Мы, которых я не знала

«День 27. Кажется, я схожу с ума. Я путаю её голос со своим.»«День 1. Она сказала, что я – воздух, который ей нужен. Что таких, как я, не делают больше. Я заплакала от счастья.» «День 12. Первая ошибка. Я напомнила о выходном. Она сказала: слабые отдыхают. Сильные растут.»

Подпись внизу: Марина. Фотография: та самая женщина с лавки.

Дальше – череда записей: отчаяние, сомнения, страх. Последние строки:

«Я записала разговор. То, как она говорит, когда думает, что никто не слышит. Если со мной что-то случится – пожалуйста, не молчи.»

Флешка была вложена в обложку. Лена вставила её в ноутбук – и замерла.

На экране – запись домашнего видео. Вера разговаривает с кем-то, сидя в кресле. Она смеётся, пьёт вино, говорит в камеру:

– Они думают, что я даю им силу. А я просто смотрю, кто дольше продержится. Кто способен переступить. Кто сам становится зеркалом. Не каждый может смотреть на чужую боль – и не отводить взгляда. Я не садистка. Я просто отбираю… сильных. Мир – это селекция. Ты или выше, или под ногами.

Запись обрывается. Шум.

Лена откинулась в кресле. Сердце билось быстро, но не от страха – от ясности. Вся структура, которую она так восхищённо разглядывала, оказалась моделью насилия, закамуфлированной под заботу. Она была не ученицей. Она была лабораторной крысой.

Лена вышла из квартиры, не взяв ни сумки, ни куртки. Только флешку, тетрадь и жуткий холод внутри.

Она думала уйти молча. Исчезнуть. Но когда на следующее утро ей пришло сообщение от Веры – «Надеюсь, ты отдохнула. Мне тебя не хватает. Зайди вечером?»– она поняла, что должна что-то сделать.

Вечером она всё же пришла. С флешкой в кармане.

Вера встретила её в шелковом халате, с бокалом красного вина.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.

– Лучше, – ответила Лена. – Я многое поняла.

Вера кивнула. Подошла ближе. Улыбнулась – нежно, почти по-матерински.

– Ты – особенная. Я знала с самого начала. Не каждый доходит до этой точки. А ты – дошла.

– До какой?

– До того, где или ты уходишь. Или… становишься мной.

Лена вытащила флешку. Положила на стол.

– Я знаю, что было до меня. И что стало с Мариной. Я знаю, что ты делаешь.

Вера спокойно взяла флешку. Посмотрела.

– И что ты собираешься? В полицию? В суд? Ко мне – десятки людей в очередь. Я – свет. А ты – просто ассистентка с фантазиями. Тебя никто не услышит.

Лена смотрела в глаза Веры – и вдруг поняла, что та не врет. Не угрожает. Просто говорит правду.

– Знаешь, – прошептала Лена. – Я всё думала: почему ты выбираешь таких, как я. Спокойных. Сломанных. Удобных. А теперь поняла. Потому что сильные тебя не интересуют. Они тебя пугают.

– Ты ошибаешься, – голос Веры был тихий. – Я создаю сильных. Из таких, как ты.

– Нет, – Лена встала. – Ты их сжираешь. Но меня – не сожрёшь.

Она вышла.

И, странным образом, Вера её не остановила.

***

Прошла неделя. Лена не спала почти три ночи подряд. Иногда ей казалось, что за ней следят и вздрагивала. Стук в двери – звонок без ответа. Блики на экране телефона. Лабрадора с поводком кто-то выгуливал у её дома.

Но Вера не звонила. Не писала. Не искала. Как будто вычеркнула еёиз системы – как и других до неё. Или, может, просто решила: Лена не прошла.

А Лена… она не могла жить, будто ничего не было.

Она записала подкаст. Один, единственный.

Села перед ноутбуком. Глубоко вдохнула.

– Этот подкаст не о том, как стать успешным. И не о том, как найти гармонию. Он о выживании. Когда ты попадаешь в чужой идеальный мир, будь готов узнать, сколько боли стоит за его фасадом.

Она рассказала о «подборе ассистентов», о дневнике Марины, о флешке. Без имён. Без фамилий. Но те, кто знал – поймут. Те, кто узнают – сделают выводы.

– Я не жертва. И не мститель. Я просто человек, который больше не хочет молчать. Потому что молчание – это первый шаг к разрушению. А я выбрала путь обратно. К себе.

На последней минуте включила запись с флешки. Голос Веры – холодный, чёткий:

– Ты либо выше, либо под ногами.

А потом – тишина.

Лена не смотрела на статистику. Не читала комментарии. Она просто нажала «опубликовать» – и выключила ноутбук.

Через месяц она вернулась к жизни.

Записалась на курсы тележурналистики – всегда мечтала, но боялась. Сняла небольшую студию в аренду. Начала делать видеоролики. Без глянца, без сценария. Просто говорила правду. Про страх. Про выгорание. Про границы.

На один из роликов пришло письмо:

«Вы спасли мне жизнь. Я тоже была её «идеальной». Спасибо, что сказали это вслух.»

Весной, на пробежке в парке, она заметила знакомую фигуру. Вера шла навстречу, в чёрной куртке и с тем же мягким взглядом. Остановилась.

– Лена, – сказала она просто. – Ты действительно сильная. Я горжусь.

Лена кивнула.

– Но я – не ты.

– Я и не хотела, чтобы ты стала мной, – усмехнулась Вера. – Я хотела, чтобы ты это поняла.

– А Марина?

– Марина слабая. Ты – нет.

– Нет. Я просто больше не боюсь тебя.

Вера кивнула. Развернулась и ушла.

А Лена осталась.

С открытым лицом, прямой спиной и внутренней тишиной. Не той – мёртвой, стерильной. А тишиной, в которой начинает звучать что-то новое.

Своя настоящая полноценная жизнь.

День, когда Наташа ушла с работы

Утро ничем не предвещало беды. Вовремя прозвенел будильник, в кофемашине не закончились капсулы, даже хлеб не подгорел в тостере – чудо, а не начало дня. Наташа заваривала чай с мёдом, а я листал рабочие уведомления и краем глаза следил, не сбежит ли овсянка.

– Я сегодня ухожу с работы, – сказала она, как бы между делом, без акцента. Просто: как «молоко закончилось» или «забери посылку».

– Как – уходишь? В отпуск? Или… увольняешься?Я обернулся.

– Насовсем, – кивнула. – Хватит. Буду делать то, что люблю.

На пару секунд всё вокруг стало ватным. Звук чайника ушёл куда-то на задний план. Я чувствовал, как внутри поднимается паника. Молчал, но в голове уже звучало: А как же ипотека, кредиты, страховка, коммуналка, проездной, налог на машину?..

– Ты уверена? – спросил наконец. Голос вышел ровным, хотя внутри всё дрожало.

– Абсолютно. – Наташа улыбнулась. – Я столько раз это откладывала. Хватит быть чужой себе.

Она говорила спокойно, но с таким внутренним светом, что я не нашёл слов возразить. Только кивнул. Взял свою папку, шарф, телефон. Поцеловал её в висок.

Вот так, – подумал я, – начинаются самые странные дни.На улице было морозно, но я вспотел.

Дорога в офис в тот день шла будто под плёнкой. Машины вокруг ехали как обычно, люди переходили улицу, торговец у метро выкрикивал цену на пирожки. А я сидел за рулём, сжав руль так, будто от этого зависело движение планет.

В голове шёл не внутренний диалог, а табличный файл. Колонки: «доход», «расход», «ипотека», «карта», «Наташа – без работы». Столбец «Паника» – с жирным выделением. Формула: если расходов больше, чем доходов, то крикни: “Караул!”

Но вслух – ни слова. Ни дома, ни потом в офисе. Поздоровался с охранником, с коллегами, сделал привычный круг: чай, стол, монитор. Улыбка – рабочая, стандартная, как у банкомата.

«Буду делать то, что люблю».Сидя перед экраном, я машинально пролистывал письма и вспоминал её голос:

Я ведь знал, что она об этом мечтала. Говорила давно, тихо, как будто боялась испугать свою же мечту. Мастерская – с тканями, вазами, глиной, красками. Она не раз рисовала мне это в словах: уют, запах акрила, деревянный стол, за которым можно забыться.

Я слышал – и отмахивался. Как от фантазии. Мол, потом, когда-нибудь, после стабильности. Сначала надо выплатить, закрыть, накопить, потом – поживём.

А Наташа вот просто встала и пошла. Сделала шаг в ту самую «когда-нибудь» сторону. А я? Сижу в офисе, где кондиционер шумит громче мыслей.

Я сидел за компьютером, щёлкал по документам, но не мог сказать, что делаю хоть что-то по-настоящему. Руки двигались, глаза скользили по строкам, но мысли… Мысли были дома, с Наташей, у того её стола, которого ещё не существовало. У ваз, которых она ещё не слепила. У первого мазка картины, которого она ещё не нанесла.

Все задачи казались ненастоящими. Вот очередной запрос из отдела логистики – «срочно». Вот презентация, которую надо править к завтрашнему дню. А вот календарь, где мигает «встреча в 14:00». Внутри – гул. Как будто я работаю через стекло.

На совещании меня спросили дважды. Первый раз я услышал своё имя как будто издалека, второй – уже понял, что надо кивнуть. Что-то согласовать, что-то подписать. Я даже не осознал, что именно.

Сидел, глядя в экран, и думал: А что, если и правда всё рухнет? Если не пойдёт? Если заказов не будет, а вдохновение – штука капризная… Мы ведь не в сказке живём.

Но глубже, под всеми этими тревогами, теплилось странное чувство. Зависть? Нет. Гордость? Почти. Это было что-то похожее на лёгкий стыд. За себя. За то, что я – не решился, а она – решилась.

Мои размышления прервал звонок. Номер внутренний.

– Константин Викторович? – голос был вежливый, но сухой. – Зайдите, пожалуйста, в бухгалтерию. К вам вопрос.

Я замер. Бухгалтерия – это либо хорошо, либо очень плохо. Вариантов не так много. Сердце стукнуло чуть чаще, чем нужно.

– Хорошо, иду, – ответил я, кладя трубку и вставая с кресла.

Шаги по коридору казались длиннее обычного. И небо за окном вдруг потемнело, хотя было ещё рано.

Я вошёл в бухгалтерию, готовясь к худшему – может, что-то недосчитали, может, вычет какой, может, премий решили всех лишить. Но в комнате было тихо, даже слишком. Только главный бухгалтер, Ольга Петровна, в очках на кончике носа, сдержанно улыбнулась.

– Присаживайтесь, Константин Викторович. Не бойтесь, поводов для паники нет.

– Уже неплохо, – выдохнул я, садясь на стул. Сердце, правда, всё ещё колотилось.

– Вас ждут наверху. К директору, – добавила она. – Он сам хотел передать.

Вот тут я действительно насторожился. Наш директор – человек занятой. Просто так он никого не вызывает.

Поднимаюсь. Кабинет директора – стеклянный, просторный, с видом на парк. Он сидел у окна, держал в руках какую-то папку. Пригласил жестом.

– Константин, привет. Проходи, садись.

Я сел. Он открыл папку и сказал:

– Помнишь проект по реорганизации отделов, который ты предложил полгода назад? Который тогда отложили, не хватило бюджета?

Я кивнул.

– Мы к нему вернулись. Подали на внешнюю сертификацию, прошли аудит, получили одобрение. Более того – рекомендации признали твои предложения стратегически важными. Компания приняла всё в работу.

– Правда? – спросил я, недоверчиво.

– Правда, – улыбнулся он. – И ещё. Совет директоров утвердил премирование. За инициативу, за расчёты, за настойчивость. Ты заслужил.

Он протянул конверт. Я взял. Открыл. И чуть не выронил.

– Серьёзно? – прошептал я. – Сегодня?

– Сегодня, – подтвердил директор. – Отличная работа.

Я засмеялся. По-настоящему, от сердца. Покачал головой.

– Это какой-то заговор.

– Иногда, – сказал он, – Вселенная просто выравнивает баланс.

Я вышел из кабинета с конвертом в руке, будто держал билет на новый уровень жизни. И впервые за день почувствовал – не страх, а странную, тихую уверенность.

Ехал домой на автопилоте. За окном город ел фонари, машины мелькали, как мысли – быстро и без фокуса. В кармане – конверт. Весил он немного, но ощущался как якорь, как знак, что день всё-таки не просто сумасшедший, а… правильный.

Открыл дверь тихо. В квартире пахло чем-то незнакомым – смесью древесины, краски и свежей глины. Впервые за долгое время наш дом не пах ужином и не звучал телевизором.

– Привет! – отозвалась Наташа из комнаты. Я заглянул туда – и остановился.

Она стояла в фартуке, испачканном краской и какой-то бежевой пылью. На щеках – следы глины, в волосах – заколка, которой раньше не было. Глаза сияли, как у школьницы, впервые выступившей на сцене. За её спиной – стол, мольберт, вазочки, ткани. В углу – коробка с яркими лентами и кистями. На полу – следы новой жизни.

– Ты открыла?

– Ага. Пока у нас… на дому. Потом – подумаем, – улыбнулась она. – Уже даже заказ есть. Старый знакомый попросил вазу в подарок жене. Я сначала испугалась, а потом подумала: если не сейчас – то когда?

Я подошёл ближе, взял её за руки. Они были тёплые и чуть шершавые от глины.

– Ты ведь знаешь, что всё получится, да?

Она посмотрела на меня, серьёзно, почти строго.

– Нет. Я просто решила поверить. За нас двоих.

Я обнял её. Долго, молча, с тем странным внутренним спокойствием, которое редко посещает. Пальцами нащупал в кармане конверт – бумажное подтверждение того, что Вселенная иногда действительно на нашей стороне.

Сзади что-то глухо стукнуло – упала кисточка. Мы оба рассмеялись.

– Кажется, у нас теперь жизнь не только по графику, – сказал я.

– И слава богу, – ответила она, и я понял: начинается новая глава.

Поздний вечер. Квартира притихла, как после праздника, хотя никаких гостей не было. Я сидел на кухне с чашкой чая – не торопясь, как будто весь день шёл только к этому моменту. В комнате напротив Наташа лепила вазу. Лампа отбрасывала мягкий свет, её руки двигались спокойно и точно, как будто всегда знали, что делают.

Я смотрел на неё и чувствовал, как внутри что-то потихоньку отпускает. Тревоги, расчёты, страх перед неизвестным – всё стало не таким важным. Они были, есть и будут, но уже не управляли мной.

Сначала пугает – как следует, до дрожи. А потом… награждает. Или не награждает, а просто даёт шанс. И если ты решаешься – всё становится на свои места. Может, Вселенная и правда проверяет нас на смелость,– подумал я.

Наташа что-то напевала себе под нос. Я не разобрал мелодию, но в этом было больше жизни, чем в любом отчёте или презентации.

Я улыбнулся.

Не потому что надо, не по привычке. А потому что было из-за чего.

И в эту самую минуту я точно знал: у нас всё будет. Пусть не по плану, но по-настоящему.

Её пароль

Запах кофе наполнил кухню ещё до того, как закипела вода. Я всегда ставила турку раньше, чем просыпалась по-настоящему. Утро начиналось не с новостей, не с будильника – с кофе. На автомате я нарезала хлеб, поджарила два яйца, проверила, не убежало ли молоко для овсянки. Всё как обычно. Всё как в сотню других утр.

– Пахнет потрясающе, – раздался за спиной голос Саши. – Ты просто волшебница.

Я обернулась. Он стоял в дверях кухни в тёмно-синем халате, растрёпанный, с мятой улыбкой и телефоном в руке.

– А ты просто лентяй, – улыбнулась я в ответ. – Просыпаешься – и тебе уже завтрак.

Он подошёл, поцеловал в щёку, потянулся за кофейной кружкой.

– Кстати, ты вчера с Аней так мило переписывалась. Долго потом ещё болтали?

Я замерла на секунду. Ложка, которую я опускала в овсянку, слегка дрогнула.

– Откуда ты знаешь? – спросила я, стараясь, чтобы голос звучал легко. – Мы вроде при тебе не болтали.

Он пожал плечами, делая вид, что это ничего не значит.

– Ну, ты же ставила телефон на подоконник, а экран был включён. Я мельком увидел. Ничего такого.

Я кивнула, но внутри что-то царапнуло. Мельком увидел. Экран был включён. Интересно. Обычно он лежал экраном вниз.

Мы позавтракали молча, хотя обычно утренние разговоры текли сами собой: планы на день, шутки, воспоминания о выходных. А сегодня – тишина, нарушаемая только звоном посуды. Я почувствовала, как в груди начинает скапливаться странное, тихое напряжение. Не тревога – скорее, неловкое недоверие.

Когда Саша ушёл в душ, я достала свой телефон. Экран гасился автоматически через 10 секунд. Я проверяла настройки ещё на прошлой неделе – чтобы экономить заряд. Значит, он его… активировал?

Глупость. Наверное, просто совпадение. Или он действительно мельком увидел. Просто экран мигнул, и он случайно прочитал первое слово. «Может, я придираюсь?», – подумала я. А потом вспомнила, что в переписке с Аней мы обсуждали выставку, о которой я не упоминала при Саше. И она тогда скинула смешную гифку с подписью: «Может, сбежим на Бали, пока всё не взорвалось?»

Он никак не мог этого знать. Разве что…

– Ты чего такая тихая? – Саша вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем. – Овсянка не удалась?

– Всё нормально, – ответила я. – Просто думаю о рабочем созвоне. Там опять будут гонять с презентацией.

Он усмехнулся:

– Можешь показать мне. Я посмотрю, подскажу, если хочешь.

Я кивнула, не желая продолжать. Но внутри всё ещё шевелилась мысль: он читал? или нет?

Я вспомнила, как пару раз ловила его взгляд, когда я печатала на телефоне. Как однажды он назвал мою подругу по имени, хотя я была уверена – не говорила о ней. Как однажды вечером он мимоходом заметил: «Ты часто переписываешься с этим Кириллом из офиса, да?» – и я тогда ещё пошутила: «Ты что, шпион?»

Он засмеялся. Тогда – просто засмеялся.

Теперь я не была уверена, что это была шутка.

Вечером я вернулась домой уставшая – мозг гудел после трёх зумов подряд и срочной правки презентации. В квартире было тихо. Саша оставил записку: «Уехал на встречу с клиентом. Вернусь поздно. Есть борщ в кастрюле – не забудь поесть».

Я разогрела, съела пару ложек и оставила всё как есть. Аппетита не было. Уже второй день в голове крутились одни и те же мысли, которые я не могла отпустить. Я говорила себе: «Ты выдумываешь», но что-то внутри продолжало грызть.

Села на диван, взяла телефон. Открыла мессенджер – и замерла.

Один из диалогов – с Аней – был помечен как «прочитанный». Хотя я точно оставляла его неоткрытым, чтобы ответить с ноутбука. Мы договаривались о встрече в кафе. Последнее сообщение от неё: «В 18:30 нормально? Или твой будет против?»

Я вздрогнула. Он не должен был видеть это. Он никогда не говорил, что «против» кого-то. Но я знала – его взгляд становится немного жёстче, когда я упоминаю женские посиделки без него.

Я пролистала переписку. Всё на месте. Никаких удалённых сообщений. Только вот – открыто было не мной.

«Может, случайно нажал? Просто увидел уведомление и ткнул пальцем», – пыталась я успокоиться. Но ощущение, что в мой мир кто-то вошёл без стука, становилось всё отчётливей.

На следующее утро я забыла дома зарядку от ноутбука. Позвонила Саше, попросила принести, если он будет рядом. Он привёз, поставил на стол и задержался в офисе минут на пять.

– А ты сегодня задерживаешься? – спросил он, стоя у моего стола.

– Думаю, да. У нас созвон с Лондоном в восемь.

Он кивнул, пробежался глазами по экрану – по привычке, наверное – и ушёл.

Когда я пришла домой поздно вечером, в голове пульсировал день. Хотелось просто лечь. Но вместо этого я вдруг подошла к его рабочему столу. Редкий импульс. Даже не знаю, что именно заставило меня это сделать. Может, лёгкий беспорядок: он обычно педант, а тут – разбросанные листы, открытая тетрадь, непривычно небрежно.

На краю лежал его ноутбук. Открытый.

Экран был тёмным. Я осторожно дотронулась до тачпада. Засветился браузер. Последняя вкладка – Документ без названия. Я открыла его – и внутри всё сжалось.

«Что она скрывает» – записано жирным шрифтом.

Ниже – список. Даты. Имена. Странные фразы.

«13.04 – переписка с Аней. В 22:31: “Он опять не в духе”. Что имела в виду?»

«16.04 – отключила звук на телефоне. Почему? Обычно не отключает. Не хочет, чтобы слышал уведомления?»

«18.04 – лайк от Кирилла. Кто такой Кирилл? Проверить».

Это не просто наблюдения. Это – слежка. Систематическая. Спланированная. Методичная.

Я стояла в комнате с его ноутбуком в руках и чувствовала, как по спине пробегает холод.

Телефон зазвонил. Саша.

– Привет! – бодро сказал он. – Я задержусь ещё на пару часов. Мы тут в переговорке застряли.

Я смотрела на экран, не отвечая.

– Всё нормально? Ты молчишь.

– Да, – сказала я наконец. – Всё в порядке. Ужин на плите. Борщ, как ты любишь.

– О, супер, – он рассмеялся. – Ну всё, целую. Скоро буду.

Он отключился. А я сидела в тишине и смотрела в экран. «Что она скрывает». Кирилл. Время уведомлений. Лайки.

Это больше не случайность. Не мимолётный взгляд. Это система наблюдения. За мной.

И впервые за всё время, что мы вместе, я почувствовала, что нахожусь в клетке. Невидимой. Тихой. Без решёток – но с паролем, который теперь явно больше не мой.

Когда он спал, он становился почти другим. Спокойное лицо, без этой всегдашней внимательности, настороженности. Губы расслаблены, дыхание ровное. Рядом с ним в такие моменты я иногда чувствовала себя в безопасности. Казалось бы, если человек спит вот так – разве он может причинить тебе боль?

Но сегодня ночью я лежала, глядя в потолок, и не чувствовала ничего, кроме холода.

Саша заснул быстро, уткнувшись в подушку и пробормотав что-то про завтрашние дела. Я включила ночник, якобы почитать, и ждала. Час. Полтора. Наконец, когда дыхание стало совсем глубоким, я осторожно встала.

Тихо, босиком, я прошла в его кабинет. Дверь не скрипнула – смазывали петли ещё в декабре. В ящике стола был бардак – для него необычный. Я начала раскладывать бумаги, как бы машинально, и почти сразу нашла нужное.

Серая тетрадь в мягкой обложке. Та, в которой он, как говорил, записывал бизнес-идеи и заметки с курсов.

Открыла.

Страницы были исписаны его рукой. Но это не были ни заметки, ни рабочие идеи.

Это были наблюдения за мной.

«Понедельник, 12:50 – ушла с работы пораньше. Сказала, что головная боль. В Инстаграме – сторис из кофейни. С кем была?»«Марина вышла из ванной в 22:40, с телефоном в руке. До этого сидела на кухне, писала кому-то. Смеялась. Кто вызывал такие эмоции?»

Я чувствовала, как руки начинают дрожать. Я листала, всё быстрее и быстрее, и с каждой новой записью внутри поднималась волна то злости, то ужаса, то боли.

«Отказалась рассказать, с кем ходила на выставку. Ложь?»«Удалила переписку с Аней – почему? Что скрыла?»

Он реально записывал, когда и как я улыбаюсь, кому пишу, в какой момент ставлю телефон на беззвучный режим.

Это не забота. Это не тревога. Это – тотальный контроль, замаскированный под любовь.

Я села на стул, положив тетрадь на колени. Руки всё ещё дрожали.

Перед глазами всплыло, как он однажды обнял меня, когда я плакала из-за работы. Как гладил волосы и говорил: «Я всегда на твоей стороне».А теперь – список подозрений, выводы, разбор моей жизни, как объекта анализа.

Мне стало физически нехорошо. Как будто стены стали ближе. Как будто воздух исчез.

Я закрыла тетрадь, положила её на место, аккуратно разровняв бумаги. Закрыла ящик. Потушила свет.

Вернувшись в спальню, я легла рядом с ним. Он шевельнулся, что-то пробормотал, повернулся ко мне спиной.

Я лежала на краю кровати, не дыша.

Я больше не могла притворяться, что ничего не происходит. Не могла списывать это на заботу, неуверенность, тревожность. Это было не «случайно увидел», не «мельком заметил». Это было намеренное вмешательствов мою реальность. Каждый мой день – зафиксирован, разобран, подвергнут сомнению.

Я отчётливо поняла: я здесь не живу – я существую под наблюдением.

Я не сказала ничего сразу. Ни утром, ни днём. Саша, как обычно, целовал в лоб, спрашивал про план на день, рассказывал про какого-то нового клиента, а я кивала, улыбалась, вставляла дежурное «угу».

Но внутри меня было странное, тревожное спокойствие. Как у человека, который уже принял решение – только ещё не произнёс его вслух.

Я ждала вечера. Не потому, что хотела выбрать момент. Просто знала: это разговор, после которого пути назад не будет.

Саша вернулся около девяти, с пакетом еды из любимого вьетнамского кафе.

– Я подумал, ты не готовила, – сказал он. – Давай расслабимся, поужинаем, посмотрим что-нибудь?

Я взяла пакет, поставила на стол.

– Я не голодна, – тихо сказала я.

Он нахмурился.

– Что-то случилось?

– Случилось. Я нашла блокнот.

На лице у него не отразилось почти ничего. Только моргнул чаще обычного. Сделал вид, что не понял.

– Какой блокнот?

– Тот, где ты ведёшь записи. Про меня. Про мои лайки. Переписки. Сторис. Моменты, когда я улыбаюсь. Когда ухожу с работы. Всё, что ты заметил, предположил, заподозрил.

Саша замолчал. Лицо его стало не выражающим эмоций – как будто он выключил себя.

– Я просто… – он вздохнул. – Я волнуюсь. Ты же сама говорила, что не доверяешь людям. Я… хотел знать, что у нас всё в порядке.

– Проверяя мои переписки? Следя, кто ставит мне лайки? – голос мой звучал удивлённо спокойно. – Ты хотел убедиться, что у нас всё в порядке… разрушив то, на чём всё держится?

Он сел на стул, провёл рукой по волосам.