Бывший. (не) Твои малышки

Галина Милоградская

Бывший. (не) Твои малышки

Глава 1

Лёша

Вода в душе на самой грани между добром и злом – чуть тёплая. С трудом смываю пену с запахом синтетического кокоса. Надо завязывать с гостиницами, но и водить к себе домой всех подряд нет никакого желания. Один раз покажи, где живу, и каждый день потом вылавливай девиц в слезах и соплях под порогом. Обмотавшись полотенцем, выхожу из ванной и взглядом отыскиваю трусы. Мда, лежат где-то под кроватью, торчит край резинки. Свитер в коридоре, майка на комоде, джинсы у тумбочки. Собираю вещи под томным взглядом ярко-зелёных глаз.

– Ты уже уходишь? – В упор не помню её имя. Может, она его и не называла?

– Работа, лапушка. Номер оплачен до полудня, закажи завтрак, ни в чём себе не отказывай.

Морщусь, натягивая майку на мокрое тело. Надо заскочить домой переодеться и покормить Сатору – голубоглазого японского бобтейла. Парень он не капризный, но цену себе знает: если что не по его, замучает возмущённым мяуканьем.

– Лёш, ты же позвонишь? – доносится из комнаты. Я уже обуваюсь.

– Конечно, лапушка!

Захлопываю дверь, выдыхаю. Самое неприятное в одноразовом сексе – прощание на утро. Предпочитаю уходить, пока девушка спит, но тут не повезло. Хорошо хоть у неё не хватило мозгов вспомнить, что мы не обменивались телефонами. Завожу мотор и думаю, что пора последовать совету Серого и перестать светить тачкой. Город большой, но и по ней могут узнать. А может, просто остепениться уже? Почему нет? Квартира есть, машина есть, карьера прёт. Самое время о семье подумать, только нахрен бы она не сдалась. Тридцать шесть только, успею обзавестись спиногрызами. Не успеваю проехать квартал, как звонит телефон. Закатываю глаза, принимаю вызов на громкой, широко улыбаюсь, даже зная, что улыбку не видно.

– Да, свет очей моих Маргарита Петровна, вы уже соскучились?

– Лёлик, душа моя, скажи, когда мы узреем твой лучезарный лик?

Смотрю на часы: половина седьмого. В восемь обход, я как раз успеваю – живу рядом с больницей.

– В восемь буду как штык стоять на страже детского здоровья, – бодро рапортую и вклиниваюсь в просвет между двух машин.

– Какие восемь, Лёлик. – Томный низкий голос зав.отделения звенит металлом. Возбуждает, когда она переходит от сексуального к начальственно приказному. – В семь привезут мальчика с аденомой из Воронежа. Забыл?

Твою мать. Забыл. Только вчера согласовывал последние мелочи, связанные с переводом. Опухоль доброкачественная, но сидит неудачно, придётся потрудиться, чтобы извлечь. Парнишка ещё и диабетик. Просто не будет, но мы не ищем лёгких путей. Сворачиваю, подрезая седан, прибавляю газ. Через двадцать минут влетаю на парковку, лихо паркуюсь рядом с чьим-то уродливым пятиместным минивэном зелёного цвета. У кого-то ужасный вкус. Мой спортивный мустанг смотрится рядом с ним, как элитный рысак в одном стойле с беременной коровой. Фыркаю. Серьёзно, уродец.

– Доброе утро, Алексей Николаевич! – встречает охранник у входа.

– Алексей Николаевич, ваш кофе, – из-за угла выскакивает первогодка интерн Юра. Дежурил ночью – вспоминаю.

– Ты меня ждал? – спрашиваю, забирая кофе. Принюхиваюсь: ванильный капучино с карамелью и тройным сахаром. Всё как я люблю.

– Увидел, как вы подъезжаете. – Юра улыбается во все тридцать два. Неунывающий парнишка, и дети его любят. Из него получится хороший детский врач, если решит остаться в педиатрии.

В кабинете свитер летит в шкаф. Надеваю халат, привычно проверяю конфеты в кармане, поправляю бейдж и стетоскоп. Их давно не таскают на шее, но дети почему-то любят, когда врач выглядит именно так.

– Ты один, остальные не спешат приобщиться к прекрасному?

Не успеваю договорить: по коридору мчатся наперегонки Нина с Мишей, на ходу надевая халаты.

– Алексей Николаевич, мы тут! Мы же успели?

– Успели, – ворчу, пряча улыбку. Хорошие попались в этом наборе ребята, почти не к чему придраться. Вчетвером спускаемся к выходу, скорая из аэропорта вот-вот приедет.

– Давайте коротко о пациенте, – командую, засунув руки в карманы. День просто отличный: самое начало осени, небо синее-синее, скоро всё желтеть начнёт. Обожаю редкие солнечные дни в осеннем Питере. Они ценны именно тем, что редки.

– Едут! – Юра так и приплясывает, переступая с пятки на носок и вытягивая шею.

Скорая останавливается, первым выходит фельдшер, за ним спускают каталку. Хмурюсь – мальчик нормально себя чувствовал, должен был приехать на своих двоих, просто в сопровождении лечащего врача. Вот она, выбирается за ним. Русые волосы завязаны в хвост, из-под белого халата длинные ноги в брюках. Туфли на низком каблуке. Дамочка явно не в этом оперировать собралась. Поворачивается, хмурюсь, моргаю. Ни за что и ни с кем не спутаю эти серые глаза.

– Савельева?

Единственная, кому удалось разбить мне сердце. Банально звучит, но так и есть. Кинула на ступеньках ЗАГСа, оборвала все контакты. Десять лет прошло, а я как вчера помню.

– Прокопьев?

И голос тот же, совсем не изменился. Грудной, ровный. Без тени эмоций. Сука. Даже сейчас ничего не торкнуло? Это с ней нам работать? Надеюсь, она тут не задержится.

– Давай быстро и по делу, – говорю, пока интерны устремляются за носилками. Мы всегда успеем их догнать. Смотрю поверх её головы – не могу в глаза, боюсь, желание задушить пересилит желание вылечить мальчишку. Она не говорит ничего нового. Киваю, рассеянно слушая, а сам пытаюсь абстрагироваться. Должен. Проведём операцию, мальчик отлежится неделю, и они уедут. Совсем немного потерпеть. Справлюсь.

***

Оля

Почему именно в Питер? Этот вопрос я задала заведующему три раза. Можно же в Москву Славу отправить, там отличные специалисты. Но у зава в Питере одногруппница тоже зав, туда попасть легче. А то, что мне возвращаться туда невыносимо, что я не могу дышать тем воздухом, что каждый дом, каждый камень душат. Что там всё им пропитано. Нами.

Но не объяснять же начальству, что не хочу в Питер, потому что там бывший живёт. Живёт и здравствует, навряд ли куда-то переехал. Тогда не стал, сейчас и подавно. Женился, небось, на той… Как там её звали? Люда. Голос его матери ещё долго в ушах звучал:

– Оленька, подумайте сами, где вы, а где он. У Лёшеньки вся судьба расписана. У нас династия врачей, а вы… Куда там на распределение поедете? В Воронеж? Самой не смешно? Он не хотел вас расстраивать, наверное, но они с Людой уже заявление подали.

В это не верилось. И в то же время как раз верилось отлично, ведь с самого начала знала, что Лёша не для меня. Сын профессора, петербуржец в пятом поколении, вся семья – врачи, и не абы кто. Куда там я, девчонка из деревни под Смоленском. И что бы он ни говорил, против семьи никогда бы не пошёл. Впрочем, о чём я. Он и не пошёл. Я уехала и не обернулась. Рыдала по ночам в подушку, на незнакомом месте пыталась строить свою новую жизнь. А потом и жизнь наших близняшек. Ни разу не пыталась узнать, как и чем живёт, хотя в наших кругах его фамилия периодически всплывала. Я не интересовалась его личной жизнью, не пыталась дать о себе знать. Прошлое осталось в прошлом. И вот сейчас смотрю на него, и сердце заходится в бешеном стуке.

Всё такой же красивый. Не сильно изменился, разве что немного заматерел. Те же светлые волосы и ярко-голубые глаза. И улыбка, за которую душу можно продать – он улыбался интернам и Славе, пока меня не заметил. Глаза сразу заледенели. Что, до сих пор злится, что не попрощалась? Так сам виноват, надо было про эту Людочку рассказать, а не делать вид, что мы можем в семью поиграть.

Набираю полную грудь воздуха, медленно выдыхаю, иду за ним. Ладно, я тут гость. Слава вообще не мой пациент, и я бы его не вела, если бы он не был первым моим спасённым младенцем. Оперировать не буду, но не могу не присутствовать, не находиться рядом. Его мама не смогла поехать, тут я и за врача, и за неё.

Знала бы, что он тут работает, не привезла бы с собой девочек. Они так хотели Питер увидеть… Приехала рано утром, оставила их в гостинице при больнице. Сегодня же сниму другой номер, подальше отсюда. Мы уедем при первой же возможности. Нам нет места в его идеальной жизни, а ему нет места в нашей. С самого начала не было.

Глава 2

Лёша

Слышу цокот её каблуков за спиной и стискиваю кулаки в карманах. Да это даже не смешно ни разу! Столько лет прошло, вроде бы должно было отболеть, но нихрена. По крайней мере, нет равнодушия – очень хочется свернуть ей шею. Или хотя бы встряхнуть и спросить за что. Почему бросила так, по-английски. Пропала, сменила номер. Думал тогда – с ума сойду, пока через общих знакомых не узнал, что жива, здорова и вполне себе успешно вышла на новую работу. Идёт рядом, как ни в чём не бывало, а ведь я столько о встрече мечтал! Сперва чтобы сказала, что пошутила. Потом чтобы объяснила. Ладно, проехали. Было и было.

– Зачем ты здесь? Стала педиатром? – спрашиваю, не поворачивая голову. Мы идём по коридору, интерны ушли проследить как Пашку, парнишку, устроят в палату.

– Нет. Неонатолог.

Она явно тоже не горит желанием общаться. Оно и к лучшему. Навстречу идёт Рита, широко ей улыбаюсь.

– Свет моих очей, вы сегодня ослепляете! Как, впрочем, и всегда!

– Подхалим, – хмыкает она. Шикарная женщина. Высокая, с гривой рыжих волос. И очень, очень темпераментная. Было у нас пару раз, думал, член сломает нахрен. Она на шесть или семь лет старше, я не уточнял. Может, и больше, да какая разница? Отделением руководит, как капитан пиратского корабля: с виду расхлябанность, внутри – железная дисциплина.

– Ольга Дмитриевна, – она протягивает руку, отворачиваюсь, рассматриваю героев мультфильмов на стенах. Вон та Дюдюка с зонтиком – как раз Оля. Приглушённо фыркаю. Да, она пятно в прошлом, неприятное, с гнильцой. Рассеянно слушаю то, что уже сказала о состоянии мальчика.

– И когда мы сможем его прооперировать? – спрашивает Рита.

– Сегодня сделаем анализы, если всё в норме, можем завтра. Не вижу смысла тянуть.

Остро смотрю на поджавшую губы Олю. Изменилась. Стала красивее, если это вообще возможно. Мягкость появилась. Интересно, замужем? Кольца не видно, так врачи их редко носят.

– Ну, а пока его готовят, предлагаю экскурсию по отделению. Сейчас как раз обход начнётся. Лёша ведь с удовольствием возьмёт вас с собой.

Отказываться нет причин, хотя я привёл как минимум три. А то и пять. Или десять, если сильно подумать.

– Возьмите халат в ординаторской, – говорю сухо. – Прямо по коридору и налево, дверь с Тоторо.

– Тото… кто?

– Как вы детей лечите, если мультики не смотрите? Кот большой, полосатый. Прямо и налево, не заблудитесь.

– Ты чего такой грубый, Лёлик? – удивляется Рита, когда Оля, фыркнув, уходит.

– Ничего, – вздыхаю, тру переносицу. – Спал плохо, может, от этого забыл про манеры.

– Ты со своим «плохо спал» когда-нибудь в инфекционное переедешь. – Рита хмыкает, качает головой.

– Обижаете, Маргарита Петровна, я за безопасный секс. – Подмигиваю. Ладно, неизбежность не оттянуть, иду в ординаторскую. Тут уже собрались интерны, Оля стоит у окна в халате. Прохожусь взглядом по её фигуре сверху вниз. Отворачиваюсь, чтобы заметить, как насмешливо смотрит Мишка. Угораздило племянника в интерны взять, не болтливый, но знает слишком много. Малой ещё был тогда, но на фотках Олю точно видел. Может и вспомнить. Скорее всего вспомнил – едва заметно пошевелил бровями.

– Ну, что, орлы, идём на наших птенцов смотреть! – говорю воодушевлённо. Работу никто не отменял. После обхода Оля из больницы наверняка уйдёт, не будет же торчать с пациентом весь день.

Временные трудности. Временные. Захожу в первую палату, широко улыбаюсь. Слушаю восторженный рассказ от маленького Кирюшки о том, как чешутся швы – неделю назад была полостная операция. Юра докладывает, как идёт восстановление, киваю, достаю из кармана маленький леденец на палочке. В этой палате всем можно, а вот в другой сладкое под запретом. Миша говорит о том, как поднялась температура у Лены, сейчас сбили. Жду от него изменённый план лечения. И дальше, в третьей все лежачие, и улыбаются тут пока мало.

– Ничего, – глажу по голове десятилетнего Никиту. – Скоро по коридорам бегать будешь.

Не скоро, но на ноги поставлю. Обязан потому что.

Обход завершается нашим новым пациентом. Тут приходится слушать Олю. В третий раз за два часа слышать не интересно, пусть интерны запоминают, я рассматриваю мальчишку. Исхудал. С глюкозой проблемы. Начинают шкалить и другие показатели. Подъём на десять пунктов, и операцию придётся отложить. Да только не особо у нас много времени…

– Хорошего мало, – говорю, когда выходим. – Ты и сама знаешь.

– Поэтому сюда и привезли. Было бы всё в порядке, в Воронеже бы справились. У нас там тоже хороших специалистов хватает. – Оля огрызается. Переживает. Быстро берёт себя в руки. Бурчит: – Извини.

– Проехали. Не волнуйся, сделаем всё, что надо, и даже больше.

– Да! Мы же тут все команда мечты! – улыбается Юра.

– И детей любите, – улыбается Оля. Смотрит на меня странно. Интерны уходят, а она говорит тихо: – Не думала, что ты на самом деле так любишь детей. Думала, педиатрия – это продолжение династии.

– Я всегда детей любил, – отвечаю сухо. – Забыла?

Не нужен ответ. Ухожу, отгоняя непрошенные воспоминания, как о будущем мечтали. Имена детям подбирали. Хотели, чтобы непременно двое, это же так… правильно. И чтобы мальчик и девочка. Соня и Сеня. Так, хватит. Надо же, короткая встреча, а столько всколыхнула. Достаю конфету, разворачиваю и прокатываю во рту. Работать, Алексей Николаевич. Ра-бо-тать.

***

Оля

Провожаю глазами его высокую фигуру. Забыла? Да как такое забудешь, если девять лет две наших половинки перед глазами маячат? Поначалу хотела рассказать. Приехала в Питер через месяц. Ждала под его домом, пока его мать не застала. Разговор был снова долгий и снова тяжёлый. Такой униженной никогда не была ни до, ни после. И деньги, что на аборт положили, оставила, хотя надо было забрать, там с лихвой было. Девчонкам много чего надо было, а работала сперва только я, за копейки в местной поликлинике и на полставки в больнице.

Тянула на себе сразу троих: детей и маму. Как вспомню то время, так вздрогну. Сколько ночей, когда тихо рыдала от бессилия на кухне? Сколько страхов, отчаяния. Злости? Я его тогда возненавидела. Сделал детей и ушёл в тень. Нет, конечно, мать ему ничего не сказала, да и со мной связаться на пыталась, значит, хрен ей, а не внучки. Но видеть вот таким, беззаботным, свободным… Свободным же? Почему-то думаю, что да. Пока я выгрызала путь наверх, он туда поднимался, беззаботно насвистывая.

Признаю: имя может ничего не значить, если нет таланта. Талант у Лёши есть. Всегда был. Это, кстати, тоже бесило, и не только меня. Фотографическая память, ничего зубрить не надо, можно лишь раз взглянуть. И рука лёгкая. И… и… Да много чего, устанешь перечислять. Соня, кстати, в него пошла. Учится небрежно, не напрягается вообще. А вот Даша в меня пошла. Упорная и дотошная.

– Здравствуйте. Это вы из Воронежа к нам приехали?

Тут что, филиал секси врачей? Хотя почему я Лёшу туда же сходу записала? Передо мной стоит ленивый кот. Шатен с обольстительной улыбкой в тёмно-синем костюме.

– Сергей.

– Ольга. А у вас так редко приезжают из других городов, что это целое событие?

– Нет, мне друг все уши прожужжал вашим пациентом. Вы наверное его уже видели. Алексей Прокопьев.

– Видела. – От одного только упоминания его фамилии дрожь по телу и ледяной голос его матери в ушах. – А вы?..

– Нейрохирург. На консультацию зашёл. Раз видели, может, скажете, куда наше светило ушло?

– Не знаю, я за ним не слежу. – Получается слишком сухо. Сергей приподнимает бровь. – Правда не слежу, – улыбаюсь. – Простите, устала после дороги. Может, завтра увидимся?..

– Надеюсь, это свидание, – он подмигивает и уходит, но последи коридора оборачивается: – Ну, или хотя бы выпейте со мной чашечку кофе в нашей столовой. Мерзкий, но очень бодрит.

Вскинув руку, он уходит, уверенный, что не откажу. М-да, пафос тут тоже зашкаливает. Закатываю глаза, качаю головой. Ладно, надо возвращаться в гостиницу, надеюсь, девчонки не разнесли номер, пока меня не было. Сегодня же переедем в другую, ни дай Бог случайно пересечёмся.

Глава 3

Оля

Мотор чихает и кашляет. Моей железной лошадке уже немало лет. Купила, когда девочкам годик исполнился, чтобы по поликлиникам кататься удобнее было. Да и с мамой впятером места на всех хватает… Давно бы надо сменить, но ещё два года подожду, когда девочкам уже не нужны будут отдельные устройства для удерживания. Пока нас лошадка устраивает. Снова поворачиваю ключ в замке, смотрю на низкополый мустанг цвета индиго. Кто-то явно любит, чтобы на него смотрели… Мотор наконец заводится, выезжаю из парковки. До гостиницы можно было бы пешком дойти, но нам переезжать потом. По дороге связываюсь с начальством, рассказываю, как долетели.

– Значит, возможно придётся задержаться, – задумчиво тянет мой зав.отделением. Хороший мужик, отзывчивый. Вот только… – Если поменяешь гостиницу, сама оплачивать будешь. Мы уже номер оплатили, продлим, если надо, но, пойми, бюджет не резиновый – на чужие хотелки его тратить. Ты, может, на Невском жить захочешь, что ж нам, и за это платить?

Понимаю. Об этом как-то не подумала… Конечно, швырять деньги на право и налево в мои планы не входило. Но появление в моей жизни Прокопьева – тоже! Хотя кого я обманываю? Хотела ведь увидеть. Хоть одним глазком глянуть. Понять, что постарел, потолстел, купается в славе фамилии и перекладывает бумажки где-то в министерстве здравоохранения. А он… Досадливо поджимаю губы. А он до сих пор слишком горячий, чтобы не воспламениться рядом. И никакая обида не помогает унять этот огонь. Не бросаться на него, конечно, но снова хоть раз почувствовать, как… Стоп. Забыла. Забыла и даже думать не смей!

На удивление, девчонки даже не поругались, хотя у нас редко такое бывает, слишком разные, несмотря на почти полную идентичность.

– Ма, мы же гулять сегодня пойдём? – спрашивает Соня. Волосы растрёпаны, а ведь утром тщательно причесала. Даша сидит в планшете. Высунув кончик языка, усердно рисует. Лучшая в художественной школе! А вот Соню ни в какую пристроить не получилось. Нет, и всё. Ни музыка, ни танцы, ни рисование не привлекают. Она – вольный ветер, всё и сразу, и ничего одновременно. Вздыхаю, невольно вспоминаю Лёшу, каким видела сегодня. Как детям улыбается, переживает за них. Стал бы он хорошим отцом? Скорее да, чем нет.

В своё время сказала девчонкам, что нам пришлось расстаться. Что папа их любит, но не смог быть рядом. Потом легенда обросла: папе пришлось переехать в другую страну, где он работает в важной организации, вроде врачей без границ. И связи у него нет. А потом… Потом они перестали спрашивать. То ли поняли, что вру, то ли смирились и приняли моё враньё. Даже не представляю, что произошло бы, узнай они про Лёшу. Весь мир бы раскололся. Нет, я не могу этого допустить. Не сейчас. Эгоистично, но нет. Не сейчас. Лучше никогда.

– Сегодня дождь обещают, – замечает Даша, не отрываясь от планшета.

– Тут всегда дождь, – отмахивается Соня. – Ну, ма, пойдём гулять! Мы уже отдохнули!

– А мама нет. Может, полежишь?

Соня демонстративно скрещивает руки на груди и уходит к окну. Забирается на широкий подоконник и утыкается носом в стекло. А мне бы дух перевести. Честно, я бы сама сейчас погуляла по городу, одна. По волнам своей памяти. Жестоко это всё-таки.

– Пошли гулять, – упорствует Соня. Звонит телефон, номер незнакомый. Поднимаю руку, чтобы дочери молчали пока, и по загривку идут мурашки:

– Савельева?

– Откуда мой номер? – сердце падает вниз. Что-то с Пашкой?!

– Несложно было найти. Слушай, – пауза. Громкий вздох. – Может, встретимся? Вне работы. Поболтаем… Ты как?

Меня пробирает дрожь. Беспомощно смотрю на дочерей. Даша занята, а вот Соня смотрит внимательно. Отлично слышит, что голос в трубке – мужской. Дочки давно с кем-нибудь свести пытаются. То папу одноклассника рекламируют, то соседа с третьего этажа. Говорят, что хотят, чтобы я была счастлива, но я вижу – им папу хочется. Мне сложно представить, что чужой мужчина сможет их принять. Отношения, всё, которые были, всегда на стороне проходили, на чужой территории. Впрочем, никто в мужья не набивался. Мало кому «с прицепом» нужна…

– Лёш, я…

– Нет, я понимаю… О чём нам… Просто мне кажется, у нас осталась пара нерешённых вопросов. Ты так не считаешь?

Я не хочу этот разговор, он мне не нужен. Что я скажу? Правду? А он что? Как с той Людочкой кувыркался?..

– В больнице увидимся, – отвечаю сухо. Казалось, боль забылась, а нет. Она, как и множество других ненужных чувств, всколыхнулась при встрече.

– Кто это был? – тут же спрашивает Соня. – Он красивый?

– Кто? – Даша отрывается от планшета.

– Мама говорила с кем-то. Он местный, да? Ма, может, он нам город покажет?

– Да, ма.

– Он некрасивый, старый и женатый, – отвечаю резко. Не заметила даже, как стиснула телефон в руке. – Гулять пойдём, только дайте чуть-чуть отдохнуть, хорошо? Я часик полежу, и пойдём.

Ложусь на свою кровать, отворачиваюсь в стене. Сна ни в одном глазу, да и откуда бы ему взяться? Один только тембр его голоса в телефонной трубке заставил сердце сбиться с ритма. Уходи из моей головы, Прокопьев! Убирайся! Сколько лет тебя в ней не было, и сейчас не надо.

– Ма! – Соня наваливается на меня. Мысленно ною. Как его прогнать, когда вот они, глаза, один в один его.

– Что? – вздыхаю. Смиряюсь. Надо просто принять, что он мне до сих пор небезразличен, не тратить энергию на то, чтобы бороться с собой. Ничего, несколько дней потерплю.

***

Лёша

Она отказала. Серьёзно?! Я полдня места себе не находил, пытался найти предлог, чтобы позвонить. Номер пришлось просить у кадровички по сложной схеме: за телефоном отправил Серого. У Наташи наверняка на меня до сих пор зуб наточен. Ну, что поделать, если я забыл перезвонить после той ночи?.. Два года прошло, а она до сих пор злится.

– А зачем тебе номерочек? – Серый улыбался, между пальцев был зажат листок. Я потянулся, но он вовремя убрал пальцы. Так бы и сломал их, не будь они такими гениальными.

– Про пациента поговорить, – ответил угрюмо.

– Ну да, так я и поверил. Я, между прочим, её уже пригласил кофе попить.

– Когда успел? – нахмурился.

– Уметь надо. – Серый пожал плечами. И зубы у гада идеальные, так и тянут вмазать. Что он рядом с ней забыл вообще?!

– Ты отдашь номер, или нет? – выхватил сам, раздражённо открыл листок. Откуда только эта злость взялась?!

– Ладно-ладно. Раз тебе по работе… – Серый поднял руки. – Кстати, суббота в силе?

– В силе, в силе, – проворчал.

Два раза в месяц по субботам мы играем в теннис. Чаще, к сожалению, не получается.

И вот, с таким трудом добытый номер, столько сомнений, а она… отказала! Стискиваю телефон в руке, скриплю зубами. Надо же. Что, пупом земли себя возомнила? Не хочет говорить – не надо. Переживу. Пережил же как-то, когда в холле ЗАГСа стоял и на часы смотрел. Когда мимо свадьбы проходили. Стоял с букетом этим идиотским, с её любимыми каллами. А потом, как идиот, больницы и морги обзванивал, и руки тряслись новый номер набирать.

И когда знакомые передали, что всё с тобой в порядке, просто домой вернулась. Никуда ты домой не вернулась, я проверял. И на кафедре мне не сказали, куда тебя распределили. Исчезла, как не было.

Пережил тогда, и сейчас переживу. Подумаешь.

Глава 4

Лёша

В восемь я уже дома, на сутки завтра. Волнение не покидает, хотя не пацан давно. Захожу в квартиру, бросаю ключи на комод, навстречу выходит Сатору. Муркнув, обтирает ногу и важно входит в дом. Отвлекает. Пока корм положить, пока за ухом почесать… Всё машинально, потому что мыслями весь в нашей встрече. Она тут, совсем близко, на расстоянии нескольких цифр в телефоне. И завтра мы снова увидимся, и послезавтра… Сердце бьётся быстрее, ничего не могу с ним сделать. Останавливаюсь у высокого окна, смотрю на золотой шпиль собора, подсвеченный в темноте. Был бы верующим, молился бы тогда. А может, и молился. На неё. Нельзя так в другого человека погружаться. Жизнь должна быть посвящена карьере, развитию себя, а не заглядыванию в чужой рот. Понял бы раньше, не было бы так больно.

Дом, в котором я живу, чуть не дотягивает до памятника архитектуры. Стены широкие. Сажусь на подоконник с ногами, намутив себе большой сладкий безалкогольный коктейль. Лучше напиться бы. Нихера не лучше: зная себя, начал бы звонить. Как только уедет, удалю номер. Он и сейчас не нужен. Ну, разве что по работе. Конечно, исключительно по работе. Усмехаюсь и провожу рукой по глазам. Остановись, а. Самому не противно?