скачать книгу бесплатно
«Что же со мной происходит? И только ли со мной? Может, и Сеню зацепило чем-то. А если так? Как найти ответ, и чем помочь ему?» Постепенно от мыслей о товарище я плавно ушёл совсем в другую сторону. Любопытство. А что я ещё могу? Что это такое? И ещё много-много вопросов крутилось в моей голове. Мне стало неуютно одному, в груди скреблась тревога, и я решил – впервые с тех пор, как меня укусила змея, – пойти на место раскопок. Медленно побрёл по тропинке и порядком устал, пока добрался до места. На краю поляны, в тенёчке, Капустин, сложив всё в тачку, присел возле неё и, облокотившись спиной, кажется, дремал. Я как можно тише прошёл мимо и опустился на бревно. С тех пор, как я здесь был последний раз, почти ничего не изменилось, только уменьшилось количество дров, которые мы заготовили, когда расчищали место раскопок.
* * *
«Ну как же так? – думала Оля. – У меня же свои планы, мама, папа. В конце концов, Рома ждёт, когда я соглашусь пойти с ним в кино. И вообще, что я могу? Я же просто девчонка. Ну да, бабушка меня учила всяким стишкам-заговорам, но это же несерьёзно…»
Оля сидела и чуть не плакала. Ей было жаль себя, свою так мирно проходившую жизнь. И ещё её пугала неизвестность. Даже не просто пугала, а приводила в ужас. И почему ей не оставили выбора? Чувствуя полную безысходность, она поднялась и пошла в дом. Поставив кружки на кухонный стол, Оля подошла к бабушкиной кровати. Та лежала с закрытыми глазами, и воздух из лёгких при каждом выдохе издавал шипяще-стонущий звук.
– Бабулечка, что с тобой? – Оля сразу забыла о всех своих горестях. – Может, тебе пить принести? Может, хочешь чего? А таблетки где у тебя? – она стала бегать по дому, суетиться, пытаясь найти хоть что-то, напоминающее лекарства.
– Олюшка, – тихо позвала бабушка, протягивая руку, – иди, присядь рядом, – её голос был слабым. Оля села поближе и наклонила голову так, чтобы не упустить ни одного слова. – Скоро вечер, а там и ночь. Луна выйдет, от неё сил возьму. Только вот ненадолго. Ты уж прости, что так получилось.
Оля гладила бабушку по голове, а по щекам поползли слёзы.
– Бабушка, милая моя, родная. Как же я буду без тебя? Я же так тебя люблю! Я не смогу без тебя, – она уже рыдала, положив свою голову рядом с головой старушки. – Бабулечка моя, милая моя, любимая, как же так? Как же я…
– Ну, ну, – бабушка легонько похлопала её по плечу, – слёзы ещё пригодятся. Ты налей-ка мне пока водицы из крыночки на окне. Она всю ночь там, под луной, стояла.
Оля быстро сбегала и принесла из кухни глиняную расписную кружку. Ей казалось, что в этой посуде есть своё волшебство и оно обязательно поможет. Налила воды и, приподняв голову бабушки, поила её аккуратно и бережно. Потом поправила подушки и присела на краешек кровати.
– Ты не сиди рядом со мной. Всё хорошо, – слабо улыбнулась бабушка. – Поди лучше посмотри, там за огородом, между двух кустов крыжовника, Дверь должна быть. Я её для себя давно приготовила, да только не думала, что так скоро придется пройти через неё. Так ты пойди посмотри, какого она цвета. И звук… послушай… есть ли звук. И возвращайся. Ночь придёт, луна взойдёт, а дел у нас… – бабушка грустно вздохнула и прикрыла глаза.
Оля вышла, обогнула дом, по тропинке пересекла огород и недалеко у забора увидела сначала Дверь и только после – два больших колючих куста, которые преграждали путь к мерцающей радужными всполохами щели. Узкая полоса, протянувшаяся от неба до земли, сейчас больше напоминала молнию или северное сияние, чем Дверь, но это всё же была она. Там, за всполохами, вдали виднелось море, а на переднем плане – сад с цветущими розами. В том Мире было очень красиво, хотелось приблизиться и рассмотреть всё отчётливее. Укол иглы крыжовника остановил Олю. Встрепенувшись, она сразу всё вспомнила и побежала в дом.
Рассказывая о том, что она видела и как прекрасны за Дверью розы, Оля помогла бабушке подняться. Они медленно вышли на крыльцо и сели. На сад постепенно надвигались сумерки. «Когда это день успел пролететь?» – появилось и тут же улетучилось удивление Оли. У бабушки в руках, откуда ни возьмись, оказалась старая, толстая коричневая тетрадь, свёрнутая в трубочку и перетянутая красным жгутом. Старушка поглаживала её подрагивающей рукой и, посмотрев внимательно на внучку, перевела взгляд на темнеющие облака.
– Здесь много из того, что я сама знаю или слышала от своей бабушки. Она тоже была Стражем. Многое тебе самой придётся понимать. Мир сейчас совсем не такой, каким был, когда я была молода. Сейчас всё быстрее, намного быстрее, – продолжая поглаживать тетрадку, говорила она тихим голосом. – Основное я тебе ещё успею рассказать. Ты быстро вспомнишь и сказки, и чудеса, которые здесь с тобой происходили. Они, по сути, все о том, как искать и блокировать нехорошие Двери. Как чувствовать тех, кто по незнанию или умышленно пользуется запрещёнными в нашем мире энергиями. Или колдовством. Называй как хочешь. Расскажу, как уводить кого-то за Дверь и как самой суметь вернуться. Но сейчас, – она внимательно посмотрела на внучку, – я должна спросить, – голос её стал твёрдым, строгим и всё же ласковым, – ты готова стать Стражем Дверей?
На Олю нахлынули её прежние мысли о такой далёкой, нездешней и увлекательной жизни. Она и хотела помочь бабушке, и в то же время не желала отказываться от всего того, что её ждало там, где все её друзья и планы на будущее.
Оля собрала все свои силы и дрогнувшим голосом спросила:
– А мне больше отсюда не уехать? И придётся всю жизнь провести в этом доме? И не иметь друзей? А как же любовь? – к горлу подступили слёзы.
– Если бы я сидела здесь безвылазно, откуда же у меня внучке взяться-то? – усмехнулась бабушка. И у Оли как камень с души упал, и она широко улыбнулась.
– Ну, ты особо-то не радуйся. В миру тебе жить и можно, и нужно, и любить, и дитё родить. Но вот ко всему прочему будешь ты Двери стеречь. А когда трудно будет со всем справляться, можешь и сюда приехать. Здесь место силы семьи нашей. Можешь, конечно, и свой дом найти, но чем старше будешь, тем больше станешь чувствовать Двери и струны. Ни на что другое сил оставаться не будет. А помощника трудно найти. Кто-то и видит Двери, да не верит, либо начинает из них выгоду получать. Только у прабабки моей был помощник, хоть и не долго. А вот ни я, ни моя бабушка не смогли ни одного уговорить быть помощником. Так что на роду у нас написано: пока внучка не родится, одной томиться. Ну так что? Пойдёшь? Или дашь Миру сгинуть? Без твоего согласия не могу. И заставить тебя не могу, и уговаривать не положено…
У Оли внутри всё сжалось в комок. Она чувствовала себя, как маленькая зверушка. Словно стоит она одной ногой в петле, ещё одно движение – и поймают её так, что не вырваться. И не убежать.
– Я не смогу, – сдавленным голосом еле выговорила Оля. – Прости меня, бабушка. Я очень боюсь.
– Ну что ж, – тихо и обречённо произнесла старушка, – это твоё право и твоё решение. Я всё равно люблю тебя, но вот помочь забыть всё, перед тем как ты уедешь, уже не смогу. Сил не хватит. На рассвете мне надо будет уйти в свою Дверь. Это то, что даётся в награду Стражу. Он может придумать свой Мир, но войти туда может только он – и только один раз.
Оля была так погружена в свои мысли, что почти совсем не слышала, о чём говорит ей бабушка. Она радовалась, что ей не придётся заниматься какой-то непонятной и опасной работой. И жить можно, как и прежде. Мечтать о будущем и о встрече с парнем. А страшилки «мир погибнет» – так люди каждый год конца света ждут.
Лунный свет уже начал заливать всё вокруг, и её любимой бабушке становилось лучше. Оля видела, как распрямилась её спина, а движения вновь стали, как и раньше, быстры и уверенны. Видела, как легко она встала и, уперев руки в бока, оглядывала своё приусадебное хозяйство.
На улице стало прохладнее, и они вернулись в дом. Пили чай на кухоньке, разговаривали о пустяках, даже смеялись. И Оле стало совсем легко на душе. Как будто ничего плохого не происходило, и всё, что было, – всего лишь наваждение. Затем, утомившись от всего пережитого, она пошла спать. Бабушка, как всегда, накрыла её одеялом, погладила по голове и задёрнула окно, чтобы лунный свет не мешал внучке спать.
Оля проснулась. Она выспалась и чувствовала себя прекрасно. Солнце светило ярко, наполняя всю комнату своим тёплым светом даже через задёрнутую штору.
– Бабушка! – по привычке позвала она. А затем, вспомнив, что было вчера, накрыла голову подушкой и попыталась отогнать мысли, которые тяжёлым воспоминанием стучали где-то в висках.
«Нет. Нет. Нет. Я ни о чём не хочу думать», – уговаривала она себя. Но от мыслей не сбежать. Резко сев, она откинула подушку, та на секунду зависла на краю постели и медленно перевалилась на пол. Оля ещё минут пять никак не могла найти в себе смелость спустить ноги с кровати…
Обойдя весь дом, она не увидела ни бабушки, ни большого узелка, всегда лежавшего на лавке у печки. Что в нём было, она не знала. Просто он всегда там лежал, сколько она себя помнила. Услышав какой-то плач на улице, Оля выбежала на крыльцо. Нигде никого не было видно. Только то тут, то там она слышала всхлипывания и тихие подвывания. Оглядевшись, она убедилась, что ничего не изменилось. Всё было так же, как и вчера. Даже Дверь под яблоней всё так же мерцала, и видела она её так же отчетливо. Но ощущение, что изменилось буквально всё, её не оставляло. Оля вспомнила про Дверь за огородом и, не надевая шлёпки, кинулась туда. Бежала, не обращая внимания на ветки, цепляющие одежду и царапающие руки, на камни, то и дело подворачивающиеся под ноги. Только подбежав вплотную к кустам крыжовника, она остановилась. Двери не было. Оля протянула руку вперёд и прощупала всё пространство, не веря своим глазам. Тут она вспомнила слова бабушки, которые почти не слушала вчера, радуясь за себя. Ноги стали как ватные, она опустилась на землю прямо там, под колючим кустом, и разрыдалась. Плакала, обхватив руками коленки и опустив на них голову. Безысходность, одиночество, боль потери – всё слилось в один непрерывный поток слёз. Только вот они не приносили облегчения, а рождали глубоко в груди серый разрастающийся комок тоски. Через некоторое время слёзы иссякли. Опираясь на руку, она приподнялась и сквозь пелену всё ещё стоящих в глазах слёз увидела на колючей ветке бабушкин амулет, который та никогда не снимала. Взяв его и прижав к груди, Оля пошла к дому. Слёзы опять покатились по щекам.
Зайдя в дом, она быстро собрала свой рюкзак. Бабушкин амулет сунула в карман джинсов. Выйдя на крыльцо, она плотно прикрыла дверь, которая всё никак не хотела вставать на место. А затем побежала. Побежала подальше от горя, от дома, от себя самой. Оля не замечала ни стоящей тишины вокруг, ни даже того, что не было ветра, вечно играющего с листьями. «Я уеду. И всё как-нибудь наладится. Вечером идёт поезд, я обязательно на него попаду, а потом буду дома – и всё будет хорошо, – уговаривала она себя. – Осталось только преодолеть небольшой лесок, а там цивилизация – и сразу всё станет как прежде».
Оля устала, но перейти на шаг не решалась. Впереди, уже совсем рядом, виднелась кромка лесочка. Вдруг её отшвырнуло назад, она еле удержалась на ногах, раскинув руки в разные стороны и хватаясь за воздух, чтобы не упасть. В глазах потемнело. Время остановилось. Когда зрение наконец к ней вернулось, она увидела перед собой плотное облако тумана. Прямо из него к ней тянулась человеческая рука неестественного синего цвета. Оля не могла пошевелиться и только наблюдала, как эта рука медленно приблизилась, вошла в её грудь, словно та была просто воздухом, и вытащила из неё какой-то маленький блестящий предмет. Рука так же медленно исчезла в облаке, и туман рассеялся. В тот же момент всё вернулось, включая возможность шевелиться и чувствовать. Её накрыла боль. Оля упала на колени и схватилась за грудь. Ей казалось, что из неё вынули сердце и она вот-вот умрёт.
Острая боль постепенно стихала, но оставалась другая боль, ноющая и тянущая, настолько выматывающая, что если она прямо сейчас не придумает, что с ней сделать, то всё равно умрет.
К Оле пришло ясное осознание того, что она отказалась вчера от дара, а вот дар, по-видимому, от неё не отказался. И если она хочет выжить, ей придётся найти способ справиться с этой болью. Оля встала, подняла упавший на землю рюкзак, развернулась и пошла обратно.
Глава 8
Стемнело, и ребята вернулись на поляну.
– Януш, привет! – обрадовался мне Сашок. – А ты чего это припёрся в такую даль? Или ты нам помочь решил? – засмеялся он.
– Да вот, прогуляться решил, да и прибрёл к вам. Как там дела? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Всё, – тихо и уныло сказал Сеня, – раскопки закончены.
– Правда? – очень сильно удивился я. – А можно, я схожу посмотрю, как там?
– Иди, коли хочешь, – разрешил Палыч, – только осторожно, там всё перекопано, как на стройке века. Не оступись.
– Я с ним пойду, – сказал Сеня. Но было видно, что он не очень-то рад этой моей затее.
Мы остановились на входе. Действительно, всё было перекопано. Можно было подумать, что здесь проводились соревнования экскаваторщиков. Я переступил через валяющуюся жёлтую бечевку, некогда огораживающую это место, и сделал пару шагов. Моя правая рука начала ныть, по ней забегали мурашки. Засунув её поглубже в карман, я сделал ещё несколько шагов. Осмотрелся вокруг. Увидел под ногами обыкновенный маленький камушек, слегка плоский и круглый, как монетка.
«Возьму себе на память. Как-никак первая экспедиция», – и с этими мыслями поднял его и сунул в карман.
– Ну что, налюбовался? – Сеня стоял за территорией и, кажется, немного нервничал.
– Тебе что-то не нравится здесь? – спросил я осторожно.
– Мне всё здесь не нравится, – буркнул он, – я тут как будто все силы теряю, – ещё тише сказал он. И если бы я не подошел ближе, вряд ли бы расслышал его последние слова.
Мы вернулись на поляну. Здесь кипела работа. Уже и Капустин проснулся, помогал ребятам собирать весь инструмент и что-то даже примотал к тачке. Брезент от самодельных носилок отвязали, и нести его Палыч дал мне. Мелочь, но я повеселел. Приятно было хоть как-то помочь своим товарищам.
В скором времени мы собрались и направились в лагерь, унося всё с места раскопок. Никто не хотел возвращаться сюда ещё раз. Мы с Сеней шли замыкающими и постепенно разговорились о планах на будущее. Бородач рассказывал о своей семье, о том, как он любит своих детей: маленькую дочь и шалопая сына-подростка. Мы выяснили, что живём даже в одном городе, только я ближе к центру, а он на окраине, в доме, предназначенном под снос. Вот они и ждут, когда смогут переехать в новострой по переселению, и эта экспедиция позволит ему сделать ремонт и обставить новое жилище со всем комфортом.
– Только вот, наверно, большую часть денег, – вздыхал он, – придётся отдать врачам. Как я без рук-то?
Я ему сочувствовал, но не знал, что сказать и как поддержать. Я в этом совсем не мастер. Иногда мама даже называла меня бесчувственным, хотя это было далеко не так. Но я не знал, что и как надо сделать, чтобы человеку стало лучше. Вот и выбрал тактику – просто молчать и быть рядом.
За разговорами мы дошли до нашего лагеря. Хоть мы с Сеней шли почти с пустыми руками, но порядком отстали от всех и еле добрели.
– О! Хорошо, что появились наконец-то, а то думали уже идти вас искать, – всплеснул руками Сашок. Он пытался говорить весело, но нотки тревоги никуда не спрячешь. Было видно, что не только он, но и все остальные переживали за нас. Хорошие всё-таки ребята подобрались.
После ужина, лёгкого и довольно позднего, Палыч достал традиционную бутылку в честь окончания работ и, смущаясь, произнёс речь, поблагодарив всех за работу. После чего отпустил всех по палаткам с разрешением спать завтра кто сколько хочет.
* * *
Вернувшись в дом, Оля перерыла на кухоньке все полки. Она не знала, что ищет, но не могла остановиться. Обнаружила связку свечей, много разных банок с травами и какими-то порошками. В подполе – банки с заготовками, картошку и другие овощи. Она обошла дом снаружи. Её беспрестанно мучила ноющая боль, и, чтобы хоть как-то её унять, Оля решила попить успокоительный чай с мятой по бабушкиному рецепту. Принесла воды, залила в чайник. Возник вопрос, как его подогреть. Ни дров, ни спичек в доме не обнаружилось. Оля никогда не видела, как бабушка готовит, а только садилась за уже накрытый стол. Вот и сейчас села в их маленькой и уютной кухоньке. Бессильно опустила руки на колени и осмотрелась. Каким же пустым стал дом без её любимой бабушки. Слёзы опять заструились по щекам.
– Как же мне без тебя? – тихо спросила Оля. Её взгляд упал на кровать бабушки, на которой она и увидела пропавший узелок. Поднявшись, осторожно взяла его с кровати и понесла на улицу. Села на крылечко, поставила узел себе на коленки и аккуратно развязала. В нём были разложенные по мешочкам травы, сушёные ягоды и какие-то коренья. К каждому такому мешочку была привязана бирка с надписью. Конечно, эти слова ей ничего не говорили. Она-то надеялась найти на одном из них знакомое название «обезболивающее», но все наименования были ей не известны. Олино подавленное состояние усиливали чьи-то так и не прекращающиеся хныканья и плач, очень тихие, на уровне слышимости, но выматывающие ничуть не меньше этой терзающей её боли.
Вспомнив, как ходила за ягодами, чтобы полакомиться, Оля собрала всё обратно в узел и, отложив в сторону, встала. Закрыла глаза и попросила:
– Можно хоть что-нибудь, чтобы не болело. Пожалуйста.
Она стояла и ждала, как обычно, появления некоего знака, ниточки, которая приведет её к тому, что ей сейчас так необходимо. И ответ пришёл. Но не откуда-то, а из заднего кармана джинсов, словно в него положили что-то горячее. Открыв глаза, Оля очень аккуратно засунула руку в карман и вытащила бабушкин амулет. Он был горячим, от него исходила лёгкая вибрация. Оля не стала его рассматривать, у неё была только одна цель: остановить эту боль. Быстро надев его на себя, Оля спрятала его под футболку и прижала рукой к груди.
– Бабушка, милая, помоги, – как заклинание, твердила она эти три слова снова и снова. И ей стало лучше, будто тепло из амулета закрывало дыру в её груди, с каждой минутой становилось всё легче. И она больше не слышала плача и хныканья. Воздух наполнился запахами лета, чириканьем птиц, и ветер вновь ворвался в сад и зашуршал листьями.
Опустившись на крыльцо, Оля опять взяла узел – и начала вытаскивать всё, что в нём было, раскладывая рядом с собой. Уже почти на самом дне она нашла завёрнутые в золотую ткань две тетрадки. Коричневую, перетянутую красным жгутом, она уже видела. И бабушка про неё что-то говорила. А вторую видела в первый раз. Тетрадь была тёмно-зелёная, тоже свёрнутая в трубочку, но перевязанная чёрным жгутом. Под всем этим Оля обнаружила сложенный пополам лист, вырванный из тетради в клетку. Боясь читать эту записку – а Оля не сомневалась, что это именно письмо для неё, – она принялась складывать все мешочки, пакеты и бумажные свёртки обратно в узел. Записку сунула себе в карман, где ещё недавно носила бабушкин амулет.
Зайдя в дом, она вытащила из своего рюкзака одежду, положила туда узел и сверху – две тетрадки, завёрнутые в золотую ткань. Затем пошла на кухоньку и наклонилась над чайником.
– Что же я знаю о приготовлении еды? В голову кроме «варись-варись и больше не ленись» ничего не лезет.
Когда она разговаривала вслух сама с собой, ей становилось не так одиноко. Она даже слабо улыбнулась, видя, что её слова не принесли никакого результата. Оля вздохнула, налила в кружку холодной воды из чайника и достала из накрытой полотенцем вазочки уже порядком засохший пряник. Перекусив таким образом, она отправилась на улицу, чтобы собрать себе в дорогу яблок. Благо они растут рядом и в большом количестве.
– Не успеть мне сегодня на поезд, никак не успеть…
Где-то неподалеку, будто соглашаясь с ней, угукнула сова.
Глава 9
Наутро, хоть и можно было спать сколько угодно, все встали довольно-таки рано. Бродили по лагерю, донимали Капустина на предмет «завтрака да побыстрее», кто-то из братьев достал карты, но играть согласились только Палыч и Сашок. Славик, как всегда, в свободное время терзал гитару. Я бесцельно прогуливался по лагерю и незаметно для себя забрёл на место, где стояла палатка Архо.
– Странное ощущение здесь какое-то, – я вздрогнул, услышав голос Сени за моей спиной. – Может, это просто из-за тени, но мне здесь как-то холодно. Пойдем отсюда…
Я и сам начал чувствовать, как подкатывает тошнота и начинают путаться мысли. Кивнул головой, и мы поспешили отойти оттуда.
– Знаешь, – начал Сеня, когда мы уже стояли на открытом месте, залитом утренним солнцем, – последнее время мне легче, когда я нахожусь рядом с тобой, – он помялся. – Ты уж извини, но ты не против, если я буду иногда бродить рядом?
– Да нет, конечно, не против, – сказал я – и сам понял, что мне с ним тоже как-то очень спокойно становится.
– Ребята, завтракать! – прервал наш разговор Капустин.
Мы ели, болтали ни о чём, и всех интересовал один вопрос: когда же – и главное как – мы отсюда выберемся?
– Я с утра ходил по дороге, куда уехал грузовик, – сказал Родя, поднимая голову от тарелки, – там можно, конечно, и пешком дойти до реки, как мы сюда и шли. Да вот только как быть с оборудованием и…
– Так, – довольно резко прервал Родю Палыч, – я уже говорил, что даём Жоре ещё три дня, чтобы вернуться, и уже после решаем, что делать дальше. А пока отдыхайте. Смотрите, какая погода!
Было видно, что его самого сидение без дела и в неопределённости не радовало. Он же начальник и, следовательно, несёт ответственность за всех нас.
– К тому же, мы контракт выполнили полностью, и, значит, по возвращению все должны получить хорошие деньги. А вам, молодёжь, я подпишу прохождение практики сам, без заказчика.
Все покивали в знак согласия, и разговор плавно перешёл к воспоминаниям об их прежних экспедициях. Мы, студенты, слушали рассказы бывалых, где-то смеялись со всеми, где-то удивлялись и не верили, что такое может быть на самом деле. Так что настроение у всех постепенно улучшилось, и даже Капустин оторвался от вечной готовки и присоединился к общему разговору.
А после обеда мы услышали звук мотора. Все кинулись навстречу грузовику и чуть ли не на руках донесли Жору до лагеря, вытащив его из машины.
– Братцы, есть хочу, прям умираю, – просил Жора, – ну хоть три корочки хлеба, – молил он, улыбаясь.
Его усадили за стол, и все в нетерпении расселись вокруг, смотрели, как он ест, и расспрашивали о том, куда он ездил и что стало с той штукой, и забрасывали его другими вопросами. Только он всё ел и ел, периодически пытаясь отвечать с набитым ртом. Мы поняли, что он ездил до самого Райчихинска по бездорожью. А этот изверг, Архо, не давал ему ни отдохнуть, ни спокойно перекусить. То, что собрал им в дорогу Капустин, закончилось очень быстро, и первый раз он нормально поел только тогда, когда его разгрузили в Райчихинске. Он поведал нам, что когда доехал до места, его попросили уйти от машины подальше. Но он не согласился и из кабины наблюдал, как какие-то люди, одетые в костюмы химзащиты, перетащили эту штуку в свой крытый огромный чёрный грузовик – и укатили, даже не попрощавшись. Рассказал, как его накормили люди добрые, они же дали в пакете немного еды на обратную дорогу. И хорошо хоть канистры с топливом он всегда возит с собой – заправился и поехал обратно.
– Связи-то нет, сообщить-то не могу. Где я, что я. Страху-то натерпелся… – отодвинув тарелку, Жора потянулся, положил руки перед собой на стол, улёгся на них головой и моментально заснул.
Братья аккуратно взяли его и отнесли в палатку. Все остальные, не сговариваясь, начали сворачивать лагерь. Было решено, что завтра они отсюда уедут.
* * *
Весь оставшийся день она провела у ручья. Сидела на мостике, опустив ноги в воду, и слушала, как журчит вода, как переговариваются лягушки и как где-то вдали вновь звучит песня. Голоса, убаюкивающие и успокаивающие одновременно, несли облегчение и вселяли надежду, что всё ещё может быть хорошо.
Вернувшись домой, Оля не стала зажигать свечку, луна и так достаточно хорошо освещала всё пространство. Без бабушки дом будто осиротел. По его стенам поползли прожилки трещин. В окна с тихим стоном проникал ветер, и хоть на улице стояло лето, от этого звука хотелось закутаться в тёплое одеяло. Оля бродила по дому, касаясь предметов руками в надежде найти хоть один предмет, ещё удерживающий тепло дорогих рук. Но всё казалось словно чужим и незнакомым. Не раздеваясь, она легла на кровать и уснула со слезами на глазах. Ей было жалко бабушку, жалко себя. И было очень одиноко.
Ей опять снились странные сны. Один сменялся другим. То она видела себя маленькой девочкой, сидящей на коленках у бабушки и слушающей сказки. То снились нити, светящиеся в пространстве, по которым она двигалась в поисках разных вещей. Затем она опять увидела человека с синей рукой, и сердце сжалось, чувствуя опасность. А потом она услышала музыку. Даже не музыку, а так, звуки. Как если бы кто-то медленно перебирал аккорды на гитаре, трогая струны по отдельности и почти давая звуку замолкнуть, прежде чем тронуть другую.
Проснувшись, Оля ещё долго лежала, удерживая остатки сна. Ей казалось, что она увидела что-то важное. Во сне она видела бабушку. Воспоминания о ней вновь наполнили сердце тоской. Чтобы окончательно не впасть в отчаянье, Оля поднялась и почти на автомате делала все утренние дела. Умылась, почистила зубы, сходила во двор. Налила себе из чайника холодной воды и, взяв из вазочки оставшейся пряник, вышла на крыльцо.
Сидела и смотрела. Всё было, как всегда. Утро разбудило пчёл и бабочек, они летали и наполняли воздух тихим жужжанием, где-то в небе пели птицы. Зелень деревьев, разноцветие трав и цветов радовали глаза, и тепло этого утра тихо проникало в сердце, согревая его. Оля решила пройти по саду и запечатлеть всё в своей памяти, не зная, приедет ли ещё сюда когда-нибудь или видит всё это в последний раз.
Проходя мимо, подняла пустую кадку и поставила на табурет. Положила полотенце на край стола, перевернула стоящий на нём тазик кверху дном. В саду гладила стволы деревьев и рукой снимала росу с трав. Подойдя ближе к яблоне, она посмотрела на всё ещё мерцающую щель, в которой, если присмотреться, по-прежнему виднелся город. В нём, как и тогда, шёл дождь. Оля почувствовала, что появилось что-то новое, но что именно – сразу не поняла и стала рассматривать внимательнее. Всё то же самое. Но что же не так? Звук. Она слышала звук. От этой щели – или Двери, как называла её бабушка, – шёл звук. Почти такой она слышала во сне. Звук гитарной струны. Тихий, спокойный и еле заметный. Ещё она заметила тонкий золотистый лучик, выходящий из щели и убегающий в сторону дома. Её рука легко прошла сквозь него, и он рассеялся. Оля какое-то время ещё постояла, прислушиваясь к тихому звуку, и, погладив яблоньку, вернулась в дом.
Всё было сложено в рюкзак ещё вчера. Все окна заперты. Дверь тоже закрыта и подперта лопатой, чтобы случайно не открылась. Оглядевшись последний раз, Оля отправилась к себе домой. Туда, где совсем другая жизнь. Теперь она не торопилась. Шла небыстрым шагом, впитывая в себя всё, что видит, и стараясь запомнить каждую мелочь. На границе лесочка она ещё раз оглянулась. Ей казалось, что вот-вот сейчас она увидит провожающую её бабушку, как это обычно бывало. Но её не было. Помедлив, Оля с трудом развернулась и побрела дальше.
Глава 10
Как запланировали, так всё и получилось. Утром собрали палатки и всё, что необходимо было забрать, сложили в грузовик. Ближе к обеду выдвинулись по направлению к реке. Палыч поехал с Жорой в надежде на то, что, когда все остальные доберутся до берега, он уже сможет связаться с местным портом, и его отряд заберут на том же месте, где и высаживали.
Идти было вполне сносно. Никуда не торопились, и это даже походило больше на прогулку, чем на марш-бросок. Как говорится, дорога домой всегда короче.
Мы с Сеней были благодарны ребятам за то, что они шли не так быстро и периодически останавливались, делая вид, что кто-то из них устал. Хотя все прекрасно понимали, что именно мы тормозили передвижение. Садиться в грузовик мы отказались, было стыдно перед остальными ехать, когда все топают пешком. Ведь мы-то значительно лучше себя чувствовали. Пара дней передышки дала нам возможность набраться сил.
Когда мы подошли к берегу, уже стемнело, и всё же рассмотреть стоящий недалеко от берега баркас было несложно. Кораблём это было не назвать: старое и ветхое суденышко, наверное, сохранившееся со времён Петра Первого. Удивительно, что оно вообще ещё на плаву. Пара фонарей освещали нос и корму. На фоне угасающего заката впечатление было неоднозначным. Радость, что не надо дожидаться баржи, и страх, что такая лодочка вряд ли способна передвигаться – и утонет, чуть отойдя от берега.
– Эй! Народ! – заорал, увидев нас, Палыч. – Давай быстрее, а то все анекдоты закончились!
Мы, как могли, прибавили шагу. Когда приблизились, Палыч представил нам капитана баркаса.
– Знакомьтесь. Наш капитан Егор Степанович, готов сопроводить, так сказать, аж до самого Райчихинска, – представил нам очень пожилого мужчину Палыч. – Вот байки травлю да анекдоты, пока говорю – нас ждут. Такой договор. Ну, и я пообещал, что по приходу в место назначения отблагодарим, с каждого по поллитры. Согласны?
