Точка зрения. Дело № 42/3. Алый лекарь

Только любовь купить нельзя. Ее можно только испачкать ревностью, недомолвками и изменой.

– Я понял. Возьмешь под свое крылышко еще кое-кого.

– Этого, что ли? – кивает Ронни на Томаса. На его толстых губах застывает брезгливая усмешка.

Шакал чувствует, как по его спине бегут мурашки. Он вспоминает те дни, когда был вынужден ощущать запах Ривза постоянно, и его передергивает.

– Нет. Найдешь Дэйва, он расскажет. И смени костюм, от тебя воняет хуже, чем от шакала!

Ривз не обращает внимания на последние слова и, коротко кивнув, покидает кабинет Дурмана.

Томас снова чувствует скрип пепла на зубах, а в ноздри вновь ударяет аромат благовоний: Дурман зажигает еще одну палочку, чтобы побыстрее изгнать запах немытого тела Ривза.

Тишина становится всеобъемлющей, и кажется, что шакал в силах услышать падение пылинки на ворот своей рубашки. По спине течет капля пота, прочерчивая собой неровную линию, и Томаса бросает в жар.

– Ты всегда мне нравился, – говорит Дурман, любуясь тлеющим огоньком. – И только поэтому ты еще жив.

– Я понимаю, – облегчение наваливается на шакала разрушительной волной, и он едва удерживается на ногах. – Но все равно прошу меня отпустить.

– А как же долг?

– Я его отработал, – Томас шумно сглатывает. – Сегодня был последний взнос.

– Я не об этом долге, – Дурман качает головой и улыбается. – Что такое деньги? Всего лишь пыль. В печь Крематория мы отправляемся совершенно обнаженными.

Томас поджимает губы. Легко относиться к деньгам подобным образом, когда их вдоволь. А в Термитнике могут убить и за медяк.

– Я думал, что тот долг я тоже отработал.

– Передо мной – да, – Дурман хитро щурится. – В ту ночь за тебя заплатил кто-то другой. И вот перед ним ты в вечном долгу.

– Ты сам сказал, что телам, сгорающим в печи Крематория, деньги не нужны, – Томас отворачивается от Дурмана и идет к двери.

Он получил негласный ответ. И немного времени, чтобы решить: готов ли он заниматься тем, что ненавидит, но к чему имеет несомненный талант.

Прогулка по заснеженному Рурку немного приводит мысли в порядок, и тяжелый разговор в душном кабинете Дурмана начинает казаться сном. Но забывать его не стоит. Это был не кошмар, а реальность, которая обязательно догонит Томаса в ближайшее время. В этом можно не сомневаться.

Путь из Термитника в Горшечный Квартал не занимает много времени даже с учетом того, что Томас старательно обходит Лагуну по большой дуге. Он не хочет видеть дом Капитана, ведь если это случится, он обязательно туда зайдет. И увидит погруженную в небытие Марлу, свою любимую кошку, которая когда-то смогла подарить ему ощущение нужности. Услышит тихое дыхание Киры за своей спиной, потом она неловко предложит выпить чаю или чего-то покрепче. Но Томас откажется. Потому что с тех пор как Капитан и Марла в таком положении, от Киры исходит странный запах тревоги и обиды на хозяина дома, и откуда взялось это чувство, Томасу знать совсем не хочется.

Нет, сегодня шакал не хочет попасть в обитель отчаянной надежды. Сегодня его путь лежит к Мэри, которая тоже оказалась в беде.

Возле входа в дом Джека Томас обнаруживает небольшой мешок с углем. Очевидно, его доставили с утра, но у хозяина дома, ухаживающего за Рисующей, не оказалось времени, чтобы его забрать. Закинув мешок на спину, Томас поднимается по ступеням крыльца и тихонько стучит в дверь. Скорее всего, сфинкс давно учуял гостя и уже спешит открыть, но правила вежливости никто не отменял. А уж сейчас, когда в искренних дружеских отношениях Томаса и Джека появилась крупная трещина, нужно быть особенно аккуратным.

Томас ждет на крыльце почти пять минут, прежде чем дверь открывается. Джек хмуро смотрит на шакала, глубоко вздыхает, слегка прикрыв глаза, и делает шаг назад, показывая, что Томас может пройти.

– Тут вот… уголь принесли.

– Да, я знаю.

Джек исключительно сер, как в те времена, когда похитили Киру. Улыбка и сама жизнь будто навечно покинули его. В его глазах больше не сквозит озорство, заставляющее всегда быть начеку, а уголки губ опустились, отчего сфинкс кажется намного старше. Но даже сейчас он выглядит моложе своего истинного возраста. Сфинксы стареют очень медленно, и Джек не исключение.

Томас делает несколько робких шагов и сгружает мешок возле еще одного, такого же. В доме Джека жутко холодно, ненамного теплее, чем на улице. Очевидно, он не замечает этого, но ведь Джек теперь здесь не один.

– Нужно бы печь растопить, – неуверенно произносит Томас, взирая, как хозяин дома закрывает дверь. Движения друга выглядят неестественно, будто Джек находится на грани срыва.

Возможно, так оно и есть. И Томас совершенно не хочет при этом присутствовать. Сфинксы не зря считаются одними из самых опасных Тварей. Наделенные даром чувствовать окружающий мир и предсказывать события, в то же время они отменные бойцы, способные разорвать своего противника на мелкие кусочки. Вспомнить хотя бы Капитана, который когда-то попался под руку Джеку на поле боя в Унрайле…

– Мне не холодно, – глухо отвечает Джек, и от звука безжизненного, лишенного всех оттенков, голоса по спине Томаса бегут мурашки.

Где тот веселый балагур, после разговора с которым так хотелось жить?

– А как же Мэри? – упавшим голосом спрашивает Томас, предполагая самое худшее.

– Вряд ли она что-нибудь чувствует, – Джек потерянно окидывает взором нехитрое убранство прихожей, и его взгляд цепляется за какую-то тряпку, комком валяющуюся на полу. Кажется, он пытается вспомнить, чем это было раньше.

– Дж-жек… – Томас бросается к сфинксу и берет его за грудки. – Она… хочешь сказать, что она…

– Она жива, если ты об этом, – глубокие морщины, залегшие на лбу Джека слегка разглаживаются. – Но ей хуже.

Облегчение в который раз за этот день обрушивается на Томаса, и он отпускает сфинкса.

– Прости… – неловко произносит он. – За все прости.

Джек никогда не говорил этого вслух, но Томас знает, кого именно друг винит в том, что случилось с Мэри. Именно Томас раньше всех узнал, на что способна рисующая. Именно Томас заставил Мэри нарисовать Капитана и Марлу живыми. Вот только этот рисунок обошелся ей слишком дорого.

Джек качает головой. Его плечи опускаются, и Томасу кажется, что он вот-вот заплачет.

Только Мэри может вернуть того Джека, к которому все привыкли. Только Мэри, которая всегда была немного влюблена в напарника Киры, и не знала, что это чувство взаимно. Но что нужно сделать, чтобы вернуть саму Мэри?

Тишину, разлившуюся в захламленной прихожей, нарушает звук, настолько неожиданный, что и Джек, и Томас буквально подпрыгивают на месте, слегка удивленно глядя друг на друга. Где-то на соседней улице поет труба, что вдвойне неожиданно, ведь зимой играть на трубе довольно неудобно. Но в Рурке нашелся какой-то преданный своему делу трубач, и его музыкальные упражнения будто бы заставляют шакала и сфинкса очнуться.

Сыграв парочку несложных этюдов, труба начинает петь по-настоящему. Пронзительную мелодию, полную грусти и тоски, но именно эта мелодия заставляет сердце Томаса забиться быстрей. Его душа наполняется надеждой, что несмотря на происходящий сейчас ужас, все будет хорошо.

Все обязательно будет хорошо.

– Кого там бездной принесло? – внезапно бормочет Джек и направляется к двери. Очевидно, кто-то еще, кроме Томаса, решил сегодня его навестить.

Распахнув дверь прямо перед носом ошалевшего от такого трюка мальчишки-посыльного, Джек хмуро спрашивает:

– Чего надо?

– З-записка д-для г-г-господина Рок-к-к-велла, – пищит пацаненок, протягивая Джеку мятую бумажку. Несмотря на холод, ладони несчастного ребенка вспотели от страха. Пение трубы врывается в дом, и Томас чувствует, как сердце наполняется тихим покоем.

– Хм, – Джек берет записку, но не спешит ее разворачивать. – Денег дать?

– Н-не надо! Мне уже заплатили! – мальчишка меленько кивает и стремительно покидает поле зрения Томаса. Джек закрывает дверь и медленно разворачивает врученную ему бумагу. Застывает на несколько мгновений. А потом его лицо искажает странная гримаса муки и облегчения. Кажется, будто сфинкс не знает, что ему делать: плакать или смеяться.

– Капитан и Марла… они очнулись, – тихо произносит Джек и, прислонившись к двери, медленно сползает на пол, очевидно, не в силах стоять на ногах.

Томас чувствует, как внутри него поднимается волна бесконечного счастья. Погано начавшийся день преподнес ему самую желанную и долгожданную новость из всех! Зеленые глаза кошки открылись, а это значит, что скоро она вновь будет танцевать. Будет ухаживать за уставшим шакалом и смеяться над его аллергией, даря ему покой и умиротворение. И Томас опять станет кому-то нужен. Не ради денег. А просто так.

Но долго все это не длится. Следующей эмоцией, которую испытывает Томас – это страх.

И этот страх заставляет его сказать невероятное даже для самого себя:

– Ты иди. Иди к ним. А я побуду с Мэри.

Джек поднимает на Томаса удивленный взгляд. А потом хмыкает и легко поднимается на ноги. Он будто скинул с себя целую гору, потому что сейчас его движения не кажутся отрывистыми или чересчур медленными.

– Хорошо. Не забудь, что капать в глаза нужно каждый час, – говорит он.

Томас наблюдает, как Джек быстро надевает серый плащ и сапоги. Сфинкс все еще сер. Он все еще не готов вернуться.

Но шарф повязывает ярко-красный.

И это тоже дает надежду.

Проводив друга, Томас идет в гостевую спальню.

Мэри лежит на кровати, укрытая двумя одеялами, и смотрит в потолок. Ее когда-то совершенно серые глаза меняют цвет каждые несколько секунд.

К сожалению, на сегодня хорошие новости закончились. Марла и Капитан очнулись. Вот только Мэри это не помогло…

Тим

Выдох. Вдох. Прижаться потрескавшимися от мороза губами к холодной меди мундштука и дать этому миру еще немного музыки. Почувствовать ее, погрузиться в нежный трепет мелодии, текущей из раструба.

Забыть обо всем.

Самому стать музыкой.

С крыши дома, возле которого стоял Тим, спланировало несколько снежных хлопьев. Большая часть попала на плечи, «испачкав» белым идеально-черный плащ, а вот самые коварные, подхваченные легким ветром, угодили в глаза.

– Тьфу ты! – выругался Тим, и очарование момента ушло бесследно. Тряхнув волосами цвета воронова крыла, он на несколько секунд зажмурился, и снег превратился в воду.

Ну вот, теперь кажется, что он ревел как девчонка… Хорошо, что никого рядом нет!

Горшечный Квартал, в дневное время всегда шумный и многолюдный, затих, насмешливо глядя на Тима разноцветными витражами окон.

В открытом футляре, обитом внутри алым атласом, не было ничего, кроме снега, и если еще несколько минут назад Тим испытывал по этому поводу некоторое раздражение, то сейчас был рад, что его никто не видит.

А что до пустого футляра… Тим играет не ради денег. Он делает музыку.

И если быть честным до конца, то в пропахший едкой гадостью Горшечный Квартал он пришел не ради игры на трубе.

Положив инструмент в футляр, Тим щелкнул замком и выпрямился, глядя на затянутое серостью зимнее небо.

Интересно, дядя все еще ищет своего непутевого племянника, или уже смирился с тем, что Тим не вернется?

Тварям не место в доме людей, тем более таких благовоспитанных, как его дядя.

Тим выживет. Его вторая сущность не даст ему замерзнуть или умереть от голода, а труба – зачахнуть от скуки. А дядя пусть живет своей жизнью и забудет Тима как страшный сон.

Послышались возбужденные детские голоса, и из-за угла вынырнули двое совершенно одинаковых мальчишек лет десяти, за которыми семенила маленькая зареванная девчушка года на четыре помладше. Дети выглядели прилично: было видно, что их родители не живут в нужде или нищете. Судя по всему, малышка была младшей сестрой близнецов, и ее залитое слезами лицо было следствием того, что злые мальчишки отобрали у нее куклу. Голова куклы была в руках одного, остальное туловище прижимал к себе другой.

– Отдайте! Отдайте мне Салли! – крикнула девочка братьям, когда все трое поравнялись с Тимом.

Тим вздрогнул, едва не выронив футляр с трубой.

– А ты догони! – крикнул тот, что с туловищем, и, покосившись на застывшего неподвижно шестнадцатилетнего парня, который явно казался ему взрослым скучным дядькой, сорвался с места и был таков.

Второй близнец не решился оставить сестру в компании Тима. Напротив, взял хныкающую малявку в охапку и, обняв ее за крохотные дрожащие плечики, отдал ей голову Салли.

– Сейчас догоним Джеффри, и будет как новая, – строго сказал он, когда сестренка разревелась еще горше. – Хватит ныть!

Бросив на Тима еще один косой взгляд, он потащил малявку прочь. Туда, где скрылся его близнец.

– Вы убили ее! Вы убили мою Салли! – причитала малышка. Но вскоре ее голос стих. Затерялся среди домов и раскололся эхом.

Почувствовав, наконец, почву под ногами, Тим сунул замерзшую ладонь в левый карман плаща и вытащил оттуда неопрятную куколку, собранную из необструганных деревяшек, мятой мешковины и зеленой от старости медной проволоки. В том месте, где у несуразной фигурки при некотором воображении должно было находиться сердце, была воткнута серебряная портняжная булавка с жемчужным навершием.

Дорогая вещь.

Не каждому по карману.

– Тебя убили, Подлая Салли, – с каким-то остервенением прошептал он, глядя на свою куклу. – И я открою все двери этого города, обшарю каждый угол, но найду, кто это сделал…

Снова послышались шаги. Мягкие, пружинистые. Не обладай Тим безупречным слухом во всех смыслах этого слова, появление высокого мужчины на другой стороне улицы стало бы для него неожиданностью. Мужчина был безупречно сер, а красный шарф, слегка колышущийся при ходьбе, вызывал стойкие ассоциации с кровью.

На Тима будто шел оживший мертвец, которому за углом перерезали горло.

Торопливо спрятав куколку в карман, Тим слегка присел, положил футляр с трубой на заснеженную мостовую и открыл его. Погладил пальцами холодную медь, нежно и заботливо, словно любимого питомца.

Серый мужчина быстро прошагал мимо, будто и не заметив Тима, однако трубач, склонившись над своим инструментом, почувствовал зуд между лопаток, будто от внимательного взгляда.

Когда он решился поднять голову, улица снова была пуста.

Пожалуй, это было даже хорошо.

Выдох. Вдох. Поднести к искусанным губам холодную медь мундштука. Этому городу не хватает хорошей музыки.

Жаль, что Тим не дудочник и не крысиный король. Но он все равно найдет того, кто сделал зачарованную куклу и убил Салли.

Справедливости заслуживают все. Даже предатели.

Капитан

Несмотря на разогретый ароматами выпечки аппетит, кусок в горло не лез. Стоило откусить от первого блинчика совсем немного, как к горлу подкатил горький комок, и потребовалось немало усилий проглотить то, что уже оказалось во рту. Обижать Нику совершенно не хотелось, к тому же следовало хоть немного набраться сил после долгого забытья, однако второй попытки употребить блинчик по назначению, Капитан решил пока не предпринимать.

Ника, жадно наблюдающая за ним, сникла. Наверняка сегодня старалась как никогда.

– Невкусно? – поставив локти на стол, она грустно подперла левой ладонью подбородок и подарила Капитану взгляд верной собаки, радостно прибежавшей к хозяйскому порогу и получившую пинок под зад.

– Подожди немного, – поморщился Капитан. – В конце концов, я целый месяц спал. Разум уже на месте, а вот тело еще не заработало как следует.

Птичку его ответ удовлетворил. Она немного повеселела и перестала строить ему грустные глазки. Вскочив с места, она вихрем пронеслась по кухне, собирая посуду, поставила перед Капитаном чашку с черным, как смола, кофе и исчезла из кухни.

Кофе пошел лучше. Против него желудок не бунтовал, и Капитан с удовольствием сделал несколько глотков бодрящего напитка.

Надо признать, чувствовал он себя странно. Как будто Мэри, воскрешая его с помощью своего дара, забыла нарисовать что-то незначительное по форме, но крайне важное по сути. Капитан не мог понять, что именно изменилось, однако где-то внутри себя он чувствовал какую-то пустоту. Дыру в груди на том месте, где раньше трепетало сердце.

На миг испугавшись, Капитан подумал о Кире, но страх оказался напрасным: он все еще любит эту женщину и готов сделать все, чтобы она была счастлива. К Нике отношение тоже не поменялось.

Неторопливо прихлебывая кофе, Капитан принялся перебирать в уме сначала Призрачных Теней, потом работников центрального участка, а затем и просто знакомых.

Все было на месте. Он так же уважал Джека, не любил запах Томаса и считал детективов Крома и Ниарко пустыми болтунами, более всего способными писать отчеты, чем вести полноценное расследование.

Но чего-то не хватало. Чего-то очень важного, что раньше было частью его сути.

Раздался стук в дверь, прошелестели торопливые шаги Киры, и Капитан услышал тихий разговор эксцентричных напарников. Кира говорила глухо и отрывисто, а в голосе Джека звучали раздраженные нотки. Разобрать, о чем они беседуют, Капитан не мог, да и не пытался. Он чувствовал себя чужаком в собственном доме. И все никак не мог понять, чего же ему не хватает.

Роквелл вошел на кухню один, без Киры, и это заставило Капитана задуматься о странном поведении той женщины, без которой он уже не представляет своей жизни. Она ведь действительно будто бы рассержена на него. Вспомнить хотя бы, с каким остервенением она принялась перестилать его постель, когда он спросил о кошке.

– Рад видеть тебя живым, Капитан, – Джек, на несколько мгновений застыв на пороге кухни, прошел внутрь и, не стесняясь, заглянул в кофейник, а потом и увидел то, что стояло рядом. – О, блинчики! А варенье есть? Я предпочту крыжовниковое.

Хотя сфинкс нарочито делал вид, что все в порядке, Капитана было не обмануть. Он видел и залегшую складку на лбу Роквелла, и его немного затравленный взгляд. А уж то, что, вопреки всему, Джек был облачен во все серое, говорило о многом.

Таким он был в то время, когда Кира оказалась в руках похитителей, и никто из Теней не знал, жива она или нет.

В памяти вспыхнуло видение их первой встречи. И сейчас, с высоты знания, кем является Джек на самом деле, его странное поведение тогда было совершенно объяснимо.

– Я тоже рад, что остался жив, – коротко ответил Капитан, делая большой глоток. – Налей мне еще кофе. И да, крыжовникового варенья, скорее всего, нет.

Джек по-хозяйски достал чашку из кухонного шкафчика, налил себе кофе и наполнил чашку Капитана. Кошка так и не явилась, поддавшись меланхолии. Нужно ее расшевелить. Но что-то подсказывало Капитану, что это может сделать только Томас.

Джек устроился за столом напротив и с аппетитом вгрызся в первый блинчик. Глядя на него, Капитан даже на миг захотел повторить попытку поесть, но он решил, что пока не стоит. Надо окончательно убедиться, что он находится на этом свете. Осознать, что проснулся. И найти то, что Мэри забыла нарисовать.

– У тебя есть семья? – спросил он у Роквелла.

Джек от неожиданности поперхнулся и натужно закашлялся. Пришлось приподняться и похлопать несчастного сфинкса по спине.

– Есть, – прохрипел Джек, справившись с кашлем. – Но не в Рурке. Я осел здесь после войны… Думал, что этот город находится слишком далеко от линии конфликта, и я не встречу здесь никого из знакомых.

Капитан усмехнулся, оценив иронию. Когда-то именно когти Джека лишили Денвера Фроста глаза.

– Здесь действительно довольно мало тех, кто видел Тварей Унрайлы своими глазами, – произнес он.

– Мне и тебя одного хватает, – проворчал Роквелл, возвращаясь к блинчикам. – Ты представить себе не можешь, чего мне стоило начать работать с тобой.

– Настолько меня ненавидел? – поднял бровь Капитан. Решившись, он все-таки взял недоеденный блинчик и, зажмурившись, сунул его в рот.

– Нет. Но во время нашей схватки ты показался мне фанатичным придурком, и я не сразу поверил, что ты в состоянии работать с такими, как я.

Тошнота не вернулась и, ощутив прилив сил, Капитан протянул руку за вторым блинчиком.

– Жизнь не стоит на месте. Мы все меняемся под гнетом обстоятельств, – ответил он.

Джек же, напротив, будто бы потерял аппетит. Он всматривался в Капитана, едко и пронзительно, заставив того поежиться под всезнающим взором сфинкса.

– Что? – не выдержав, спросил Капитан.

– В тебе чего-то не хватает, – Джек слегка склонил голову набок, продолжая буравить собеседника пристальным взглядом.

– Ты тоже заметил? – криво усмехнулся Капитан. – К сожалению, после пробуждения, я никак не могу собрать себя по кусочкам. Думаю, со временем, дыра зарастет.

– Дыра? – теперь настала очередь Джека усмехаться. – Это не дыра, Капитан.

По тону голоса Роквелла Капитан понял: сфинкс раскусил, что именно забыла нарисовать Мэри.

Или не забыла, а сознательно упустила эту деталь?

– А что это? – не надеясь на ответ, спросил Капитан.

Джек грустно улыбнулся и покачал головой.

– Это тебе не нужно. Она гений.

Капитан не сразу понял, что Джек говорит о Мэри. Одновременно с этим пришло понимание, что ответа можно не ждать. А значит, придется искать его самому.

– Я хочу увидеть рисунок, – произнес он. – Мэри ведь рисовала меня и кошку?

Джек отставил подальше от себя блюдо с блинчиками и кивнул.

– Рисовала. Но, когда она погрузилась в транс, я забрал ее к себе. А полотно осталось в ее доме, в Обители.

Капитан поднялся из-за стола и прислушался к себе. Он все еще чувствовал себя чужаком в реальном мире, но дальше рассиживаться смысла не было.

– Ты не против прогуляться? – спросил он у Джека. – Я хочу увидеть этот рисунок. А заодно проверить свои силы. В конце концов, я месяц провел, бездна знает где.

– Это называется кровать, – усмехнулся Джек.

Но спорить не стал.

Поднялся на ноги, выглянул из кухни и громко сказал:

– Мы ушли!

– Куда? – откуда-то сразу подскочила Ника. В глазах девчонки застыла совершенно детская обида. Кажется, ее влюбленность так и не прошла, пусть птичка больше и не пыталась кокетничать с предметом своего воздыхания.

– Мне надо прогуляться, – Капитан почувствовал, что в горле стало сухо. Откашлявшись, он продолжил: – Спасибо за блинчики. Очень вкусные.

– Не обманывайте, – уныло ответила Ника. – Это Джек все съел.

Горько вздохнув, девчонка развернулась и скрылась в гостиной. Кира голос не подала. Ей все равно? Или дело в том, что она не хочет разговаривать с Капитаном?

Странно. Надо узнать, что случилось.

Но потом.

Сначала он должен понять, что же именно исчезло, и почему у него такое ощущение, будто теперь в его жизни все будет еще сложней?

Одеться быстро не получилось. Все валилось из рук, а поймать рукав зимнего плаща удалось лишь с пятого раза. Но не это удручало Капитана, а совсем другое.

Усталость. Не успел он проснуться, как уже жутко устал. Разум кричал, что все нормально, ведь после длительной болезни все чувствуют себя слабыми, но Капитан все равно казался себе немощным дохляком.

Да еще и пустота на месте чего-то важного не давала покоя. Казалось, будто сквозь эту воображаемую дыру вытекают силы, оставляя после себя лишь апатию и желание заснуть.

– Может, отложим? – ожидающий у двери, Джек прищурился. – Ты ведь из мертвых восстал… возможно, не стоит начинать жить так резко?

– Замолчи… – буркнул Капитан, прилагая все силы, чтобы идти ровно, а не шататься словно пьяный.

Из кухни послышались голоса Киры и Ники и Капитан, не сдержавшись, заглянул узнать, что там творится.

– Я не подумала… Тебе нужно было мне подсказать, – Ника, сидящая на краешке стула, выглядела совершенно расстроенной. Глаза у птички были на мокром месте.

– Спросила бы тогда… – Кира как раз вытирала стол, стоя спиной к двери, и появления Капитана не заметила. – Им нужен наваристый бульон, а не сладкая выпечка, которую в итоге сожрал Джек. Кошка, наконец, соизволила перестать ныть. Чем я, по-твоему, должна ее кормить?

– Предлагаю птичий бульон, – вслед за Капитаном в кухню заглянул Роквелл.

Кира обернулась. Не удостоив Капитана и взглядом, она набросилась на напарника:

– Вот почему ничего не оставил?! Забыл, что в этом доме двое были на пороге смерти?

– Ты ведь сама сказала, что больным нужен бульон, – казалось, будто Джек препирается по привычке. В его глазах и жестах не было обычной озорной жизнерадостности.

И вряд ли появится, пока не очнется Мэри. Кажется, сфинкс действительно искренне переживал за рисующую.

– И измученная кошка будет ждать, пока я буду его варить? – делая вид, что не замечает стоящего прямо перед ней Капитана, возмутилась Кира. Это так сильно напоминало его собственную боязнь смотреть ей в глаза, что он даже улыбнулся.