Тайна Зеленой аллеи. Искра души

Зеленая аллея не горела, как раньше, в палитре ярких красок цветов из клумб, фонари погасли, палисадники у домов заселяли армии серых сорняков, по улице не бегала детвора, сладкий аромат акации больше не разносили теплые ветра, а можжевельники торчали как соломенные прутья из сухого веника. Школа больше не финансировалась за счет средств госбюджета и превратилась в частную. Многие объекты инфраструктуры закрылись за отсутствием спроса редеющего местного населения, а сельских жителей, что уехали покорять мегаполис, поглотила система неуправляемым ритмом жизни и потеряла их в паутине случайных интересов. Все куда-то бежали и боялись опоздать. Ким уже не был тем юнцом со школьной скамьи, он возмужал, окреп и морально повзрослел. Мысли обгоняли действия, а поступки порой были на грани допустимых.

Соседи и друзья в один голос заверяли, что Джека забрали в клинику «Луч». Отдав сомнительному посреднику из детективной фирмы деньги, вырученные с продажи мотоцикла, Ким получил от коррумпированного сотрудника Криминального бюро конверт с частичными копиями прекращенного дела нашумевшей клиники. Там были фото персонала, директоров, анкеты с персональными данными, допросы участников преступного сообщества и выписки из личных дел душевнобольных, но список, разумеется, был исчерпывающим. Характер расследования затянулся, лица, уполномоченные на его проведение, в силу текучести кадрового резерва неустанно менялись. Диг Браун и садисты-приспешники дали признательные показания, после чего дело было закрыто и сдано в архив. Пациенты были расселены по различным клиникам большого города. С кем-то Киму удалось поговорить, но пациенты не видели и не знали Джека. Многие потерпевшие и их родственники были запуганы, а многие просто были неспособны на диалог. Было ясно, что доктор Браун организовал подпольное ведомство по проведению опытов над людьми, пуская их в расход, как лабораторных крыс. Ему удалось сделать некий прорыв в медицине, но какой ценой.

Экспансия киберпространства медленно, но уверенно поселялась в сознании общества, расширяя возможности человека для выживания и получения максимума удовольствия и большего комфорта от использования бионических дополнений в организме. Однако девайсы в биологической основе давно перестали интересовать профессора, теперь первоочередная задача была направлена на создание машино-человеческого гибрида с искусственными органами и интеллектом. Подопытные доноры не переживали нагрузок, сокращая фактуру для исследований. Чужеродные органоиды все чаще конфликтовали с реципиентами, и клетки умирали. Тем самым работа замедлялась, а количество жертв увеличивалось. Иногда доктор приходил к выводу, что функционирование мозга основано исключительно на контроле органов чувств и эту связь невозможно заменить механической инженерией, но мечта была слишком явной, чтобы от нее отказываться, а возможности только приумножались с появлением новых вкладчиков в идею всеобщей кибернетизации. Под негласной эгидой полного выздоровления тех, кому медицина бессильна помочь, до своего задержания Браун осваивал экспериментальные навыки, совмещая различные металлы в живом организме. Доктор закончил два высших медицинских института с отличием. Неоднократно награждался почетными грамотами, написал диссертацию на тему «Обмен веществ и путь к регенерации», защитил кандидатскую работу по психологии, длительное время преподавал в университете на кафедре анатомии, а на пике карьеры пропал из поля зрения науки, а позже загремел на пожизненный срок. Ким внимательно рассматривал фотографии, но среди предложенных для изучения анкет имени Джек Мединсон не оказалось. По адресу фактического местонахождения клиники теперь располагался оптовый склад популярного гипермаркета.

Движение транспорта, как хронический бронхит, затрудняло дыхание города. Пробки, выхлопы, никотин, конфликты участников дорожного движения распирали негативной энергией внутренности Цитадели. На подъезде к центру мегаполиса на холме величественно возвышался медицинский институт высшего образования. «Так вот где твоя научная обитель, Диг», – усмехнулся Ким, прислонившись лбом к запотевшему от дыхания стеклу укачивающего автобуса. В приемной ректора сидела вежливая секретарша скромной внешности.

– Сейчас идет совещание и прием посетителей невозможен.

– Я готов подождать, путь из пригорода неблизкий.

– Если вы по поводу обучения, то лучше пройдите в деканат.

– Нет, я по личному вопросу.

– Тогда вы должны понимать, что диалог с руководителем может не состояться ввиду загруженности рабочего дня. Вы записывались на прием?

– Нет, но у меня очень серьезный и личный разговор.

– Я могу вас записать на завтра.

– Не стоит. Мне хватит пары минут.

– Тогда присаживайтесь, я о вас сообщу, – женщина указала на кожаное, большое, комфортное, мягкое белое кресло, но Ким отказался и вышел в длинный коридор. На стенде с фотографиями выдающихся ученых и успешных выпускников института также красовался профессор Браун. Ким сверил имеющееся фото из анкеты копий уголовного дела и сомнительно повел бровью. Прошел час. Преподавательский состав, что-то обсуждая, вышел из кабинета.

– Проходите, ректор ожидает вас, – сообщила секретарша парню, увлеченному чтением информационной доски.

– Я вас слушаю, молодой человек, если вопросы в части поступления, то обратитесь в юридический отдел для абитуриентов, – произнес седой мужчина, не отвлекаясь от разбора документации.

– Нет, – замешкался Ким. – Я родственник Дига Брауна.

– Интересно. Он вел затворническую жизнь, насколько мне известно, и не имел родственников.

– Но я по линии его двоюродного брата.

– Я вас слушаю.

– Дело в том, что я собираю положительно характеризующие справки на него для изменения меры пресечения на более гуманный срок. Согласитесь, что человек, сделавший большой прорыв в биоинженерии, недостоин расплачиваться ценой пожизненного заточения.

– А разве его связей не хватит для решения этого вопроса? – неохотно спросил ректор.

– Думаю, лишним не будет.

– Подготовьте письменный запрос и оставьте моей помощнице. Мы рассмотрим его в течение десяти дней.

– Извините, дядя не особо рассказывал про свою деятельность. Были ли у клиники «Луч» дочерние лечебницы?

– Предсказуемая легенда, молодой человек, но с такими вопросами вам лучше обратиться в Криминальное Бюро, – сказал мужчина, выпроваживая гостя за дверь, и добавил: – Браун был заслуженным мастером своего дела, а все остальное меня не касается.

Ким достал фотографию из анкеты.

– Вам знаком этот человек?

Ректор внимательно осмотрел фотокарточку, пододвигая указательным пальцем дугу квадратных очков к переносице.

– Вы отнимаете мое драгоценное время, молодой человек. Вероятнее всего, вы ошиблись. Я работал с Брауном, а этого старика вижу впервые. Освежите свою память на доске почетных сотрудников в коридоре.

Дверь захлопнулась.

– Выходит, в тюрьме сейчас не тот Браун, – проговорил Ким.

– Я вам могу еще чем-то помочь? – спросила девушка, встав из-за стойки ресепшена.

Ким повел на нее тяжелым взглядом.

– Нет, спасибо, я уже ухожу.

Томас Марколо

В списке остался последний пациент – Томас Марколо, находящийся в настоящее время на амбулаторном лечении. К нему и наведался Ким. Он представился репортером. Томас проживал со стариками-родителями, которые приветливо встретили гостя и охотно рассказали, как полгода назад к ним приехал взрослый мужчина, якобы по рекомендации бывших лечащих врачей, и, на удивление родителей, доктор поведал, что заболевание их мальчика можно вылечить по инновационной методике.

– Мы сначала не поверили, но он был не один. С ним приехал молодой крепкий парень, который поведал в видеофильме свои симптомы болезни маниакальной депрессии и панической атаки с паранойей.

– Мальчик Даймон из рекламы?

– Да, точно!

– Хорошо, продолжайте.

– В этом фильме они решали тесты, подобранные по индивидуальным особенностям заболевания. Также проводили восстановительные процедуры и шоковую терапию, после чего он стал самим собой.

– А что им делали?

– Да сейчас разве вспомнишь. Курс за курсом дорогостоящих препаратов за их счет, стимулирование частей мозга нейронным аппаратом «Луч», различные тренинги и физиотерапия. После того как нашему мальчику диагностировали переход болезни в неизлечимую форму, это был наш единственный шанс, понимаете? Что же мы наделали? – Глаза матери затряслись и налились слезами, но не заплакали.

– А можно мне поговорить с Томасом?

– Это бесполезно, он практически не разговаривает, но если вы настаиваете…

Держась за поясницу, отец Томаса закашлял и вышел в другую комнату, а спустя пару минут завел в гостиную парня невысокого роста без признаков самостоятельности. Томасу было тридцать пять лет от роду, но вел он себя как маленький ребенок, каждый раз удивленно, круглыми глазами рассматривал окружающих. После того как Ким протянул в его сторону руку в знак приветствия, он коснулся пальцев, а потом неразборчиво замычал, глядя на старую мать.

– Познакомься, это Ким, и он пришел с тобой поздороваться, – спокойно проговорила женщина. Томас осторожно протянул руку с ломающимися в неуправляемой судороге пальцами.

– Томас, можно я тебе задам один вопрос?

Бедняга расширил еще больше свои круглые, как будто удивленные, глаза и прикусил губу, всасывая ее внутрь горла.

– Поможешь мне? – спросил Ким, и в ответ мальчик кивнул веснушками на щеках, это было как чудесный знак верного пути. Старуха замерла в ожидании.

– Томас, это будет сложный вопрос, но ты не должен бояться, ведь все позади и ты дома в безопасности.

Парень вдавился в кресло, соединяя колени и локти, пытаясь защититься.

– Я тебя не трону. Скажи, ты знаешь парня по имени Джек? Джек Мединсон? – Томас раскрыл защитный панцирь и посмотрел на женщину с седыми волосами, но она в ответ не проронила ни звука, предоставляя право самостоятельного выбора рыжему мальчишке. Глаза Томаса опустились вниз следом за широкой лобной костью.

– Нет, – вырвалось из его сжатых пухлых губ.

– Не беда, зато мы с тобой познакомились, – Ким разочарованно улыбнулся и похлопал парня по плечу.

– Она видела ангела.

– Кого?

– Ангела, – грустно повторил парень.

– Расскажи подробнее.

– Длинные рукава! Плохо! Нельзя!

Его руки сомкнулись, путая между собой длинные пальцы.

– Успокойся Томас.

– Эрика знает! Эрика! Эрика! – закричал Томас.

– Он часто называет это имя, – перебила женщина.

– А кто это?

В разговор вмешался отец Томаса:

– Вы разве не видите, что он болен! Мы и сами хотели бы знать половину того, что он говорит, только общается с вами сейчас не Томас, а его болезнь.

– Браун! Браун! Браун! – закричал Томас еще громче, как будто залаял. Спинка кресла завалилась назад и он как каскадер, с грохотом свалился напол. Мужчина подбежал к нему, а женщина осторожно взяла Кима за руку и вежливо вывела в прихожую комнату.

– Послушайте, вам нужно уйти.

– Последний вопрос. Вы сказали, что партнеры предприятия «Луч» приехали по рекомендации бывших лечащих врачей. Где до этого Томас проходил лечение?

– В клинике имени Оцвела. Нам не нужны проблемы. Уходите!

За стенами ветхого дома было слышно, как Томас ясно проговаривал: «Разделочная», а потом опять залаял: «Браун! Браун! Браун!» В автобусе окно запотело, так же как и мысли в сонной голове. Взгляд провожал яркие небоскребы. «Томас знал, что доктор увозил пациентов из клиники „Луч“ в особое место под названием „Разделочная“. Я в этом уверен, но нет никаких доказательств моих предположений. Одни мысли и слова бедняги. Эрика, кто она?» Дома Ким повторно изучил имеющиеся в своем распоряжении документы расследования дела «Луч», но упоминаний имени Эрика в них не нашлось.

Клиника Имени Оцвела

Клиника имени Оцвела укрывалась на задворках пригорода Цитадели, добраться до нее не составило труда. На входе на территорию заведения замерли две гигантские белые статуи, метающие диск, как символ свободы души. Посередине двора шумел фонтан из серого мрамора, как образ долголетия и здоровья. Вокруг прогуливались люди в кипельнно-белых выглаженных халатах. Ким поднялся по широкой лестнице и попал в просторный холл с высокими колоннами под потолок. Впереди стояла стойка с информации, а рядом за столом сидела не молодая женщина, которая, заприметив парня, издали спросила:

– К кому пожаловали?

– Скажите, я хотел повидаться с другом, его зовут Томас Марколо, только не знаю, в каком он отделении.

– Вы записывались на прием?

– Нет, я тут проездом.

– У нас встречи с пациентами строго по записи и по согласованию с директором клиники, а также с письменного соглашения родственников.

– Но если бы вы могли сделать исключение, я был бы очень вам признателен, – прошептал Ким и протянул свернутую в квадрат денежную купюру незначительного номинала, опуская ее в затертый халат вахтерши. Женщина нахмурила брови и открыла журнал посещений. Она долго листала тонкие страницы, потом переспросила фамилию еще раз и неохотно ответила:

– Согласно отметке в журнале, Томас Марколо давно выписан, но карандашом стоит отметка «Луч».

– Тот самый аппарат.

– Что, простите?

– Может, его перевели?

– Обратитесь к доктору Митчеллу, он тут всем заведует, но его сейчас нет. Да, и истории болезней с момента реставрации и ремонта здания перенесены в архивы.

– А когда будет доктор?

– Этого он мне не докладывал.

– Наверное, нелегко раскопать в архиве историю болезни очередного больного, из их тысячи диагнозов выбирая нужного человека.

– Да, но у нас все еще по старинке, в алфавитном порядке, не заблудишься, но мы переходим на электронную базу, и все будет гораздо сподручнее, – протянула старуха. – Сейчас освобождают еще два кабинета, объединяя их в один. Подвал расширяется, так как бумага копится быстрее, чем ее успевают уничтожать. Помнится мне, тут стражи из Криминального Бюро ночевали дни напролет, внимательно читая записки сумасшедших. Не завидовала я им. Кому нужны мысли этих психов?

– А что они искали?

– Были ли случаи переводов из нашей клиники, как мне известно, опекуны добровольно отправляли в «Луч» своих родственников.

– Это после поимки Дига Брауна?

Старуха замолчала, а Ким отвел кошелек в сторону и достал несколько купюр суммой побольше предыдущей. Женщина огляделась, потом с осторожностью заглянула в карман и продолжила:

– Его самого. Ходят слухи, что они с доктором Митчеллом были друзьями и сторонниками одной идеи.

– Какой идеи?

– Управления разумом, – она это произнесла так, будто вспомнила что-то пугающее. – Но причастность его не доказали, наверное, откупился, но говорят, что он отбирал больных для Брауна лично.

– Извините, а вы не посмотрите имя Джек Мединсон?

Вахтерша долго рылась в журнале, ожидая еще одного вознаграждения, но в кошельке остались только деньги на обратный проезд домой. Потом она неохотно вымолвила:

– Такого, милок, пациента у нас не было.

Собеседник еще долго пытался узнать что-нибудь интересное, но вся информация напоминала слухи, поросшие толстым слоем мха. Время близилось к обеду. Попрощавшись с вахтершей, Ким вышел на улицу и прошелся по территории больницы, стараясь не привлекать внимания. Клиника была небольшой. Вход в двухэтажное здание украшал огромный белый купол, укрепленный натиском фундаментальных колонн. За фасадом здания трое мужчин в оранжевой спецодежде закурили и направились к фургону, хлопоча об обеденном перерыве. Переступая через творческий беспорядок лопат, песка и щебня, Ким зашел в запыленное помещение, где лежали мешки цемента, инструменты и открытые пустые банки из-под шпатлевки. Колесо крутилось на тележке как знак интенсивной деятельности работяг. Дырку в стене закрывал целлофан, скрывая ряды стеллажей с пожелтевшими обложками личных дел пациентов в алфавитном порядке. Дисплеем телефона Ким освещал порядок букв и не заметил, как оказался в глубине подвала. Перед глазами рябили фамилии неразборчивой рукописи черного фломастера: Мавридов, Макалов, Малиив, Мамцес, Марколо…

– Марколо! То что нужно.

Картонный переплет захрустел окоченевшими листами протоколов исследований, всевозможных анализов, кардиограмм сердца и заключений о психическом расстройстве личности. Вопрос врача: «Томас, вы испытываете недомогание, усталость, тошноту?» Ответ наблюдаемого: «Нет».

– Испытываете агрессию, желание причинять боль себе или окружающим?

– Нет.

– Испытываете затруднения общения в компании?

– Нет.

– Имеются ли проблемы со стулом или мочеиспусканием?

– Нет.

– У вас есть страхи?

– Я боюсь длинных рукавов.

– Любите обеденные прогулки?

– Да.

– Расскажите подробнее.

– Я играю в прямоугольные плитки.

– Как вы это делаете?

– Замыкаю их в большой и маленький круг.

– Не ищите совпадений подходящих костей домино?

– Нет.

– А почему?

– У меня свои правила.

– Расскажите подробнее.

– Концентрация и необратимая реакция.

– Что же вы делаете потом?

– Новый круг, но надзиратель разбивает его ботинком.

– Ему не нравится?

– Не нравится! Он одевает меня в рукава!

Опрос прерван в 14:20.

Опрос возобновлен в 18:00.

Вопрос врача: «Томас, имеете ли вы влечение к женскому полу?»

Ответ: «Нет».

– Хотели бы вы заняться половым актом с девушкой?

– Нет.

– Вы общаетесь с пациентами на прогулке?

– Нет.

– Вы знакомы с миссис Долс?

– Мне нравится Эрика.

– Что в ней вам нравится?

– Она добрая.

– Вы с ней общаетесь?

– Нет, но она собирает для меня разбросанные надзирателем фишки.

Приложение: аудиозапись на физическом носителе на двух пленочных кассетах. И так вопрос за вопросом, от которых мог свихнуться и здравомыслящий человек, засыпали акты осмотров пациентов. «Эрика, ты же тоже где-то здесь. Бинго!» Лицо скривило от провала. В корку дела Эрики Долс была вставлена книга художественной литературы.

– Мне это нравится, – сказал Ким, вытащив из переплета единственный лист краткой анкеты. Имя – Эрика Долс, двадцать пять лет, верит в гипотезы, основанные на галлюцинации, не асоциальна, преобладает латентный характер деградации личности. «Осталось мне поговорить с девушкой». За стеной раздались голоса. Ким заблокировал телефон, и экран погас. Тишина. Волнительное дыхание. Звон каблуков стремительно приближался ближе и ближе, звонче и звонче. Яркий луч охотничьего фонаря осветил пол со стеллажами спрессованной макулатуры. Доктор Митчелл огляделся и вытащил с стеллажа дело, не плотно вставленное в бумажный ряд. В анкете Эрики Долс отсутствовала ее фотография. В пустой рамке портфолио остались лишь следы пятен желтого клея.

Стемнело, но свет в доме Долс не включился. Ким планировал взять у родителей письменное разрешение на встречу с дочерью и попробовать узнать, что она поведала Томасу. Двухэтажный деревянный ветхий дом с небольшим двориком располагался на отшибе пригорода. Длинные толстые лозы дикого винограда расползались по стенам и забору неуправляемой паутиною. После нескольких нажатий на дверной звонок в глубине комнат послышалась мелодия восьмибитной приставки, но дверь никто не открыл. Любознательность распирала гостя. Он ловко перелез через забор, но, услышав шум приближающейся машины, спрятался за сараем. Свет фар уныло светил в щели деревянного забора. Мужчина крупного телосложения, двухметрового роста отворил ворота и заехал во двор на желтом такси с шашкой на крыше и трафаретом на крыле в виде шахматной доски. Водитель без труда вынес на плече из дома большой мешок и с грохотом погрузил его в багажник. Следом за ним закинул мачете, лопату, и тяжелый автомобиль выехал со двора. Ким выждал немного времени, вглядываясь в темноту. После чего зашел в открытые двери дома. Тишина. Деревянные полы периодически поскрипывали, выдавая его негласное присутствие. На кухонном столе томился недоеденный ужин, присохший к тарелкам затвердевшим соусом и сухими макаронами, а кондитерские хлебобулочные изделия активно зацвели темно-зеленой плесенью. В спальне на втором этаже были разбросаны нижнее белье и простыни, перевернуты все шкафы и книжные полки. Ким посмотрел в окно с видом на другую сторону двора и испуганно пригнулся, увидев возле забора припаркованное желтое такси предполагаемого хозяина дома. Парень спустился на первый этаж, но на кухне уже кто-то загремел посудой и громко зачавкал. Неожиданный холодный пот пробил защитный барьер антиперспиранта. «Я лучше выйду и позвоню в дверь, не буду пугать хозяина». Ким быстро спустился в подвал, чтобы выбраться на улицу через вентиляционные окна. В подсобке пахло сыростью, экскрементами и биологическим разложением. Осторожно перешагивая в темной кладовке через коробки, банки и бесполезный хлам, освещенный аварийными огнями фосфорных ламп, он залез на токарный станок, чтобы открыть форточку, и вздрогнул. Черные длинные волосы свисали к полу, а тонкие руки, привязанные к батарее, кровоточили на запястьях.

– Что, блядь, за херня! Ты жива? – прошептал Ким и аккуратно спустился обратно на ледяной пол. Он потянул к опущенной голове руку и отдернул ее, представив под черными волосами оскалившуюся девочку из популярного фильма ужасов, но одумался, ведь ужас был явью, и дотронулся до плеча женщины. Она подняла лицо и открыла бешеные глаза, утопленные голодом в череп. Она уперлась в стену, отталкиваясь от пола ногами, что заскользили о кровяную лужу с блеском черноты. Она завыла, затряслась и забилась в истерике.

– Тише, тише, я тебя освобожу, успокойся. Я не причиню тебе зла.

Парень сморщился от запаха дерьма, развязывая капроновый узел на синих руках.

– Ублюдок, да что он сделал с тобой, – возмутился он и обернулся.

Новый хозяин дома быстро спустился на шум по металлической лестнице и, размахивая длинным мачете, прокричал:

– Любовь моя, ты меня зовешь?

Женщина простонала сквозь разбитые, опухшие, синие губы, прижимаясь в ужасе к стене. С талии атласных брюк мужчина вытянул ремень и ударил несколько раз жертву металлической блестящей бляшкой по лицу, оставив глубокую сечку над глазом. Женщина закричала через кляп, вставленный в рот, и снова повисла на батарее без сознания.

– Я еще вернусь, – произнес мужчина грубым басом и разрезал на жертве кончиком острого мачете окровавленную блузку и лямки белого бюстгальтера. Дыхание похитителя участилось сопением заложенных гайморовых пазух. Широкой ладонью насильник сжал грудь женщины и жадно проглотил слюну, так что выпячивающийся, острый кадык на широкой шее опустился и поднялся вверх, как на лифте. – Мне есть что тебе показать, – произнес похититель, поправляя гениталии через штаны. Его ладонь обхватила повисшую голову женщины, как скорлупу от ореха, и широкие ноздри вдохнули запах ее ключиц. В гостиной из телика телеведущий глупого ток-шоу громко рассказывал о самобытности участников программы проекта «Наедине», где одинокие сердца строят любовь на необитаемом острове. «Блядь, это что, „Итальянский Джалло“ тут снимается? Я не пойму. Может, сейчас режиссер прокричит „Стоп, снято“ и включится свет?» – спросил Ким сам себя. Над головой в кухне бродили тяжелые шаги здоровяка, гремела посуда и шумела в сместителе вода. Впитывая чакрами атмосферу «американского слэшера», Ким приоткрыл дверцу старого холодильника и подполз к женщине, уже не замечая неприятного запаха.

– Очнись. Поговори со мной, не молчи. Очнись. Я помогу тебе, – шептал парень, развязывая зубами веревку. Женщина глубоко вздохнула, освобожденная от тряпки во рту.

– Он убьет тебя. Он убил моего супруга, – изнеможенный голос боли и ненависти заговорил в ледяной груди.

– Не нагоняй ужаса, и так страшно пиздец как. Эрика ваша дочь?

Помятая фотография девушки развернулась дрожащей рукой перед отекшими от слез глазами матери.

– Да, – простонала она через боль и бессилие.

– Она в больнице доктора Брауна?

– Нет, в клинике Имени Оцвела.

Руки женщины, как конечности манекена, обессиленно упали на пол.

– Я не чувствую пальцев, – произнесла она еле слышно.

– Когда вы видели дочь?

– Два месяца назад. Нам ограничили встречи. Так как методику лечения нельзя прерывать, а нашу девочку должны были вот-вот выписать.

– Ночью я наведаюсь еще раз к доктору Митчеллу и проверю эту информацию.

– Служба спасения, чем я могу вам помочь? – произнес оператор в динамике телефона.

– Дом имени Долс, район старого пригорода, в конце сквера Надежды, мужчина убит, женщина ранена, помогите, убийца в доме, мы в подвале, – проговорил быстро парень полушепотом.

– Наряд выехал. Ваше имя?

– Ким Рицин, Зеленая аллея… – и раскладной телефон вместе с его пальцами затрещал, сжатый широкой ладонью убийцы, стоявшего за спиной.