banner banner banner
Алмазный эндшпиль
Алмазный эндшпиль
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Алмазный эндшпиль

скачать книгу бесплатно


Сема взял чашку, развел в воде стиральный порошок и преспокойно опустил туда изумруд.

– Э-э! – встрепенулся Моня.

– Не экайте, Верман, – попросил Семен Львович.

– Вы мешаете эксперименту.

Майя, забыв об обиде, смотрела во все глаза.

Подождав несколько минут, Сема вытащил камень, положил на стол и направил на него свет. Еще несколько секунд прошло в сосредоточенном молчании. Майя и Моня замерли, открыв рты, а за Моней торчал и заглядывал через плечо Яша, забыв про свои обязанности.

– Картина маслом! – торжествующе провозгласил Сема и хлопнул ладонью по столу.

Изумруд подпрыгнул, и Моня подпрыгнул вслед за ним.

– Ты что?! – воскликнул он.

– Скажи по-человечески, что ты нашел?

– Я тебе и говорю по-человечески, в прямом смысле: картина маслом! Иди и посмотри.

Все четверо сгрудились над изумрудом. Майя взглянула на чашку с порошком:

– А что это за зеленые разводы?

– Масло, – рассмеялся Дворкин.

– Моня, можешь сказать своему клиенту, что он купил натуральную масленку.

Майя поднесла камень к глазам. Теперь она отчетливо видела внутри изумруда пузырьки воздуха и трещины.

– Хитрецы, – заметил Сема.

– Пропитали изумруд маслом с красителями, заполнили пустоты. Маскировка! Слыхал я про такой способ, но думал, что им уже сто лет никто не пользуется.

– Вы растворили масло! – догадалась Майя.

– Вот зачем порошок – вместо растворителя! Моня, вашего клиента надули.

Верман пожал плечами:

– Это разве надули? Эх, Марецкая, не знаешь ты, что такое надули…

Они с Семой переглянулись, и в глазах обоих мелькнуло мечтательное выражение.

– Дядя Моня, без ностальгических воспоминаний, пожалуйста, – попросил Яша.

– Мы все знаем, что по вас плачет уголовный кодекс.

Вопреки ожиданиям Майи, Моня не рассердился. Он лишь погрозил племяннику пальцем:

– Яков, Яков! Моня Верман – хитрый человек, но он не вор. Я помогаю обмануться тем, кто сам обманываться рад. И только!

Загадочно улыбнувшись, он забрал изумруд и ушел звонить клиенту.

– Даже не верится, сколько существует способов морочить покупателей, – задумчиво сказала Марецкая.

– А ведь этот изумруд наверняка стоил его владельцу приличную сумму.

– Это что… – протянул Сема.

– Ты знаешь, что в Китае какой-то местный китайский умелец изобрел способ заполнять трещины и пустоты? Причем таким образом, что обнаружить это практически невозможно! Нужен очень сложный анализ, который покажет, что бриллиант обрабатывался искусственно. Понимаешь, уточка, что это значит для ювелиров?

Майя понимала. В любом драгоценном камне есть включения – внутренние повреждения. Трещины, пузырьки воздуха, слоистость, черные точки… Десятки лет ювелиры пытаются найти способы избавиться от них. Чем чище камень – тем выше цена! Но способы эти либо дорогостоящие, либо граничат с обманом. Человек, который придумал бы, как за умеренную стоимость «очищать» драгоценные камни, обогатился бы. И обогатил тех, на кого работал.

– Постойте, Семен Львович! – спохватилась она.

– Но если бы это было правдой, к нам из Азии уже вовсю бы шли обработанные таким способом алмазы! А я пока не наблюдаю на рынке большого количества чистых бриллиантов.

– Так в том и дело, – вздохнул Сема.

– По слухам, отдельные группировки их китайской триады передрались между собой за право первыми внедрить этот способ в производство, и желтолицый изобретатель сбежал, унеся с собой секрет. Решил остаться бедным, но целым. И я его где-то понимаю. Но – ах, какую технологию потерял ювелирный мир!

Майя обдумала его историю.

– А мне кажется, что все это выдумки, – наконец сказала она.

– Извечная мечта ювелиров, воплощенная в сказке об умном человечке. Человечек один нашел то, над чем бьются целые лаборатории! Семен Львович, это тоска по настоящему герою, вот только герой не пришел-увидел-победил, а пришел, изобрел и убежал.

– Вовремя сбежать и оставить шкурку целой – это своего рода подвиг! – моментально отреагировал Дворкин.

– Может быть, ты и права. Легенда о святом Граале ювелирного дела… А что ни говори, было бы здорово найти его.

– Да вы романтик, Семен Львович!

– Увы, уточка моя, в моем возрасте романтиком уже быть нельзя. Романтичны могут быть лишь юные! «Старый романтик» – это деликатное обозначение старого дурака.

Дворкин, напевая под нос, положил перед собой два алмаза и прищурился. Майя вернулась к своему янтарю и обхватила голову руками. Солнечные, медовые кусочки янтаря словно дразнили ее. Она любила янтарь и всегда успешно работала с ним. Отчего же сейчас ничего не получается?

– Уточка, подай планшайбу и угломер, – попросил Сема.

– А что ты сидишь загадочная, как Мона Лиза?

– У меня работа не идет, – призналась Майя.

– Дай-ка взглянуть…

Семе хватило одного взгляда, чтобы понять, в чем загвоздка.

– Не ложится камешек, – пробубнил он, почесывая в затылке.

– А вот так пробовала? Нет, нехорошо. А вот так? Гм, опять не то. Странно…

– Вот именно, странно! Вы тоже замечаете, правда? И я никак не могу понять, в чем причина! Янтарь практически одинаковый, подобранный, весь из родного ожерелья. Мне его принесли уже рассыпавшимся, но какая разница?

– Кто принес? Старушка в черной шляпке?

– Да, она. Вы ее знаете?

Эту старушку Майя окрестила божьей коровкой. Маленькая, круглая, с улыбчивым розовым личиком, она носила красный плащ и черную фетровую шляпку. Плащ топорщился на лопатках, как будто под ним прятались жесткие надкрылья. Старушка неторопливо переползала от витрины к витрине, и Майя не удивилась бы, если бы на крыльце она встопорщила крылышки и улетела.

– Смешная бабусечка, – сказала она с улыбкой.

Сема приподнял очки и посмотрел на нее с осуждением:

– Эта смешная бабусечка – Анна Андреевна Ольховская, между прочим, дочь той самой Ольховской. Как – какой? Бонны детей Николая Второго! Или ты знаешь другую Ольховскую?

Майя не знала никакой, но признаться в этом постыдилась.

– Ее мать расстреляли, а сама Анна Андреевна сумела бежать из СССР. Ее занесло сначала в Марокко, а потом – в Англию. Да по ее приключениям можно писать романы! В Англии она вышла замуж за потомственного аристократа, ездила с ним по всему свету, а когда похоронила его, вернулась в Россию. Между прочим, уехать из страны ей когда-то помог дед нашего Мони Вермана. Все ниточки сходятся, все, рано или поздно…

Дворкин снова нацепил очки на нос.

– Тэ-экс, давай посмотрим, в чем загвоздка. Анна Андреевна коллекционирует янтарь, у нее есть отменные вещички. Но ведь и на старуху бывает проруха. Постой-постой…

Ювелир подержал в ладони тот янтарь, который не давал Майе покоя, подкинул его. Затем взял нож и поскреб им по оборотной стороне янтаря.

– Ах вот оно что! Удачный сегодня день на подделки, уточка.

– Это поддельный янтарь?! – не поверила Майя.

– Как вы определили?

– Смотри сюда. Видишь, я провел ножиком – и с него снимается стружка. Настоящий янтарь дал бы крошку. И есть еще один способ.

Сема набрал воды, высыпал в стакан десять ложек соли, размешал и бросил в воду фальшивый янтарь. Тот, покачиваясь, опустился на дно.

– А теперь давай другой для сравнения.

Второй кусочек всплыл.

– Известный способ, хоть и не стопроцентный, – пояснил Сема.

– Настоящий янтарь плавает, подделка тонет. Правда, будь твоя подделка из полистирола, она бы тоже плавала. Но на этот раз нам повезло. Ожерелье собрали из разных камней, один попался фальшивый. А ты, значит, проверку соленым раствором не знала? Эх, молодешшшь…

И Дворкин вернулся к своему гранильному станку, напевая: «Раз пошли на дело я и Рабинович…»

Глава 3

После работы Майя отправилась не домой, а на старую квартиру, из которой недавно выехали жильцы. Жильцы были хорошие, и Марецкая жалела, что они уехали. С ними она была спокойна за свою квартиру, как будто передала верную собаку на время в хорошие, заботливые руки.

Как только Майя свернула во двор, она сразу почувствовала, что здесь что-то случилось. Марецкая выросла в этом дворе. Но квартира, доставшаяся Майе после смерти отца, была слишком велика для нее одной, и, подумав, она сдала ее, а сама сняла крошечную однокомнатную хрущевку в двух шагах от работы.

Но, хотя вот уже больше года Майя жила в другом месте, она по-прежнему ощущала этот двор как часть себя, как что-то настолько родное и близкое, что, уезжай не уезжай, а связь с ним не рвется, держится натянутой паутинкой, непрочной лишь на первый взгляд.

Павел, которому она попробовала как-то рассказать об этом, с насмешкой обозвал это мистической пуповиной. Все, на что он ставил клеймо мистики, было для него абсурдным и глупым. «Сверхъестественная связь с двориком детства, – вещал Паша и делал пассы в воздухе перед лицом Майи, изображая гипнотизера. – Сейчас вы увидите, как испытуемая разрыдается от переполняющих ее ностальгических воспоминаний, а затем продемонстрирует нам невероятные способности по считыванию энергетических контуров окружающего пространства!»

«Сейчас из второго подъезда кто-то выйдет», – сказала Майя, отводя его руку в сторону.

Павел с готовностью уставился на второй подъезд и даже брови поднял в ожидании того мига, когда станет ясно: нет, никто оттуда не появится, и можно будет дать волю своему чувству юмора. Прошло несколько секунд. Он открыл рот, и тут дверь приотворилась, и немолодая женщина с набитым пакетом деловито прошлепала к мусорным бакам.

Павел обернулся к Майе. «Ты слышала шаги на лестнице», – констатировал он.

Она отрицательно покачала головой.

«Да брось, – настаивал Паша. – Признайся, что слышала! В этом „колодце“ даже пукнуть нельзя, чтобы соседи не были в курсе!»

И вот ведь какая ерунда… Она мирилась с куда большими его недостатками, но последней каплей стал именно тот разговор. Не смешно ли? Обидеться из-за того, что он не поверил ее словам и посмеялся над ней! Правда, Паша над всем смеялся, но почему-то тогда ей стало… нет, даже не обидно, а противно. И его манера передразнивать ее показалась омерзительной, а сам Паша вдруг предстал не двухметровым красавцем в щегольском шарфе, а маленьким злобным карликом, вокруг горла которого обвивается змея.

«Это все двор постарался, – потом решила Майя. – Про змею я сама не смогла бы придумать, у меня фантазии не хватило бы».

Павел так и не понял, отчего она его прогнала. И даже пытался потом выспрашивать у общих знакомых, не появился ли кто у Майки в последнее время. В голове у него никак не укладывалось, что можно порвать отношения из-за таких пустяков! В конце концов он пришел к выводу, что у Марецкой совершенно нет чувства юмора, ей было тяжело тянуться за ним, вот она и дала выход комплексу неполноценности.

И, решив так, полностью успокоился: его достоинство не пострадало.

Но сейчас, стоя во дворе и рассматривая морщинистые стволы лип, только начинавших зеленеть, Майя знала точно: здесь что-то произошло. В воздухе остался след, неуловимый отпечаток чего-то страшного.

Из-за угла вывернула ее соседка, Вера, волоча две тяжелые сумки. Подошла к Майе, откидывая светлые волосы со лба, поздоровалась:

– Как ты? Приехала своих жильцов проведать?

– Нет, Вер, они неделю назад съехали. Хочу посмотреть, нужно ли после них делать ремонт или и так можно сдать.

Майя подхватила одну из сумок, и женщины двинулись к подъезду.

– Знаешь, что у нас сегодня случилось? – спросила Вера. – Кеша-пьяница с крыши упал, разбился.

– Кеша? – ахнула Майя, хорошо помнившая безобидного старого алкоголика. – С ума сойти! Самоубийство?

– Ох, какая-то странная история, честно говоря, – Вера понизила голос. – Катерина Федоровна со второго этажа уверяет, что видела во дворе трех мужчин с пистолетами. Говорит, у них перестрелка была. Но при чем тут наш Кеша, не объясняет.

Майя скептически хмыкнула:

– А в прошлом году Катерина Федоровна рассказывала, что у нас во дворе приземлился истребитель, украл герань у нее с подоконника и улетел.

Они уже поднимались вверх по лестнице. Как ни странно, но ощущение чего-то нехорошего не оставляло Майю и здесь.

– Понимаешь, Май… Выстрелы-то и в самом деле были. Их не только тетя Катя слышала, но и другие соседи. Громкие, на весь район. И действительно непонятно, зачем Кешу наверх понесло. Разве что он убегал от кого-то…