Свой-чужой банк

скачать книгу бесплатно


Алена прижалась к стенке, готовая слиться с ней, чтобы стать незаметной.

– Не стой так… Садись за второй стол…

– Да, но там еще…

– Садись! Я скажу, она сейчас уйдет. Потом все заберет, вечером, ночью…

Опять долго молчали.

– Извини, но ты все же иди ко мне, – сказал Глеб Афанасьевич голосом с хрипотцой, – будешь писать на моем компьютере…

Он встал, пропустил Алену к компьютеру, заговорил:

– Новый файл, сделай пароль… Без бланка, на простом листе… «Только В. В.Гаруну», это справа, вверху… Дальше, как обычно: «Уважаемый Владимир Владимирович! Довожу до вашего сведения, что…». И он стал быстро диктовать фразу за фразой, предложение за предложением… Алена довольно легко успевала за ним: речь его лилась абсолютно грамотно и понятно. Она умудрялась даже вникать в отдельные «страшные», по ее меркам, вещи, о которых будто только ей рассказывал Глеб. Он успокоился, хрипота ушла, временами голос переходил буквально на шепот.

Закончив диктовку ровно под конец второй страницы, Гусев, чтобы не тревожить лишний раз сотрудницу, наклонился к экрану, почти прижался к ее боку. Пробежал текст, показал пальцем на экране в трех местах: эти куски можно убрать. Сказал:

– Редактуру сделаешь сама…

Не разъяснил, как это делается, что это такое, и направился в коридор. В дверях остановился, добавил:

– Естественно, никому ни слова! Я сейчас вернусь…

Алена растерялась, стала перечитывать текст, пыталась понять, о чем идет речь. А речь шла о попытке присвоения бюджетных денег, выделенных на информационное сопровождение нацпроекта на селе. Она решила подстраховаться, сделать два варианта редактуры. В первом случае от текста шефа она оставила чуть больше полутора страниц. На ее взгляд, здесь все выглядело понятным и доходчивым. Во втором варианте – получилась страничка с хвостиком, но абзацы выглядели рваными, хотя и здесь было абсолютно понятно, что высокопоставленный сотрудник министерства попытался склонить руководителя пресс-службы банка к хищению части госфинансов. Взамен предлагались «откаты» и различные карьерные блага.

«Вот, подлецы, – в сердцах думала девушка, в третий раз перечитывая подготовленные ею тексты, – неделю не дали человеку поработать… Уже берут в оборот! Хорошо, что он решил рассказать все председателю… А я, чем и как я могу ему помочь? Вот бы он снова прижался ко мне, когда будет читать текст… Я бы его приласкала, успокоила… Нет, детство все это. С ним говорить надо, чтобы он выговорился, чтобы ему легче стало… Чтобы он понял, что у него есть я, его надежный и верный друг!».

Дверь открылась, вошел Глеб Афанасьевич. Молча, подошел к столу, все время смотрел в глаза Алены. Сказал:

– Вижу, ты испугалась? Не надо… Пусть это будет пока только наша с тобой тайна. Больше мне не с кем поделиться, ты одна у меня: и сотрудница, и помощница, и верный товарищ… Давай прочитаем еще раз, что получилось?

– Я сделала два варианта… Я не знаю, что такое редактура и прочее… Вот, как поняла, так и сделала…

И он опять прижался к ее боку, такой большой и теплый, пахнущий никотином и кофе… «Вот, уже где-то успел попить кофе. И курить стал, – успела подумать Алена. – Пусть читает подольше, я передам ему свою энергию и спокойствие…».

– Запомни: большое начальство воспринимает печатный текст размером до одной странички, ну, можно еще, для солидности, один абзац завести на вторую страничку. Все! Поэтому оставляем второй, короткий, вариант. Хотя первый у тебя получился лучше. Теперь сделай следующее. Спрячь оба варианта… Да так, чтобы их, кроме тебя, никто не смог найти. Мне выведи один, короткий вариант, на бумагу. И все, больше этой информации ни для кого нет, пока я не скажу, что пора ее открывать. Правда, есть вводная: если со мной что-то случится, ты сама откроешь информацию и передашь ее ВВГ… Вы в приемной так зовете Гаруна между собой?

Сердце у девушки сжалось, ей стало трудно дышать. Она даже не представляла, что такое может твориться в их банке, в этой, по ее представлениям, европейской, легкой и элегантной службе, названной двумя красивыми буквами – «PR». Она механически нажала «печать», затем засекретила файл с письмом для председателя и посмотрела на Глеба, держа в руках листочки с текстом, который впервые в жизни отредактировала сама.

– С почином, тебя, – сказал Глеб Афанасьевич, – с боевым крещением!

Он одной рукой взял у Алены листочки, а второй – поднял ее подбородок и хотел поцеловать в щеку. Но сотрудница испугалась, дернула головой, и его губы коснулись ее рта. Он смутился, это девушка почувствовала сразу: как-то воровато облизнул ее мягкие не накрашенные губы и тут же отпустил подбородок.

Заговорил нарочито спокойно, даже равнодушно:

– Приглашаю тебя в Домжур, может быть, вечером ты свободна? Я договорился с Борисом Непомнящим о встрече, посидим, попьем кофе… Хочу посоветоваться с ним по возникшей ситуации.

– Вы знаете Бориса Игоревича?! Вот сюрприз… Он несколько раз приходил к ВВГ в мое дежурство…

– Ну, вот, а теперь ты предстанешь перед ним, как строгий и бескомпромиссный сотрудник пресс-службы, его работодатель! Тебе не раз придется решать с ним оперативные вопросы. В том числе, и по освещению поездок нашего командира по городам и весям… Да, мало ли что: это крупнейший поставщик информации по селу.

– Глеб Афанасич, вы, простите, что возитесь со мной…

– Во-первых, сегодня ты – мой единственный в наличии сотрудник. Во-вторых, так получилось, что Борис будет с супругой. А до моей жены информацию по посещению ресторана надо доводить, минимум, за два дня. В-третьих, мне будет приятно побыть рядом с красивой молодой женщиной… Хотя, я придерживаюсь мнения классика: старость на фоне молодости смотрится отвратительно. Так что радости мало…

– На самом деле, я не возражаю! Только папе позвоню… Можно, я скажу, что у нас деловая встреча?

– Это так и есть, на самом деле, – Глеб Афанасьевич невольно улыбнулся.

…Домжур стоял почти пустой, кавказцы прямо у входа жарили шашлыки, кого-то, скорее всего, из гостей подвального ресторана «Дрова» обильно тошнило на ступеньках крутой лестницы.

– Скоты! – Услышав знакомый голос, Глеб повернулся, увидел подходящих к центральному входу Домжура Бориса Непомнящего и его жену – Людмилу (в народе – Милу). – Все за… рут, зажарят на мангалах, лишь бы бабок нарубить…

– Боря, поаккуратнее, Глеб с девушкой, – это специально громко прошептала Мила.

Обнялись, расцеловались, побыстрее прошли внутрь здания.

– Мил, я тебе об Алене рассказывал, – бросил Борис фразу. – Если бы тебя не было, я бы точно стал добиваться ее руки…

– Чтобы стать ее отцом? Или дедом? – Жестко отпарировала Мила.

– Ну, и сотрудниц ты, старик, заводишь… Как в модельном агентстве. Вот, помню, была у меня одна ассистентка режиссера…

– Боря, все умирают с голоду… Байки твои попозже пойдут на ура, – Мила легонько прикрыла его рот ладошкой.

Директор ресторана обнял Бориса, трижды расцеловал, познакомился с остальными. Гусеву сказал:

– Я вас точно обслуживал на банкете съезда союза журналистов… Вы еще тогда отказались от должности секретаря, такой скандал учинился…

– Ничего себе, Гусев, а я и не знал, с кем иду на ужин… Что-то не сложилось с новым демократическим руководством журналистики?

– Два кандидата в секретари союза оказались параноиками, слава Богу, их вовремя раскусили. Один – лишь носитель фамилии и трубки. Четвертый – ставленник юриста из Парламента… Представляешь, какой конский цирк собрался…

– А ты думал, все будет как в совмине: телефон с гербом, нажатие кнопки и все встают по стойке «Смирно!»…

– Боря, – сказала Мила, – не ерничай… Помни: сейчас Глеб – твой основной работодатель и финансист.

– Вот так в своей фирме держать бухгалтером родную жену…

Борис был красив: высокий, стройный, орлиный нос, смоляные волосы, прямая спина, а развитая мускулатура проступала из-под пиджака. Он вел на ТВ собственную программу о селе, был 10—12 раз в году модератором крупнейших сельскохозяйственных форумов, как в России, так и за рубежом. Его знала столица. Но, главное, не в этом: его не просто знала, а обожала и любила глубинка. Хотя, думал Глеб, спроси, что заметного в журналистике оставил лично журналист Б. Непомнящий, не ответишь.

Организатор, менеджер, хозяин, владелец тележурнала, информагентства, собственных газеты и радиостанции… Вот итог его деятельности за последние 15 лет. Борис почти на 10 лет моложе Глеба, никогда не был на государственных должностях, поэтому время перемен воспринял легко, рисковал смело, уничтожал противников яростно: за оболочкой свойского парня скрывалась хищная и предельно осторожная натура.

С Глебом они были знакомы давно, с тех времен, когда еще в конце перестройки Борис работал простым корреспондентом газеты «Известия». Так и дружили, попадая в совместные командировки, коротая время в провинциальных гостиницах и местных кафе, обслуживая сильных мира сего, надумавших, вдруг, выехать на день-два в глубинку. Гарушина же Борис не раз выручал, когда после очередного наезда на его банк какого-нибудь олигарха, тот оставался не только без денег, но даже без компьютеров. Он размещал его на своей территории, давал попользоваться оргтехникой. Они были на «ты», дружили семьями. Вот поэтому Глеб и решил посоветоваться с Борисом и по банку, и, главное, по недавнему разговору с министерскими «мальчиками».

Стол был не просто заказан, но уже и сервирован, и большинство закусок выстроились в ряд, показывая все прелести кулинарного искусства. Глеб наблюдал за Аленой: глаза ее расширились, губы увлажнились, придав лицу детское и даже наивное выражение, будто она попала в давно ожидаемую сказку. Борис специально перетасовал карты: он оказался рядом с молодой сотрудницей, а Глеб ухаживал за Милой. Простой бухгалтер в медиахолдинге Бориса, она стала не просто женой хозяина фирмы: на нее были заведены основные активы и миллионные суммы. В холдинге за глаза все звали ее «Мама Мила». Она, конечно, знала об этом, но не обижалась: некогда было заниматься интригами и глупостями, так честно призналась она Глебу при очередной встрече на каком-то званом ужине.

Пили: Алена, поскольку была на машине, колу, Борис и Глеб – водку, Мила – французскую минералку. Она сегодня тоже была дежурная по джипу, впереди ее ждала дорога под 40 километров и не всегда асфальтированная. Они уже второй год старались, несмотря ни на что, хотя бы ночевать в загородном доме.

Ели: в соответствии с желанием и вкусом. Глеб выбрал люля на углях, за другими он не следил. Хотя, Алена, похоже, выбрала куриные потрошка с итальянской пастой. Во всяком случае, запах от блюда исходил изумительный.

Тамадил Борис, поэтому Алена смеялась до слез. А Глеб тихо разговаривал с Милой. Она выслушала пересказ разговора с Холодом, долго молчала, наконец, сказала:

– Боря, вам с Глебом надо покурить на воздухе. А мы – пошепчемся без вас.

Борис встал, накинул на плечи пиджак, достал пачку кубинских сигарет—сигар и пошел к выходу.

– Что, стрик, приперло? Не успел войти в наш коровник, а уже понесло навозом?

– Хуже, отстоем из свинарника…

– О, как! – Они вышли на открытую веранду внутреннего дворика, закурили крепкие, потрескивающие на огне сигареты, уселись в плетеные кресла. Борис кивнул официанту, тот закрыл входную дверь. Глеб вкратце пересказал, что уже успел изложить и на бумаге, и в разговоре с Милой. Долго курили, молчали.

– Мамина сдал я. – Прозвучало это настолько неожиданно, что Глеб чуть не подавился сигаретой. – Хаметь и наглеть нельзя, даже, если ты бывший депутат, президент известного общества и товарищ министра… Он сначала, по-честному, перевел мне для работы хорошую часть денег… Ну, бизнес-план, сметы, все, как положено, утвердили… Мы уже приступили на портале и радиостанции отрабатывать часть денег. Вдруг приходит и говорит:

– Дай мне…, – и заламывает заоблачную цифру.

– Разреши узнать, для чего? – Спрашиваю. – И часто ли ты будешь приходить с такими просьбами… Мне ведь заказ надо выполнять!

– Не твое говенное дело! Эти деньги – для «самого»!

– До «самого» я не стал прорываться, хотя ничего не было проще: на следующий день мы вместе с ним и Гаруном летели в ФРГ на «Зеленую неделю». Я спросил у Гаруна. Тот растерялся… А потом осатанел. «Сука! – кричит. – Это еще деньги банка! Мы еще ни копейки не получили и не заработали, а он уже рвет, стервятник…», – и пошел в VIP-салон. Утром вышел приказ: на работу, в здание, Мамина уже не пустили.

Опять молчали довольно долго, Борис снова закурил, спросил:

– Тебе все понятно или разжевывать надо?

– Мне понятно… Спасибо за откровенность. Что с Цимбаровичем делать?

– А ничего: позвони ему завтра и скажи, что ты срочно должен приехать к нему… Он от всего открещется. Впрочем, не звони, если пойдешь к ВВГ. А идти надо: это вторая попытка… Ох, брат, не завидую я тебе!

– Ничего, брат, прорвемся. Мы тоже не валенком сделаны. Не на улице нас подобрали!

– О кэй, закрыли тему… Как ты такую девочку увел у ВВГ из-под носа?

– Он сам мне ее отдал.

– Боится, что не выдержит… Ха-ха-ха-ха, или боится, что не справится, подальше от позора, сплавил тебе…

– Ладно, не хами, она мне во внучки годится…

– Тем более приятно. Сам почувствуешь, как молодеешь…

– Ты меня подбросишь до проспекта? Там я уже до дома пешочком дойду, подышу.

– Так девочка и подбросит своего начальника… Может, еще и услугу окажет прямо в машине?

– Борь, расскажу Милке, она прибьет тебя…

– Вот этого не надо делать! Черт с тобой, будь девственником… Ты прав: не люби, где живешь…

Вернулись, увидели милую картину: две кумушки почти сошлись носами, что-то друг другу рассказывают.

– А вот и мужчины! Все порешали, революций пока не будет? – Мила засмеялась, за ней Алена, громко, искренне, не понимая, что повода для смеха нет. Пили кофе, ели мороженое. Глеб не мог оторвать глаз от девушки: он давно не видел такой незащищенной и открытой невинности. Будто она в кругу близких родственников сидит, зная, что ее никто не обидит, что ее все любят и боготворят. «Боже мой, девочка, – думал Глеб, – что мне с тобой делать? А ни-че-го… Пусть все идет, как идет. Это ее жизнь, и она должна ее прожить сама».

Борис положил еще тысячу рублей поверх уплаченного им счета, поднял руку, когда Глеб полез за бумажником:

– Вот получишь первую зарплату, тогда и проставишься по полной программе. Алена, ты в боевой готовности? Без меня здесь водку не пила? Тогда повезешь Глеба домой!

Пауза. Молчание затягивается. Включается Мила:

– Вот, балабол! Не слушай его, девочка. Езжай домой тихонько и с Богом… А мы Глеба Афанасича доставим домой, нам по пути…

– Нет, что вы, я, пожалуйста, я могу… Я просто не ожидала и испугалась, – вдруг очнулась она от шока.

– А у него дома никого нет…, – это опять Борис. Мила снова, как и при нашем знакомстве, закрыла Борису рот ладошкой.

– Ну, и что? Я взрослый человек…

– Все-все, взрослый человек, на работу завтра не опаздывай. – Глеб примирительно гладит Аленину руку. – Дома о наших болячках – лучше промолчать, тем более, сестре…

– Ну, что вы, Глеб Афанасич, я же не маленькая.

Она встала, легко набросила на плечи пиджак, незаметно тронула рукой волосы и направилась к выходу. На нее смотрели со всех столиков ресторанного зала.

– Страдания юного Вертера…, – промычал Борис.

– Выходи, козел, старый, – это Мила.

До проспекта, где неподалеку жил Глеб, доехали, на удивление, без пробок, быстро. Попрощались. Идя к дому, Глеб почему-то вспоминал, как легко села в машину Алена, как быстро завела ее и, не раздумывая ни секунды, рванула с места. Правда, перед этим она подошла к нему попрощаться, сказала две фразы: «Спасибо. – И еще одну. – Жаль, не сбылось то, что я загадала…».

Сказала только ему: ни Борис, ни Мила не слышали этих слов.

Глава шестая

Семьи, как таковой, у Гусева уже фактически не было. Глеб Афанасьевич продолжал по инерции, по старой привычке, поить жену утром чаем или кофе в постели, убегал за час-полтора до работы из дома и приходил поздно вечером, чтобы поужинать обязательно первым блюдом – супом, который он органически не мог есть в столовых. Разговор с женой за столом велся о детях-внуках, их радостях и, не дай, Господи, болезнях. Уже почти десять лет они с женой были только вдвоем: из дома ушел и младший сын, поселившийся с семьей на съемной квартире. Старшему внуку – футболисту, уже 11, посматривает на девочек, хотя до сих пор при встречах ждет от деда «Киндер-сюрприз» или Чупу. Младшие внуки – дошколята, они поздние дети: еще один – у старшего и двое – у младшего из сыновей.

На работе Глеб столько перелопачивал за день информации, столько прочитывал обзоров российской и зарубежной прессы, что к вечеру уже не мог ни читать газет, ни смотреть телевизор, ни слушать радио. Только обзор новостного блока он мог еще выдержать и то финальный, выходящий на ТВ около полуночи. Поэтому все вопросы о политике, событиях, ЧП, ДТП, ценах и т.п., которые пытались с ним вести домашние, он отметал сходу. К этому привыкли, вопросов не задавали.

Да, он еще утром знал, что на мировом рынке подскочили цены на рис. Эту информацию докладывали по линии МИДа, Минвнешторга, СВР и других компетентных органов его шефу, премьер-министру. И тот, соответственно, принимал решение. От Глеба и его департамента премьер ждал предложений: как успокоить население, как преподнести информацию, чтобы позиция правительства была умной, взвешенной и, практически, правдивой. Не правдоподобной, а правдивой. Почему «практически и правдивой»? Потому, что в заявлении правительства не скажешь, что в мире жесточайшей конкуренции мы получили такой сильный пинок под зад от наших давних вроде бы друзей и коллег из юго-восточной Азии, что сначала даже растерялись: они вдруг полностью отказались от поставок нам крупной партии риса…

И тон этой информации (пресс-релиза) со второго или третьего захода находился, одобрялся премьером и запускался в мировую коммуникационную сеть. Ну, о чем здесь рассказывать родственникам?! Глеб лишь говорил, что запасать крупы не надо: через день – два ажиотаж пройдет и все вернется на круги своя. Ему верили, но обижались за скрытность, которую особенно чувствовали его родные братья, до выхода на пенсию успевшие стать большими людьми.

Глеб Афанасьевич понимал, что часть своего, скажем так, служебного авторитета, он как-то незаметно в семье растерял. Это случилось, наверное, потому, что семья практически ничего не знала о его работе в совмине: они даже не слышали о его наградах. Но медаль и особенно орден «Знак Почета», полученный им из рук президента большого Союза, были для Глеба не пустым звуком.

Сейчас семья вдобавок стала еще осторожнее относиться к скачкам давления у отца: никаких лишних разговоров. Хотя здоровье, тьфу-тьфу, не точило закаленного в молодости горами и прошедшего армейскую службу шестидесятилетнего пенсионера. Лишь вечерами и ночью сказывалось давление, да побаливала правая голень, разбитая в футбольном детстве. Глеб никогда не насиловал себя физическими упражнениями, но последние годы он привык к палке, которую ему подобрал старший внук. Он был неразлучен с ней по утрам, разминал суставы и позвоночник. Плюс многочасовые прогулки по лесу в выходные дни… Этого пока было достаточно для соблюдения им физического равновесия.