Тёмный голос

Я схватила воздух, он сипло вошёл в лёгкие. Мышцы напряглись, сдавило позвоночник, жуткая боль обездвижила.

– Мне стыдно! Я позволяла делать с собой плохие вещи, не давала отпора. Надеюсь, стыд уляжется. Когда-нибудь я начну вспоминать о многочисленных шрамах спокойно, без эмоций. О чём мой стыд? О непринятии, о боли, которую я до сих пор не усмирила, – голос звучал низко и хрипло. Я словно говорила нутром, он выходил из потаённых глубин, заполненных горечью, обидой и стыдом. Эта чёрная желчь многие годы была направлена на меня, она разъедала и убивала. Теперь настало время освободиться.

Молчание было долгим, я обдумывала свои мысли:

– Послушайте! Я тоже была глубоко несчастной. Сейчас я борюсь с этим. Я кусала вас, унижала, я делала всё то же, что и вы. Простите! – начала шёпотом. – Простите! – теперь голос звучал громче. – Я вела себя плохо по отношению к вам. О многих я думала ужасно! Мне стыдно, – я разревелась. Слёзы крупными каплями падали на пол. Звук грудных надрывов глухо разлетался по комнате. Меня выворачивало. Я помню, как до боли заломила руку. Это был единственный способ привести себя в чувства.

– Мне стыдно, – снова начала я. – Чувство вины, такое сильное. Простите, я просто не знала, что значит быть счастливой. Счастье – это лекарство, которое мы делаем своими руками. И на самом деле, вы не монстры, вы не обидчики – вы учителя! Вы делали меня сильнее. Только я была не готова учиться.

Я опрокинулась на спинку стула, больше я не могла говорить. Я смотрела на серые, уродливые образы. Они кружили надо мной. Было не страшно, я ждала. Мое терпение увенчалось успехом. Эта была мать. Она смотрела всё также, как в детстве – холодно, сдерживая желание наброситься и разорвать. Я встала, предлагая место. Невесомое тело скользнуло на дубовое сидение. Я сползаю на пол к её ногам.

– Вот и встретились, мама! – я провела по прозрачной руке. – Я просто хотела твоей любви. Всегда хотела и сейчас хочу! Мне жаль, что так получилось. Мне жаль, что ты страдала. Моё рождение разрушило твой мир. Одно дело быть одинокой и обеспечивать себя, жить в своё удовольствие! И совершенно другое – быть матерью-одиночкой! На тебя свалилось слишком много. Много забот, ответственности, стресса. Мнение окружающих было весомым аргументом. Ты волочила на себе гору стереотипов, правил и запретов. Ты не могла быть хуже других матерей, ты не могла быть хуже других женщин. Сейчас я понимаю, что ты тратила уйму времени на поддержание внешнего вида. Ты не жила своей жизнью, ты даже её не строила. Ты занималась выживанием, используя меня, как наглядный пример: «Посмотрите, у меня же нормальная дочь! Значит, я хорошая мать! Я всё делаю правильно! Я не бью её и даже не кричу! Неважно, что я прессингую психологически!». Я никогда не забуду молчание, каменное лицо и пристальный взгляд. Что бы я ни сделала, следовала всегда одна и та же реакция – а точнее будет сказать, её отсутствие! «Думай, что хочешь! Понимай, как хочешь!» – именно так говорило твоё лицо. Особенно пристальные взгляды вызывали во мне панику – вдруг ты набросишься и разорвёшь! Я спрашивала себя: «Что я сделала не так?! В чем я виновата?!». Помню, твои разговоры о деньгах, они всегда начинались с перечисления трат, виновницей которых была я. Ты всегда подчёркивала, что денег нет! Знала бы ты, как я паршиво себя чувствовала. Вина, вина, въевшаяся до мозга костей. Я словно отбирала у тебя жизнь! Когда ты заболела, я вела себя паршиво. Не хочу оправдываться, но это был тёмный период. Мне было сложно. Я не слушалась тебя, грубила, пела песни фактически на твоих костях. В глубине души я хотела, чтобы ты умерла. Я не знала, что такое сострадание, для этого надо уметь чувствовать, а не испытывать страх. Что могу сказать?! Ты гений воспитания, приструнить девчонку без единого крика! Что для этого надо? Ничего не объяснять, не давать никакой эмоциональной реакции, и пусть сама обо всём догадается. И ещё, я должна была всё знать и всё понимать! Что посеешь, то и пожнёшь! Я ненавидела тебя, но при этом жаждала твоей любви, – я пристально посмотрела на бледную тень. – Я бы могла продолжать злиться, только я уже не маленькая девочка. Я понимаю тебя, когда мир стереотипов захватывает, когда живёшь не свою жизнь, а пытаешься получить немного любви и внимания. Это изматывает, опустошает. Смерть перестаёт казаться чем-то страшным. Я прошла тот же путь, что и ты, финал меня ждал похожий: быстрый и трагический. Порвать порочный круг, стать свободной – это не просто красивые слова, теперь это моя ежедневная работа. Мой путь долгий и счастливый.

Тишина в комнате была предельно-кристальной. Пыль, клубившаяся в лучах закатного солнца, придавала мистическую атмосферу. Тени расползались по углам, освещённые тёплым светом. Лишь только мать серым пятном оставалась на своём месте.

– Мама, послушай… Спасибо тебе, что привела меня в этот мир! Спасибо, что заботилась обо мне. Еда, одежда, игрушки, врачи, на которых ты тратила много сил и времени – это очень важно. Ты просто делала то, что считала нужным. Ты, наверное, и не догадывалась о моей ранимости. Спасибо, что воспитывала меня именно так; в противном случае, я бы никогда не стала той, кем являюсь сейчас. Я бы никогда не начала войну со своими внутренними демонами, – я перевела дыхание. – Мама, спасибо тебе; благодаря твоей холодности я поняла, чем действительно хочу заниматься. Заниматься для себя, а не ради твоего одобрения. Это очень важный жизненный урок. Благодаря ему я знаю, что моё счастье в творчестве: рифмах, текстах…

Слёзы скользнули по щеке.

– Спасибо, я всегда буду помнить о тебе. Я всегда буду любить тебя! И прости меня, что заставила тебя страдать. Прости, что не стала твоим счастьем!

Тень пошатнулась. Тёплые закатные лучи, пробивавшиеся сквозь жалюзи, наполняли её светом, сделали лёгкой и прозрачной. Она переливалась, превращаясь в еле заметный флёр. Когда долго смотришь на свет, глаза начинают слезиться. Я зажмурилась, а когда распахнула ресницы, её больше не было, лишь маленькое пёрышко лежало на стуле.

Я подняла глаза – тени плотно обступили меня. Они ждали приглашения присесть.

– Я поговорю со всеми, – бросаю им.

Они кружатся надо мной, топчутся и мнутся в ожидании. Меня это мало занимает, я продолжаю рассматривать белое, практически невесомое пёрышко. Словно кусочек с крыльев ангела, напоминание о душевной лёгкости.… И да, мне стало хорошо. Чувство вины, сидевшее в теле, покинуло меня.

30

У меня оставался последний сверток. С пометкой: «Откроем вместе». Время шло, моя духовная учительница не возвращалась. Я изредка поглядывала на конверт с мыслями: «Пора открывать!». Однако стоило взять его в руки – и мои глаза всегда натыкались на ровно выведенную строчку: «Откроем вместе».

Возможно, до сих пор оно лежало бы у меня в комоде, если бы не объявление: «Продается квартира…». Я удивилась – адрес Евгении. Хотелось выяснить, в чём дело. Договорившись с риелтором, пришла на осмотр квартиры. Помню, как стояла у подъезда. Ветер трепал волосы, накрапывал ноябрьский дождь. Сейчас откроется тяжёлая дверь, и выйдет Евгения. На ней будет длинное платье, непременно фиолетового цвета, красное пальто, а шею укутает светлый вязаный шарф. На руках будут тёплые перчатки. На плече маленькая сумочка с вышивкой и, возможно, трость, светлая, как шарф, и в тон сапогам. Такой она рисовалась в моей голове. В мыслях вертелось: «Евгения решила больше не приезжать сюда, она хочет продать квартиру!».

– Мария? – женщина средних лет с толстой папкой выдернула меня из рассуждений.

Я кивнула.

– Вы на осмотр квартиры? Я риелтор. Меня зовут Наталья, – представилась она.

– Очень приятно.

– Продаётся со всей утварью. Конечно, на любителя! – тараторила женщина, открывая дверь. – Могу сказать точно, антиквариата там много.

Мы вошли; всё было именно так, как я видела в последний раз. Даже запах благовоний стоял непреодолимой стеной. Бабушка жгла их бесконечно. Думаю, пряные запахи впитались в стены на несколько лет вперёд. Я прошлась по комнатам, предаваясь воспоминаниям. Казалось, Евгения сейчас выйдет и предложит травяной чай.

– А здесь балкон! – продолжала риелтор. – Посмотрите, какой вид, – зазывала она.

Внизу всё также бежали люди, погружённые в себя, в свои бесконечные миры. «Неужели ничего не меняется?», – я спросила у себя, поднимая глаза к небу. Вселенная не медлила, и вот несколько голов поднялись вверх и глянули на меня. Воспользовавшись случаем, я помахала рукой и получила в ответ лучезарные улыбки и знаки приветствия.

– Ваши друзья? – интересовалась риелтор.

– Все мы чьи-то друзья. Все мы в дороге. Встретив странника, нужно поприветствовать его.

Она с опаской покосилась на меня. Я засмеялась, придав сказанному комичности. Она напряжённо улыбнулась.

– Да ладно, не берите в голову, – успокоила её. – Почему продаётся такая прекрасная квартира, да ещё и с антиквариатом?

– Насколько мне известно, нынешняя владелица, гражданка Франции, получила её в наследство от бабушки. Она не желает иметь недвижимость заграницей.

– Бабушка умерла? – моё сердце выпрыгивало наружу. Страшно задавать такие вопросы, когда догадываешься, какой будет ответ.

– Разумеется, – на автопилоте ответила женщина.

В тот миг всё остановилось. Я поспешно захлопнула глаза и опустила голову. Воздух с горечью вошёл в меня, он болезненно рвал ноздри. Я терпела и сдерживалась. Ещё мгновение – и я могу разреветься. Я сделаю это, я буду оплакивать тебя, но не здесь, не в твоём доме. Не там, где ты поделилась со мной самыми важными жизненными уроками.

– С вами все в порядке? – Наталья дотронулась до моего плеча.

– Всё хорошо.

Я начала кружить по гостиной, пытаясь запечатлеть все нюансы волшебной комнаты. Вот лежит рамка, в мой первый визит в ней была фотография с надписью 1958, сейчас она у меня. Моя рука потянулась к фарфоровым чашкам с розовыми единорогами – из них мы пили чай. Пол громко скрипнул, я обернулась на шум. Привиделась тётя Женя, приседающая, как в тот день, приобщая меня к спорту.

– А как звали бабушку? – спросила я.

– А зачем Вам?

Я молчала. Не дождавшись ответа, она заглянула в папку.

– Евгения Френкель. Гражданка Австралии.

– Новой Зеландии, – поправила я.

Риелтор снова открыла папку. Я увидела, как её глаза округлились.

– Да, точно! А откуда Вы знаете?

– Все мы чьи-то знакомы, друзья, учителя и ученики…

31

Мне понадобился месяц, чтобы открыть последнее послание. Всё это время я созывала призрачные тени, говорила с ними, рассказывала о боли, прощала и просила прощение, отпускала. Плотное кольцо с каждым днём становилось всё тоньше и тоньше. Настал тот день, когда я села на стул, начала звать, но никто не пришёл. Я стала вспоминать обиды из прошлого, но они оказались пустыми, не имеющими силы. Прошлое осталось в прошлом, теперь оно не жило рядом со мной, оно не имело власти.

Теперь я точно знала: настал момент открыть последний конверт. К великому сожалению, мне придётся это сделать без Евгении.

Пальцы скользили по бумаге. Свечи плакали, и тишина призывала к магическому действию. Бумага с трудом рвалась под натиском ножа, она плотная, с бархатистым тиснением. Из глубин конверта выпал ключ, письмо, пластиковая карта и документы. Я бросила взгляд на шапку бумаг: «Банковская ячейка».

«Дорогая, возможно, ты откроешь его одна! Я очень хочу быть рядом, но иногда жизнь распоряжается иначе. К сожалению, не всё в нашей власти, но многое в наших мыслях.

Я помню, когда впервые тебя увидела, удивилась: вокруг тебя много энергии, но ты не позволяешь ей тебя питать. Зажимаешь! Я смотрела на тебя и недоумевала: почему так? К великому счастью, ты доверила мне свою историю. Это великая честь.

Твой дневник (я прочла его несколько раз) пролил свет, и мне стало понятно: ты потерялась. Я взяла на себя непозволительную смелость направить тебя (признаюсь, я впервые так нагло влезала в жизнь другого человека, но я ощущала, что могу и должна помочь). Мне кажется, что совместными усилиями у нас получился «Осим Хаим».

Я помню, как шептала про себя: «До чего же она прекрасна!», пока мы ехали в лифте. Все люди хороши. В каждом человеке можно рассмотреть его добрую суть, именно тот свет, с которым он пришёл в этот мир. Пламя, которым зажигают звезды. Мне нравится смотреть на блестящие глаза, искренние улыбки, уверенные жесты, на действия, в которых есть осознанность, ответственность и уважение к другим. Хорошо, когда люди помнят о свободе и знают, что их свобода завершается там, где другой её теряет.

Мне хочется видеть людей, а не жалких приспособленцев. Крысиные бега и гонки на выживание делают их ведомыми, слабыми, алчными, ненастоящими и лживыми. Хронический страх не позволяет думать здраво. Людьми управляют предрассудки, принципы и стереотипы.

Но, я верю и в сотый раз повторяю: в каждом можно найти что-то хорошее. Позвольте солнцу светить, и оно согреет.

Мир, который придумало человечество, соткан из правил, ограничений и запретов. С детства нас учат быть послушными. Если не слушаешься, тебя ждёт наказание. Наказание и снова наказание. Система призвана исправлять. Она не учит людей ответственности, осознанности и счастью. Она заставляет испытывать боль, обиду и недовольство.

Социального монстра не так просто победить! Сейчас это невозможно. Он крепко стоит на ногах. Всё, что имеет смысл: дать человеку надежду, продемонстрировать другое отношение к происходящему, открыть скрытые ресурсы, которые поведут к свету, даруют силы.

Этот мир нуждается в голосах, которые будут подталкивать людей к ответственности, осознанности и счастью. Я несколько раз перечитала твой дневник. На его страницах опыт, изложенный хорошим литературным языком. Перестань противиться творчеству, полюби его, ведь оно делает тебя счастливой. Пиши, моя подруга! Пиши! Твой голос и искренность будут услышаны. Одним человеком или тысячами – не существенно. Те, кто хотят слышать – услышат!

Возможно, ты заспоришь со мной о художественной ценности твоего дневника. Это произойдёт лишь потому, что ты давно его не читала. Я готова его вернуть. Я должна это сделать, ведь это твоя собственность. Карточка, ключ и документы – это всё от ячейки в банке.

Люблю тебя.

P.S. В дневнике я оставила возможность. Воспользуйся этой дверью».

32

Карточка скользнула по магнитной полосе, прозвучал одобрительный звук, дверь открылась. Впереди было окошко. Протянула документы. Минутная проверка, и сотрудник банка пригласил пройти за ним. Коридоры, тяжёлые двери. И вот мы у цели! Комната с множеством ячеек.

Служащий указал на одну из них и заметил:

– Девяносто первая, вот она!

Ловко прокрутил ключ, а дальше проговорил стандартную фразу:

– Откроете ячейку своим ключом. Когда закончите, нажмите на кнопку в стене, – он указал на зелёную панель у входа.

В моих руках был ключ, много месяцев пролежавший в конверте № 8. Он ждал своего часа. Сегодня его день. Холодный метал заскрежетал, обороты давались туго. До упора, дальше крутить некуда. Потянула и вытащила стальной ящик. Внутри – горечь моего прошлого, боль и страдания, голоса, что шептались и доводили до безумия. Я резко дёрнула крышку. Мой дневник смотрел на меня. Я спрятала его в рюкзак и нажала на кнопку. Такое ощущение, что сотрудник банка был за дверью. Он тут же обратил внимание, что ячейку я оставила на столе.

– Вы больше ничего не будете хранить.

– Да.

– Нужно будет оформить документы, сдать карточку и ключ, – объяснил он.

– Да, конечно.

Через двадцать минут я была свободна. Выбежала на улицу. Первый декабрьский снег устилал брусчатую дорогу. Фонари уже зажгли, и в их свете крупные, неповоротливые хлопья напоминали сказочных существ. Я зашла в безлюдное кафе, несколько чашек горячего чая должны меня согреть и позволить скоротать время за размышлениями. Запах мелиссы и ромашки щекотал нос, а пальцы пролистывали страницу за страницей. Вначале я не читала, боялась столкнуться с призраками прошлого, потерять контроль, погрузиться в хаос. Всё, что я делала – судорожно пробегала глазами по исписанным страницам. Так продолжалось недолго – сколько не бегай, а встретиться придётся. Сердце гулко стучало, кровь ударила в лицо, руки вспотели. Я начала читать, я возвратилась к тем переживаниям, к тому периоду, когда хотела себя убить. Это мой опыт, это моя жизнь. И в этом нет ничего ужасного и постыдного. Я рада, что всё было именно так, а не иначе. Благодаря этому я стала именно тем человеком, которым должна быть, а не казаться.

Чай давно остыл, он остался невостребованным. Несколько раз я поднесла его ко рту, чтобы смочить пересохшие губы. Дневник увлекал, впереди была финальная запись.

«Разбежаться, оттолкнуться

Прямо в небеса

Нам с тобою не проснуться

Больше никогда.

Разбежаться и взлететь

Прямо к облакам

Нам не страшно умереть

Нам не больно там».

И вот оно, как я думала, моё последнее стихотворение.

Строчка за строчкой всплывали в голове. Пальцы судорожно искали карандаш или ручку, я всегда их ношу с собой. Когда мысли приходят, их нельзя упускать. Я шарила по дну сумки, мои руки натыкались на всякий хлам, но только не на то, что надо. И вот моё спасение: официант прошёл мимо с блокнотом и карандашом. Я остановила его:

– Послушайте, можно карандаш?

Он растерянно улыбнулся.

– Э-э-э, да, конечно! – он отдаёт его мне, а из кармана извлекает ещё один. – У меня их много!

Это чертовски мило, мои глаза увлажняются. Он мигом протягивает салфетку со словами:

– Не плачьте! Пусть этот день будет хорошим!

Я чувствую, как улыбка появляется на губах.

Писалось легко, слово цеплялось за слово. Строчки выводились на бумаге. Прошло полчаса, и я прочитала:

«Разбежаться, оттолкнуться

Прямо в небеса

Нам с тобою не проснуться

Больше никогда.

Разбежаться и взлететь

Прямо к облакам

Нам не страшно умереть

Нам не больно там»

Потом было написано: «Полночь. Меня больше нет». Я жирно перечеркнула эту строчку. Так старалась, что прорвала бумагу. Ниже лежали слова:

«Души в небо летят

В тишине.

Люди кругом молчат

Всё на дне.

Сердце снова кричит:

«Как же ты?»

И душа вновь болит:

«Кто же мы?»

Разбежаться, оттолкнуться.

Прямо в небеса

Мы должны с тобой проснуться

Распахнуть глаза.

Разбежаться и взлететь

Прямо к облакам.

Вспыхнуть, пламенем гореть

Жизнь давать мечтам!

Распахнулись небеса,

Разве не спастись?

Как твои они глаза,

Я молю: «Вернись!»

И спасение придёт,

Я его найду

И кто ищет, тот найдёт,

Ведь я жить хочу.

Разбежаться, оттолкнуться,

Прямо в небеса

Мы должны с тобой проснуться,

Распахнуть глаза.

Разбежаться и взлететь

Прямо к облакам

Вспыхнуть, пламенем гореть

Жизнь давать мечтам!»

Записывая последние строчки, я начала листать дневник в поисках чистого клочка бумаги. Среди страниц неприметно лежал кусочек картона. На нём почерком Евгении было написано: «Вместо визитки! Дверь!». На другой стороне был указан номер. Код явно не местный. Я вертела её в руках, поглядывала на снежные хлопья, беззвучно кружившие за стеклом. Чей это номер? Куда он приведёт? Жизнь – это игра! В какой-то степени авантюра.

Набрала. Пока слушала гудки, рассуждала, во сколько это обойдётся. Явно звонок на другой конец света. Что я скажу? Сейчас мне завернут на неведомом языке, а я замычу в ответ!

– Yes! I’m listening!3 – сонный голос пробубнил на том конце трубки.

– О, блин! Я не хотела, – проговорила в ответ, а потом опомнилась и добавила: – Sorry!4 – это единственное, на что я была способна.

Дальше последовал глубокий вздох.

– Можем поговорить по-русски! Я знаю этот язык, – его голос звучал без акцента. – Кто ты?

– Мое имя ничего не скажет. Одна женщина она оставила ваш номер. Она сказала, что Вы – дверь!

Он засмеялся.

– Так меня ещё никто не называл – Дверь! Вау!

Волнение брало верх, и я говорила откровенные глупости.

– Я не то хотела сказать! – я замялась. – Я очень сильно волнуюсь, – я решила быть откровенной.

– Заметно… Я тоже немного волнуюсь – не каждую ночь мне звонят и называют Дверью, – его тон был шутливым. Мы вместе засмеялись. Я слышала, как он ворочался в кровати, а потом, удобно устроившись, включил лампу.

– Ваш номер оставила Евгения Френкель, – я решила выложить карты.

До того, как я произнесла её имя, я улавливала его лёгкое дыхание, но стоило ему услышать, и он замер. Гнетущая тишина повисла в трубке.

– Она великая женщина, – его голос звучал иначе, исчезла сонная вуаль, появились глубина и интимность. – Она была рядом в самый тяжёлый момент моей жизни. Она направила, она светила, как маяк… К сожалению, её больше нет.

– Я знаю, – коротко сообщила ему.

– Откуда?

– Её квартиру выставили на продажу.

Некоторое время он молчал, я слышала его дыхание, ровное и приглушённое.

– Наверное, я знаю, кто ты, – начал незнакомец. – Я видел тебя один раз, когда забирал Евгению из больницы. Тогда ты отдала ей тетрадь и отказалась ехать с нами. Потом она читала мне отрывки из твоего дневника. Они впечатлили меня. Ты можешь сделать из этого что-то более глобальное?

– Возможно, – неуверенно прошептала я.

Я почувствовала, как он улыбнулся.

– Есть ли в тебе намерение сделать из своего дневника полноценную книгу? – дерзко заметил мужчина.

– Я не уверена, что смогу.

– «Осим хаим», она ведь говорила тебе об этом? Ты хочешь построить свою жизнь?

– Да, – не раздумывая, ответила ему.

Я ощущала, как он закивал, и лёгкая улыбка озарила глаза.

– Делай, то, что любишь и…

– Люби, то, что делаешь, – перебила его.

– Да! Она рассказывала о тебе. Как твоё здоровье?

– Спасибо! Теперь всё позади, всё наладилось.

– Я успел навестить её незадолго до кончины. Мы долго сидели на террасе, пили травяной чай, говорили о жизни. Она много рассказывала о тебе, о девушке, дневник которой читала мне на ночь по телефону. Евгения собиралась уладить дела и ехать обратно. Она говорила: «Меня мучит странное предчувствие, что мы больше не увидимся с ней».

– Что случилось?

– Несчастный случай! Роковое стечение обстоятельств.

– Как тебя зовут?

– Роман.

– Мы пили чай из твоих «гламурных» чашек?

Он засмеялся.

– В точку! Держи меня в курсе.

Я вышла на улицу; была глубокая ночь, кафе закрывались. Я перебирала пальцами по воздуху, напевая недавно сочинённое стихотворение, ловила снежинки ртом и кружилась, путая чёрные волосы с белыми хлопьями.

33

Я закрыла глаза, втянула прохладный, влажный воздух. Лёгкие наполнялись свежестью, кровь забурлила, сонливость ушла. Я встречала рассвет на берегу реки, здесь всё было в серой дымке. Солнце появилось спустя час. Вода ровной гладью текла вперёд. Время от времени рыба подплывала к берегу, а неповоротливые жабы, раздували щёки, затягивая квакающие песни. Птицы проносились над гладью, ловко выхватывая из неё мелкую рыбу.

Я, собирала небольшие камни. Двадцать минут и место для костра готово.

Я вошла в лес, густой туман тянулся по земле, пряча от меня хворост. Наклоняясь, я рыскала по земле, ища тонкие ветки. Травы, усыпанные росой, щедро мыли мне руки и ноги. Несколько капель сорвались с веток и затекли за шиворот.

– Вот и приняла душ! – пошутила над собой.

Нашла несколько сухих палок.

Соорудила костёр в виде вигвама. В белой пелене огонь показался выцветшим. Пламя хваталось ловко. Я села на самодельную лавку, покинутую здесь какой-то компанией и наконец-то достала причину, по которой находилась здесь. Мой дневник. Полгода он служил мне вдохновением. Я перечитывала его, анализировала и создавала новое. Он возвращал в прошлое, к тем нехорошим временам, он вдохновлял меня и подсказывал, как двигаться.

Роман говорил:

– Пиши, каждый день! Хоть слово, хоть строчку, но пиши! Думай о том, что хочешь создать! О чём считаешь нужным сказать!

Каждый день, день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Ранним утром и поздней ночью, в пути, за завтраком и обедом, я писала свою историю. Перенося на листы бумаги всё то, что было со мной. Вчера последнее предложение нашло своё место. Мне больше нечего сказать. Я отправила рукопись Роману. Я ничего не жду, но знаю – всё в мире взаимосвязано. И если цель моего романа изменить жизнь только одного человека, то это прекрасно. Если он вдохновит читателя отправиться на поиски любви, ответственности и силы – это будет наивысшим счастьем.

Костёр весело потрескивал. Мои ладони скользили по исписанным страницам.