скачать книгу бесплатно
Свой-чужой банк
Юрий Михайлов
Деньги любят тишину… Об этом надо помнить всегда, когда идёшь обслуживать большие деньги. Много криминала и подлости возле больших денег. Вообще, некогда одна из самых сирых и обделенных жизнью категорий служащих, именуемая работниками сберкассы, вдруг так преобразилась, так стала шуршать денежными бумажками, так напиталась значимостью и величием, что возомнила себя «божеством». Им кажется, это они дают (неважно, что не свои, важно, что выдают) деньги людям… (цитата из романа).
Свой-чужой банк
Юрий Михайлов
© Юрий Михайлов, 2016
ISBN 978-5-4483-1605-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая
Приближение осени чувствовалось во всем: шуршали под ногами ярко-бордовые листья, серебрился иней на коротко стриженой траве, чистый утренний воздух особенно громко разрывали гудки нервных автомобилей. Радость от наступающей осени сопровождала Гусева всегда: чем бы он ни занимался в эту пору, он чувствовал прилив новых сил.
Он неторопливо шел по старому бульвару, зная, что на противоположном конце его дожидается давнишний приятель, который примерно два года назад сбежал из госконторы по обстоятельствам, не терпящим отлагательств. Нет, не от того, что ему сделали предложение, от которого невозможно было отказаться. А от того, что это была последняя зацепка, которая позволяла ему в дальнейшем удержаться на плаву. Вонь от его служебного проступка была настолько сильной, что ему пришлось оформлять досрочную пенсию по инвалидности, а уже затем тайно устраиваться советником к своему давнему знакомому в банк…
Глебу Афанасьевичу Гусеву (в коллективе прозванным «Афанасич или Афанасий»), наоборот, ничто не угрожало. На днях ему исполнилось шестьдесят. Он сбежал от юбилейного трепа в отпуск, отсиделся с внуком на даче, где они ловили в пожарном пруду золотистых карасей и, по обоюдному согласию, тут же отпускали их в воду.
Он не захотел оставаться в департаменте, хотя его директорство, особенно в последние два-три года, имело отличные результаты. Их хвалили, им подбрасывали премии и, наконец, перед самим юбилеем, Гусеву, ничего не предпринимавшему для выбивания наград, указом президента был присвоен чин Действительного государственного советника. Это уже не шуточки: он стал большим генералом.
И, тем не менее, Глеб Афанасьевич решил уйти из департамента и уже сказал об этом руководителю аппарата правительства, а, главное, премьер – министру. Тот стоял за огромным письменным столом, не «выдержал удара», повалился в кресло:
– Ты что, обалдел!? А я с кем останусь? С твоими мальчиками? С пацанами?! – Он захлебнулся от возмущения, что-то начал гундосить, ну, точь-в-точь, как это делает известный пародист, изображая премьера на эстраде. И вдруг отчетливо:
– Мотивы! Мотивы на стол!!
– Я хочу заработать денег на старость, как сейчас говорят…
– Всех денег…, понял, да? Мы тебе какую пенсию положили?
– Хорошую… Почти как министру федерального правительства…
– Хо-ро-шую! – Передразнил премьер. – Я лично ходатайствовал об этом перед президентом, так? Плюс бесплатный санаторий на двоих, поликлиника… Да, ты че, парень, охренел! Пенсионер, чертов! Дай тебе Бог здоровья, конечно, еще настолько же лет жизни! А здоровье у тебя, если бросишь окончательно курить и выпивать, о-о-о, еще какое! Я и в подметки тебе не гожусь… Еще ни одну бабу, небось, не пропускаешь?!
Глеб Афанасьевич понимал, что спектакль сейчас закончится, что премьер «успокоится», что, конечно же, он не станет разменивать директора департамента на своего любимца – руководителя аппарата правительства, серого кардинала, с которым они прошагали по дорогам родины три десятка лет. А вот у Гусева с аппаратчиком – не сложилось, слишком близкими оказались их точки соприкосновения: премьер, общественные связи, протокол, заявления от имени и по поручению правительства…
Этому человеку, невзрачному, с потными ладонями и выцветшими от возраста сероватыми глазами, косноязычному и абсолютно неграмотному, почему-то все чаще хотелось самому, вместо премьера, выходить на «подиум». Ладно бы, если получалось: такую говорящую голову, принадлежащую фавориту премьера и жаждущую популярности, легче легкого использовать для дела. Но ведь он, к несчастью, только недавно перестал «ложить», а его словарный запас прораба всесоюзных ударных комсомольских строек заканчивался, как правило, популярнейшей среди подчиненных фразой:
– Так шо, мы и по этим показателям вырвались вперед! И никакая б… нас не обгонит в добыче газа, нефти и руды…
– Куда собрался? – Уже миролюбиво спросил премьер. – Я знаю: эта задница не взлюбила тебя… Показал замену: Добронравов, Доброволин, Зае… Никак не могу запомнить такие простые фамилии… Ты видел его?
Гусев кивнул, ответил:
– Это не худший вариант, он хоть сам писать может… Все остальные – отстой, только треп, который – изнуряет. А собрался я к Гаруну, в «Агродар»… Говорит, что даст департамент, оклад в 10 раз больший, чем у меня сейчас…
– Врет! Он жмот, да и тяжело тебе с ним будет. Потому, как он – хам.… Ни образования, ни воспитания, ни культуры! Считай, что это я тебе обо всех нас говорю, и о себе, в первую очередь… Ты что кончал?
– МГПИ, двухгодичные курсы МИДа и курсы менеджмента в Плехановке с дипломами, стажировка в «Штерне»…
– Вот видишь, а у него – два заочных: ЦПШ и ВПШ… Я хоть, слава Богу, Губкинский закончил, поучился, почувствовал себя студентом, опять же, академия народного хозяйства…
И уже без перехода:
– Я скажу ему при встрече, что мы тебя в обиду не дадим. А будет невмоготу, Глеб, не раздумывай, звони, возвращайся… Уж что-что, а должность зама—то всегда найдем для тебя…
Он обнял его, смутился своей щедрой растроганности, одернул кургузый пиджак, который вечно висел на нем как на плохой вешалке в плохом гардеробе.
– Не поминай лихом… Я, честно сказать, был за тобой, как за каменной стеной. Ну, да что теперь говорить. Держи нашу марку и береги здоровье, помни о годах… Говорю, как старший товарищ, почти на десять лет мудрее тебя…
…Открылся, будто выплыл из-за листвы старых деревьев, памятник великому чародею, в чьем творчестве русский язык всегда изучается параллельно с украинским. 52-й год прошлого столетия, тяжелейшее послевоенное время, а благодарные потомки возводят грандиозный памятник Гоголю. Его «Мертвые души» стали востребованы как никогда в наши дни…
Рядом с памятником, на чугунной скамейке, сидел персонаж из его бессмертных творений: серая кепка, выцветшая болонья куртка, тяжелые в рубчик брюки, массивные с толстой резиновой подметкой дешевые ботинки. Он будто весь был покрыт какой-то пленкой из плесени… Курил, папиросу прятал в рукав.
– Ё-моё, хоть бы шаг прибавил… Марку держишь… Хто мы! Мы из совмина! А хто вы? А вы – г… на палочке…
– Ладно, Срокин, не заводись… Ты уже себя затравил. Два года, старик, работаешь в другой организации, о тебе уже и помнить-то забыли. А ты все травишь себя и травишь… Все болячки у тебя от этого…
– Спать не могу! Я эту сволочь не успел завалить, до судов дошел, прецедент создал: впервые в конторе дело дошло до суда. Подчиненный, и ни какой-нибудь, а советник руководителя отрасли, подал в суд на своего непосредственного начальника из секретариата. Ужас, что было. Мне в 57 лет предложили пенсию оформить, чтобы только духа моего не было там… А, какой позор я пережил?!
– Ты проиграл, чтобы выиграть! Пусть они узнают теперь о твоем окладе и круге влияния.
– Вот в этом и есть мой шкурный интерес! Я тебя сведу с Гаруном по максимуму, но чтобы и ты меня не забыл. Чтобы и я в печати, на ТВ раз-другой профигурировал. А лучше будет, если ты возьмешь меня к себе замом…
– ???
– Я понимаю, что это необычное решение, что советником председателя быть – лафа, тем более, у такого, в этом плане, бестолкового начальника, как Гарун. Я ведь у него отвечаю только за его будущую диссертацию и подготовку книги – биографии. Как видишь, этот участок очень близко соприкасается с твоим направлением: ПР, реклама, информация… Вот сам Бог и велел нам сотрудничать… Вот мое предложение к тебе. Нет, это не условие… Это предложение!
– Дорогой Вилен (Владимир Ильич Ленин) Евгеньевич Срокин, ты ведь знаешь, что о моем переходе к Гаруну известно премьер-министру, что не далее как завтра-послезавтра он увидит его на заседании правительства и обязательно спросит: а как там мой Гусев? А кто у него в замах? Интересная картина? Продолжать?
– Не надо… Считай, что это моя великая просьба к тебе. Да, ты рискуешь смертельно… Но я до гробовой доски буду обязан тебе. Никогда тебя не сдам, сукой буду, если что!… Ты не сомневайся, Гарун пойдет на такой шаг, чтобы отдать меня к тебе.
– Не сомневаюсь, даже уверен, что и публикацию диссертации, и написание книги – биографии он поручит нашему департаменту… Но об этом позже. Когда он меня ждет?
– Одна деталь… Мы вчера говорили с ним поздно вечером, перед самым его уходом домой. Он вдруг высказал сомнение: надо ли сразу создавать департамент общественных связей. Я больше молчал… Но аргументы у него были сильные: пусть начнет с пресс-службы (это – о тебе), пусть наберет двоих, максимум, троих людей, раскрутит направления работы… Тогда можно будет рассмотреть вопрос об управлении, а потом уже – и о департаменте…
– Ты понимаешь, что ты говоришь?! Ты ни хрена не понимаешь, что говоришь! Два дня назад речь шла о департаменте, я разработал все: идеологию, концепцию, структуру, его штатную численность… Я уже говорил с некоторыми людьми, пригласил их на работу начальниками отделов и управлений… Ты—то понимаешь, что это такое?!
– Да, но вынужден тебя огорчить, я согласился с тем, что в его предложениях есть рациональное зерно!
– Прости, но ты чудак, как говорил Шукшин, на букву «М»… Как я буду выглядеть после всего этого?
В его глазах вспыхнули искорки, он постарался запрятать их за густыми неухоженными бровями. Молчал, явно наслаждался смятением Глеба.
– Значит, так, – как можно спокойнее сказал Глеб. – На встречу я не иду! Скажи своему шефу: если он и дальше намерен заниматься хреновиной, я работать у него не буду!
– Ну-ты, фу-ты, хватит кипятиться-то! Куда ты пойдешь-то, чудак, на букву «М»? В совмине уже всем объявил о своем уходе, а сюда – демарш!? Побежишь, как миленький, и любые условия примешь…
Гусев встал с тяжелой чугунной скамейки и также размеренно, как шел сюда, двинулся от памятника в сторону метро. Также шуршали листья под ногами, также гудели машины, но иней уже растаял, выступив на траве и листочках мелкими прозрачными капельками влаги.
– Стой! Стой…, – пытался догнать Глеба Срокин. – Это ты прошел испытание на вшивость! Пойдем на встречу! А камень в твой огород мне разрешил забросить Гарун, проверить тебя разрешил на вшивость!
– Запомни… Еще одно такое «испытание», придуманное тобой, и я скажу Гаруну, почему я не буду ни при каких обстоятельствах работать с тобой. Ты понял? Не слышу: ты понял меня?!
– Запомнил…
– Очень хорошо! А теперь проводи меня к председателю правления.
Глава вторая
Банк располагался бездарно на четырех или пяти арендуемых за сумасшедшие деньги площадях. И хотя он имел свое здание рядом с набережной Москвы-реки, старинное, в стиле ампир, представление о нем, как о перенаселенном клоповнике, не менялось. В своем здании, естественно, смогли разместить лишь 2—3 подразделения и операционный зал для клиентов. Сотрудники психовали, мучились, переходя по несколько раз в день из одного корпуса в другой, одеваясь с запасом на любую погоду и прихватывая с собой зонтики.
Улочки здесь были настолько узкие и «кривоколенные», что весь изматеришься, пока найдешь место для парковки автомобиля и сумеешь притулить его к обочине. Своя же парковка обслуживала только членов правления банка. Столовой не было. Поэтому в обеденное время банк напоминал харчевню: запахи разогреваемых в СВЧ-печах блюд гуляли по всем этажам. Кто-то, рассказывали, умудрялся разогревать принесенные из дома «суточные щи»…
Сельская провинция чувствовалась во всем: от организации встречи гостей и провода их к руководству, до чистоты в туалетных комнатах.
…Гусев, стоя у нелепого заборчика на краю лестничного пролета, боялся скатиться по крутым ступенькам вниз, тихо зверел, каменел, набирался выдержки, говоря про себя: «Прости меня, Господи… Я знаю, что есть места, где людям гораздо хуже живется. Все готов понять и принять… Но ведь это же крупный банк страны… И таким хлевом выглядит…».
Наконец, нашли какую-то заявку на пропуск, которую искали секретариат председателя, его приемная, управление делопроизводством, служба безопасности (СБ), департамент по работе с персоналом. Срокин присутствовал при этом и чувствовал себя превосходно: он раз пять успел сказать каждому руководителю, в чьем подразделении могла затеряться заявка на пропуск, как безобразно у него работают сотрудники.
Наконец, раскрылись стальные двери мощного лифта, из них выскочил сорокалетний крепыш с улыбкой невинного ангела:
– А Владимир Владимирович вас заждался… Мы, в приемной, думаем, что это вы не идете и не идете…
– Надо разобраться со всеми, Стас, – солидным голосом сказал Срокин. – Заставили Владимира Владимировича ждать…
– Гостя заставили ждать из-за бардака в нашей системе… СБ, – обратился он к охране, – соберите со всех служб объяснительные записки. И воздастся вам…
Гусева повезли на четвертый vip-этаж. Снова на лестничной площадке охрана, но здесь уже их ждали, да и у Стаса в руках оказался собственный ключ-карточка от входной двери в отсек. Кругом видеокамеры, четверо молодцов (личная охрана председателя) сидят на диванах в приемной. Плазменный телевизор в полстены забавляет их очередным душераздирающим сериалом. Много цветов в кадках, горшках и вазах. Из-под стола секретаря приемной к потолку вьются клубы пара от аппарата «искусственный климат». А на Гусева уже больше минуты смотрят зеленые глаза девочки. На фоне Стаса и особенно Срокина и охранников она была похожа на Красную Шапочку, попавшую в логово серых волков. Она встает, протягивает ему руку:
– Меня зовут Марина… Владимир Владимирович просил вас подождать две-три минуты… Пока вас ждали, к нему успел проскочить один из директоров филиала… Вам чай или кофе?
– Спасибо, ничего не надо.
– Тогда присаживайтесь…
– А вот я с удовольствием выпью кофейку, – почти продекламировал Срокин.
– Хорошо, – девушка нажимает кнопку на телефонном аппарате, тихо говорит, – Алена, для Срокина как обычно… Да, пока все.
Гусев не знал, куда присесть: охранники такие крепкие ребята, что, усевшись посредине дивана, для других места они уже не оставляли. До одного из них дошло: гость стоит, не зная, куда себя деть. Он поднялся, поправил кобуру с красной рукояткой пистолета, пошел в коридор. Из дверей навстречу ему вышла стройная совсем еще юная девушка с чашкой кофе и печеньем на подносе. На ней – светлый брючный костюм, ноги длинные, немного худые, болтаются в штанинах. Но при этом она оказалась обладательницей изумительной груди. Глеб отвел от нее взгляд, подумал: как рано начинают делать имплантаты…
Дверь широкая, нестандартная, расположенная прямо за столом Марины, открылась. Из нее выкатился маленький человечек, родом из селений Северного Кавказа, который продолжал бить себя в грудь, кланяться и расточать улыбки. За ним показался хозяин: среднего роста, плотный, но не толстый, хотя вся его фигура говорила: «хожу по лезвию бритвы». Еще чуть-чуть, совсем немного (килограмма два лишнего веса) и его понесет по всем кочкам. Он смотрел на Глеба, не обращая внимания на уходящего гостя, на Стаса и Срокина.
– Заходи, дорогой, – и, пропустив гостя вперед, зашел следом, плотно закрыл дверь. – Надоели все эти стукачи, слухачи, советники, ж… лизы… Спасу нет. Все хотят доказать, что не зря жрут государев хлеб… Ты знаешь, сколько у меня советников? Я сам уже не знаю, сколько… Вот только что «едроссы» порекомендовали ко мне в советники члена Совета Федерации, у него кончается срок полномочий, и какую-то женщину с двумя маленькими детьми. Наверное, чья-нибудь любовница… На днях в советники пролез бывший зампред ЦБ. Не хило, да?
– И что, все они деньги получают? – Спросил Гусев.
– Дорогой, они еще и нам с тобой дадут на молочишко… Кроме, конечно, женщины с детьми. Мы, как, на «ты»? Может, по грамульке, но я могу только красненького…
Он нажал кнопку селектора, сказал:
– Марин, зайди…
И Глебу:
– Я угощу тебя потрясающим зеленым чаем с молоком, специальным, для похудания… А пить мы сегодня не будем. В другой раз…
Вошла Марина, остановилась в дверях. Банкир сказал:
– Ты красивая женщина, я люблю смотреть на тебя… Но почему ты такая дур-рра?! Я же тебе говорил пять раз: мониторинг ложи перед самым носом, иначе я не успеваю отсмотреть… Ты же ложишь на край стола… Я даже дотянуться не могу… Уйди с глаз моих долой… Алене скажи, чтоб сделала моего чая…
– А вам? – всхлипывая, спросила у Гусева девушка.
– Иди-иди, и ему моего чая. И никого ко мне… Никого!
– Там Срокин рвется, говорит, что вы ему разрешили?
– Он тебе нужен? – спросил хозяин у гостя. И, не дожидаясь ответа, сказал:
– Гони его! Пусть работает над книгой, все сроки угробил, го… юк!
Гусев осматривал гигантских размеров кабинет. Кругом фотографии: хозяин с президентом, с премьер-министром, министром сельского хозяйства, спикерами обеих палат Парламента, кучей губернаторов… Отдельные темы – международная жизнь и награды: загранвстречи, дипломы, медали, грамоты, львы с крыльями над головой, коровы-буренки, сувениры, сувениры с надписями и без них…
– И все это мое! И все это при мне!! Как оцениваешь?
– Хорошо оцениваю… Только я бы все эту роскошь разместил на трех – пяти огромных стендах да выставил бы все это богатство в коридоре при входе в vip-зону. Вот тогда бы это заиграло…
– Да! Да!! Да!!! – Заорал Гарун. – Кумекаешь! Молодец! Ай, да молодец! Сами сделаем или закажем?
– Конечно, закажем! Люди профессионально этим занимаются… Никаких денег на это не надо жалеть…
– И не будем…
Приехал на колясочке чай. Алена уже успела поменять брючный костюм на легкое шелковое платье. Она была очень красива. Светло-русые волосы при каждом шаге кольцами падали на плечи, проносясь мимо серых с зелеными искорками глаз. Но главной ее достопримечательностью, естественно, оставалась грудь. Гусев не мог удержаться: смотрел на вырез в платье, мысленно измеряя глубину ложбинки посредине, куда провалилась золотая цепочка с каким-то драгоценным камнем. Гарун улыбался, но молчал, ни словом не обмолвился. Когда девушка вышла, он спросил, напрямик:
– Понравилась? Немного худышка в бедрах, но все остальное – просто блеск, а? Я тебе ее передаю как сотрудницу нового подразделения. Будет обслуживать тебя, твоих журналистов, чтобы не стыдно мы выглядели на фоне Сбера или ВТБ.
– Срокин пытался…
– Решать тебе… Все знают, чего он стоит. Но он вроде бы тоже как бы порекомендовал тебя мне. Поэтому я не могу не прислушаться к его просьбе… В крайнем случае, выгонишь… Это-первое.
Второе: не обижайся, но я пока не хочу, ни управление, ни департамент заводить по твоему профилю. Мы, сельские, много лет работая с пресс-службой, привыкли к такому названию. Давай оставим такое же название, а? Плюс – дам статус самостоятельного структурного подразделения, плюс премия, ежемесячная. Думаю, что у тебя будет не меньше, чем у любого директора департамента… Откаты-закаты, ты меня понимаешь… А Срокина захочешь – замом поставишь, не захочешь – пусть сидит в советниках.
И последнее: судьбу предшественницы – решай сам. Я мысленно ее уже уволил. Все! Вот ее заявление, по собственному желанию… Это нечто… Еще сдуру пресс-секретарем ее назвал… А она капитаном абвгдейки оказалась, 20 лет у них проработала. Вот влип… Ну, слава Богу, что все закончилось…
