Маска

– Подожди. Сейчас выйдем.

А потом:

– Ира, спускайся ко мне. Только очень осторожно, без резких движений.

Секунды, отделявшие ее от меня, растянулись в вечность. И когда я, наконец, ощутил прижавшееся ко мне тело, я вытолкнул ее за дверь и сам выскочил вслед за ней. Сзади из темноты раздавалось грозное шипение. Но нас теперь разделяла дверь.

Кузьмич осветил фонариком наши лица:

– Кто это так подшутил над вами?

И он поднес к свету маленький деревянный уголок.

– Вот что я из-под двери вытащил.

Я думаю: в том состоянии, в котором мы оба находились, Ире так же как и мне, даже не пришла в голову мысль, что мы стоим здесь в полутьме оба голые перед посторонним мужчиной. Но всё-таки я сказал:

– Спасибо, Кузьмич. Подожди во дворе, пока мы оденемся. Сейчас водку будем пить.

Когда Кузьмич вышел, Ира молча прижалась ко мне, и я почувствовал на губах ее слезы вперемешку с потом. Я целовал ее глаза и гладил волосы:

– Ну, всё. Ну, успокойся, милая. Всё хорошо. Всё уже позади.

Понемногу она успокоилась, и я даже различил робкую улыбку на ее лице. Мы торопливо оделись. Она надела нитку с камешком на шею и долго не выпускала его из рук, словно творя молитву. Я легонько подтолкнул ее к выходу:

– Иди в дом. Достань водки из холодильника и накрой на стол.

– А ты?

– Сначала здесь всё закончу.

– Ты собираешься туда вернуться? – с ужасом спросила она.

– Не беспокойся. Иди.

Она пошла в дом, а я позвал Кузьмича, чтобы он мне посветил, и стал смотреть пробки. Пробки кто-то вывернул. Кузьмич присвистнул:

– Ну и дела.

– Это еще не всё, – говорил я, вворачивая новые. В парилке змея.

Глаза у него округлились.

– Так это что же получается? Убийство?

Я кивнул. Лампочка над потолком вспыхнула.

– Пойду за лопатой. Надо ее прикончить, – сказал я.

– Возьми две. Я тебе помогу.

Мы распахнули дверь в парилку и на верхнем полке, на том самом месте, где пять минут назад сидела Ира, увидели черную, как шланг, свернувшуюся в кружок, гадюку. Глаза ее зло и выжидательно смотрели на меня в упор. Она зашипела и сделала движение. Но я уже взмахнул лопатой и отсек ей голову. Потом внимательно осмотрел все углы. Больше змей не было. Я подцепил мертвую гадюку лопатой, прикасаться к ней было противно, и вынес во двор.

– Всё. Пошли водку пить.

Стол был уже накрыт. Посередине возвышались две запотевшие бутылки водки. Ира вскочила, увидев нас, потом снова опустилась на стул. Она уже немного оправилась после пережитого, но лицо ее еще было бледным.

– Это была гадюка, – сказал я. – Но ее больше нет.

Мы расселись за столом и выпили по две рюмки подряд. Потом закусили и выпили еще.

Кузьмич разомлел, раскраснелся и стал говорить:

– Непонятная история. Змей ведь у нас отродясь не водилось. А чтобы пробки в бане вывернуть, да уголок под дверь подложить, так у нас здесь этого никто не сделает. А посторонних не было, это я точно знаю.

Ира тоже выпила водки и разрумянилась. Я видел, что она оживает.

– А ты мне скажи, Кузьмич, – спросил я. – Ты-то как в бане оказался?

Сосед немного смутился.

– Так я смотрю: баню затопили. А после бани, известное дело, надо водочки попить. Думаю, может, и меня, старика, пригласят. Вот я и смотрю, и вижу: свет в бане погас. Что же они, думаю, в потемках что ли мыться будут? Подождал-подождал, а потом думаю: вдруг что случилось? Ну и пошел поглядеть.

Я слушал и усмехался про себя: «Понятно. Дворы наши рядом. Всё хорошо видно. Вот и захотелось старику подглядеть в окошко, как молодая женщина раздеваться будет. Это-то стариковское любопытство нас и спасло».

– Кузьмич, а никто после нас в баню не заходил?

– Так я и говорю: никого не было. Это-то и странно.

Так мы сидели на веранде допоздна, пили водку и разговаривали о другом: о соседях и дачных новостях. Язык у Кузьмича начинал заплетаться. А меня хмель не брал, хоть выпито было много. Да и Ира сидела прямо и трезво, хоть и улыбалась, и пила с нами наравне.

Потом Кузьмич долго прощался.

Мы вымыли посуду и чуть ли не бегом бросились в постель.

И в эту ночь мы так любили и ласкали друг друга, будто клялись в вечной любви, будто отгоняли смерть, будто утверждали свою победу над смертью, будто дарили друг другу жизнь.

Глава 9

Ирин отец встретил нас в аэропорту. Это был крепкий, седой мужчина. У него было смуглое, строгое лицо и внимательные глаза. После первых приветствий и представлений: «Николай Петрович Лунин», «Андрей», – он повез нас к себе. По дороге он обращался, в основном, к Ире с обычными в таких случаях вопросами: «Как дела? Как долетели? Как мама? Как на работе?» Было ясно, что серьезный разговор состоится дома.

Он жил в небольшом городке под Парижем, на берегу Сены. Его жена была где-то в Европе, принимал он нас один. И, по-моему, он был этому рад. Дом был большой и, видимо, построен еще в XIX веке. Перед домом рос большой, густой сад. В углу прихожей стояла согнувшаяся фигура старика из черного дерева с зажатым между ног тамтамом, на стенах висело несколько африканских масок.

После того, как нам была показана наша комната на втором этаже, и распакованы вещи, мы спустились в большую гостиную и расположились в креслах.

– Мартини? Кампари?

На низком овальном столе в вазочках были разложены орешки. Я пил кампари со льдом, Ира – мартини. Я разглядывал стены, увешанные африканскими трофеями: копья, тамтамы, слоновые бивни, маски. Беседа текла неторопливо, в русле тем, предлагаемых хозяином.

– Вы уже бывали во Франции? – обратился он ко мне.

– Да, несколько раз, но давно.

– Тем лучше. Ириша тоже знает Париж. Я дам вам машину. Надеюсь, вы не обидитесь, если я не буду вас сопровождать. Но мне кажется, я вам буду только мешать. По Парижу лучше гулять вдвоем. Этот город создан для влюбленных. Он весь пропитан атмосферой влюбленности. И советую больше ходить пешком. Чужой город следует открывать для себя ногами.

– Я с вами согласен. Я помню, когда я был первый раз в Париже и прогуливался по набережной Сены, я увидел под аркой Лувра двух музыкантов, играющих на флейте Баха. И именно эта сцена сильнее всего врезалась мне в память: за спиной течет Сена, прямо передо мной нависает темное здание Лувра, над головой весеннее небо, и всё это застыло под пронзительно-возвышенную музыку Баха.

– Вы любите Баха?

– Да, Баха и Моцарта больше всего.

– У нас с Андрюшей одинаковые вкусы. Во всяком случае, в том, что касается музыки, – добавила Ира.

– А где вы живете в Москве? Какая у вас квартира?

– Не очень большая, но трехкомнатная. Недалеко от центра. Ира превратила ее в настоящий дворец.

– Я очень надеюсь, что вы счастливы.

– Ты даже не представляешь, как мы счастливы, папа.

– Когда вы будете в Москве, обязательно приезжайте к нам.

– Что ж, непременно.

Ира писала, что вы были в Африке. Где?

– В Мали, пятнадцать лет назад. Я проработал там три года переводчиком.

– Я так понял, что вы заканчивали тот же институт, что и Ира?

– Да, с французским языком.

– Я ведь тоже когда-то учился в этом институте. Ира, наверное, рассказывала вам: я много помотался по свету.

– Да, Ира говорила, что вы несколько лет путешествовали по Африке.

– Я прожил в Африке десять лет. Я проехал или прошел пешком почти всю Западную и Центральную Африку: Сенегал, Мали, Верхнюю Вольту, Чад, Камерун, Габон, Конго, Заир. Можно сказать, что я стал немножко африканцем.

А вы вспоминаете об Африке?

– Почти каждый день.

– Ах да, понимаю. Нет, я не то хотел спросить. Вам нравилось в Африке? Вам приятно вспоминать о ней?

Я понимал, что своими вопросами он прощупывает меня, как бы подводит к теме, но пока не хочет ее затрагивать.

Я ответил искренне:

– Я люблю вспоминать о своей жизни в Африке. Столько лет прошло, а я помню улицы, по которым ходил, рынок в Бамако, мост через Нигер, дом, в котором мы жили. Может быть, потому, что тогда я был молод. Но иногда мне очень хочется снова туда отправиться и пройти по тем же улицам, посидеть в тех же барах. Скорее всего, это подсознательное желание вернуть свою молодость.

– Что же, мы с вами схожи в этих воспоминаниях и в этой любви.

В этот момент чернокожая служанка открыла дверь в столовую и, ни слова не говоря, исчезла.

Николай Петрович встал.

– Теперь прошу к столу.

Большой овальный стол в столовой был сервирован с французской изысканностью. Сначала подали сыры, потом листья салата с сухим хлебом. Их сменила черная и красная икра. На горячее была утка с овощами. На десерт – мороженое с ломтиками ананаса и кофе. Все это запивалось красным французским вином.

Как принято во Франции, беседа не прерывалась ни на минуту.

– За последние годы Москва очень переменилась, – начал разговор Николай Петрович. Я бываю там довольно часто и каждый раз вижу что-то новое. Очень большое строительство.

Мы с Ирой старались поддерживать эту светскую беседу.

– Хотя мне не нравятся эти новые русские, – продолжал он. – В них нет ни воспитания, ни веры.

Я вспомнил наш разговор на новоселье в Москве. Я находил всё больше общего между мной и Николаем Петровичем. И он мне всё больше нравился.

– Вы знаете, что, прежде всего, воспитывалось у дворянских детей в России? Терпимость. Терпимость к другому человеку, к чужому мнению, боязнь кого бы то ни было побеспокоить или помешать, или тем паче обидеть. Верхом неприличия считалось расталкивать локтями других людей, как на улице, так и в жизни.

А вы задумывались о том, чтобы воспитывать своих детей?

Он не спросил прямо: «Вы не думали о ребенке?» И не сказал: «Я хотел бы внуков». Это было бы грубо и бесцеремонно. В этом, видимо, была суть его характера.

Ира слегка покраснела и посмотрела на меня.

– Да, мы хотим ребенка, – ответил я.

Мы с Ирой никогда об этом не говорили, но я был уверен, что сейчас выразил и ее желание.

Николай Петрович одобрительно кивнул головой. Мне всё больше казалось, что он прекрасно понимает не только сказанное, но и то, что стоит за этим, подтекст, оставшийся в мыслях.

Ира заулыбалась. И тогда, мне кажется, в нашей беседе произошел перелом: невидимые родственные нити потянулись от одного к другому и связали нас троих.

– Мне бы хотелось, когда он родится, пойти с вами в церковь и увидеть, как его будут крестить.

А вы никогда не обращали внимания, насколько служба в православной церкви отличается от католической? Я не имею в виду канонические различия. Я не теолог и не хочу, и не могу этого касаться. Я говорю о воздействии службы на прихожан. Представьте себе, например, Сакре-Кёр. Прекрасная белая церковь, откуда виден весь Париж. Высокие купола, витражи, в церкви полумрак, играет орган. Ты сидишь на скамье, и сознание твое возвышается, просветляется и уносится ввысь, к Богу. А теперь представьте себе любую русскую церковь. Горят свечи, золотом сверкает иконостас. Поёт церковный хор. Душа плачет и очищается. Хочется упасть на колени и молить о прощении. Душа раскрывается навстречу Богу. Там сознание, здесь душа говорит с Богом.

Он встал из-за стола. Мы встали вслед за ним.

– Ну что ж, теперь давайте поговорим о вас.

Мы вернулись в гостиную и снова сели в свои кресла. На журнальном столике стояла бутылка Реми Мартин и три пузатые коньячные рюмки. Он разлил коньяк, и когда мы выпили по глоточку, начал:

– Андрей, вы привезли фотографию маски?

Я поднялся в нашу комнату, принес фотографии и молча протянул их ему. Он долго, внимательно разглядывал фотографии, потом положил их перед собой на столик.

– Да, это она. Я сразу подумал, что это она, еще когда читал Ирино письмо.

Я вам сейчас расскажу об одном своем путешествии. Это было в Центральной Африке, чуть выше от экватора, на севере Конго. К тому времени я уже несколько лет провел в Африке, говорил на многих племенных наречиях. Меня знали или слышали обо мне и уважали.

Двенадцатый день мы шли через непроходимые джунгли: я и мои провожатые. Нас было пятеро, белый – один я. Мы шли гуськом, я – в середине. У меня до сих пор стоит перед глазами маячившая передо мной клетчатая рубашка идущего впереди с темным пятном от пота, расплывшимся между лопаток. Огромные красные деревья толпились вокруг нас плотной стеной, и их корни, как ребра, тянулись к земле от середины ствола. За их кронами не было видно солнца. Трава была густой и высокой. Лианы, как змеи, свешивались с ветвей и переплетались в паутину, преграждая нам путь. Мы уже потеряли одного человека в дороге, его укусила змея. Мне говорили, что в эти места никто из белых людей никогда не ходил. Да и местные жители пошли неохотно, я с трудом нашел проводников. Существовало поверье, что в самом сердце джунглей есть озеро, в котором обитает злой дух. Собственно, на поиски этого озера и этого духа я и отправился.

К концу двенадцатого дня лес расступился, и мы вышли на большую поляну. С трех сторон поляну обступал лес, с четвертой – насколько хватало глаз, расстилалось озеро. Меня охватила гордость: я был первым чужеземцем, добравшимся до этих мест. Посреди поляны стоял высокий ритуальный столб. Вокруг лепилось десятка два круглых африканских хижин: глиняные стены, соломенные крыши. Завидев нас, из домов выходили мужчины и женщины, голые ребятишки бежали навстречу, и через несколько шагов мы оказались в плотном кольце людей. Их было человек сорок-пятьдесят. Последним вышел вождь. Толпа расступилась, освобождая проход, и я увидел высокого, сильного мужчину средних лет с проницательными глазами и шишковатым лбом. На щеках, на лбу и на подбородке белела воинственная раскраска, видимо, только что нанесенная по случаю прихода гостей. Мы сели вдвоем под навесом, остальные столпились рядом, и начался монотонно-неторопливый традиционный африканский разговор:

– Как дела?

– Хорошо.

– Как здоровье?

– Хорошо.

– А семья?

– Хорошо.

– А дети?

– Хорошо.

– Всё хорошо?

– Хорошо. А как твои дела?

– Хорошо.

– А здоровье?

– Хорошо.

– А семья?

– Хорошо.

– А дети?

– Хорошо.

– Хорошо?

– Хорошо.

Только после этих необходимых вежливых слов можно было приступать к делу. Издалека я начал разговор о том, что много слышал о воинственном племени смелых людей, живущих в джунглях, и с каким трудом я добрался сюда, чтобы увидеться с ними. Я рассказал о слухах про злого духа, живущего в озере, и попросил погостить у них некоторое время, чтобы увидеть этого духа.

То ли моя речь произвела впечатление, то ли обо мне уже слышали здесь, но вождь согласился, правда, при одном условии: видеть духа могли только воины – избранные члены этого племени, поэтому в ту же ночь будет проведен обряд посвящения. Тогда я смогу остаться. Пройти обряд посвящения, остаться в племени, – такой удачи я не ожидал.

Ночью, когда взошла луна, а женщины и дети попрятались в хижинах, меня начали готовить к обряду. Меня раздели донага, надели набедренную повязку и раскрасили грудь белой краской. Потом закрыли лицо маской и вывели к ритуальному столбу. В центре поляны был разложен большой костер. Вокруг него стояли воины в масках. Напротив, на возвышении сидел вождь. Лицо его закрывала большая красная маска, из-под которой, как желтая грива, спускалась на грудь и плечи то ли солома, то ли волосы. Белой краской на красном фоне были обведены глаза и губы. Черной – брови. На груди висело длинное ожерелье из острых зубов хищников. Всё ускоряя ритм, забили тамтамы, и, вздрагивая в такт руками, закружились вокруг костра маски. Неожиданно звук замер, воины остановились, с двух сторон меня взяли за руки и подвели к вождю. Из-под желтой гривы выскользнула черная рука и протянула мне чашку. Я взял ее двумя руками и выпил теплый, густой, чуть горьковатый напиток. Кто-то из стоящих рядом подхватил чашку. Я думаю, это был какой-то дурманящий настой на травах. Голова закружилась, тело стало невесомым, я почувствовал необыкновенную легкость. Черная рука раскачивалась перед моими глазами и вдруг превратилась в черную кобру. Холодные глаза смотрели мне прямо в лицо. Капюшон раздулся, змея продолжала раскачиваться, раскрыв пасть, потом замерла, зашипела, изготовившись к прыжку, и ударила меня в правую грудь.

Когда я пришел в себя, я стоял, поднятый десятком рук, напротив ритуального столба, и прямо передо мной, на уровне лица, висела прикрепленная к верхушке столба большая ритуальная маска.

Точно такая же маска, как у вас.

Воины внизу вскидывали руки вверх и кричали…

– Судгарабайа, – довольно невежливо перебил я его.

Николай Петрович посмотрел на меня удивленно.

– Откуда вы знаете?

– Я потом скажу. Извините.

– Да, они кричали «Судгарабайа». Это означает приветственный клич, что-то вроде: «Один из нас».

– А я думал это имя божества.

– Нет, злое божество никогда не называют по имени, чтобы не привлечь его внимания. У него нет имени. Оно просто существует.

– Еще раз извините, ради Бога. Рассказывайте, пожалуйста.

– Ритуал был окончен. На следующее утро я обнаружил у себя на правой груди знак посвященного – знак воинов племени. Вот он.

При этих словах он расстегнул рубашку и показал нам его. Это был точно такой же рубец в виде клинописи, как и у меня. Мы с Ирой переглянулись, но промолчали.

– Прошла неделя. Я жил в племени, делил с ними пищу, вел неторопливые беседы с вождем. Настало полнолуние. Снова на поляне был разложен костер, снова вокруг собрались воины. У столба стояла обнаженная девушка со связанными за спиной руками. Глаза ее были закрыты. Может быть, она была из какой-то другой деревни, потому что здесь я уже знал всех, а ее видел впервые. Снова застучали тамтамы, и был исполнен ритуальный танец. Потом четверо воинов подняли ее себе на плечи и понесли. Видимо, ее чем-то опоили, потому что она лежала неестественно прямо, как доска. Ее понесли к озеру и положили у самого края воды. Огромный диск луны замер над головой и серебрил спокойную гладь озера. Вдруг вода всколыхнулась, потом недалеко от берега образовались круги, и из расступившегося озера вышло чудовище. Это было доисторическое существо, напоминающее динозавра. Оно было огромным. Только в таком месте на земле, где еще сохранилась первозданная природа, мог выжить этот дракон. Он помотал головой, оглядел мутным взглядом людей и схватил девушку. Потом также неторопливо, зажав тело в пасти, исчез под водой.

Мы сидели в уютной гостиной в доме под Парижем, пили хороший коньяк, а я снова видел себя на той самой поляне в Африке, и мерзкое чудовище уносило в своих зубах в глубину вод черные ниточки ног. Всё было так, как он рассказывал.

– На следующий день я сидел рядом с вождем и записывал всё, что он говорил. Эти записи у меня сохранились, но я и так помню, будто это было вчера.

Изначально существовала одна маска, состоящая из двух половинок. Она олицетворяла мужское и женское начало, добро и зло, свет и тень, жизнь и смерть. Обе половинки дополняли и уравновешивали друг друга. Не может жить мужчина без женщины, не бывает света без тени, смерть неизбежно следует за жизнью, Бог живет в сердце человека, дьявол стоит у него за спиной, радость и горе неразлучны, добро и зло соседствуют в человеке. Два противоположных начала были всегда, с зарождения человеческого сознания. Но вместе они создавали гармонию, и вершиной человеческой гармонии стала любовь.

С тех пор, как исчезла одна половинка, зло правит миром, дьявол заполз в умы людей, злой дух требует постоянных жертв, любовь спряталась, гармония потеряна. И только когда обе половинки снова соединятся, вернется гармония, прекратятся жертвы.

Владелец второй половинки, кто бы он ни был, может вернуть ее только при двух условиях. Он должен обрести такую редкую и сильную любовь, которая бывает только при встрече двух половинок, женского и мужского начала, составляющих одно целое. И он должен вернуть вторую половинку маски только по доброй воле.

А теперь слушайте самое главное.

Когда появится такой человек, будь то мужчина или женщина, – владелец маски, который сможет выполнить оба условия, дух зла найдет его и попытается уничтожить или соблазнить, или очернить, но не его самого, а его вторую половину, его любовь. Тогда опасайтесь, тогда остерегитесь, тогда укрепитесь в своей любви и в своей вере.

Это всё. Я пересказал почти дословно. Только дьявола они не упоминают, а подразумевают. Но смысл тот же.

Вот такая история, и я всегда воспринимал ее, как красивую легенду, но когда я получил твое, Ириша, письмо, я понял, что легенда обретает плоть, и что тебе может грозить опасность.

Кстати, откуда у вас эта маска?

– Я купил ее в старой лавке, на окраине Бамако, пятнадцать лет назад.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.