banner banner banner
Послание из прошлого. Петля времени
Послание из прошлого. Петля времени
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Послание из прошлого. Петля времени

скачать книгу бесплатно

Он кивнул и тоже широко улыбнулся.

– Не могли бы вы меня сфотографировать с моим тренером? – попросил Шаров парня и тот сразу же согласился.

Щелкнул затвор камеры, Шаров повернулся, продолжая улыбаться и поймал во взгляде тренера какую-то тень, будто что-то пролетело между ними темное и неприятное.

Он покрепче сжал сумку, которая приятно согревала тело и потянулся за камерой.

Девушка спросила:

– А вы не дадите нам автограф? Извините, больше не на чем писать, – смущенно сказала она, протянув коробку конфет. – На обратной стороне.

Шаров повернулся к тренеру.

– Позвольте ручку, Александр Андреевич!

Тот вынул из нагрудного кармана ручку. Шаров ненароком коснулся его пальцев. Несмотря на теплый вечер, они были холодные как лед.

Он расписался на коробке конфет и ребята пошли на стадион, оставив спортсмена и тренера возле арки.

– Пора, – вдруг сказал мужчина. – Осталось пять минут. Ты, как всегда, опаздываешь. – Он пристально посмотрел на Шарова и во взгляде его промелькнул все тот же странный холод.

– Может, он догадался, или как-то узнал? – подумал Шаров. – Нет… этого не может быть…

– Держите камеру! – он протянул фотоаппарат тренеру. – Я побежал на старт.

– Сумку тоже давай! Куда ты ее там денешь?

Шаров улыбнулся, но улыбка вышла натянутая, неестественная.

– Да тут… у меня… ничего важного, кину там на скамейку, никто не возьмет.

Тренер посмотрел на него, как бы взвешивая свой ответ. Затем покачал головой и как-то грустно сказал:

– Главное, не забудь потом, где оставил.

Шаров посмотрел на лежащее тело. Опустился перед ним на корточки и, с трудом пересиливая себя, полез во внутренний карман трупа. Рука прикоснулась к чему-то теплому и влажному и ему на миг показалось, что человек еще жив. Едва не закричав, чтобы позвать на помощь, Шаров другой рукой попробовал найти пульс на шее, но тщетно. Он был мертв.

Наконец, нащупав бумажник, он вытащил его и увидел, что пальцы окрасились в темный цвет. Быстро сунув бумажник в карман, он вытер руку о штанину тренера.

– Александр Андреевич… – прошептал Шаров. – Что же вы меня не остановили…

Он поднялся на ноги. Голова кружилась.

«Не забудь потом, где оставил», – горели в мозгу слова тренера.

Где же он мог спрятать деньги? Наверняка, это был не единственный раз. Где-то был тайник, деньги сейчас очень бы ему пригодились. И не только ему.

Шаров снова посмотрел на неподвижное тело тренера, которого он никогда не видел – по крайней мере, в той, другой, будущей своей жизни, вздохнул, осторожно прикрыл веки покойнику, поднялся и побежал в сторону калитки.

Нужно было спешить. Он вдруг подумал о том, что дети, его дети, за которых он в ответе, наверное уже узнали правду – не ту, которую сообщила им на словах странная девочка… как ее звали… кажется, Катя, а правду, – когда небо кипит разрывами зенитных снарядов, тебе в спину кричат «Стой, стрелять буду!», и странные люди, источающие тьму и опасность, возникают из ниоткуда, словно предвестники ада, делают свое дело и уходят, оставляя тебя наедине с самим собой и немым вопросом: «Когда же придет моя очередь?»

Шаров осторожно прокрался вдоль изгороди – дорога, куда убежал патруль (или кем они были), выходила на шоссе, по которому текла людская река. Из-за холма людей не было видно, но постоянный гул, доносившийся оттуда, чем-то походил на странное бесконечное песнопение, застрявшее на одной бесконечной низкой ноте.

Он поежился, припомнил адрес, который сообщил ему мужчина в раздевалке. Для того, чтобы туда добраться, нужно было выйти на Щелковское шоссе, а значит, и на Большую Черкизовскую и избежать встречи с людьми не удастся.

Запахнув пальто, он быстрым шагом направился вперед, отмечая взглядом все опасности, которые могли поджидать. Не доходя Черкизовской, слева он увидел большой деревянный дом. На фасаде висела большая прямоугольная табличка с нарисованными большими черными буквами «Милиция».

На ступенях стоял человек и всматривался в бесконечную толпу. Он был в кожаной куртке с ремнями крест-накрест. На боку висела кобура. Мужчина молча курил. Шаров сразу понял, что встречи с ним не избежать и скорее всего, ничего хорошего это ему не сулило.

Слева, на дорожке застыл легковой автомобиль неизвестной марки, а чуть дальше, немного не доходя до самого дома стоял небольшой деревянный стенд. Шаров слегка притормозил и скользнул по нему взглядом. Нужно было придумать, что сказать милиционеру, откуда и куда он направляется. И зачем. Был бы он в толпе, вопросы бы не возникли, но он идет со стороны стадиона, а там… ни одного человека и только что пробежал патруль, который застрелил, как они, наверное, подумали, мародера или нарушителя, а на самом деле, его тренера.

Мысли лихорадочно прыгали в голове. Он замер у стенда, даже не пытаясь посмотреть, что там написано. И когда на плечо легла тяжелая рука, а глаза защипало от ядреного папиросного дыма, он вздрогнул. Душа ушла в пятки.

– Кого-то узнаете? – услышал он хрипловатый, но довольно приятный мужской голос.

Шаров не сразу понял, о чем спрашивает мужчина. Первой мыслью было, что вопрос касается тех людей, что идут по Черкизовской – беглецы, беженцы с западных окраин страны: откуда ему знать их?

Но когда первая растерянность прошла и взгляд сфокусировался на доске, он вдруг увидел, что сверху написано: «Их разыскивает милиция». А ниже пять или шесть портретов, нарисованных и размноженных с таким отвратительным качеством, что вряд ли кто-то бы опознал в этих людях преступников, даже если бы столкнулся с ними нос к носу.

Шаров медленно переводил взгляд с одного лица на другое – угадать общие черты, конечно, можно было, но не более того.

Мужчина терпеливо ждал и Шаров понял, что тот особо никуда не спешит, потому что зажал свою жертву в угол. Он даже не спешит выяснить, кто стоит спиной к нему, изучая доску.

Время, казалось, замерло. Замер поток людей, замерли неразличимые разговоры и гул самолетов в небе.

Шаров посмотрел на последний портрет. Он не сразу понял и даже не разобрал лица – нарисованный от руки фоторобот был сильно потрепанным, будто бы провисел здесь несколько лет. На него смотрело жесткое худое лицо. Короткий ежик волос, надменный прищур, выдающиеся скулы, тонкий прямой нос с горбинкой. На лбу – то ли бороздка, то ли морщина, – странная для столь юного возраста. А может быть и шрам.

Гипнотизирующий взгляд, который угадывался даже на этом невзрачном портрете буравил с неумолимой жестокостью.

– Неужели узнаете? – снова раздался голос мужчины. Потрясенный фотороботом, Шаров совершенно забыл о его присутствии.

– Да. То есть… кажется… – он повернулся и мужчина, оказавшийся обладателем довольно неприятной внешности для такого красивого баритона, слегка отпрянул.

– Ба! – выкрикнул он. – Это же вы! А я думаю, кто это со стадиона идет, сейчас я быстро проверю его документы… А это сам Андрей Емельянов! Не может быть! Глазам своим не верю!

Шаров сконфузился, улыбнулся своей самой чарующей улыбкой и развел руки.

– Пришел вот… попрощаться…

– На фронт?

Шаров кивнул.

Мужчина мечтательно задумался.

– Да… были дела… – он глянул в сторону стадиона. – Там наши только что нарушителя поймали… не видели?

– Нет, я только со стороны посмотрел… ничего не…

– А помните, как вы Коновалова на десятке перегнали на финише? – мужчина покачал головой. – Тогда ведь Конь был первым, на вас никто и не ставил. А я… – он хитро подмигнул, – поставил на вас всю получку! Нам, конечно, нельзя, запрещают… но…

Шаров снова улыбнулся.

– Если тихонечко, то можно.

– Точно!

– И забрал тогда пятнадцать тысяч! Представляете!

Шаров присвистнул.

– Наверное, вы и сами не ожидали, что выиграете? Или знали с самого начала? Всегда хотел задать вам этот вопрос, – признался чекист.

Если бы он помнил… однако, ради того, чтобы беспрепятственно продолжить свой путь, вспомнить нужно было.

– Я хотел победить, – сказал тихо Шаров. Голос его прозвучал неестественно, будто бы принадлежал не ему, а был украден у того, второго человека, тоже бегуна по имени Андрей Емельянов. – Очень хотел.

Мужчина кивнул.

– Ну… – медленно произнес он, – иногда хотеть – мало. Если бы все хотели и тут же получали… так нет же. Так не бывает.

Шаров засунул руки в карманы пальто.

– Вы же сильно хотели… и получили.

– Да уж. Но, наверное, это все же благодаря вам. А не потому, что я что-то там хотел. Вы тренировались. А не просто хотели.

– Еще как тренировался.

– Ну вот, видите. А я выиграл, получается, просто так.

– Вы рисковали.

– Да разве это риск… – он вдруг указал рукой на портрет, который притянул внимание Шарова. – Вы же его узнали. Я за ним бегаю уже пять лет. Сейчас, конечно, не время, да и пропал он куда-то, но я должен спросить – может вы его видели?

Мысли в голове Шарова лихорадочно засуетились. Что ему ответить? Врать бесполезно, похоже этот человек видит людей насквозь.

– Такое ощущение… – медленно сказал он, глядя чекисту прямо в глаза, – что я видел его на стадионе. Он сидел в первом ряду недалеко от линии старта. Но… это было давно. Кажется… в тридцать седьмом. А больше нет, не приходилось.

Мужчина вздохнул.

– Да… не густо. Изворотливый гад, не удается даже выследить как следует. Всегда на шаг впереди.

Шаров выждал немного, а потом спросил:

– А что он такого сделал-то?

Чекист как-то странно ухмыльнулся и покачал головой, докуривая папироску.

– Маньяк он. Вскрывает людей, как консервные банки. Похоже… это доставляет ему удовольствие.

Шаров почувствовал, как мороз пробежал меж лопаток.

– Он – серийный убийца?

– Да… но поймать мы его никак не можем, – чекист развел руками. – Ну, рад был видеть… если что, забегайте. Я здесь бываю редко, это сегодня видите, что творится… и в городе переполох, вызвали на усиление. Но будете на Петровке, заходите в гости, буду рад видеть.

– С удовольствием, – соврал Шаров и протянул незнакомцу руку: – А кого спросить-то?

Мужчина тоже протянул руку, крепкую и жилистую.

– Старший лейтенант Гром Федор Ильич.

Шаров пожал руку.

– Ну, не буду задерживать, – сказал Гром. – Спасибо… что победили тогда!

Шаров кивнул, улыбнулся натянутой улыбкой и медленно пошел в сторону бурлящей от народа улицы.

Глава 10

2010 год

Профессора привел Шаров. Молча втолкнул его в кабинет, где в мерцающем освещении тусклой лампы сидели шестеро взрослых людей, мрачных и задумчивых.

Он придвинул старику стул и хорошо заученным движением с силой надавил на его сутулые плечи. Тот плюхнулся на сиденье. В такие моменты Шаров любил иногда убирать стул, чтобы задержанный, нелепо взмахнув руками, плюхался на пол, кривясь от боли и неожиданности. Такое начало давало ему приличную фору. Никакого насилия, но далее разговор как правило, проходил в позитивном и взаимовыгодном русле. Едва не дернув стул, Шаров, однако сдержался. Все-таки он не в родном участке. И все же, задержанный, как он сам про себя называл профессора, не проявлял ни нервозности, ни страха: в его глазах не было заметно той щенячьей участливости, появляющейся у большинства переступивших порог отделения полиции. Старик же, несмотря на проведенное время в тесной комнатке с пауками, из мебели в которой был лишь один драный и прокуренный топчан, смотрел с нагловатым дерзким прищуром, будто бы не он был их пленником, а все они, присутствующие в комнате.

Денис поежился. Привыкший к суровым морским будням, простым грубоватым репликам старпома, он чувствовал себя не в своей тарелке, а происходящее чем-то напоминал ему старый фильм по роману Агаты Кристи «Десять негритят». Он припомнил рассказ Виктора и тут же живо представил, каково это провести несколько лет в больнице, где главным врачом был этот мерзкий тип с тонкой шеей и каким-то бесчувственным птичьим взглядом.

Лиза смотрела на старика изучающим взглядом. На пути к богатству и власти ей приходилось сталкиваться с разными субъектами, нередко они были мерзкими и неприятными, но этот субъект, как она сразу же поняла – распространял вокруг себя почти осязаемую опасность. Она предпочитала не иметь с такими дел, потому что никогда не знаешь, чем все может закончиться и на каком этапе сотрудничества почувствуешь в спине холодную твердь клинка.

Лена отвернулась, не в силах скрыть отвращения и даже страха. Виктор же наоборот – будто бы потянулся к Инину всем телом и тот даже слегка напрягся, хотя его напускное благодушие, кажется, ничем нельзя было поколебать.

Давид сложил ладони вместе и что-то прошептал, покачав головой. От Инина исходило что-то недоброе, но не как, например, от льва, которому на роду написано быть благородным хищником, а как от гиены – маленькой, подлой и хитрой.

Лишь один Петр остался безучастным. Он смотрел на доктора, как люди порой смотрят на что-то абсолютно невзрачное, неприметное или набившее оскомину.

Шаров хлопнул доктора ладонью по плечу.

– Ну вот, мы и в сборе. Времени у нас не так уж много, у всех важные дела и, честно говоря, мы смотрим на эту затею весьма скептически, мягко говоря. Я сейчас говорю лично от себя, но уверен… – Шаров сделал паузу и оглядел смутно и будто бы знакомых ему людей… – …что каждый из вас со мной согласится. Лично я из вашего путаного объяснения вообще ничего не понял. Какие-то сеансы воспоминаний под воздействием стимуляторов. – Он чуть было не добавил, что и сам порой пользуется похожими способами для того, чтобы заставить задержанных вспомнить то, что ему нужно. Но так как прекрасно знал, чего стоят такие показания, решил не нервировать собеседников. Так что… – он оглядел кабинет. Настороженные люди ловили каждое его слово. – …Мы слушаем. И я бы на вашем месте поторопился, потому что у меня уже давно чешутся руки отвезти вас на Петровку. Там вас давно заждались.

Шаров обошел стул доктора, на ходу достал сигарету, прикурил и уселся на место, которое некогда занимал командир части. Вместо портрета лидера нации над его головой теперь светлел неровный прямоугольник, в центре которого виднелась рваная надпись, нанесенная куском черной смолы: «Жизнь прекрасна, но она напрасна».

Минуты три доктор молчал, оглядывая присутствующих, будто бы пытаясь вспомнить про каждого из них что-то важное, написанное в невидимом анамнезе. На его лице, словно вылепленном из гипса, не отражалось ни единой эмоции. Однако опытным взглядом сидельца Виктор уловил, что доктору явно не по себе.

Что-то пошло не по его плану.

Легкое, едва заметное подергивание правого века. Вряд ли кто-то бы обратил на это внимание, но однажды, когда он стал свидетелем серьезной карточной игры, бывалый зека, наблюдая со шконки разворачивающийся поединок, окатил его ядреным чефирным духаном и шепнул: «Знаешь, Витёк, кто сегодня банк возьмет? Зырь внимательно…»