Над собой

В лагере студенты веселились. Море, волейбол на берегу, песни, дискотеки. Друзья договорились, чтобы его, студента из Ленинграда, поселили одного. Домик был похож на вагонное купе, и казалось, что вот-вот станет слышен шум колёс.

Вечером у него спонтанно собрались ребята и девушки. Зная, какой он классный исполнитель разных песен, гитару принесли, а он-то и рад был, поскольку петь любил.

И вдруг он поймал на себе её взгляд. Эти глаза… Голубые, окаймлённые бархатными ресницами, смотрели на него так, что его пробирало до самой души. Настолько неизведанное ощущение, что он и пел в тот вечер особенно и тоже не мог отвести от неё глаз.

Домашнее вино, лёгкая закуска, приятная компания. Аким закончил песню. Вдруг кто-то сказал: «Диана, спой». Аким вздрогнул. Её звали так же, как его жену. Он протянул ей гитару. Не ломаясь, девушка взяла инструмент и запела: «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там, в краю далёком, я буду тебе женой…» Замолчав, она, глядя на него, перебирала гитарные струны. «Продолжай, Аким!» – прозвучал чей-то голос, потом ещё кто-то сказал: «Шикарный же у вас дуэт», – чьи были голоса, он не видел, не в силах отвести взгляда. Он подхватил: «Милая моя, взял бы я тебя, но там, в краю далёком, есть у меня жена…» Они пели, глядя друг на друга, передавая друг другу гитару после каждой песни. Им хлопали. И просили ещё. Время пролетело незаметно. Ребята стали расходиться, ушла и она. Аким остался один в растерянности: откуда эта белобрысая нимфа взялась? Вдруг постучали. Он открыл дверь, на пороге стояла она: «Я забыла панамку».

Аким даже не понял, как всё произошло. Они целовались сначала с открытой дверью, потом он её закрыл. Остановиться ни он, ни она не могли. Что-то бросило в объятья друг друга…

После всего он проговорил: «Вот до чего мы допелись, голубоглазая Диана».

Говорить не хотелось, тянуло в сон. Утром он проснулся от поцелуя.

– Диана, – не открывая глаз, прошептал он.

И услышал голос жены:

– Да, Акимушка, это я. Давненько ты меня так не называл. Как мило, что, даже не открывая глаз, ты произносишь именно моё имя. Хотя Ди мне нравится куда больше.

Он сел. Нимфы не было:

– Откуда? Ты же…

– Да, я приехала вечером. А что? Прилетела.

– Как?

– На самолёте, как, не на метле же, – проговорила Диана и засмеялась своим заливистым смехом. Вот что с разумным мужчиной делает вино, солнце и море. Ты звал меня, звал, звал, ну я и решилась. Шесть месяцев – срок небольшой. Ты же знаешь, какая твоя Ди резвая девочка. А? Да ты сам поражался всегда моей непредсказуемости. Так искренне удивляешься? Думаешь, я другой стала? Не дождёшься, никогда не угомонюсь, – и она снова засмеялась.

Смех жены он очень любил.

– Но как же ты узнала, где я? – озираясь, спросил он.

– Неужели от всей этой расслабухи ты забыл? Нет, посмотрите на него! А кто мне адрес общежития дал? Там-то добрые люди мне и рассказали подробнейшим образом, где этот лагерь. Очень просто, как три рубля, милый, – она говорила и говорила. – Домик твой найти вообще пара пустяков. Оказалось, что отдельный номер в виде домика только у тебя.

Это выглядело невероятно. Меж тем столь внезапным приездом она полностью опровергала его опасения по поводу метаморфоз, которые он давеча ей приписывал, и это радовало. Жена продолжала:

– Ты даже представить себе не можешь, любимый, как я обрадовалась, услышав своё имя. Повезло мне, какой у меня честный и верный супруг.

При каждом шорохе сердце Акима замирало. В домиках удобства отсутствовали, и он опасался, что Диана-певица просто вышла в душ и может вернуться в любой момент. И это было скверно.

– Да что с тобой? – удивлялась жена, видя, как он напряжён, а с его виска стекает пот. – Не волнуйся, дорогой, я с тобой, со мной всё в порядке. Вчера, небось, пел допоздна. На отдыхе всегда так. У кого же собираться, как не у того, кто один живёт? Понимаю. Мальчики, девочки… Э-эх, они, такие-сякие, не помогли моему хорошему скрыть следы пьянки-гулянки. Хотя разве мог кто-нибудь догадаться о моём сюрпризном приезде? Скажи? Даже ты удивлён. Но ведь приятно удивлён, скажи? Мама твоя меня отговаривала. Моя, кстати, тоже. А я раз – и здесь. Хотя бы притворись, что рад. Я старалась.

– Рад, конечно.

Она стала убираться, вдохновлённая тем, как он при одном прикосновении, не открывая глаз, произнёс её имя.

Животик у Дианы был явным, в то же время весьма аккуратным.

Аким постепенно успокаивался, дышать стало легче. Панамки не было. Словно всё приснилось. Ему было ужасно стыдно перед обеими. Никогда до того случая он не оказывался в более глупой и нелепой ситуации. Аким незаметно надел обручальное кольцо, обычно он его не снимал, и они отправились в столовую на завтрак.

Диана сидела за столом с подругой. Она увидела его с кольцом и беременной женой.

Он тоже её заметил. Сегодня глаза её не прожигали насквозь, напротив, излучали задумчивое равнодушие. Они едва заметно кивнули друг другу.

Аким выдохнул, волнение как рукой сняло. «Вот и славно», – подумал он. После обеда они с женой по-английски уехали в Севастополь.

– Да что с тобой? Сидишь на земле около домика. Похоже, это тот самый, в котором ты жил тогда… Ты где витаешь? Я стояла рядом, видела, как ты выкурил несколько сигарет подряд, – говорила Диана. – Я, между прочим, тоже переживаю, давай это делать вместе, а не по отдельности. Невозможно до сына нашего дозвониться: абонент недоступен. Ты ему звонил?

Аким смотрел на неё, постепенно возвращаясь в две тысячи второй год. Из того, что говорила Диана, он услышал лишь два последних предложения. Встал и быстро направился к главному зданию. Диана за ним почти бежала, меж тем мужа решила не останавливать: больно хотелось ей поскорее всё узнать, найти Артёма.

– Дорогая моя Ди, – проговорил он, обернувшись, – очень тебя люблю. Конечно, пытался. Решим. Не переживай. Ладно? Мы же вместе. А сын наш не пропадёт.

– Дорогой, совсем недавно я тебе говорила примерно то же самое, только другими словами, – немного от-став, слегка удивлённо добавила жена.

– Разве плохо, что он самостоятельный? Хочешь, чтобы он всю жизнь держался за твою юбку? – продолжал Аким, словно и не слышал, что она ему говорила.

С этими словами он и вошёл в административный корпус дома отдыха «Виноградная лоза», где в фойе увидел их, супругов Здравовых, разговаривавших друг с другом.

– Не могу до Дии дозвониться. Вова, что делать? Она недосту… – женщина, не договорив, так и сидела с открытым ртом, не моргая, глядя на Акима, и спустя несколько мгновений лишилась чувств, завалившись на бок.

– Дианушка, – проговорил мужчина и пытался усадить её ровно, – да что с тобой, дорогая?

Вошедшая следом за Акимом Диана подбежала к потерявшей сознание женщине и стала смачивать её лоб водой из бутылки, говоря:

– Надо в медпункт. Ой, у нас в машине есть нашатырь.

– Как я понимаю, вы родители Дианы? – включился в разговор доселе молчавший Аким.

– А вы Артёма, соответственно? – вопросом на вопрос ответил Владимир.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Аким.

– Владимир. И как ни странно, жён наших зовут Дианами.

– И вашу дочку.

– Это какая-то фантасмагория.

– Да уж. Невероятно.

Удивлённые отцы ещё не знали, что их дети сбежали и просто выключили свои телефоны.

Когда Аким и Диана – она не захотела оставаться без него – шли к машине за аптечкой, чтобы не искать медпункт и справиться своими силами, он молчал, а её рот не закрывался ни на минуту:

– И как тебе её родители? И что за карнавал с именами? Разве так бывает? Обморок. С чего вдруг? Это мой сын как-никак с её дочерью. Что ты молчишь, в самом деле? Кима, ну скажи же хоть что-нибудь.

И опять он услышал только последние два предложения и проговорил:

– Ди, дорогая, надо помочь.

Без сомнения, это была она. Её ни с кем нельзя было спутать. И она почти не изменилась. Аким опять перебирал в мыслях, как они пели: «…миленький ты мой… милая моя…» И как она пришла за панамкой, а та внезапно вспыхнувшая одноразовая страсть навсегда отпечаталась в его памяти. Как она потом сидела в столовой, равнодушно и спокойно глядя на него и на его беременную красавицу-жену. А он даже не спросил: откуда она, из какой сказки? Мужа её он успел разглядеть – серьёзный и вместе с тем хороший парень. Прямо видно, как он любит её. Вот и замечательно: у нимфы жизнь удалась, а тот вечер и ночь не превратились в непоправимую ошибку. Только почему она упала в обморок? Не может быть, чтобы он её ещё волновал.

Вдохнув нашатырь, Диана открыла глаза. Она смотрела в голубые глаза Акима, накручивавшего прядь своих блондинистых волос с лёгкой сединой на указательный палец левой руки. Она вздрогнула и воскликнула:

– Господи! Это надо прекратить. Надо остановить! Остановить! Слышите?.. Они брат и сестра. – И снова упала без чувств.

Глава седьмая

Стоило Матрёне Лифантьевне увидеть Диану, вышедшую из-за спины Акима, когда он привел её знакомить с родителями, как она сразу поняла, что та в интересном положении. Этот факт не только не испортил репутацию будущей невестки, а напротив, привлёк к ней расположение будущей свекрови, потому что под сердцем невеста сына носила ту самую девочку, о которой она мечтала. Дети расписались, сыграли свадьбу. Беременность проходила без осложнений. И хоть все твердили, дескать, заранее ничего не стоит покупать, новоиспечённая свекровь потихонечку собирала приданое.

Самой Матрёне Лифантьевне дочку родить так и не удалось. После появления Акима муж категорически не хотел второго ребёнка. Говорил, дескать, надо одного вырастить как следует, а уж сын нарожает столько детишек, сколько сможет прокормить и выучить. Она и так его просила, и эдак, но всё одно: он говорил, мол, нет, и точка. Они не бедствовали, и поначалу она думала, что его позиция станет иной. Вместе с тем годы шли, а мнение мужа не менялось. Матрёна Лифантьевна неоднократно спрашивала супруга, в чём причина такой его категоричности в данном вопросе. Дело в том, что в остальном ей от него никакого отказа ведь не было.

От прямого ответа он умудрялся уходить и всякий раз настаивал на том же, дескать, надо одного вырастить подобающим образом. В итоге она самостоятельно пришла к выводу, что причина, скорее всего, крылась в том, что Аким Спиридоныч вырос в многодетной семье. Будучи младшим сыном, лишь после окончания военной академии, надев погоны офицера, он смог позволить себе покупать новые вещи. Ослушаться своего Спиридоныча она не решилась. Сына с мужем они растили неизбалованным. Да только думать о девочке она не переставала. Даже имя ей придумала – Диана. Знакомясь с чернобровой красавицей Дианой, знающей себе цену, она с радостью её приняла, твёрдо решив всеми правдами и неправдами добиться, чтобы внучку непременно Дианой назвали. И что с того, что у дочки и у мамы будут одинаковые имена? Назвали же они сами сына именем отца, так и отчего бы детям не продолжить традицию? Муж без всяческих сомнений согласился с её мнением по поводу невесты Акима. Про замеченную беременность ни детям, ни своему Спиридонычу, разумеется, говорить не стала.

И хоть к ярким женщинам он относился с особой осторожностью, тем не менее думал: раз Акиму хорошо, то ему и подавно, потому что сын собирался жениться по взаимной любви, и Мотя его благоволила к будущей невестке.

Когда Диана рожала, они с Акимом Спиридонычем отдыхали в Грузии, в военном санатории Цхалтубо. Роды начались на месяц раньше, и им сообщили, что родился мальчик. Став бабушкой и дедушкой, они на следующий день вылетели домой, в срочном порядке прервав отдых в санатории без всяческих раздумий и сомнений. После тяжелейших родов Диана с сыном ещё месяц пролежали в роддоме. Её мама, Карина Анатольевна, работала главным врачом той больницы, посему роженица находилась под тщательным наблюдением.

Одного не могла уразуметь Матрёна Лифантьевна: куда же делась девочка?

Артём и Диана ехали в Ленинград. О том, насколько им повезло с попуткой, ни он, ни она теперь и не вспоминали.

Антон Матвеевич нет-нет да и поглядывал на молодых умилялся им, и в силу своей тактичности не лез с разговорами и тем более с лишними вопросами.

Ребята, в свою очередь, были заняты взаимными чувствами и мыслями о таком понятном-непонятном будущем. Во избежание повторения разговоров с родителями, странная реакция которых так неприятно их поразила и взволновала, если не сказать напугала, телефоны они пока оставили выключенными. И решили, что хуже уж точно не станет, ежели с мамами и папами будут объясняться после того, как хотя бы подадут заявление. Каждый думал: в конце концов, пускай считают как хотят, и никого не касается, как сами они распорядятся своей жизнью. Поскольку отношения с родителями у обоих были довольно доверительными, они их сразу в известность и поставили в ожидании доброго интереса, откровенной радости и, разумеется, поддержки, а получили, напротив, абсолютное непонимание и, более того, встретили полное отторжение при первом же разговоре на эту тему. Теперь же ребята вполне успокоились, радуясь не только своим чувствам, но и тому, что они ещё и единомышленники. Аким и Диана сидели в машине, нежданно-негаданно очутившись на нейтральной полосе. А это означало, что никто не сможет им помешать осуществить задуманное. Он гладил двумя руками её руку, а она положила голову на его надёжное плечо и заснула.

Артём ясно прикидывал, как он будет разбираться со своими предками, а коли не получится, то и на здоровье, ему от них ничего и не нужно. С чего они взяли, что могут диктовать, когда и на ком ему жениться? Он их любил и уважал, несомненно, только совсем не собирался плясать под их дудку. Рядом с Дианой он, как никогда ранее, ощущал свою независимость и самостоятельность, отчего становился ещё увереннее. Пусть родители спокойно работают, а он сам себе голова. Ещё рассуждал о семье своей избранницы. Видел, какая она нежная девочка, впечатлительная. А папа там, очевидно, тиран, даром что военный. Впрочем, уверенный в своём умении всё улаживать, Артём ни на секунду не допускал, что не сможет найти нужные слова для объяснения с отцом и матерью Дианы, и, без сомнения, в обиду её давать не собирался. А ещё он знал, что его родители поженились в том же самом возрасте, в каком они с Дианой сейчас, и это был основной козырь. И так расхрабрился в своих мыслях, что представил, как скажет, мол, яблоки от яблонь… но тут же понял, насколько это банально и пошло. Лучше не надо.

Диана улыбалась во сне. Она смело мчалась навстречу их такому милому, неожиданному и непредсказуемому счастью. Перед тем как заснуть, она рассуждала, дескать, куда мамы и папы денутся? Что, разве они не были молодыми? Такие степенные. Раньше она и не задумывалась о том, что слишком строгие и очень правильные взрослые наверняка чего-то недоговаривают о своей молодости. В свою очередь, она очень надеялась на мирный исход. А если нет, то и не беда. Они сделают по-своему, и будь что будет. Со своей жизнью они уж как-нибудь разберутся и уж точно справятся с передрягами. А бабушка Зина и дедушка Коля, без сомнения, их поддержат. У неё с ними установилось полное взаимопонимание.

Между тем бабушкам и дедушкам они решили повременить рассказывать.

Зинаида Ивановна, мама Дианы Здравовой, родила мальчика, когда её дочке шёл пятый год. Они с мужем не могли нарадоваться. Вот тебе и дочь, и сын, полный комплект, так сказать. А через два года сыночек их погиб от менингита, врачи недоглядели, упустили время, не сразу поставив диагноз. Она не могла утешиться, горе её почти полностью поглотило. Какое-то время и вовсе не могла заниматься ребёнком. Маленькую дочку хотели было определить в интернат, другого выхода Николай Павлович не находил. Зинаида Ивановна умом понимала, что не будет ей никакого оправдания, коли не станет уделять дочери должного внимания, поэтому буквально усилием воли она взяла себя в руки и постепенно оправилась. В то время она и в церковь начала ходить, что тоже ей помогло не сломаться от постигшего их несчастья. Тогда, в восьмидесятые годы прошлого века, вера в Бога не просто не приветствовалась – это скорее запрещалось, чем не запрещалось. В связи с этим ей пришлось, вдобавок ко всем сложностям, и работу сменить. Впрочем, хотя новое место оказалось значительно менее оплачиваемым, у нее гораздо больше времени высвободилось, чтобы его проводить с дочкой. Постепенно она оправилась от потери, однако больше детей они с мужем рожать не стали.

Именно Зинаида Ивановна и дала внучке с собой в дом отдыха книгу «Две Дианы». И Диане хотелось непременно узнать, являются всё-таки главные герои братом и сестрой или нет.

Директор поглядывал на них в зеркало и думал: «Вот же повезло…»

Глава восьмая

– Как брат и сестра? – первым нарушил молчание Владимир. – Что? Тогда в Севастополе ты и он?.. Возможно ли? Нет! Я не согласен. Диа – моя дочь. Слышишь, моя!

– Это было какое-то невероятное помешательство. Мы сами не знали, что с нами тогда произошло. Просто помутнение… – тихо проговорила Диана. Слёзы текли по её щекам и далее – на платье.

– Мы? Ах вот даже как – мы. Значит, это не он тебя соблазнил, а вы вместе. Помутнение? Зашибись. И ты так спокойно об этом говоришь?! – кричал Владимир, метавшийся по фойе. – А я уже рогатым женился. Вот же. Кто бы мог подумать, чтобы ты, ты…

Ему не хотелось верить в реальность происходящего. И только сейчас, вглядываясь в Акима, он заметил, как они похожи с его голубоглазой светловолосой доченькой, с его девочкой, и у него не хватило воздуха, чтобы продолжать. Даже волосы они одинаково накручивали на палец. Аким тоже смотрел на обеих Диан и силился понять, каким образом это теперь улаживать. Собрался было покурить – так ему легче думалось, – правой рукой нащупал в кармане начатую пачку, потеребил, достал руку из кармана и, оставшись на месте, продолжил крутить прядь волос. Он любил свою жену, а та слабость, которая, казалось, осталась в далёком прошлом, как тайна лишь между ним и сказочной нимфой, так жестоко догнала их и зависла над ними, словно гильотина. А дети, уверенные в своём счастье, не подозревающие о давнишнем легкомыслии родителей, сейчас где-то с недоступными для связи телефонами. За что это им? Как рассказать теперь им, думающим, что легче всего сбежать и спрятаться в «домике»? Должен же быть выход? То, что у него теперь есть дочь, до него пока не доходило, а вот то, что в любой момент может начаться Бог знает что, он осознавал. Поэтому пришёл на помощь Диане:

– Да. На одну ночь стали сумасшедшими, а утром приехала моя жена. Мы по умолчанию решили: мимолётная страсть… Кто мог предположить такой исход юношеской шалости? Башку снесло. Жесть, конечно.

Он выступил с этой речью и вспомнил, как рассказывал своему сыну бородатый анекдот про армянское радио и валерьяновые капли. Тот вопрос четырнадцатилетнего Артёма о том, нужно ли жениться по залёту, громко звучал в его голове.

– А?! Шалости, говоришь? Вот оно как. И он туда же. Мы… значит. То есть у вас это «мы» общее, да?! – воскликнул Владимир. – Ясно. Представить не могу, как ты, ты, как ты могла не рассказать мне. Можно же было избавиться от ребёнка… Дочь, – простонал он, – девочка моя. Моя Диа. Не-е-ет! Тогда бы она не родилась. – Владимир подошёл к жене. – Скажи, к чему был так мастерски разыгранный спектакль перед тем, как я сделал тебе предложение, после чего мы пошли знакомиться с моими родителями? Про беременность рассказала, а от кого, значит, скрыла. Да? Аха. Аха. Теперь ведь надо дочке рассказать. – Он резко замолчал, обеими руками взявшись за голову, присел на корточки, потом встал и снова стал ходить взад и вперёд. «Моя милая Дианушка оказалась такой лгуньей!» – кричали его мысли, ему казалось, что голова разорвётся от этого.

Диана посмотрела на жену Акима, та выглядела спокойной, затем она перевела взгляд на мечущегося Владимира, потом – на Акима, пытаясь найти момент и сказать, что сейчас не время думать о себе, тем более выяснять, кто и в чём виноват. Необходимо найти детей и как можно скорее прекратить их отношения. «А действительно, как я могла? Ведь я люблю Вову. Бес попутал, право слово, бес попутал», – думала она.

Тогда, вернувшись из Севастополя, она поняла, от кого беременна. Это был как раз тот случай, когда определить можно сразу. Во время ссоры она обзывала его маменькиным сынком, переживая, что не с ней поехал, а с родителями. Как ни странно, именно после той самой сумасшедшей ночи она спокойно ушла от спящего парня, поняв, как дорог ей Владимир, как она его любит. А увидев в столовой на завтраке Акима с кольцом и женой, удивилась его легкомыслию, не придавая значения своему. Приехав домой, за две с половиной недели до начала занятий она заметила неладное, но сперва не хотела верить. Однако счётчик был включён. Ей стало не по себе. Мама увидела тревогу на лице дочери и вывела её на откровенность. Диана поведала маме и про Владимира, и про их ссору, и про ту умопомрачительную страсть. Зинаида Ивановна повела её прежде всего к врачу. И все опасения дочери подтвердились. До занятий оставалось два дня. С мамой они и приняли решение прервать беременность. Ничего страшного не произойдёт, если в самом начале семестра она пропустит пару недель. Папу договорились не посвящать. Мамина подруга в больнице заведовала отделением. В ночь перед операцией Диане приснился сон, будто бы она сидела и держала прекрасную дочку на руках, а по ней ползали мерзкие чёрные бесформенные существа, своими цепкими краями щипали её маленькие ручки, маленькие ножки и упорно подбирались к крошечному личику.

– Пошли прочь, не трогайте мою девочку! – Диана сбрасывала их, прижимая своё сокровище.

– Ты всё равно нам её отдашь, – отвечали они гадкими голосами, снова ползая и щиплясь.

Она проснулась в холодном поту от того, что соседка по кровати её взяла за плечо и сказала:

– Милая, не бойся, не ты первая, не ты последняя. Ты так кричала. Всех нас перебудила.

Было четыре утра. Диана собрала свои вещи и отправилась к матери. Она открыла дверь и вошла. Мама сидела на кухне, услыхав возню в прихожей, вышла ей навстречу.

– Значит, так тому и быть. Пусть родится. Конечно, это решение нужно принимать тебе. А про то, от кого ребёнок, никто и не узнает, если сама не расскажешь. Ведь настоящий отец тот, кто воспитывает, хотя и это тебе решать самой. Тем более произошло-то не специально. Аким, ты говорила, даже не спросил, откуда ты приехала. Вероятность вашей встречи ничтожно мала, это как иголка в стогу сена, как капля в море. Соблазнитель твой, как и ты, голубоглазый блондин? – говорила Зинаида Ивановна, гладя дочку по голове. Её голос был тихим и убаюкивающим. Меж тем Диана знала, что, когда мама волновалась, она чаще, чем обычно, использовала устоявшиеся выражения.

Мама хотела её поддержать и успокоить. Диана понимала, что её минутная слабость непозволительна и безответственна, тем более что тогда она уже любила Владимира. В общем, никакого оправдания она не находила, поэтому глаза её были наполнены слезами. Да и нынешнее положение добавляло плаксивости.

– Мама, что ты говоришь? Мы вместе тогда… Аким – хороший человек, я нисколечко его ни в чём не виню. Нас околдовала ночь у Чёрного моря, совместное пение, не знаю, что ещё. Мы словно себе не принадлежали, какая-то невероятная страсть, помутнение разума. Ну не знаю я, – возражала дочь громким шёпотом, сдерживаясь, чтобы не закричать и не разбудить отца.

А Зинаида Ивановна, словно не обратив внимания на слова дочери, продолжала, не меняя своего мягкого и доброжелательного тона:

– И ребёночек родится светленький. Конечно, если бы он не был женат, тем более что она в положении… Найти-то его можно.

– Мама, ну ты вообще. Я хочу за Володю замуж и этого ребёночка буду рожать. Будет девочка, – мечтательно сказала Диана, и лицо её озарилось светом. – Как быть с Вовой, ума не приложу. Я его очень люблю. Хотела же невинной выйти замуж. Он так уговаривал, вот и закрутилось в Кишинёве, думала, если так любит, так что ж? И не сберегла свою девственность, – Диана заплакала, – как-то по-дурацки потеряла невинность. Так обидно и стыдно. А потом это умопомрачение с Акимом. Почему не от Вовы ребёнок? Почему? Когда смотрела «Москва слезам не верит», думала: конечно, тот парень – сволочь. Так и она же не сопротивлялась, когда звучала Bе́same Mucho. Значит, оба и виноваты. Почему, скажи, мама? За что я попала в такую западню?

– Знаешь, Дианочка, жизнь – это совсем не кино. Сколько людей было на Земле, есть и будет, столько и разных историй.

– Мама, да как же не рассказать Вове? А если вскроется?

– Вот тогда и будешь думать. Наперёд, как ни старайся, жизнь не запланируешь. Многие пробовали. Не зря же говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. Владимир – серьёзный человек. Женится. Причём, думаю, даже если узнает правду. Раз ты решила рожать, поразмысли хорошенько.