скачать книгу бесплатно
(2012)
Вопрос:Что Вас питает, каков внутренний подток?
«Блажен, кто верует, тепло ему на свете…» Чудо веры в том, что ты никогда не чувствуешь себя одиноким. (I, 160)
Вера, Надежда, Любовь
(2002)
Вне зависимости от того, как изменился мир за эти годы, рано или поздно, хочет того человек или нет, Бог ставит перед ним вопросы самые простые, одинаковые для всех, вне зависимости от образования, социальной принадлежности или вероисповедания, и человек на эти вопросы должен отвечать. В конечном итоге от того, как он ответит, зависит, каким этому человеку быть и что он оставит после себя.
Для России эти вопросы умещались в три понятия, в три женских имени – Вера, Надежда, Любовь: во что и в кого ты веришь, на что и на кого надеешься, что и кого любишь.
И как бы ни изощрен был мир сегодня, эти три силы являются основой в защите бытия перед небытием. (II, 41)
ВЕРОТЕРПИМОСТЬ
(1993)
В России, когда принималась присяга в Александровском училище или в любом военном Пажеском корпусе, при принятии присяги был и священник православный, и мулла, и ксендз, то есть это было едино – все принимали присягу на верность Царю и Отечеству. Каждый представитель своей конфессии.
Русский офицер всегда был русским офицером, вне зависимости от своего вероисповедания и национальности. Но самое главное, существовали некие законы, которые были выше законов человеческих. И это было самое главное. И это была идеология. И это был сдерживающий центр.
Как только это разрушилось – все стало возможно…
И тогда возникло то, о чем говорил Александр Сергеевич Грибоедов: «Колебание умов ни в чем не твердых». (V, 1)
ВЕРЕВОЧКИ
(2001)
Веревочки… Как сейчас помню. В Столешниковом переулке, в самом знаменитом магазине пирожных, стоит тетка за прилавком, которая пирожными торгует и кладет тебе в коробку «корзиночку», «картошку», а ты стоишь и предвкушаешь удовольствие… Наконец она закрывает все это крышкой, завязывает, а потом начинает с кем-то разговаривать и навязывает, и навязывает узлы.
Вяжет она и вяжет, а я думаю, мама родная, что же ты делаешь…
Ведь привезу я эту коробку, которую ты завязала, наверное, узлов на сорок, домой. И что?
Казалось бы, возьми ножницы или нож, разрежь веревку, и все. Ан нет. Нам с сестрой и братом дома категорически запрещалось резать бечевки и ленты, которыми были завязаны покупки и подарки. (Я помню, на кухне в буфете открывался ящик, и в нем лежали пробки, на которые были намотаны эти самые ленточки и веревки.) И вот ломались ногти, доставались иголки, чтобы все это поддевать и разворачивать.
Для чего? Почему?!
А потому, что, как говорил Серафим Саровский: «Паче поста и молитвы есть послушание». Это была для нас настоящая школа, урок – всегда доводить начатое дело до конца.
Вот и раскручивали мы эти веревочки. За это время много чего передумаешь. Даже и пирожное есть порой расхочется, пока эту коробку развяжешь… (V, 6)
ВЕРТИНСКАЯ АНАСТАСИЯ
(1993)
Я влюбился в нее, посмотрев «Человека-амфибию»…
Она была очень красивая. Когда я поступил в Щукинское училище, уже выходил ее «Гамлет» со Смоктуновским. Там была невероятная история… хотя ничего невероятного в ней нету. Я не знаю, любила ли она меня когда-нибудь так, как я в нее был влюблен. В тот момент у нее был такой выбор! Такой пасьянс лежал перед ней… Она могла снять с полки любого. Именитость ей была не нужна, она сама была дочкой Вертинского. Фамилия Михалков не могла произвести на нее впечатление.
Я мучительно был влюблен, мучительно. И мучил ее, наверное, всякими звонками, ревностью. И наступил момент разлада, мы расстались.
Я уехал из Москвы на пробы. У нас была близкая подруга, Лена Матвеева, замечательный человек, балерина. Мы с ней, когда я вернулся, пришли на день рождения Вани Дыховичного, а компания там была веселая: Вика Федорова, Полянский, Дыховичный. И туда пришла Настя с Андреем Мироновым. Я сидел наискосок от нее за столом… И дальше очнулся на лестничной клетке – в поцелуе с ней. Она меня увела оттуда – дело не в том, кто кого увел, но было ясно, если бы она этого не захотела, никогда бы в жизни ничего не было. Во мне не имелось той силы, обаяния и тех возможностей, которые могли ее сломить. Она ко мне приспустилась, снизошла. Я помню как сейчас ощущение того электричества, которое возникло. Должен сказать, не вдаваясь в подробности, что у Насти мужской ум и мужской характер…
Мы прожили вместе три года, но вместе-вместе – полтора. Известие, что она беременна, меня так обрадовало: теперь «не соскочит», не уйдет. Это подтверждает, как я безумно был влюблен. У нас родился сын. Потом его воспитывала бабушка, ее мама, и мне было мало знакомо ощущение отцовства. Я думал, что, может быть, это наследственное…
Настя ни разу в жизни не дала мне понять и почувствовать, что она мною восхищена или что ей нравится то, что я делаю… В общем, я так и не научился быть тем, кем она хотела меня видеть.
Сначала я пытался, потом бросил… (III, 2)
(2000)
Интервьюер:Пожалуй, единственная неудача в вашей жизни – это ваш первый брак с Анастасией Вертинской, с которой Вы вместе учились на одном курсе в «Щуке»…
Нет, абсолютно нет.
Как можно назвать неудачным брак, в котором родился хороший парень по имени Степан?!
Но Вы же быстро расстались? Вы прожили вместе всего три-четыре года…
Года четыре, да.
Ваш друг Евгений Стеблов в своей книге вспоминает, как Вы незадолго до разрыва с Вертинской с ним встретились и сказали ему с горечью: «Она меня не любит».
Вы знаете, я верю всем, кто пишет воспоминания.
Я лично этого не помню, поэтому у меня есть основание предполагать, что это было именно так. Вероятно, я сказал Стеблову, что она меня не любит. Очень может быть. Понимаете какая вещь: я, когда снимаю картину, могу про нее все сказать – почему я стал ее снимать, почему я снимаю так или этак… А потом проходит какое-то время, и это как ступень ракеты, она отпадает, начинает жить своей жизнью.
Вот сейчас спросите меня, как мы снимали «Обломова», я и не расскажу…
Это Вы к тому говорите, что для Вас и брак с Вертинской – это пройденная ступень, и Вы уже не помните, как это было?
Я помню все, как это было, но у меня нет осадка горечи.
Но Вы ее добивались?
Да.
В то время Вертинской добивался еще и Андрей Миронов. Говорят, он сходил по ней с ума…
Сходил. И Миронов, и, если не ошибаюсь, Смоктуновский. Много людей. Один парень у нас был на курсе… такой сумрачный, сумасшедший. По-моему, он от нее с ума и сошел на самом деле…
Я очень много из-за нее дрался, это точно.
Правда?
О! Жуть! Кошмар!
Как дрались? Где?
Ну, всего не упомнишь – и в ВТО, и в Доме кино.
Не так посмотрели… Вот видите мой нос…
У Вас сломан нос из-за нее?
Да…
Но в моей памяти не осталось каких-то конкретных эпизодов, случаев, которые послужили бы причиной разрыва. Я не могу сказать: «Вот она сделала то-то, и поэтому мы с ней разошлись». Мы просто поняли, что в одной корзинке двум таким «фруктам» не усидеть.
Когда я встречаю ее, я испытываю замечательное чувство теплой ностальгии. Тем более, что вырос сын, который умно и иронично относится и к нашим тем отношениям с ней, и к сегодняшним, и к ней отдельно, и ко мне отдельно… (II, 33)
(2007)
Интервьюер:И чем же Вы покорили Ассоль? Это случилось в «Щуке»?
Мы учились на одном курсе, пока меня не выгнали, но познакомились раньше, еще до поступления в Щукинское училище.
Андрон ухаживал за Марианной, старшей сестрой Насти, но ему нравилась и младшая. Мой бедный брат разрывался, как двуглавый орел, поглядывая то в одну сторону, то в другую.
Марианна была раскованная, веселая, компанейская, Настя выглядела закрытой и сдержанной.
Она уже начала сниматься и ощутила вкус обрушившейся славы, знала себе цену и никого близко не подпускала, держа поклонников на расстоянии.
Обстоятельства первой встречи стерлись из памяти, но факт, что я был отвергнут. Точнее, даже не отвергнут, а попросту не замечен. Словно и нет меня на свете. Мы пребывали, что называется, в разных весовых категориях. После «Алых парусов» по Насте сходила с ума вся страна, стоило ей появиться где-нибудь, тут же сбегались восторженные толпы. Вскоре к Ассоль прибавилась Гуттиэре из «Человека-амфибии». Настя много гастролировала, с творческими бригадами объехала весь Советский Союз… Уже шла работа над «Гамлетом», Настя готовилась к съемкам. Ё-моё! Шекспир, Козинцев, Офелия…
А кем был я? Мальчиком из «Приключений Кроша» и «Туч над Борском»? Смешно! Несопоставимые величины!
Разве Вы еще не снялись у Данелии?
Фильм «Я шагаю по Москве» пользовался успехом, меня начали узнавать на улицах, но это было несравнимо с популярностью Насти! Понимал: никогда не будем рядом, слишком уж она высоко взлетела…
Свет далекой звезды.
Недосягаемость Насти сильно меня обломала, внутренне осадила. Я играл без козырей и даже призрачных шансов на победу. Мог лишь набить морду кому-нибудь из очередных Настиных ухажеров. Ради самоутешения. И бил.
Миронову?
Нет, Андрей был человеком деликатным, тонким, на открытый конфликт не шел, поводов не давал. Я ведь до сих пор даже не знаю степени близости Миронова и Вертинской.
Не спрашивали?
Никогда! Настя все равно не сказала бы, задавай вопросы или нет…
А Вы до этого, извините, по-настоящему добивались Настиной взаимности или сразу отступились, поняв, что головою стену не прошибить?
Разве я похож на капитулирующих без боя? Пытался завоевать расположение, порой вел себя не вполне адекватно…
Типа?
Хотя многочасовое ожидание с букетом цветов у подъезда дома в надежде на случайную встречу не в моем стиле, но под Настиными окнами я выстоял достаточно. Понимаешь, в определенном смысле я хищник, принадлежу к породе людей, привыкших приходить и брать. Если с первой попытки не получилось, то и… ладно. Нет – значит, нет. Набиваться не приучен.
Вероятно, Анастасия Александровна тоже хищница?
Не могу так сказать. Применительно к женщинам это слово приобретает иное звучание…
Короче, когда в гостях у Вани Дыховичного встретил Настю, меня затрясло…
И как она Вас увела?
Знаешь, специально для тебя мог бы сейчас присочинить историю, в деталях расписав, кто первым взял другого за руку, что сказал один и ответил второй, но ничего этого не помню. Провал, потеря сознания наяву. Очнулся на лестничной клетке этажом ниже квартиры Дыховичного. Стоял с Настей у окна и целовал ее в губы… Все, обратно к Ване мы уже не возвращались…
Не оправдываю себя, но с Настей мне попросту снесло крышу. С того момента, как вышел от Дыховичного, полетел кубарем, не разбирая дороги. На какой-то временной отрезок голова и ноги перемешались, не вполне отдавал отчета, что со мною происходит, на каком свете нахожусь.
Оглядываясь назад, понимаю, что не в состоянии вычленить из той каши отдельный день, неделю или даже месяц. Все слилось в сплошную гулянку, мы с Настей кочевали из одной компании в другую: пили, пели, говорили.
Я, правда, еще дрался. Бесконечно! Пил и бил.
За что?
Да за все! За слово, за взгляд…
Настя давала поводы для ревности?
Мне этого и не требовалось, я, как пионер, был всегда готов, на боевом взводе.
В милицию после рукоприкладства попадали?
Сколько раз! Со счета сбиться можно.
И Настя сидела с Вами?
Ну конечно. Куда же я без нее?
Как думаете, Вертинская Вами играла?
Это часть женского естества, они не могут иначе, вечно играя нами или с нами… С нюансами надо разбираться в каждом конкретном случае.
Понять пытаюсь: снос крыши, случившийся с Вами по вине возлюбленной, он в плюс или в минус? Мордобои, разумеется, не в счет.
Любовь, по-моему, всегда во благо, а вот безумная страсть… Она похожа на извержение вулкана: может засыпать пеплом и сжечь города, вызвать землетрясения и цунами, но в то же время создает новые ландшафты, иногда целые острова…
К Насте я испытывал совершенно особенное чувство. И очень боялся ее потерять. Многие молодые мужчины страшатся известия, что их девушка ждет ребенка, а я, узнав о Настиной беременности, был абсолютно счастлив. Шел по ночной Москве с идиотской улыбкой на лице и думал: «Все, теперь точно «не соскочит», будет моей, никуда не денется».
Вы уже расписались к тому моменту?
