Хроники зеркальной души

Хроники зеркальной души

ГЛАВА 1. ШЕЛК, ПАХНУЩИЙ ВРЕМЕНЕМ

Дождь за окнами реставрационной мастерской был серым и бесконечным, как сама петербургская осень. Алиса провела пальцами по краю старинного платья, и в висках слабо застучало – знакомый, надоевший за годы работы стук.

Это платье было другим. Оно не просто хранило историю; оно, казалось, шептало ее.

Бальное платье из парчи цвета спелой вишни, 1824 год. В кармане, скрытом в складках, нашли засохший лепесток розы и смятый клочок бумаги с обрывком стихов. Музейная диковинка. Но для Алисы оно было живым.

Ее специальность – реставрация текстиля – всегда была не просто работой. Это была своего рода магия. Прикоснешься к вышивке – и на миг почувствуешь трепет девушки, готовящейся к первому балу. Проведешь ладонью по потертому рукаву – и схватишь спазм тоски солдата, уходящего на войну. Она научилась отключать эти эхо, иначе можно было сойти с ума. Но это платье… оно настойчиво звало ее.

– Снова в гостях у призраков? – Голос коллеги, Льва, прозвучал прямо за спиной.

Она вздрогнула. Лев Волков. Потомок какого-то знатного рода, историк до кончиков пальцев, холодный, ироничный и до неприличия красивый. Он смотрел на нее с тем выражением, которое она не могла расшифровать: смесь любопытства и легкого презрения.

– Призраки молчат, – буркнула она, отводя взгляд. – Просто ткань капризничает. Три века пыли.

– Три века страстей, – поправил он, подходя ближе. Его палец, длинный и изящный, повторил ее жест, едва касаясь парчи. Алиса непроизвольно задержала дыхание. – Смотри. Шов на левом плече перешит. Торопилась. Сердце билось чаще, пальцы дрожали. Она ждала кого-то.

– Вы это по шву определяете? – усмехнулась она.

– По энергетике, – подозрительно ответил он, и в его глазах мелькнула искорка. – Шов – лишь подтверждение.

Он всегда так – говорил о прошлом, как о чем-то осязаемом. Это раздражало и.. притягивало. С ним она чувствовала ту же странную тоску, что исходила от платья. Как будто он был частью этой же старой пьесы, в которой она никак не могла найти свою роль.

Лев ушел, оставив ее в тишине, нарушаемой лишь шелестом дождя. И платье снова заговорило.

Алиса взяла в руки крошечный, тончайший инструмент, чтобы аккуратно очистить вышивку из серебряных нитей. Ее палец коснулся холодной, потускневшей от времени серебряной нити.

И мир взорвался.

Не болью. Восторгом. Вихрем огней, звуков, запахов.

Вальс. Бесконечный, пьянящий вальс. Зеркала, отражающие тысячи свечей. Запах пудры, воска и чужих духов. Смех, шепот, звон бокалов. И – сердце, выскакивающее из груди. Не ее сердце. Чужое. Женское. Полное такого нетерпения, такой тоски, что перехватывало дыхание. «Где он? Он должен быть здесь. Он обещал…»

Алиса дернулась назад, как от удара током. Комната поплыла перед глазами. Сердце колотилось в унисон с тем, призрачным.

«Переутомление, – попыталась убедить себя она. – Не выспалась. Кофе… нужно кофе».

Она встала, и пол под ногами оказался зыбким, как палуба корабля. Сделав несколько шагов, она потянулась к столу, чтобы опереться, но ее рука наткнулась на холодную поверхность старого венецианского зеркала, привезенного на атрибуцию.

И все исчезло.

Тишина. Только ее собственное прерывистое дыхание.

Она подняла глаза на зеркало. И не увидела в нем своего бледного, испуганного лица. Вместо него в глубине стекла, в обрамлении позолоты, плыли пары, мелькали огни, танцевали силуэты в причудливых нарядах.

А потом чья-то рука легла ей на плечо. Настоящая, тяжелая, в белой перчатке.

– Сударыня, вы нездоровы? – произнес низкий, бархатный мужской голос. Голос, от которого по спине пробежали мурашки. Голос, которого не могло быть в тихой реставрационной мастерской.

Алиса медленно, с трудом повернула голову.

И увидела его.

Высокий, в темном мундире, при шпаге. Темные волосы, собранные в аккуратный хвост. И глаза – серые, пронзительные, полные неподдельной тревоги. Он смотрел на нее так, будто знал ее всю жизнь. И ждал.

Ее взгляд скользнул по его плечу. Там, где должна была быть стена с образцами тканей, зиял огромный, сияющий бальный зал.

Последнее, что она почувствовала, – это запах. Не пыли и химикатов. А воска, духов и далекого, незнакомого снега.

А потом ровный пол мастерской ушел из-под ее ног, и темнота накрыла ее с головой.

ГЛАВА 2. БАЛ ПРИЗРАКОВ

Первым пришло ощущение жары. Духоты, несвойственной промозглому питерскому дню. Затем – грохот. Не грохот города, а оглушительный рокот десятков голосов, смеха, скрипки, вальса. И запах. Воск, вино, пудра и духи – густая, почти осязаемая смесь, от которой кружилась голова.

Алиса открыла глаза. Она лежала на какой-то кушетке в полутемной алькове, отделенной от основного зала тяжелой портьерой. На ней было… ее собственное платье? Нет. Тот самый вишневый муар. Парча обтягивала ее тело, как вторая кожа, а корсет сдавливал ребра, мешая дышать.

– Вы пришли в себя? – тот самый бархатный голос прозвучал совсем рядом.

Она резко обернулась. Он сидел на краю кушетки, его колено почти касалось ее ноги. Вблизи он был еще более ослепительным. Мундир сидел на нем безупречно, подчеркивая широкие плечи. В серых глазах читалась смесь тревоги, любопытства и чего-то еще… восхищения?

– Где я? – прошептала она, и голос показался ей чужим, сорванным. – Что это за маскарад?

Он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок. – Маскарад? Нет, сударыня, это вполне обычный четверг у княгини Воронцовой. А вы… вы едва не лишились чувств у меня на глазах. Я едва успел вас подхватить.

Воронцова. Четверг. В голове у Алисы пронеслось калейдоскопом: даты, имена, учебники. Это было невозможно.

– Мне нужно… мне нужно в мастерскую, – пробормотала она, пытаясь встать. Мир снова закачался. Его рука – сильная, в белой лайковой перчатке – мягко, но настойчиво удержала ее за локоть. От его прикосновения по коже пробежали мурашки.

– Какую мастерскую? – его брови удивленно поползли вверх. – Вы, верно, еще не оправились. Ваше имя? Я могу послать за вашим родственником.

Имя. Паника, острая и холодная, сжала ее горло. Что ей сказать? Кто она здесь?

– Алиса, – выдавила она. – Меня зовут Алиса.

– Арсений, – ответил он, и его имя прозвучало как заклинание. Граф Арсений Волконский. – Вы одна из гостей? Я не припоминаю вас в свете.

В этот момент портьера отодвинулась, и в альков впорхнула юная девушка в бледно-голубом платье, с озорными глазами.

– Братец! Матушка ищет тебя, у нее пара глаз насквозь… – она замолчала, уставившись на Алису с нескрываемым любопытством. – А это кто?

– Лиза, – строго сказал Арсений. – Барышне стало дурно.

– Ой! – глаза Лизы вспыхнули еще ярче. – Какая прелесть! От скуки, не иначе. Все эти бесконечные вальсы и разговоры о погоде. Вы не из Москвы? У вас такой странный выговор!

Алиса почувствовала, как краснеет. Ее «странный выговор». Ее платье, которое она сама реставрировала. Ее полное незнание правил этого безумного мира.

– Мне правда нужно идти, – сказала она, снова пытаясь подняться. На этот раз Арсений не стал ее удерживать, но поднялся вместе с ней, оставаясь опасно близко.

– Я не могу позволить вам уйти в таком состоянии, – сказал он тихо, но так, что в его тоне не было возражений. Его взгляд скользнул по ее лицу, задержался на губах. – Позвольте предложить вам стакан лимонада. Или вина. Чтобы прийти в себя.

Он смотрел на нее так, будто видел насквозь. Будто знал, что она здесь чужая. И это его не пугало, а… заинтриговывало. В его взгляде была та самая искра, та самая опасная страсть, о которой она читала в романах и в которую никогда не верила.

– Хорошо, – сдалась она, чувствуя, как подкашиваются ноги. – Лимонад.

Он предложил ей руку. Она медленно, почти не дыша, положила свои пальцы на его локоть. Через тонкую ткань перчатки и мундира она почувствовала твердость его мышц, исходящее от него тепло. Еще один удар тока, на этот раз – сладкий и пьянящий.

Он повел ее обратно на бал. И когда они вышли из алькова, Алису охватил настоящий ужас. Все было настоящим. Кристаллические люстры, отражающиеся в паркете. Дамы в бриллиантах и пудреных париках. Гул голосов, говорящих на изысканном русском языке ее книг. Это был не сон. Это было безумие.

И среди этого безумия она шла под руку с мужчиной, который смотрел на нее как на самое загадочное и прекрасное существо в этом зале. Его пальцы легонько сжали ее руку.

– Не бойтесь, – прошептал он, наклонившись так близко, что его губы почти коснулись ее волос. Его дыхание было теплым и пахло дорогим вином. – Вы здесь в безопасности. Со мной.

И в этот момент Алиса увидела ее. На другом конце зала, у огромного камина, стояла высокая, величественная женщина в траурном темном платье. Ее взгляд, холодный и пронзительный, как ледяная игла, был устремлен прямо на них. На Арсения и на незнакомку в вишневом платье, которая держала его под руку так естественно, будто делала это всю жизнь.

Это была Княгиня Волконская. Мать. И в ее глазах Алиса прочитала не просто неодобрение. Она прочитала ненависть.

Сердце Алисы упало. Она была в ловушке. В ловушке чужого времени, в ловушке чужого платья, в ловушке серых глаз графа, которые сулили ей и спасение, и погибель.

ГЛАВА 3. ВПЕЧАТЛЕНИЯ ГРАФА

Арсений Волконский считал себя человеком трезвого ума и холодного расчета. В двадцать пять лет он уже видел достаточно придворных интриг и наигранных чувств, чтобы презирать и то, и другое. Его жизнь была подобно изящному менуэту – каждый шаг просчитан, каждое падение руки предопределено. Невеста, Софья, была идеальной партией, подобранной родителями. Он уважал ее ум, но при одном лишь мысли о браке его душа облекалась в лед.

Бал у Воронцовой был для него очередной обязанностью. Он стоял у колонны, томимый смертельной скукой, и наблюдал, как кружатся пары. И тогда он увидел ее.

Она появилась из ниоткуда, у зеркала в дальнем конце зала, словно возникла из самого стекла. И мгновенно приковала его взгляд. Не потому, что была краше всех – хотя черты ее лица, лишенные привычной томности и жеманства, были поразительно живыми. И не из-за платья – вишневый муар был богат, но фасон показался ему слегка старомодным.

Ее взгляд. В нем читался неподдельный, животный ужас. Она смотрела на сияющий зал, как загнанный зверь на клетку. Это была не игра, не кокетство. Это была настоящая, голая паника. И это его зацепило.

Он наблюдал, как она делает шаг и пошатывается, будто пол уходит у нее из-под ног. Инстинкт, а не воспитание, заставил его ринуться вперед. Он успел подхватить ее за миг до того, как она рухнула бы на паркет. Ее тело оказалось на удивление легким и податливым в его руках. Сквозь перчатку он почувствовал жар ее кожи.

Когда он уложил ее на кушетку в алькове и она открыла глаза, его пронзило. Глаза цвета темного янтаря, с золотистыми искорками. В них плескалось столько смятения, столько нежной тоски, что у него перехватило дыхание. Ни одна женщина в его жизни не смотрела на него так – без расчета, без игры, видя в нем не графа, а просто мужчину, который мог быть как спасением, так и угрозой.

Ее вопрос о «маскараде» вызвал у него улыбку. Какая наивная, странная шутка! Но чем дольше он на нее смотрел, тем больше понимал: она не шутила. Она искренне не понимала, где находится.

«Алиса». Имя прозвучало на ее устах как чужеземная мелодия. Оно не значилось ни в одном светском списке. Она была загадкой. А Арсений, к своему удивлению, обнаружил, что ненавидел загадки. До этого момента.

Когда его сестра Лиза ворвалась в альков, он почувствовал странное раздражение. Ему не хотелось ни с кем делить эту тайну, эту хрупкую, испуганную птичку, залетевшую в его клетку.

И вот он вел ее обратно на бал, и ее пальцы судорожно впивались в его локоть. Он чувствовал дрожь, бегущую по ее телу, и его охватило первобытное, почти звериное желание – защитить. Оградить ее от любопытных взглядов, от духоты зала, от всего этого фальшивого блеска.

«Не бойтесь. Вы здесь в безопасности. Со мной».

Он произнес эти слова почти не думая, наклонившись к ее волосам. Они пахли не пудрой и не духами, а чем-то чистым и незнакомым. Как дождь. Как ветер. Этот запах сводил его с ума.

И тогда он встретился взглядом с матерью. Холодный, оценивающий, пророчащий бурю взгляд пронзил его, но на этот раз он не отвел глаз. Напротив, его рука непроизвольно еще сильнее прижала к себе руку Алисы. Это был вызов. Немой и осознанный.

В этот миг до него донесся тихий, прерывистый вздох Алисы. Он посмотрел на нее. Она смотрела на кружащиеся пары, и в ее глазах стояли слезы. От страха? От тоски? Он не знал. Но он знал, что хочет стереть эти слезы. Хочет снова увидеть в ее глазах не ужас, а ту самую искру, что мелькнула в них, когда она назвала свое имя.

Он внезапно с отвращением представил себе холодные, совершенные черты Софьи. Представил свою распланированную жизнь. И понял, что эта девушка, эта «Алиса» с запахом дождя и глазами полными тайн, только что ворвалась в его существование как ураган, сметая все на своем пути.

И самое пугающее было в том, что ему это нравилось.

Его разум кричал об опасности, о долге, о последствиях.

Но все это тонуло в оглушительном грохоте его собственного сердца, которое билось в унисон с ее испуганным сердцем. Он вел ее по бальному залу, и каждый шаг отдавался в нем лихорадочным возбуждением. Она была его грехом, его ошибкой, его самым желанным кошмаром.

И он уже не хотел просыпаться.

ГЛАВА 4. ТАНЕЦ НАД БЕЗДНОЙ

Арсений вел ее сквозь сияющий хаос, и Алиса чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Каждый взгляд, брошенный в их сторону, обжигал ее подобно огненному шару. Шепотки за веерами, легкие улыбки, полные любопытства и оценки – все это сливалось в один гулкий приговор.

– Держите голову выше, – тихо прошептал Арсений, его губы почти касались ее уха. Его дыхание, теплое и с легким запахом вина, было единственной реальной точкой опоры в этом кружащемся мире. – Они кусаются, только если почувствуют страх.

Он был прав. Она попыталась выпрямиться, сделать свое лицо маской безмятежности, как у других женщин в зале. Но ее сердце колотилось где-то в горле.

– Граф Волконский! – к ним подошел пожилой мужчина с орденской лентой через плечо. Его глаза, маленькие и пронзительные, с любопытством изучали Алису. – А мы вас ищем. И кто ваша очаровательная спутница? Не изволите представить?

Арсений не дрогнул. Его рука, лежащая на ее руке, оставалась твердой.

– Князь, это мадемуазель Алиса, – сказал он гладко, без тени сомнения. – Дальняя родственница из… провинции. Впервые в столице. К сожалению, нездоровье помешало ей появиться ранее.

«Мадемуазель Алиса». Звучало как персонаж из плохого романа. Но князь, казалось, удовлетворился этим скудным объяснением. Он кивнул, бросив на Алису оценивающий взгляд.

– Провинция… – протянул он. – Оттого, видимо, и манеры столь… своеобычны. Надеюсь, столичный воздух пойдет вам на пользу, мадемуазель.

Когда он отошел, Алиса выдохнула, не понимая, что задерживала дыхание.

– Он… он мне не поверил, – прошептала она.

– Никто не верит, – так же тихо ответил Арсений, ведя ее дальше. – Но все примут, если этого захочу я. Таковы правила игры.

Он говорил это с такой холодной уверенностью аристократа, рожденного властвовать, что у Алисы по спине пробежали мурашки. Кто этот человек, который одной фразой мог заставить замолчать любопытство?

Внезапно оркестр заиграл новый вальс. Мелодия, знакомая Алисе по старым фильмам, наполнила зал, и ее сердце сжалось от тоски по чему-то незнакомому и давно утраченному.

– Господа приглашают дам! – пронеслось по залу.

Арсений остановился и повернулся к ней. В его серых глазах плясали огоньки от люстр, и в них читался вызов.

– Готовы ли вы к следующему испытанию, мадемуазель Алиса? – спросил он, и в его голосе снова зазвучала та самая опасная, бархатная нотка.

Она хотела отказаться. Сказать, что не умеет. Но его взгляд парализовал ее волю. Она молча, почти кивнув, положила свою руку на его плечо. Его ладонь легла на ее талию, и сквозь корсет и парчу она почувствовала жар его прикосновения.

И они закружились.

Первые шаги были неуверенными. Она путалась, ее тело, знавшее ритмы совсем другой эпохи, не слушалось. Но Арсений вел ее твердо и уверенно, его сильные руки были несокрушимой опорой.

– Расслабьтесь, – он дышал ей в волосы. – Доверьтесь мне. Просто слушайте музыку.

Она закрыла глаза на секунду, позволив звукам вальса заполнить ее. И случилось чудо. Ее тело начало вспоминать. Не ее память, а память мышц, память крови. Платье, казалось, вело ее само, направляя каждый поворот, каждый шаг.

Она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее с нескрываемым восхищением.

– Вот видите, – улыбнулся он, и эта улыбка делала его лицо молодым и беззаботным. – Вы рождены для этого.

Они кружились, и зал превращался в размытое пятно огней и лиц. Для Алисы существовал только он. Твердое плечо под ее рукой. Рука на ее талии. Серые глаза, не отпускавшие ее взгляд. Она забыла о страхе, о времени, о невозможности происходящего. Была только музыка, тепло его рук и нарастающее, пьянящее чувство близости.

Он притянул ее чуть ближе, чем того требовали приличия. Теперь их тела почти соприкасались. Она чувствовала тепло его груди, слышала его ровное дыхание.

– Кто вы? – тихо спросил он, его губы в сантиметре от ее виска. – Откуда вы пришли, чтобы свести меня с ума?

В его голосе была не просто любопытство. Была страсть.

Голая, неуместная и непреодолимая.

Алиса не знала, что ответить. Правда? Он примет ее за сумасшедшую. Ложь? Она не хотела лгать ему. Вместо этого она посмотрела ему прямо в глаза, позволив ему увидеть всю свою растерянность, всю свою тоску.

– Я не знаю, – честно прошептала она. – Я просто… заблудилась.

Ее искренность, казалось, поразила его сильнее любой уловки. Его взгляд смягчился, стал почти нежным.

– Тогда позвольте мне быть вашим проводником, – сказал он, и это прозвучало как клятва.

В этот момент вальс закончился. Они замерли посреди зала, все еще держась друг за друга, не в силах разомкнуть руки. Аплодисменты вокруг казались далеким, не имеющим значения шумом.

И тут Алиса увидела ее.

Напротив, у самого выхода из зала, стояла девушка неземной, ледяной красоты. Белокурая, с идеальными чертами лица, в платье из серебристого газа. Она смотрела на них – на Арсения, не отпускавшего руку Алисы, – и в ее голубых глазах не было ни злобы, ни ревности. Только холодное, безразличное презрение. И это было страшнее любой ненависти.

Арсений, почувствовав напряжение Алисы, обернулся. Его лицо на мгновение стало каменным.

– Софья, – произнес он тихо.

Невеста.

Ледяная статуя медленно кивнула им, развернулась и вышла из зала, не проронив ни слова. Ее уход был громче любого скандала.

Рука Арсения наконец разжалась. Магия момента рассеялась, сменяясь гнетущей реальностью.

– Мне нужно вернуться, – прошептала Алиса, чувствуя, как по телу разливается ледяной ужас. Она не просто вторглась в чужое время. Она вторглась в чужую жизнь, в чужую судьбу.

Арсений хотел что-то сказать, но в этот момент к ним подошла его сестра, Лиза, с сияющими глазами.

– Братец, матушка требует вас немедленно! А вы, мадемуазель Алиса, просто чудесно танцуете! Я видела! Все видели!

Арсений сжал губы. Его взгляд на Алису был полным обещания и сожаления.

– Лиза, проводи мадемуазель Алису в дамскую гостиную. Я найду вас позже.

Он ушел, и Алиса снова почувствовала себя потерянной и одинокой. Но теперь это одиночество было горьким, потому что она узнала вкус чего-то другого. Вкус тепла его рук и яда его запретного внимания.

Ей нужно было бежать. Прямо сейчас. Пока она не забыла, кто она, и не захотела навсегда остаться той, кем она была в его объятиях – загадочной незнакомкой с бала, в платье цвета спелой вишни.

ГЛАВА 5. БЕГСТВО И ОБМАНЧИВОЕ СПАСЕНИЕ

Дамы в гостиной, увешанные шелками и жемчугами, казались Алисе ожившими портретами. Они перешептывались, бросая на нее украдкой любопытные взгляды, полные едкого интереса. Их вопросы висели в воздухе, сладкие и ядовитые, как испорченные духи.

– Милая мадемуазель Алиса, вы говорите, из провинции? А из какой губернии? – спрашивала одна, притворно улыбаясь.

– И платье у вас… какой старинный фасон! Это семейная реликвия? – вторила другая, касаясь веером.

Алиса отвечала односложно, чувствуя, как ее история, сочиненная Арсением, трещит по швам. Каждое слово давалось ей с трудом. Она чувствовала себя актрисой, играющей в пьесе, текста которой не знает.

Лиза, сестра Арсения, пыталась ее выручить, весело перебивая и переводя разговор. Но даже ее энергия не могла рассеять гнетущую атмосферу.

И тогда в гостиную вошла она. Княгиня Волконская.

Движения ее были бесшумными и величавыми, словно корабль под траурными парусами. Взгляд, холодный и пронзительный, упал на Алису, и девушка почувствовала, как кровь стынет в жилах. Это был не просто взгляд. Это был приговор.

– Мадемуазель Алиса, – голос княгини был тихим, но он прорезал лепет дам, как стальной клинок. – Вы, я вижу, уже привлекли всеобщее внимание. И внимание моего сына.

Она подошла так близко, что Алиса почувствовала запах камфоры и старого дерева, исходящий от ее одежды.

– Провинциальные манеры, конечно, простительны, – продолжала княгиня, обводя взглядом присутствующих, давая им понять, что это не так. – Но свет – это стеклянный дом. Здесь все на виду. И анонимность… здесь подозрительна.

Она взяла Алису за подбородок, ее тонкие пальцы были холодны, как мрамор. Принудительно подняв ее лицо, княгиня изучала каждую черту.

– Глаза испуганной лесной козы, – тихо произнесла она, так, чтобы слышала только Алиса. – В них читается бегство. Скажите, детка, от кого вы бежите? От долгов? От семьи? Или, быть может, от правосудия?

У Алисы перехватило дыхание. Паника, которую она с таким трудом сдерживала, хлынула наружу. Она не могла вынести этого прикосновения, этого взгляда, разоблачающего ее до самого нутра.

– Мне… мне нужно… прошу прощения… – она резко дернулась назад, вырвавшись из ледяных пальцев княгини.

– Куда вы? – голос Лизы прозвучал испуганно.

Но Алиса уже не слышала. Она, как загнанный зверь, бросилась прочь из гостиной, не разбирая дороги. Ей нужно было к зеркалу. К тому самому, у которого она появилась. Оно было ее единственным шансом.

Она бежала по бесконечным анфиладам залов, слыша за спиной нарастающий гул голосов. Ее вишневое платье мешало движению, корсет сдавливал грудь. В глазах стояли слезы от унижения и страха.

Вот он! То самое зеркало в позолоченной раме, стоявшее в нише. Она подбежала к нему, в отчаянии упершись ладонями в холодное стекло.

– Верни меня, – прошептала она. – Пожалуйста, верни меня.

Она закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти образ мастерской, запах кофе, звук дождя за окном. Она концентрировалась изо всех сил, до головной боли. Но когда открыла глаза, в зеркале по-прежнему отражалась ее собственная испуганная фигура в бальном платье и сияющие залы позади.

Ничего не произошло.

Отчаяние, острое и холодное, сжало ее горло. Она застряла. Навсегда. В чужом времени, где она – никто, подозрительная чужачка, объект насмешек и ненависти.

– Нашли!

Из темноты бокового коридора вышли двое слуг в ливреях Волконских. Их лица были невозмутимы.

– Мадемуазель, княгиня просит вас вернуться.

Они взяли ее под руки, и их хватка была не грубой, но не оставляющей возможности для сопротивления. Она была пленницей.

Ее повели не в бальный зал, а по узкой боковой лестнице наверх, в женскую половину особняка. Войдя в небольшую, изящно обставленную гостиную, слуги отпустили ее и вышли, притворив за собой дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел.

Алиса осталась одна. Она медленно опустилась на диван, охватив руками себя. Тело дрожало мелкой дрожью.

Что они с ней сделают? Вышвырнут на улицу? Сдадут в полицию? Она не знала законов этого времени, но понимала – ее положение более чем шатко.

Прошло около получаса. Алиса уже почти смирилась со своей участью, когда дверь бесшумно открылась. В проеме стоял Арсений.

Он был без мундира, в одном камзоле, его волосы были слегка растрепаны. Лицо – бледное, с двумя пятнами румянца на скулах. В руках он держал ее туфли – те самые, что она сбросила, убегая.

Увидев ее, он быстро вошел и прикрыл дверь.