хотел предостеречь. Пока расследование продолжается и убийцы разгуливают на свободе, мы должны оставаться настороже. Предупрежден, значит вооружен, не так ли?
– Мы поняли вас, Винсент, – поспешил вмешаться в конфликт, который еще даже не успел зародиться в чужих головах, Чарльз Беррингтон – глава Совета и хранитель архива старой аристократии. – Продолжайте расследование. Томас, – повернулся он к придворному ювелиру. – Предупредите всех. Пусть будут осторожнее.
Томас Грант чинно кивнул, достав из кармана инкрустированные золотом часы, чтобы сверить время и прикинуть, где может подвинуть запланированные дела и встречи, выкроив немного на поручение главы.
– Что ж, нам остается лишь положиться на ваш профессионализм, благоразумие и, чего уж там, везение, барон, – Арчибальд поднялся первым, тяжело опираясь на трость с серебряным набалдашником в форме головы добермана. – Держите нас в курсе.
Винсент украдкой выдохнул. Как бы там ни было, хоть решающее слово и оставалось за главой, а мнение оружейника имело немалый вес.
– Непременно, – заверил он. – Благодарю за доверие.
Благо Бейли-старший не смог присутствовать, буквально накануне отбыв из города по делам клиники, а то, как знать, все могло закончиться с перевесом в другую сторону. Александр Бейли, хоть и приходился матушке братом, был максимально далек от ее мудрой рассудительности. Холодный расчет и жуткое эго, вот чем он руководствовался в своих действиях.
Проводив членов совета взглядом, Винсент опустился в кресло, давая понять несостоявшемуся тестю, что их беседа еще не окончена. Он видел лишь один способ быстро и тихо проверить единственную на сегодняшний день очевидную версию, но ему требовалась помощь хранителя архива.
Чарльз кивнул, молчаливо предлагая подождать, пока он проводит визитеров. Оставшись в одиночестве, Винсент устало прикрыл глаза, стараясь успокоить сердце. Через пару минут рядом прозвучали тихие шаги, в комнату ворвался флер жасмина, и он осторожно поймал ладонь Элизабет, которая принесла чай.
– Присядь, – попросил он, отпуская по первому требованию, как дикого, пугливого зверька, которым девушка отнюдь не являлась. – Давно тебя не видел.
– Не ты ли сказал, что не хочешь меня видеть? Что жалеешь о предложении руки и сердца? – холодно поинтересовалась девушка, тем не менее опустившись в кресло напротив, удерживая спину идеально ровно и глядя куда-то в сторону.
– Что только не сорвется с языка в пылу ссоры, – передернул плечами Винсент, пряча поглубже чувство вины. – Ты тоже не скупилась на слова. Помнишь?
Лично он помнил каждое, как бы сильно ни хотелось забыть.
Элизабет прожгла его взглядом глаз цвета голубого льда и сердито поджала нежные губы. Тонкие изящные пальцы собрали в кулак ткань простенького домашнего платья, выгодно оттеняющего светлые локоны, ниспадающие на плечи.
– Не я не явилась к алтарю в день собственной свадьбы, – голос ее зазвенел от возмущения, но она справилась с эмоциями и медленно выдохнула. – Если у тебя все, я пойду.
Порывисто поднявшись, Элизабет, не оглядываясь, направилась прочь из гостиной, оставляя несостоявшегося супруга в одиночестве. Если бы не гордость, доставшаяся от предков, и воспитание, тщательно вбиваемое гувернантками, она бы стремительно выпорхнула в проем двери, но нет. Замерев у самого порога, выплюнула пожелание доброго дня гостю и поспешила прочь, едва не налетев на возвращавшегося отца. Чарльз, конечно, все понял, но они оба предпочли сделать вид, будто ничего не случилось. Не время для “семейных” разборок…
– У нас нет времени выслеживать фанатиков, сотворивших такое с Крейвеном, – после непродолжительного молчания, которое, однако, грозило затянуться, констатировал Винсент.
– И что вы предлагаете? – спокойно поинтересовался граф Беррингтон, сделав глоток чая, прежде чем раскурить трубку. И у Винсента запершило горло при воспоминании о крепости сорта табака, которым его угощали однажды.
– Навязать им собственные правила игры, разумеется, – усмехнулся он, делая осторожный глоток. Он предпочитал несколько иные горячительные напитки. – Мы временно перевезем интересующие их бумаги в мой особняк.
На краткий миг повисло молчание, нарушаемое лишь механизмом больших настенных часов, выполненных в готическом стиле, как и сам особняк.
– Нет, – подавившись затяжкой, выдохнул мужчина, едва смог прокашляться. – Нет-нет-нет. Это даже не обсуждается. Я не собираюсь рисковать вашей головой, не думайте даже!
– Да ладно вам, Чарльз… Я же буду не один. Как только над моей жизнью нависнет малейшая опасность, их немедленно схватят.
Да и сам он далеко не Адам Крейвен, сможет за себя постоять. Винсент опустил чашку на блюдечко, и фарфор зазвенел, слишком громко, чтобы не выдать эмоций гостя.
Беррингтон поджал губы, заметив, что, когда он обещал оторвать Винсенту голову, выражался фигурально.
– Несомненно, – улыбнулся барон, выйдя из короткого спора победителем. – В противном случае, я не сидел бы сейчас в этой уютной гостиной…
– Я готов оказать любую посильную помощь.
Серьезно и, как показалось Винсенту, немного обреченно кивнул Чарльз. Его было даже жаль, но отступать Файнс не собирался:
– Достаньте три билета в цирк.
– Что? – вопросительно изогнул бровь Беррингтон-старший, не находя, на какую полочку поместить неожиданную, неуместную, выпадающую из хода рассуждения деталь.
– В город приезжает знаменитый цирк. Билеты разобрали за месяц. Достаньте три, – не спустил барон улыбки с губ.
Чарльз Беррингтон нахмурился, определенно чувствуя себя обманутым в лучших чувствах. Естественно, чего же еще, кроме шуток и плутовства, можно ожидать от беспутного отпрыска древнего уважаемого рода?
– Вы не ошиблись? – уточнил он, возвращаясь к трубке и делая жадную затяжку. И вот как после этого не приравнять табак к наркотическим веществам? – Наверное, вы хотели попасть на выступление восточных танцовщиц в “Черной орхидее”?
