скачать книгу бесплатно
Эти споры повторялись регулярно, но ничего не менялось: Кулек с Поваром невозмутимо пили пиво, Яша ожесточенно сражался с дядей за право составить им компанию, а Моня кипел и булькал, как камчатский гейзер, но поделать ничего не мог.
Майя села за свой стол, разложила срочные заказы, поглядывая в салон. В их с Семой каморке одна стена и дверь были стеклянные. Моня Верман утверждал, что клиентам нравится смотреть на работу ювелиров. А Майя любила исподтишка наблюдать за посетителями салона «Афродита».
Это место было хорошо известно в Москве. Владел им предприниматель Аман Купцов, хозяин сети недорогих ювелирных магазинов. Но «Афродита» стояла особняком среди них.
Сюда наведывались настоящие ценители камней, сюда приносили украшения на переделку, сюда шли купить стоящие бриллианты, которые Моня разыскивал по всему миру.
В конце концов, здесь хозяйничал Моня Верман!
– Сема, к нам по проспекту телепается какая-то баба, – нараспев сообщил Верман.
– И я чувствую, она идет не за просто так.
– Фу, Моня, что за жаргон, – поморщился Сема.
– Да, я вижу даму. Дама благородной наружности, чтоб я так смотрелся, как она.
– А шо я такого сказал? – возмутился Моня.
– Шо такого? Я разве спорю, что это дама? Моя тетя Рая из Одессы выглядела очень даже похоже до тех пор, пока не переехала на Брайтон-Бич.
– А что с ней случилось на Брайтон-Бич? – заинтересованно спросил Яша.
– Да помэрла, – флегматично отмахнулся Моня.
– Не вынесла расставания с малой родиной. Порвалось сердце от грусти.
– Что ты говоришь, Моня! – воскликнул Сема.
– Твоя тетя Рая из Одессы скончалась оттого, что в нее врезался молочный фургон на переезде.
– Вот я и говорю, – подхватил Моня.
– Сердце разорвалось от грусти. Разве мог в Одессе въехать в тетю Раю какой-то поц на фургоне?
Звон колокольчика положил конец их спору. Дверь широко распахнулась, впуская внутрь посетительницу в облаке духов и автомобильной гари.
Сема с Моней, утратив всю шутливость, одновременно поклонились вошедшей, и первый исчез в подсобной каморке, где сидела Майя, а второй выжидательно замер за прилавком. Яша, повинуясь незаметному знаку дядюшки, притулился в углу и не отсвечивал: учился.
Дама благородной наружности, как выразился Сема, хоть и несколько мужеподобная, твердыми шагами прошла к витрине, не ответив на приветствие, и нависла над ней. Глаза навыкате впились в украшения, выложенные на темно-синей подложке. Пальцы в бархатных перчатках слабо шевелились, будто самостоятельно решая, что же схватить. На среднем пальце, плотно насаженный на ворсистую ткань, красовался толстый, как шмель, перстень с хризолитом.
Все ждали выхода Мони. Но Моня пока молчал. Другой на его месте уже давно поинтересовался бы, чего хочет клиентка, но Моня молчал: почтительно, внимательно, но без малейшего оттенка выжидательности. Боже упаси торопить покупательницу, боже упаси!
Это было не томление консультанта, мающегося от безделья и ждущего – когда же, когда же, наконец, к нему обратится медлительный клиент. Нет, Моня Верман молчал профессионально, делая вид, будто занимается своим делом в трех шагах от дамы, но в то же время неуловимыми флюидами давая понять, что он здесь, рядом, готов в любую секунду прийти на помощь. Как рыбак, подстерегающий крупную рыбу, он опасался раньше времени дергать наживку.
Тишина затягивалась. Со стороны это могло бы показаться проявлением неуважения, но Майя видела: Верман работает, и он лучше всех знает, что делать.
Наконец покупательница пришла в движение. Как башня танка, она начала неторопливо поворачиваться к продавцу, и Моня тотчас исчез с того места, где он стоял, и материализовался напротив дамы: скромный, послушный ее приказу.
– Мадам желает что-то посмотреть? – с невыносимо еврейским, карикатурным прононсом осведомился он.
– Какое из украшений заинтересовало мадам?
Откуда ни возьмись, появилась у Мони дикая картавость. Движения стали суетливыми, и сам он ссутулился и будто бы даже уменьшился.
Никто не выказал ни малейшего удивления: если Моня считал нужным кривляться, значит, следовало принять это как должное.
– Покажите изумруд, – величественно приказала дама, снимая перчатку.
– Вот этот.
– Прекрасный выбор, прекрасный! – льстиво одобрил Верман.
– Я уже заметил по перстню, что у мадам отменный вкус! Вот, пожалуйста, прошу вас!
Кольцо с изумрудом уселось на палец левой руки. Дама вытянула руку, окинула взглядом картину: мясистый розовый палец и нежный зеленый изумруд.
– Роскошно, – только и сказал Моня, понизив голос.
– Дайте-ка мне бирку, – потребовала дама, не снимая кольца.
– Что у вас за камешек?
– Бесподобный камень, – с тихой укоризной отозвался Верман.
– Бесподобный.
– Да у вас все бесподобное, – фыркнула покупательница.
– Врете, поди.
– Мадам сомневается не во мне, – строго ответил Моня.
– Мадам сомневается в своем вкусе. Как можно! Прошу, обратите внимание.
Он провел пальцем по строчке, и они оба склонились над ценником.
– Я не говорю вам за чистоту, – покачал головой Моня.
– Ваши глаза не обманешь, вы сами видите, какой чистоты этот камень. Ваш супруг, дай бог ему долгих лет жизни, умрет, когда увидит его! Но я скажу вам за караты. Посмотрите, вы видите это число? Все будут видеть это число, поверьте! Будут глядеть огорченными глазами и плакать, потому что не каждый может позволить себе носить изумруд в два с половиной карата.
– А где его гранили? – проявила осведомленность дама.
– А как ви думаете?! – воскликнул Верман.
– Конечно, Колумбия! Он оттуда родом, как Христофор Колумб и Паганини. У нас, поверьте, вы не найдете таких камней! Когда-то были на Урале, но где сейчас тот Урал? За уральским хребтом и дальше, боже ж мой. А вы слышите, как он поет? Слышите? Это песня весны, поверьте мне, старому человеку!
Дама внимала. Она уже кивала, соглашаясь с картавой скороговоркой, уже другими глазами смотрела на кольцо.
Перед Майей разворачивался театр одного актера. Моня обладал невероятной способностью продать кому угодно что угодно. Но этот талант был лишь верхушкой айсберга, практическим применением другого, более глубокого и объемного.
Верман феноменально разбирался в людях. Он читал их, как научившийся читать ребенок читает вывески: жадно, торопливо, крайне редко ошибаясь в незнакомых буквах или непривычном написании. Как старая гадалка определяет прошлое и будущее, угадывая их не по картам, а по облику клиента, так и Моня имел наметанный глаз, невидимым лучом сканирующий любого.
Проницательность его поначалу казалась Майе сверхъестественной. Случалось, Верману хватало одного взгляда на вошедшего, чтобы шепнуть Яше: «Твой клиент». Почти всегда это означало, что он не желает тратить время на бесперспективного посетителя. И всегда оказывался прав.
Со временем Майя начала понимать, что это не так сложно, как кажется на первый взгляд. Выражение лица, одежда, манера держаться могли сказать о многом. Она сама научилась отсеивать владельцев спортивных костюмов, заскочивших в магазин по ошибке, и компании смешливых женщин, забежавших полюбоваться на украшения без цели купить их. Научилась распознавать, кто уйдет с покупкой, а кто останется разочарованным их ценами.
Но до Мони, как говорил Сема, всем им было далеко, как до Монблана. Он был недостижим. Он обладал самым главным чутьем: безошибочно определял, кого можно обманывать, а кого нет.
Колокольчик вновь прозвенел, дверь закрылась. Моня перевел дух и с торжествующей улыбкой оглядел сотрудников.
– Что ты ей втюхал? – осведомился Яша, когда покупательница с кольцом скрылась из виду.
– Почему сразу втюхал? – ощетинился Верман.
– Яков, женщина сама выбрала весчь, ушла счастливая! Откуда такие подозрения? Она считает, что понимает в камнях. Зачем я буду ее разубеждать?
– А она не понимает? – спросила Майя.
Сема рассмеялся, а Верман воздел руки к потолку:
– Боже ж мой, дама так же разбирается в изумрудах, как я в страусином помете! Ты видела, на что она посмотрела в первую очередь? На караты. А что самое важное в изумруде?
– Цвет, – не задумываясь, ответила Майя.
– Именно. А в бриллианте?
– Чистота и огранка.
– Вот! Запомни, деточка: каждый имеет тот камень, которого заслуживает.
– Ага! – снова встрял Яша.
– А Колумб и Паганини чем заслужили такую родину?
– Ой, да я вас умоляю! – пожал плечами Моня.
– С того Колумба не убудет, а дама ушла, повысив свою образованность.
Пока Верман спорил с Яшей, Сема тихо сказал, подняв очки:
– Ты поняла, что он ей продал?
– Имитацию? – так же тихо отозвалась Майя.
– Или дублет?
– Э-э, нет, камень-то настоящий. Даже не синтетика. Только вот тресковатый. И мутный. Я его славно обработал, все дефекты ушли под оправу. Моня давно хотел от него избавиться, больно уж он выделялся.
Дворкин улыбнулся и вернулся к своей работе.
Сема Дворкин – огранщик. Моня говорил, что Сема – гениальный огранщик, но тот всякий раз скромно поправлял: «Не гениальный, Моня, не гениальный. Говори просто: великий».
Для Майи Дворкин оказался неисчерпаемым источником информации. О камнях он знал все.
– Знаешь, девочка, как раньше гранили бриллианты? Друг об друга, да-да, представь себе! Ах, какой неразумный расход сырья! Алмазы закреплялись в станках и терлись один об другой. А первый гранильный станок появился только в начале нашего века. То есть прошлого века, конечно же! Все никак не могу привыкнуть, что живем в двадцать первом. Слишком много вокруг анахроничного.
– Например?
– Например, я. А что ты смеешься? Граню по старинке, без всяких новомодных лазеров, работаю медленно… Да, допотопное я чудовище.
«Допотопное чудовище» учило Майю хитростям ремесла ювелира. Как-то раз она обратила внимание на комплект с изумрудами – серьги и кулон в форме дельфина – и восхитилась работой мастера.
– Накоплю денег и куплю себе такой, – пообещала она.
Сема крякнул, достал лупу и усадил Майю рядом.
– Посмотри-ка, уточка, поближе на эту красоту. В кулоне – дублет. Видишь?
Майя непонимающе вскинула брови. Камень как камень, зеленый, прозрачный.
– Сработано неплохо, сразу и не заметишь, в чем подвох. Но если ты будешь внимательно смотреть своими ясными глазами во-о-т сюда…
И тут Майя увидела. Тонкая линия, похожая на трещину, рассекала камень на две неравных части.
– Здесь не один камень, а два, – объяснил ювелир.
– Сверху – настоящий изумруд, только махонький. А к нему приклеен другой камень, куда дешевле. Думаю, сюда пошла синтетическая шпинель. Но сколько стоит та шпинель, и сколько – изумруд! Улавливаешь мысль, птичка моя?
– Улавливаю, – пробормотала изумленная Майя.
– Плоскость склеивания легко найти, поэтому ювелиры стараются прятать ее в оправу. Платишь за двухкаратный изумруд, а получаешь того изумруда на треть карата. Остальное – пшик!
– Его на самом деле склеивают?
– А как же. Не клеем ПВА, ясное дело, а специальной пастой. Цвет в тон подбирают – и вот вам здрасьте, камешек будь здоров! Теперь давай твои сережки поглядим.
Дворкин приблизил лупу к зеленым камешкам.
– Вот тебе один, курочка, а вот и второй, – пробормотал он.
– А с этими что? – с горечью спросила Майя.
– Тоже склеенные?
– Нет, эти – синтетические. В лаборатории их вырастили, этих красавцев. Стоят в десять раз дешевле настоящего изумруда, но не в цене дело. Скажем, синтетические бриллианты почти такие же дорогие, как и настоящие. Но только они все мертвые. Души в таком камне нет, вот что я тебе скажу. И никаких свойств, какие настоящему изумруду присущи.
– Как вы определили, что они синтетические? Я думала, только анализ может сказать наверняка.
