скачать книгу бесплатно
– Похоронила сыночка и не верится, что его нет в живых. Еще слышу его голосок: «Мама, а что сегодня будет вкусненькое на обед, я так проголодался». Больше его не увижу, потеряла навсегда. Вот осталась моя радость, – она показала на младших детей.
– Сейчас война и что их ожидает? А ты надолго приехал к нам? Пошли в дом, мне что-то становится холодно. Ты приехал с художником. Это хорошо. Пошли, заберешь письмо, которое привез тебе твой брат.
Она достает письма, полковник читает, его лицо вначале светлеет, потом становится серьезным, а тело – напряженным.
Она внимательно смотрит на Сергея Михайловича.
– Пойдем, сотник, в кухню, приготовлю я вам что-нибудь на стол, а Зарев пусть сам побудет со своими мыслями, пусть помечтает в тишине сам с собой.
– Вы давно знаете Сергея Михайловича, и где вы с ним познакомились? Он такой стал замкнутый и задумчивый. Раньше так много шутил, веселился. Где он появлялся, люди всегда смеялись от его шуток, веселых рассказов. А как вернулся с войны, не слышала от него ни одного анекдота, ни одного шуточного рассказа. Война забрала у меня веселого жизнерадостного племянника. Мне иногда кажется, что он становится чужим.
– Вы сестра ему, и так о брате говорить нельзя. Я с ним прошел путь от Тобольска до Екатеринбурга. Что ни день – и все стычки, бои, леса наводнены бандитами и беженцами. Он научил меня различать в том хаосе, кто честен, а кто вор и убийца.
Для меня было все равно, кто встречный. Коль стрелял в нас, значит, наш враг. Сергей Михайлович поступал иначе. Он говорил: мы тоже с оружием идем домой. Для них мы тоже воры и разбойники, но в военной форме. Люди прячутся от зла и насилия в лесах и болотах. Настанет мирное время, и люди вернутся домой, и будут жить, как и все другие.
– Так это вы, этот сотник, которого искал мой сын, и друг майора. Рада вас видеть в моем доме, он так много о вас говорил, хотя вас никогда в жизни не видел.
Полковник зашел в кухню, был взволнован и обеспокоен.
– Вы знаете, сотник, что нынче в городе казнили нашего царя. Нет, уже сотник, в живых никого из царской семьи.
– Откуда вы знаете, что их нет в живых? Это вам Ковалевский и Украинский сказали?
– Нет, Вася, это я узнал из письма моего брата. Он хотел меня предупредить, что в полночь будут казнить, приведут в исполнение приговор. Суда не было, был только приговор, тайный и скрытый от всего народа. Их убили тайно, как преступников, а тела похоронили неизвестно где. Вы, сотник, с майором были теми людьми, которые пытались освободить их императорское величество. Вели переговоры со всеми партиями в нашем городе, но вас не поддержали, вы остались одни. Все предали нашего императора, только майор остался верен ему до конца.
По сведениям белой чехословацкой контрразведки, майор находится в пути, скоро он будет в Петербурге.
В письме Великий князь обращается к вам с просьбой, сотник, сохранить то, что вы делали все это время.
XI ВСТРЕЧА С ДЖУГАШВИЛИ
– Здоров, Хома!
– Здоров Степан!
– Надолго прибыл домой, Хома, или на побывку?
– После госпиталя, браток, прибыл домой, как только залечу раны, так снова уеду.
– Это хорошо, отец переживает. Как ушли вы все трое на германскую, так ни одной весточки не было. Все грамотны, читать, писать умеете, а домой не написали ни одного письма.
– Писал, Степан, домой, и много писал, но ведь война кругом, сейчас не до писем, люди головы теряют, а потеряться письму в дороге проще простого.
– Где нынче наши казаки служат, и как им служится? Я сам пришел недавно, служил в Минске, немного повоевал, пока осколком ребро не задело. Отлежался в госпитале, и отправили домой. Может то и хорошо, что мало задело, а мне сказали – отвоевался. Стало тяжело дышать. Врачи говорят, через год-два пройдет
– Куда ты ранен?
– Ловили банду горцев. Думал, пришел конец. Навалился на меня двухметровый великан с кинжалом в руке. Царство небесное моему другу, меня спас, а сам погиб.
Перекрестился Хома и продолжил разговор.
– Одной рукой душит, а другой норовит прирезать меня. Увидел мой друг, что я в опасности и прибежал ко мне. Ударил по голове прикладом моего душителя, он и отдал господу богу свою душу.
И в это время стала артиллерия противника бить. Разорвался недалеко от нас снаряд, моего друга насмерть осколком, а меня только ранило. Спасибо, что мой враг лежал на мне, и все осколки достались ему. Вытянули меня санитары и в санчасть. Отлежался три недели и вот, дома.
– Куда только нынче нашего брата война не забросила, повсюду он есть.
– А кто нынче дома? Кого видел из наших ребят, кого брали на германскую?
– Мало, Хома, осталось в живых нашего брата, многие полегли, а многие пропали без вести.
– Кто пропал, может, найдется. Не скрою, дружище, от тебя, когда был в Грузии, однажды попал в плен к туркам вместе с одним грузином. Привезли нас турки на свою землю, и давай допрашивать:
– Кто вы такие, спрашивали они нас, я им говорю по-своему, по украински, они меня не понимают, а я их. Допросили они грузина и через неделю нас обоих отвезли в дальнее селение. Живем мы вдвоем, я не знаю грузинского, а мой друг по несчастью – моего языка. Вот мы и общались друг с другом при помощи жестов.
Через три месяца я выучил немного турецкий и стал понимать грузинский.
Грузин все уговаривал меня бежать. А куда бежать, если не знаем дороги. Стал я хозяину помогать шить сапоги, ремонтировать сбрую для лошадей. Стал он меня брать в город за покупками. Стою, охраняю хозяйское добро и высматриваю, нет ли на базаре своих, славян. Месяц ездил и все напрасно, ни одного не увидел. Однажды оставил хозяин меня так же охранять его товар, а сам пошел по рынку. Подходит ко мне такой же, как я, пленный и говорит: «Месяц наблюдаю за тобой, думал, отойдешь хоть на минутку в сторону, а ты около воза торчишь, словно прилип к нему».
Познакомились и я рассказал ему о нашей с грузином мысли убежать домой, вот только не знаем, как это сделать и в какую сторону идти.
Расспросил незнакомец, где мы живем, сказал, что и сам хочет бежать. Дорогу знает хорошо. Ему хозяин за его честное отношение к работе разрешает немного ходить по базару, а дома, в селе, отпускает со своими детьми в горы.
«Вот я и стал спрашивать детей, что в какой стороне находится. Они мне все рассказывают и смеются, что я такой глупый и не понятливый.
Научил детей нашим славянским играм, а они меня своим. Сдружились мы, и мне один мальчик, самый старший, признался, что если я не убегу на этой неделе, то меня с моим напарником хозяин увезет и сдаст солдатам.
Мальчик привел с собой лошадей, и мы поехали к границе. Часа два ехали, потом я узнал горы на грузинской стороне и от радости закричал. Мальчик сначала испугался, а потом говорит: «Больше не кричи, ты здесь чужой и тебя могут другие люди из соседнего села забрать, а мои родители будут из-за меня наказаны. Бежать нужно перед праздником, когда все молятся и мало обращают внимания на пленных».
Поговорил я вечером с грузином, что знаю дорогу и хочу бежать. От радости он запел и стал подметать в конюшне. Окончив эту работу, пошел на виноградник.
«Твой друг с ума сошел, – говорит мне мой хозяин. – Только сумасшедшие поют и танцуют на работе. Побудь с ним и посмотри, чтоб он беды не натворил».
А я и сам рад, подпрыгнул бы до потолка дома, лишь бы убежать скорее домой.
Но как назло, нас купил соседний богач. Перевезли нас в другое село, а там, около дома нашего хозяина на бугре стояла школа с прохудившейся крышей. Пойдет дождь, крыша намокает, и вся вода бежит детям на голову.
Однажды я сказал учителю, что могу наделать черепицы и перекрыть школу. Учитель упросил хозяина, чтобы мы в свободное время ремонтировали школу. Мой грузин ругается, кричит на меня.
– Устаю около виноградника, а тут еще нужно ремонтировать школу.
Забрались мы на крышу, и смотрим в сторону границы. Ничего не видит грузин, ничего не слышит, только ругает меня.
Надоело его бурчание, я ему и болтнул, что пришло на ум:
– Смотри в сторону границы, там видны горы возле твоей деревни, а ты все, глупец, кричишь.
Сначала он посмотрел на меня, потом в сторону границы и стал бегать по коньку школы. Совсем лишился рассудка, думаю, мой друг, а снизу во дворе школы смотрят на нас дети и взрослые, как он бегает.
– А откуда ты знаешь, что под той вершиной, мое село, мой дом? – спрашивает меня грузин.
– Раз много кричишь и бегаешь, значит, увидел свой дом.
– Ты настоящий друг, хоть ты и не русский. Я хочу бежать домой. То ты меня торопил домой, теперь я буду торопить тебя.
Собрал учитель всех родителей, чтобы нам помочь, перекрыть крышу. Покрыли ее черепицей, выровняли косые окна и двери. Мы идем по улице, а нам дети низко кланяются и благодарят. А хозяин нас ругает, что если еще пойдете «за так» что-то делать, отдаст солдатам, и окажемся мы в лагере, где таких, как мы, целое море.
Учитель каждый вечер приглашал нас к себе домой и учил турецкой грамоте. Через три месяца я мог написать первое письмо.
Однажды вечером учитель мне говорит, что если пойти в горы, то можно увидеть грузинскую сторону. За одну ночь мы легко можем дойти до реки, и на бревне доплыть до грузинской земли.
При его словах мы засмеялись, он тоже улыбнулся. Не все же реки бегут из Грузии в Турцию и из Турции в Грузию.
Стал он нас водить на горную речку и учить плыть на бревне. Мы со страху чуть не утонули, а наш учитель смеется и говорит: «Плохое начало, хороший конец».
Целую неделю плавали мы на бревнах, пока не научились не только держаться за них руками, но и стоять на них.
Учитель говорил: умеешь стоять на седле бегущей лошади, сумеешь и на бревне. С бревна упадешь в воду и не ударишься, выплывешь, а с лошади упадешь, можешь голову потерять. А грузин даже опередил меня Так поднаторел, что прокатиться ему на бревне, что чихнуть. Он стал еще и нашего учителя учить, как нужно стоять на бревне, чтобы оно не вертелось, не сбросило тебя в воду, как лошадь всадника из седла.
Когда я научился езде на бревне, стали мы ждать дождливого дня. Во время дождя никто не ходит по горам, и пограничники отсиживаются, прячутся, где посуше. Кому вздумается в дождливую погоду плавать по бушующей реке.
Оставили на берегу реки свою одежду и полезли в воду. Дождь идти перестал, выглянула луна, а мы, как младенцы, голяком по середине реки плывем вниз к своим родным берегам. Видел кто нас или не видел, но мы приплыли.
Обнаружили нас первыми мальчишки и побежали предупредить взрослых, сказали взрослым. Те принесли нам одежду, дали покушать, известили на границу. Приехал офицер-пограничник и забрал нас. Долго никто не верил тому, что мы убежали, потом офицер, который за нами приезжал, повез нас в горы и сказал: «Спуститесь вниз по реке на бревне, поверю».
Грузин спрыгнул вниз, за ним я, а по реке плывет огромное бревно. Залез на него мой друг, и давай на нем танцевать.
Офицер кричит нам:
– Там ниже по реке выступ, прыгайте в воду, сукины вы дети, а то разобьетесь.
Подпрыгнул мой друг выше прежнего, бревно развернулось, а мы перескочили на камень, потом на второй и выбрались на берег.
Бежит офицер со своими солдатами и кричит нам:
– Молодцы, браво! Я умею ходить по проволоке на руках и ногах. Хочу, чтоб вы научили меня плавать на бревне.
«Если научу, – говорит грузин, – отпустите меня домой? Мой дом рядом, вон у подножья той вершины».
«Так близко? Можешь идти хоть сейчас, меня научит твой друг».
Грузин засмеялся и говорит:
– Эти горы можно и за неделю не перейти.
– А тебе, Степан, как служится?
– Все время – на германской. Нас сразу отправили на фронт, что ни день, то новые бои. Нас, казаков, бросали в самое пекло, туда, где были горячие бои. Сколько пробыл на войне и ни одной царапинки, а тут не повезло. Царапнуло так, что долго придется отлеживаться. А в доме работе нет конца. Жена замучилась одна-одинешенька дома: летом – в поле, зимой лепила с детишками горшки.
– А где твои братья Василий и Никифор?
– От Никифора получили весточку, чтослужит на флоте, а от Василия нет ничего. Когда ушел с дядей Леонидом со своей сотней в Питер, сообщил, что доехал хорошо, служба идет нормально. А где сейчас, никому не ведомо.
– И когда ты снова, Хома, в свою часть?
– Врачи сказали, чтобы я через две недели прибыл. Если рана заживет, заберут на фронт.
– Пошли, Степан, проведем наших ребят, сегодня воскресенье, грех работать, можно побаловаться немного водочкой. Нынче женщины с любовью нас стали встречать, больно много нашего брата в селе поубавилось. А баба без мужика, что сирота-безотцовщина.
По дороге зашли к деду.
– Здравствуйте, дедушка, как здоровье, как поживаете?
– Здоровье, внучек, хорошее, пока бог миловал, болезни обходят стороной. Плохо без вас, дорогих, внучек. Когда вы были дома, веселее было, и дела шли в гору. А когда вас забрали на войну, трудно стало. Не только пасекой занимаюсь, много делаю и по хозяйству. Когда ушел внучек Василий со всеми в Питер, переехал я с бабой в его дом. Помогаю снохе. Она занимается горшками, а на мне вся домашняя работа. Баба моя приболела, только около печки вертится, а дальше сил нет. Ты бы, Хома, со своими служивыми съездил бы в лес, привез бы нам дров. Когда Василий уходил на службу, то привез несколько возов дров, я смеялся и говорил внуку: – «На всю жизнь не запасешься». Васек мне отвечал: «На всю, деда, нет, а на год-два хватит». Уже и служба окончилась, и запас дров иссяк, а его все нет.
– Нынче почта не работает, и поезда плохо ходят. Получим весточку, деда. Мой брат должен быть жив.
– Это твоя душа желает своего брата видеть в живых, а жизнь свое диктует. Сколько похоронок получили матери и жены. Сколько безотцовщины бегает по улице.
Хоть ты, Хомушка, не позорь наш род. Приходит служивый, не только свою бабу топчет, норовит и к вдовушке сбегать. И бабы нынче пошли греховодницы без стыда и сраму. Перед первым встречным мужиком готовы штаны снять.
Вот родила моя соседка от своего муженька, а через улицу школьная подруга вслед за ней произвела байстрюка. От кого – от ее мужа. Каково житье бабе после всего этого. Там парень, а здесь девка. Вырастут, пойдут на улицу… Узнают детки всю правду… Носить этот грех будут родители до самой смерти.
– Не горюй, деда, я еще сам не ожил, как следует. С моей распрекрасной не очень разгуляешься, любой бабе найдет, что сказать, любая молодуха на три версты от меня убегать будет.
– Тебе, Хома, повезло, жена красавица, работящая, за двоих мужиков тянет. Но лучше бы вы дома были, а они лямку за вас тянули, а побольше вам детишек рожали.
Опустошила война дома, нет в доме детского смеха, нет в семье счастья. Пейте, мальчики, а я свое отпил, мне стаканчик – и хватит на целый день.
– Вы не переживайте, дедушка, мы с Хомой и ребятами поедем завтра в лес за дровами. Привезем вам и себе.
– Дай вам бог здоровья и на хорошем слове.
На следующий день Хома запряг лошадей, посадил жену и детей в воз, заехал к Степану, и оба со своими семьями отправились в лес.
В лесу было полно валенного леса. Женщины пилили, дети сортировали, а мужики валили сухостой.
Неделя прошла быстро, заготовили дров, затем с угольного склада два дня, делая по два рейса в день, завозили по полтонны угля. На третий день привезли и деду.
Сосед деда пришел в гости к Василию Васильевичу, когда солдаты разгружали уголь.
– Счастливый ты, Василий, что ни внук у тебя, то клад. Не чета моим сыновьям. Мои заглядывают только бабам под юбки. Приехал, показался, какой он молодец и скрылся. Ни угля, ни дров жене. Только оставил на память жене малютку, да и соседку не обидел.
Около старой вишни умываются мужики и слушают разговор двух дедов.
– Не горюй, дед, коль наш друг опростоволосился, мы поможем и вам. Завтра повезем горшки на базар, а оттуда уголька вам захватим. Будет время, привезем и дров.
– Вы, деда, нас так сильно не укоряйте, проголодался на войне солдат по бабской юбке, вот и дуреет с голодухи.
