Просто будь

Я уже вдохновенно представляла себя студенткой, поэтому сочинение написала уверенно и быстро на свободную тему – что-то про отечество. А по поводу английского думала так: «Он же не профильный, «тройки» хватит, так что проходной балл набираю». Окрылённая, ожидала вместе со всеми результатов за сочинение.

Вызвали в аудиторию, выдали работы. Взяв свою, я моментально открыла последний лист и увидела огромную жирную «двойку». Присела на скамью. «Не может быть…за что??»

На глаза навернулись слёзы, пока я искала «за что». Наконец в той части сочинения, где я рискнула «блеснуть» политической грамотностью, на двух страницах «пленум КПСС» исправлен на «пленум ЦК КПСС» и «съезд ЦК КПСС» – на «съезд КПСС». И ни одной ошибки больше. Но этой, политической, мне хватило, чтобы вылететь из парадных дверей МГУ.

Домой возвращаться не хотелось. Подавать документы в другой вуз уже было поздно. В общежитии на Шаболовке завернулась в одеяло и стала думать, что же делать дальше.

—Лююд, проснись, там к тебе какой-то мужчина с бородой, – трогая меня за плечо, прошептала соседка по комнате.

С трудом «приходя в сознание», щурюсь на нее и недоумеваю, кто может меня знать в Москве??

После провала я долго плакала от обиды, нанесенной мне этим экзаменатором с «жирным красным». «Это же не факультет политологии, а факультет журналистики. Почемуу??» Я была такой верной и честной комсомолкой, бессменным комсоргом класса, что случившаяся несправедливость меня очень задела. К сожалению, я не была в себе уверена, чтобы идти и добиваться пересмотра моей работы. "А если начнут задавать другие вопросы о политике, а я не смогу ответить??" В общем, нарыдавшись, я погрузилась в сон, как в тёмную нору, и проспала до утра.

Мужчина с бородой… Слезаю с кровати и вместе с одеялом тащусь к дверям. И правда, вижу здорового бородача.

– Здравствуйте, Людмила. Я вам принес привет от тети Нины, – и протягивает мне белый конверт.

– Здравствуйте. Спасибо большое, – смущаясь забираю «привет», бородач прощается и уходит, я разворачиваю лист: «Люда, всё знаю, немедленно приезжай в Ленинград. Ничего не предпринимай в Москве.. Поживешь пока у нас. Целуем, ждём! Т. Нина и д. Саша».

Мобильных ещё не было, зато у тети Нины были связи повсюду и везде. Известная в Ленинграде пара – Александр и Нина, ведущие праздников и всяких торжеств.

Тетя Нина, сестра моего отца, пока я была школьницей, всегда держала меня в поле зрения, присылала письма, бандерольки, хотя мы никогда не виделись. Я ещё долго смотрела на письмо от тёти Нины, будто не веря, что оно реально. Казалось, кто-то наблюдал за всем происходящим и сказал: «Так, хватит, теперь – вот сюда».

И я подумала: а ведь это ещё один человек, который уверенно корректирует мой путь. Взрослея, я начну замечать: в критические моменты жизни всегда появляются такие люди. Не близкие. Не ожидаемые. Но важные.

И если ты сейчас в сомнениях и не знаешь, куда идти – посмотри внимательнее. Может быть, уже есть подсказка? Слово, письмо, взгляд, простая фраза. Если твоя душа откликается, иди по этому пути, он твой.

И да – Бог определённо любит говорить голосами случайных прохожих.

Глава 2. Держаться когтями

«Не возвращайся», – это значит будь сильной, не сдавайся, построй свою жизнь.

– Бахчисарайский, Куйбышево! 13-я кабина, 2 минуты! – звонким сопрано объявила оператор московского Главпочтамта в микрофон. Я, подхватив сумку с колен, побежала в конец зала.

– Алё, мам?

– Люда! Ну наконец-то… Как ты, какие новости?

– Такие… – собралась с духом. – По сочинению – «два». Перепутала съезд КПСС с пленумом ЦК… Надо было сто раз перечитать…

На том конце провода пауза…потом слышен вздох:

– Эхх… Ясно. Ну, что делать… Жаль, конечно, ещё один год терять…

– Меня тётя Нина в Ленинград зовёт…

– Зачем??

– Не знаю. Говорит, могу пока у них пожить. Наверное, не просто так. Может, есть какие-то мысли на мой счёт… Я поеду? – спросила я с надеждой, зная, что мама и тётя друг друга недолюбливали.

Тётя Нина, родная сестра отца, всегда казалась мне немного «чужой» на фоне маминых сестёр. Неудивительно – отец был к нам, ко мне и моим двум братьям, почти равнодушным. Я так и не узнала, каким он был на самом деле. Видела только две его стороны: молчаливый – когда трезвый, и нецензурный «потоп» – когда пьян.

И лишь однажды, когда он приехал ко мне в Ленинград, я заметила его скромность, застенчивость… Захотелось узнать его лучше, поговорить по душам, но – не получилось. Он уехал, и больше мы не увиделись.

Папа, если ты можешь слышать мои мысли… Я думаю, ты любил маму. Просто, возможно, не чувствовал от неё взаимности, поэтому ревновал, редко разговаривал с нами, детьми. Мне жаль, что ты был несчастлив. Но ты кормил семью, возил нас на море, я уверена, ты был хорошим, порядочным и честным человеком.

На моё «Я поеду?», как я и ожидала, мама возразила:

– Нет, погоди, это надо обсудить дома. Деньги на билет есть? Телеграфируй, как купишь.

– Хорошо. Пока. Целую, – я повесила трубку и вышла из кабины.

На улице было чудесно – ранний, тёплый вечер, в воздухе «слышался» аромат свежей выпечки… Ммм… может, сочни пекут?

Я пошла к метро через старый зелёный парк, где играл оркестр, кажется, вальс. Атмосфера уюта, как в Крыму у моря… Кое-где на деревьях уже желтели листья – значит, скоро моё 19-летие. Второе лето после окончания школы, а я всё ещё не студентка… «Всему своё время», – говорила мама.

Щурясь на нежное осеннее солнце, мысленно представляла себя в Ленинграде. Какой он? Тётя Нина писала, что очень красивый.

Старинный особняк факультета журналистики МГУ, его огромные прохладные аудитории в виде амфитеатра… Мой мозг и тело ещё живо «помнили» это пространство, эти мраморные лестницы со скульптурами светил наук, тяжёлые двери аудиторий, студенческие ряды с деревянными сиденьями и откидными столиками, кафедра внизу и гулкий голос преподавателя…

Надо уезжать.

– Мам, только страшно вас с папой оставлять. Он пьёт, вы всё время ругаетесь. Разводитесь уже, живите порознь. Всё детство мы с Максимом (мой брат, к сожалению, покойный – прим. авт.) слушали ваши скандалы… Пусть хоть Артёмка растёт без них.

Мама вздохнула, ничего не ответила…

Брат Артёмка родился, когда мне было 16. Третий, поздний, самый обласканный мамин ребёнок. Я брала его с собой на встречи с подругами. Он слюнявил мне плечо и кряхтел как медвежёнок.

Пока мы упаковывали чемодан, Тёма смотрел мультик про Винни-Пуха и заразительно смеялся, когда тот падал с дерева:

– Мишка очень любит мёд… Бум! … Почему? Кто поймёт? … Бум! … В самом деле – почему? … Бум! … Мёд так нравится ему? … Мааамааа! – Винни-Пух свалился в колючки. Мы хохочем все вместе.

Что ж, вещи собраны. Можно расслабиться. Мама протягивает конверт:

– Здесь письмо для тёти Нины. Я ей немного рассказала о тебе. Мы ведь не общались – так… лучше.

– Окей, – я убрала конверт во внутренний карман куртки и подсела к Артёмке, подумав с упрёком: «все мои недостатки, наверное, расписала».

Я, конечно, ещё та дочь – скорпион. Ей от меня доставалось, да и мне от неё тоже. Как старшая, я и отвечала за всех.

На железнодорожной станции в Бахчисарае мы, встречая мой поезд "Севастополь – Ленинград", за 3 минуты стоянки едва успели найти нужный вагон и забросить багаж в тамбур. Тут же быстро обнялись и мама сказала:

– И не возвращайся, поняла?…

Я кивнула…

И вот на верхней полке в купе еду в Ленинград. С какими целями – не знаю точно. Поступать на дневное поздно, на вечернее или заочное – общежития не дадут… Надежда только на тётю Нину, на её идеи. Смотрю в окно на мелькающие огни, на старых соседей. "Наверное, будут храпеть". Засыпаю прямо в джинсах. «Ночь-день – и уже приедешь».

Утром проснулась в отличном настроении. Душа моя ликовала – я еду в красивейший город строить своё будущее. Оно будет прекрасно. Целая жизнь впереди!

Набирая кипяток для чая, познакомилась с ленинградкой лет 30-ти, которая сразу взяла меня под опеку, не оставляла ни на минуту, рассказывая о любимом ею городе, о своей юности и расспрашивая о моей жизни в Крыму. Мы сидели на откидных стульчиках в коридоре и болтали, болтали. Незаметно прошёл день и, подъезжая к Московскому вокзалу, я уже чувствовала, что мой дом точно будет здесь.

Паровоз, замедляясь, бесшумно подтягивал вагоны к вокзалу. Вот и Ленинград… Попрощавшись со всеми, перетащила по очереди свои сумки на платформу. Высокая и худая, в джинсах и красной "дутой" модной куртке, смотрела на людей, спешащих к выходу, и крутила в голове мамино "не возвращайся".

Классное напутствие, кстати. Помогало мне в трудных ситуациях держаться "когтями", потому что Питер, известное дело, проверял на прочность. И, наверное, половина девчонок из общежития, в котором я жила, вернулись домой, не выдержав то ли тяжёлых условий работы, то ли климата… скорее всего, и то, и другое.

А мне после жаркого Крыма нравился прохладный ветер, морозная зима и весь этот уникальный питерский стиль, когда переливающееся свинцовое небо нависает над пастелью фасадов зданий.

Каждый день, выходя из метро рано утром в центр города, я восхищённо «обнимала» Невский проспект и Казанский собор, Спас на Крови и Адмиралтейство, Арку и Дворцовую площадь.

Днём работала, вечером училась, и не уставала. Мне нравилось все, потому что впервые почувствовала, как это классно управлять своей жизнью, быть свободной.

***

На платформе я стояла уже минут 5, но никто не подходил ко мне. Я уже начала искать в сумке адрес тети Нины, чтобы сказать его таксисту, как услышала позади себя:

– Вот, наверное, в красной куртке. Люда, ты? – пара – высокий и широкоплечий дядя Саша и стройная невысокая тетя Нина, заметно похожая на отца, подошли ко мне приветливо улыбаясь.

– И это весь твой багаж? – искренне удивился дядя Саша, подхватывая в обе руки большой чемодан, огромную сумку и такой же рюкзак, – ты к нам всего на 3 дня?

– Здрааасте, – улыбаюсь, – не знаю, как получится.

Замечаю, что люди они простые и открытые.

– Не смущай девушку, – беря меня под руку, сказала тетя Нина, – он всегда шутки шутит, привыкнешь. Привет, – обнялись. – Как доехала?

Мы сели в трамвайчик и двинулись по Лиговскому проспекту в сторону Купчино. Поскольку уже было темно, я увидела только очертания зданий, а уж само Купчино, пока мы шли пешком к дому, совсем не впечатлило. Жилые дома и дворы, ничего особенного. Заходим в подъезд, тетя Нина растегивает плащ, обмахиваясь носовым платком, и я замечаю, что она беременна.

– Завтра поедем в центр, ты увидишь настоящий Ленинград, – сказала, проворачивая в замке ключом.

Дальше меня ждали ещё два сюрприза: маленькая однокомнатная квартира и… полуторогодовалая Настя в гипсовых распорках на обеих ножках. За ребенком смотрела соседка, которая, как только мы вошли, поздоровалась и тут же попрощалась, скрывшись за входной дверью.

«Зачем же тетя Нина позвала меня к себе, если у них и места нет, и ребенок маленький?»– оглядывая фотографии на стенах, подумала я.

– Гавава баит! («голова болит»), – сказал ребенок.

Родители расхохотались…

Душ, ужин, и – "утро вечера мудреннее", под Настину болтовню я сразу провалилась в сон. Кресло-кровать в коридоре в маленькой квартирке с ребёнком и беременной женщиной – "этого лучше маме говорить не буду, иначе начнётся беспокойная суета".

Следующим вечером меня оставили в няньках на пару часов. Я развлекала Настю игрушками и вспоминала слова тёти Нины, что и она когда-то приехала одна, но ни родственников, ни знакомых не было. Всё сама. Вот и квартиру получила. Правда, название у неё странное – служебная… И за то, чтобы жить в ней, они по утрам моют подъезды в домах.

"Сколько всего неизвестного и непонятного… Может, и мне придётся так… Но всё равно домой не вернусь".

Что делают птицы, выбрасывая подросшего птенца из гнезда? Правильно: заботятся о нём.

Добро пожаловать в мою ленинградскую жизнь.

Глава 4. Авантюра или риск?

Когда считать действие авантюрным, а когда– рискованным? Например, девушка, выходящая замуж без любви, за человека, не уважающего её,– рискует или совершает авантюру? А если вытащить украдкой свои документы из кабинета директора, поверив другому директору в лучшие условия работы, – это авантюра или риск?

Комната моего общежития находилась на 9 этаже 16-этажного дома и оказалась малюсенькой, метров 10, с одной койкой у стены и другой – у окна. «Старушка» – моя соседка Надя 25 лет выглядела старше – крупная, чуть сутулая фигура, жидковатые светлые волосы до плеч и, что совсем уж стало шоком для меня – «повисшая» грудь, которую она «заворачивала», чтобы поместить в бюстгальтер. Она не стеснялась переодеваться при мне.

Ёе свадьба планировалась через неделю, Надя начала складывать свои безделушки, сувениры в коробку, готовилась к переезду, а мне не терпелось увидеть её жениха. Он не заставил себя долго ждать – пришёл вечером забрать кое-какие надины вещи. Длинный, как антресоль, и такой худой, что в профиль мог бы спрятаться за швабру. Он не проявлял к ней нежности, наоборот, вёл себя, мягко говоря, неделикатно, задевал, «плоско» шутил. Мне стало жаль Надю. Какой бы некрасивой и «старой» она не была, этот тип точно её не достоин.

В одну из наших вечерних посиделок на кухне с открытым в звездное небо окном Надя мне грустно сказала, что очень ей хочется уехать из общежития, родить ребёнка…а муж – или стерпится-слюбится, или разведётся, если будет невыносимо.

На свадьбе было шумно, жирно и пахло селёдкой. Мне казалось, что вся эта весёлая компания общается на каком-то незнакомом мне языке: эти взрослые мужчины и женщины, их «ха-ха», «ну ты даёшь!» их манеры были явно не из моего мира. Один – с круглым лицом – улыбался мне во весь рот, а потом подхватил два бокала с шампанским и торжественно направился в мою сторону. Не дожидаясь этого непрошенного визита, я быстро пересела к Наде и крепко обняла её. Опасность разочарованно прошла мимо.

Минут через 10, пока ещё не стемнело, контролируя свой тыл на всякий случай, не увязался ли кто за мной, добежала до общежития и плюхнулась в кровать. Вся комната – моя! Это было новое ощущение. Удивительное.

Рассыпав волосы по подушке, я вспоминала детали вечера, взгляды … «Наверное, что-то во мне есть?…Хм…Никогда не вышла бы замуж за такого, как надин муж, будь мне хоть 40. Что-то с ней будет? Бедная…»

Мужчины…они были для меня как люди с другой планеты. Со мной пытались знакомиться с виду нормальные ребята – в троллейбусе, в столовой, на остановке…

– Привет, мы не из одного института?

– Девушка, а у вас не будет зажигалки?

– Вы почему такая грустная?

Некоторые мне нравились, но я всё равно не решалась вот так просто заговорить. Тем не менее это были первые звоночки, что я, наверное, привлекательная. И, может быть, даже красивая. Но это не точно.

В этой маленькой комнате я прожила почти год – до окончания училища. Первое пространство, где можно было закрыть дверь и остаться наедине с собой.

Будущее, правда, выглядело не особенно светлым. По распределению нам всем предстояло отрабатывать три года на полиграфическом предприятии. Всю группу направляли на «Печатный двор». Работа – в три смены. Это означало, что учится будет очень сложно, если вообще возможно. На заочное идти не хотелось, да и у станка стоять 3 года тоже в мои планы не входило. Вспоминая мамины слова «закончи хотя бы техникум», я ещё в училище решила идти в вуз по ступенькам: ПТУ, издательский техникум на «корректора» и потом – на 3-й курс полиграфического института на «редактора». Но 3 смены – это был тупик.

В голове вертелось: «Хочу работать только в первую смену». Обратная связь от Вселенной, на удивление, пришла быстро. Может, очереди у неё в этот период не было?

В последний день экзаменов, поскольку я «отстрелялась» раньше всех, директор попросил меня помочь с оформлением документов. Я сидела за столом в актовом зале, где проходили выпускные зачёты, и быстро заполняла бланки. Иногда я поддерживала взглядом своих одногруппников, мол, «давай-давай!» и обратила внимание на незнакомого мужчину лет 35-40, с которым встретилась взглядом. Он был рыжий и усатый, синий костюм очень плотно сидел на нём.

Продолжила заполнять журнал, как вдруг услышала:

– Можно присесть?

Поднимаю глаза: рыжий мужчина в синем костюме.

– Да, пожалуйста. Вот, берите любой стул.

– Вы здесь работаете или учитесь?

– Учусь, но прямо сейчас работаю за секретаря, потому что уже всё сдала. А что?

– Я начальник печатного цеха, ищу грамотных специалистов в типографию, – ответил он.

Моя душа затрепетала: вот он, шанс! И спросила первое, что меня интересовало прежде всего:

– А у вас печатники работают в три смены?

– Нет, в две.

– Знаете, – зашептала я. – Мне очень нужна работа только в первую смену, потому что вечером я буду учиться на корректора и потом хочу работать корректором, – выпалила всё и сразу.

– Первую смену я могу вам обеспечить, это не проблема. Типография наша небольшая и находится на Дворцовой площади. Каждый день будете видеть красоту, – понизил голос и он.

Я затрепетала ещё сильнее.

– То есть мои условия выполнимы? И с корректурой тоже?

– Не вижу никаких препятствий, – улыбаясь усами, сказал начальник. Кстати, звали его Леонид.

– Ой, – а у меня препятствия есть: я обязана отработать 3 года на «Печатном дворе».

– Вы же секретарь, возьмите ваши документы и приходите завтра вот по этому адресу, – протягивает мне визитку. – Силой вас затащить на предприятие не могут, отрабатывать 3 года можно и у нас. Если что не так, говорите мне, я решу вопрос.

– Да!! – от радости чуть не выкрикнула я.

– Ну и замечательно. Жду вас завтра, – и ушёл.

«Меня украли», – пронеслась мысль, и ручка выпала из рук. Дворцовая площадь. Одна смена. Возможность учёбы. Вот это да! Как будто кто-то сверху мягко повернул нужный вентиль – и поток пошёл в другую сторону. Я рисковала. Но оно того стоило.

Я начала работать в типографии «Воениздат» на Дворцовой площади. Это было настоящее производство – с огромными ротационными машинами, гулом, маслом, бумагой, барабанами. Я приходила на работу к 8 утра, надевала рабочий комбинезон, завязывала «конский хвост» на голове и усаживалась на свою наблюдательную точку – смотреть, не уехала ли краска, не съехала ли линия, не порвалась ли бумага.

Мне нравилось. В этом был ритм, был шум, но и какая-то особенная сосредоточенность, сидишь, смотришь, как двигаются механизмы, бумага то всплывает, то исчезает, снова появляется и плавно соскальзывает на лоток…медитируешь одним словом…главное – не зазеваться и вовремя снимать печатные листы и ровненько уложить на паллету.

Леонид часто проходил мимо и каждый раз улыбался мне или подмигивал. Иногда казалось, что он намеренно ходит туда-сюда. А однажды, когда печатник, с которым мы работали парой, что-то кричал, смеясь, мне на ухо, Леонид остановился, похлопал его по плечу, мол, «иди-ка сюда» и что-то сказал такое, после чего мой бригадир больше не поднимался на наблюдательный пункт, когда там сидела я. "Хм… или строгий, или… ревнивый??" – смутила я саму себя.

Последствия моих лихих действий не замедлили сказаться. Как только я «сбежала» от законного распределения, меня сразу лишили общежития. Это было ожидаемо. Нарушаешь правила – освободи койко-место.

И ещё. Отдел кадров «Печатного двора», оказывается, получил моё свидетельство об окончании Полиграфического училища №4, и поскольку я сбежала, они его не возвращали. Наверное, ожидали, что я приеду за ним, и тогда меня закуют в кандалы в назидание остальным.

Однако мне не нужна была эта «книжечка». Беспокоился об этом документе только Леонид, видимо, для своего отдела кадров.

С вопросом о моём дальнейшем проживании я, естественно, обратилась к нему. Общежитий у типографии было два. Одно – огромное, шумное, с длинным широким коридором, общими местами пользования, зато находилось на Литейном проспекте, самый центр. Второе – почти мечта: обычная 4-комнатная квартира у станции метро Ломоносовская. Конечно, мне хотелось туда, где по-домашнему уютнее, тише. Но мест, увы, не было. В каждой комнате проживали две девушки. Леонид, выслушав молча моё грустное «ну нет так нет, поеду на Литейный», чуть приподнял бровь и произнёс:

– Поставим третью кровать. В большой "проходной".

Что из себя представляет эта "проходная", мне было не важно. Главное, что нашлось для меня место в этой квартире.

На сборы у меня был день, но я управилась быстрее. Ощущая как колотится сердце, вызвала такси.

В модной ситцевой юбке до пят, белой из тонкого хлопка блузке, с красной большой сумкой на плече и второй чёрной – в руках, я вошла в тенистый двор большого дома «сталинской» архитектуры на ул. Седова. Тихо, зелено… Где-то здесь квартира № 215 – то самое маленькое общежитие, где для меня есть уголок.

Нашла подъезд, поднялась на второй этаж, позвонила в дверь. Никто не открыл. Позвонила ещё раз. Тишина. «Вот интересно, никого нет», – я спустилась вниз.

Из окна первого этажа выглянула старушенция с причёской «розовый одуванчик»:

– Девушка, во-он там, на скамейке, сидит мамочка с коляской— она из 215-й.

– Спасибо большое!

«И откуда они всё знают-понимают, эти старушки», – усмехнулась я и направилась вглубь двора. За густой прохладной зеленью я увидела скамейку, на которой сидела девушка с темной кудрявой копной волос, покачивая коляску.

– Девушка, это вы из 215-й квартиры?

– Да, я, – а кто вам сказал? – спросила и засмеялась.

– Бабушка с первого этажа, – засмеялась я в ответ. – Это же ба-буш-ки, куда нам без них! Я по направлению от Леонида Григорьевича. Меня Люда зовут.

– Да, мне передали, что приедет новенькая. Я Марина, – ответила девушка, вставая со скамейки и поправляя короткую юбку на загорелых стройных ногах. Взглянув на меня задорными черными глазами, взъерошила волосы обеими руками. – Идём. Покажу тебе твоё новое жильё.

Так в моей жизни появилась Марина. А также её годовалая дочка – Наташка с рыжими кудряшками.

Марина открыла ключами входную дверь, и мы вошли в небольшой коридор "сталинской" квартиры. Паркетный пол был начищен мастикой и блестел. Высокий белый потолок освещала старинная люстра из мелких стекляшек, массивные стены наполовину выкрашены в светло-зелёный, местами потёртый, цвет. Кухня квадратная, метров 10, ванная, туалет – раздельные, всё старенькое, "поношенное", но было видно, что девчонки следят за чистотой. В коридор выходили три двери, но комнат было четыре.

– Вот здесь «проходная» комната, – открыла центральную дверь моя новая знакомая. – И твоя кровать здесь, – показала на большое арочное окно, у которого стояла застеленная свежим бельём кровать. Две другие расположились по углам – с полочками, столиками, книгами, фотографиями в рамках.

– Протянем вот так веревку по диагонали и повесим несколько штор, чтобы изолировать вас от "проходящих", – уточнила Марина, показывая направление панамкой, которую только что сняла с себя Наташка, требуя маминого внимания.

У Марины с ребёнком была своя отдельная комната. В остальных трёх, включая проходную, жили ещё семь девчонок. Примерно ровесницы – от 20 до 25, с разными судьбами, но с общей ванной, общей кухней и общей типографией на Дворцовой площади.

Каждый вечер, уставшая, я отдыхала у арочного окна, смотрела на небо и думала: впервые я живу так, как хочу, и поэтому начинаю нравится сама себе. Всё-таки риск – хорошее дело.

***

Авантюра – опасное действие с неясными последствиями. Риск – сопровождаемое опасностью действие с понятными желаемыми целями.

Рискуйте, чтобы двигаться вперёд!

Глава 5. "Нет" другим – это "да" себе

Если ты пока ещё не веришь, что заслуживаешь лучшего, – Вселенная будет предлагать тебе в том числе и что-нибудь нелепое. Важно, как ты поступишь с этим – примешь или откажешь?

Переодевшись после смены в плиссированную юбку и голубую майку с открытой спиной, которую приятно щекотали отдыхающие от «хвоста» волосы, выхожу из раздевалки и натыкаюсь на Леонида. Вид у него озабоченный. Видимо, дожидался меня.

– Людмила, слушай, – берёт меня под руку и отводит в сторону, где стоит ряд загруженных паллет. – Нам нужно решить вопрос с твоим свидетельством.

– А что такое? – удивляюсь. – Не хотят отдавать?

– Не хотят. Но я нашёл решение. Нужно просто показать им один документ…и тогда они вернут…

И ппочему-то залился краской. Я напряглась в ожидании «сюрприза».