banner banner banner
Моя свекровь – мымра!
Моя свекровь – мымра!
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Моя свекровь – мымра!

скачать книгу бесплатно

Та зачем-то снова пропела «здрассье» и покраснела – мол кроткая дурочка.

Верзилы на уловку не повелись: дружно пожали плечами и дружно признались:

– Батяня, про нее еще не успели понять. Гадаем. Только вот появилась, но подружка чумы, так что, хорошего мало.

– Яс-сно, – с неясной угрозой пропел здоровенный мужик, из чего мне стало понятно, что не ясно ему ничего, оттого он сердит, а уж на ком выместить зло он найдет: нас с Фросей воочию видит.

«Похоже, ему не до шуток, – ежась, подумала я. – Неужели не врет Ефросинья? Неужели весь этот прикол совсем не прикол?»

Я растерянно глянула на подругу: ей хоть бы хны. Крутит глупой башкой на верзил, на их шефа и думает, что ей здесь отечественное кино.

А здесь не отечественное кино!

Здесь хуже!

Гораздо хуже, хоть кажется, хуже и не бывает. Так думала и сама, теперь же глянула на «батяню» и поняла: «Бывает и хуже!»

А когда «батяня» цокнул фарфоровым зубом, я совсем обомлела: по опыту знала, так зубом цокать может лишь тот, у кого руки по локоть в крови.

«Фрося сейчас на мели, – мгновенно смекнула я, – такого „мастера“ ей не купить. Значит это, увы, не прикол!»

Тут уж и я, культурно кивнув головой, брякнула шефу:

– Здрассье.

– Покедова, – с угрозой ответил он, и дверь притворилась.

Глава 7

ЦВЕТОЧНИЦА

Она была необычным ребенком. В детском доме ее дразнили врушкой. Дразнили дети – воспитатели называли сказочницей и фантазеркой.

Врушкой она не была никогда. Фантазеркой? Быть может, но скорее мечтательницей. Она мечтала…

Стоя за прилавком цветочного магазина, она мечтала о…

Впрочем, это секрет. Об этом знают только она и ее фиалки, любимицы-сенполии. Только их нежным перламутровым лепесточкам и мягким бархатным листочкам она доверяла свои тайны – она пропитывала цветы таинственностью, которой много в природе и совсем нет в городе. Тихим ангельским голоском она пела им свои песни-мечты, доверчиво пела о сокровенном. Сенполии знали все девичьи секреты – может поэтому и раскупались так быстро они, ведь каждому известно как манит загадка.

Да-да, малютки-сенполии не застаивались на прилавках, а ведь покупателей было немного. Несмотря на то, что цветочный магазинчик расположился у входа в метро, покупателей было совсем немного: от силы пять-шесть человек за весь день. Из чрева подземки валила масса народа, но всем было не до цветов, все куда-то спешили, толкались, неслись, пробегая мимо…

Но уж тот, кто случайно зашел, обязательно уходил с покупкой. И так мила была продавщица, и так загадочны были цветы, что хотелось улыбаться, и почему-то очень хотелось любить. И делать добро…

С беспричинной (но мы-то знаем уже что причина была), задумчивой и сердечной улыбкой уносили люди в старомодных горшочках чужую тайну. К себе, домой. Уносили хорошую тайну. (В этом мире так мало хороших тайны.)

«Ах, – думали люди, любуясь сенполиями, – какие волшебные фиалки. И стоят недорого. Сколько там зарабатывает эта симпатичная девушка, наверняка, копейки. И за эти копейки она согласна ковыряться в земле! Нет, что ни говори, но все эти цветочницы – необыкновенные женщины».

Да-да, так думал каждый, уходя из цветочного магазинчика. И это чистая правда. Женщины, выращивающие цветы и торгующие цветами, обладают невероятным терпением. С потрясающей легкостью они готовы ради чужой красоты жертвовать даже собой – вряд ли это в природе женщины. Да, цветочницы действительно необыкновенные. Все-все без исключения.

НЕЗНАКОМЕЦ

В этот день она была особенно мила. Словно с утра ждала чего-то светлого, необычного. Надела новое розовое платье, долго укладывала в кокетливую прическу свои длинные пепельные волосы (все говорят, что очень красивые), подкрасила серые, чуть раскосые глаза, слегка тронула карандашом тонкие, изумленно изогнутые брови… Даже губная помада ей пригодилась сегодня – дело невиданное.

Она старалась не зря. Несомненно, сегодня она была мила. Это все отмечали. Все покупатели.

«Вам очень к лицу розовое,» – сказала пожилая женщина с печальными глазами.

Кстати, она выбрала для себя розовые махровые сенполии. А молодой человек, купивший для своей невесты фиолетовую малютку-Машеньку – она давала имена всем своим цветам – долго не хотел отходить от прилавка, явно стараясь произвести впечатление. Еле выпроводила его, уже начала сердиться, стыдливо и озабоченно поглядывая на дверь.

Впрочем, сегодня она весь день посматривала на дверь. Зачем? Будто ждала кого-то. Кого ей ждать? Она одна на всем белом свете. У нее нет ни близких, ни родных, только подружки-сенполии.

И все же она ждала. Ждала, поглядывая из окна своего крохотного магазинчика на двери метро.

Какая глупость!

Весь день высматривала и пропустила, пропустила его. В тот момент, когда он вышел, она была занята постоянной покупательницей, симпатичной статной брюнеткой, страстной любительницей всего и в особенности фиалок. На этот раз брюнетка купила Светланок. Светланки очень, очень хороши! Маленькие белые сенполии с серебристыми бархатными листочками. Просто чудо!

Пока она расхваливала брюнетке свой товар, из метро вышел высокий красивый мужчина средних лет с густой шевелюрой, едва тронутой сединой. Все в нем было респектабельно: и строгий костюм, и прическа, и галстук. В руках дорогой английский портфель. Такие мужчины ездят на «Мерседесах», их нечасто встретишь в метро. Именно поэтому все обращали на мужчину внимание, некоторые оглядывались ему вслед, он же был задумчив и не замечал вокруг ничего.

«Почему меня не встретили?» – гадал он, проходя мимо цветочного магазинчика и бросая равнодушный взгляд на юную продавщицу, бойко расхваливающую свой живой товар разодетой брюнетке, весьма интересной даме.

На брюнетке он задержал на секунду взгляд и машинально отметил, что бабенка совсем ничего, даже очень и очень, вполне и вполне…

Отметил и дальше пошел, решая свою загадку.

«Странно, – думал он, – странно, что меня не встретили. Опять помощники все перепутали. Да это и хорошо, – порадовался вдруг он. – Как нормальный человек поброжу по городу. Сто лет так не бродил. А мне здесь есть что вспомнить».

Он жадно глотнул городской воздух и сказал:

– Черт! Куда я спешу? Куда я все время спешу?

Проходившая мимо невзрачная женщина интеллигентно осведомилась:

– Простите, вы что-то спросили?

– Нет-нет, извините, я не вам, – смутился он, кланяясь ей и мысленно отмечая: «Тетка – синий чулок, но я ей понравился».

Игривое настроение охватило его. Он почувствовал свободу и подумал: «Эх, хорошо, что меня не встретили. Времени навалом, аж до завтрашнего утра, даже до обеда. По городу поброжу, на девушек поглазею. Девушки здесь сумасшедше красивые! А какие здесь были денечки…»

Воспоминания нахлынули на него…

Хорошие воспоминания, но стало грустно.

«Совсем отвык от нормальных людей за этой кабинетной жизнью, – пригорюнился он. – Помнится, я бабником был, пламенел от любого девичьего взгляда, волочился за каждой юбкой… – Он удивился: – Куда все это ушло?

Куда? В песок. Все в песок, вся жизнь туда. Работа-работа, обязанности-обязательства, интриги…

Забыл уже, что я мужик. Настоящие чувства грязью дорогой подменил. Все какие-то фифы крутятся возле меня, какие-то задаваки, кривляки, алчные все бабенки. И дружно чего-то хотят от меня, требуют, топают, шантажируют… И угрожают.

Давно я не видел баб настоящих, тех, которые не охотятся, а живут. Красиво живут: правильно, творчески, умно, со вкусом к тому, что имеют, без иждивенчества, без идиотской погони за яхтами, замками, „мерсами“. Настоящая женщина знает: замок хотеть – это пошло. Хотеть можно то, что возможно собою объять. Остальное – мораль рабовладельца, что преступно, низко и дико – из начала нашей эры эта мораль».

Он окинул мысленным взором свою непростую судьбину и удручился: «Да-аа, оторвался я от простых людей и попал в такое говно!

А жизнь идет. Жизнь мимо проходит».

В этот момент он вдруг ощутил, что его томит, томит какое-то чувство, чем-то брезжит эмоция, откуда-то из глубины сознания исходит таинственный интерес… Вот только к чему?

Он покопался в себе и обнаружил там много приятного, целый пласт, но все это ощущения… Даже не так – остатки эмоций, а вот каких? Он не знал.

Начал вспоминать. Так в детстве бывало, когда играя с большим увлечением, вкусное что-то съедал. Про лакомство уж и забыл – и на языке не осталось, а приятное впечатление сохранилось, испытываешь удовольствие и не знаешь уже от чего.

Так бывало и позже, когда красивая девушка улыбку дарила. Ее лицо давно из памяти стерлось, и не помнишь уже о ней самой, а настроение все хорошее…

Стоп! Девушка! Где я видел ее? Где?

В метро!

Нет, позже…

Что было позже?

Он оглянулся – от метро ушел не далеко. «Вернуться? Вернусь».

Медленно побрел в обратную сторону, посматривая вокруг и напряженно пытаясь припомнить, отыскать эту мысль, что так растревожила.

Когда показался цветочный магазинчик, он встрепенулся: вот оно! Вот! Шаг стал шире. И в памяти брюнетка всплыла.

«Нет, не то». Поморщился. «Совсем не то».

Напротив магазинчика двери метро.

Он остановился, подумал: «Дальше глупо идти, я там не был».

И все же пошел, побрел к магазинчику, остановился у самой витрины, бессмысленно поглазел на цветы. И вдруг словно молнией ослепило: она! Продавщица фиалок! Тонкими гибкими пальцами достает с верхних полок горшки, встала на цыпочки, изогнулась, сама как прекрасный цветок. Лиана – стройна, высока, нежна.

«Вот оно что, – радостно он подумал. – Это она, та самая девушка, из-за которой я настрадался мальчишкой. Да-да, это она. Смешно ловила коленями мяч, любила грызть кончик косы своей пепельной и бегала, шлепая, босиком. По лужам! По лужам! И хохотала! Смех высокий и звонкий».

Сердце бешено заколотилось.

«Успокойся, – сказал он себе, – Да, это она, та, что любила в дождь босиком бегать по лужам. Подол приподнимет и шлепает. И смеется. А смех звонкий, тонкий – очень заразительный смех. Да, это она, ну и что?»

А вот что: душа ожила и восстала, а память просто взбесилась – за секунду одну пронеслось все, что было длинною в юность и казалось давно забытым, похороненным под монументами побед и руинами поражений.

«Но как же я сразу ее не заметил? – удивленно подосадовал он. – Старею. Старею…»

И тут же порадовался: «Но молодой еще глаз у меня. От меня один глаз и остался. Мозгами все не то замечаю, фотографирую все какую-то чушь, ерунду, а глаз выхватил, выхватил нужное, выхватил и запомнил».

Он смело вошел в стеклянную дверь под звон колокольчика. Девушка так увлеклась цветами, что не услышала звона. Сидела на корточках, нежно перебирая листочков велюр, грустная и задумчивая, погруженная в мысли.

Он кашлянул и сказал:

– Я бы хотел…

Она испуганно вздрогнула, вскочила, едва не уронив горшок, но ловко поймала его, воскликнув:

– Ах, простите, увлеклась, не заметила как вы вошли. Вы что-то хотели?

– Да, я бы хотел…

Она глянула в его добрые глаза и стушевалась, впервые за этот день не посмотрела за окно и на дверь.

– У меня прекрасные сенполии, – от смущения залепетала она. – Самая лучшая коллекция. В городе. А может быть и в стране. Таких нигде не найдете.

И протянула горшочек с бледно-сиреневыми цветами. Он покачал головой:

– Нет-нет, вы не поняли, я бы хотел…

Расстроилась:

– Не нравятся?

В ее руках мгновенно появился другой горшок.

– Вот еще один экземпляр. Редкий цвет, голубой-серебристый. Правда, похожи на незабудки?

Он опять покачал головой:

– Нет, я бы хотел…

Она, снова обрывая его, ловко достала с верхней полки горшок и воскликнула:

– А вот эти! Посмотрите. У них очень красивое имя: Лаура. Правда чудо? Вы кому собираетесь их дарить? Жене? Сестре? Подруге? А может быть просто девушке?

– Вы не поняли. Я хотел бы подарить самый дорогой, самый ценный цветок из вашей коллекции…

– О-оо! – обрадовалась она. – Это прекрасно! Тогда вам нужен вот этот! Роскошнейший экземпляр! Я зову его Долли. Правда, чудо? К сожалению, он стоит дорого, но цветет круглый год. Купите, не пожалеете. Ваша дама, когда увидит этот цветок…

– Вы не поняли, я хочу подарить его вам. Именно вам, славная девушка, – наконец сказал он, и она растерялась.

– Мне?

– Вам.

– Но этот цветок и без того уже мой…

– Неужели?

– Все цветы здесь мои, – усмехнулась она. – Я их задумала, изобрела и потом уже вырастила. Я их холила и лелеяла. Их трудно мне подарить.