скачать книгу бесплатно
Одиночество создателя
После спектакля Дмитрия Крымова «Моцарт “Дон Жуан”. Генеральная репетиция» в Театре «Мастерская Петра Фоменко» моя жена сказала: «Папа не отпускает». Мне было понятно без разъяснений – она работала в Московском театре на Малой Бронной в 1970–80-е годы. И в пору великих творений Анатолия Эфроса, и в пору – перед его уходом в Театр на Таганке – его разладов с труппой.
В «Дон Жуане» Крымова не отпускают и другие советские режиссеры великой театральной поры, начавшейся в середине XX столетия: Георгий Товстоногов, Олег Ефремов, Юрий Любимов, Михаил Туманишвили, Юозас Мильтинис, Вольдемар Пансо, Петр Фоменко, Марк Захаров, Леонид Хейфец… Всех и не назовешь. Кто-то постарше, кто-то помладше, но так или иначе они были частью жизни дома выдающегося театрального критика Натальи Крымовой и полуопального гения Анатолия Эфроса, на спектакли которого ломилась «вся Москва».
До 1973 года мама Димы работала в редакции журнала «Театр», который наряду с «Новым миром» был важным духовным центром «оттепельной» художественной жизни. Она глубоко и тонко понимала, из чего рождается ткань театрального искусства. И знала, что такое участь режиссера, который должен увлечь за собой десятки сотрудников и тысячи зрителей. Какую ношу он вынужден нести каждый день. Анатолий Эфрос, как говорили в сталинскую эпоху, был «социально чуждым» даже в новые «диетические» времена – и драматические перепады его судьбы тому горькое свидетельство.
Собственно, ко всем названным театральным режиссерам советская власть относилась с подозрением – к кому-то с большим, к кому-то с меньшим. Но «других писателей» не было. И это понимали чиновники от культуры. Не случайно именно в эту пору при всех ее немилосердных правилах игры Борис Пастернак напишет, посвятив свои строки актрисе Анастасии Зуевой: «Смягчается времен суровость, / Теряют новизну слова, / Талант единственная новость, / Которая всегда нова». В «оттепельную» пору талант могли мучить, запрещая его произведения, но до смертоубийства уже не доходило.
Дмитрий Крымов вырос в доме, где театр и разговоры о театре были важнее разговоров о реальной жизни, протекавшей по своим советским законам. Вернее, театр был более реальным бытием, чем сама жизнь, которая часто грубо вторгалась в творчество профсоюзными собраниями, цензурными запретами, партийными проверками «морального климата в творческом коллективе». Грешен, в начале 1980-х возглавлял комиссию Краснопресненского РК КПСС, которая должна была найти развязку в конфликте между труппой Театра на Малой Бронной и его режиссерами (напомню, что главным режиссером Театра на Малой Бронной был Александр Дунаев, а Эфрос работал очередным, хотя все понимали, что он «не первый, но и не второй»).
Как ни отбрыкивался от этого партийного поручения, не смог от него увернуться. Но, как ни странно, именно эта история приоткрыла мне горькое знание о естественном одиночестве любого сто`ящего режиссера. Их не случайно называют демиургами, творцами чувственного космоса. Потом мне не раз приходилось быть свидетелем конфликтов между режиссерами и актерами, которых они пестовали годами. Накапливающаяся усталость друг от друга приводила к взрывам или тихим расставаниям. Видимо, Ремарк прав: человеческая жизнь слишком длинна для одной любви. Во всяком случае жизнь театральная. Актеры устремлялись в новые дали, оставляя режиссера в горьком одиночестве, преодолеть которое можно, только пережив новое увлечение – чаще всего неопытной театральной молодежью. Таланты ходят стаями, но жизнь режиссера-вожака всегда одинока. Ему не прощают ошибок. Даже тем, кого и при жизни, и после смерти называли великими. И хотя театральные спектакли чаще всего дети любви постановщика, актеров, художников, музыкантов, удел режиссера сродни участи Вседержителя. Стоит ему переусердствовать в любви или ненависти, и его творенье окажется болезненно несовершенным.
Анатолий Эфрос был режиссером уникального романтического дарования. Процесс создания спектакля был для него едва ли не более важен, чем завершенная постановка. «Репетиция должна доставлять радость. Потому что на репетицию уходит половина каждого дня по всей жизни. И если после мучительных репетиций даже и получится хороший спектакль, это не искупит потерь». Не смею утверждать, что для Дмитрия Крымова эти строки его отца из книги «Репетиция – любовь моя» стали единственным заветом в профессии.
Но одним из десяти – несомненно. И в спектакле «Все тут» – щемящей истории о его семье, и в «Дон Жуане» он вновь и вновь обращается к самой природе театра, который вмещает в себя все бытие, с его горними высями духа и властными претензиями материального низа, с жалким лепетом обыденности и горечью неизбежного ухода. В «Дон Жуане» Крымов захватывает бесстрашной свободой художника, безбоязненно сопрягающего все краски сценической палитры в театральную мистерию, передоверив Евгению Цыганову, перевоплотившемуся в режиссера-вседержителя, свою собственную, Дмитрия Крымова, роль. Как, впрочем, и всех режиссеров, чьи творенья он видел за свою жизнь. Он заражает актеров этим бесстрашием, что и позволяет им взлететь на неведомые прежде вершины. Он задает виртуозную партитуру Цыганову, который остро чувствует сквозное действие роли, в равной степени владея секретами глубинно психологического театра и откровенно площадными фокусами. Как любой настоящий режиссер, они – и Крымов, и Цыганов – должны обольстить своих артистов, используя даже запрещенные в обыденной жизни приемы.
Казалось, что фраза «искусство требует жертв» истерлась от частого употребления, потеряла силу и смысл. Но это совсем не так. Цена искусства – человеческая жизнь. Только так рождаются шедевры. Кому, как не Крымову, это знать.
Сентябрь 2021
«Хоть куда казак»
27 августа исполнилось бы 80 лет выдающемуся сыну Украины, гениальному актеру Богдану Сильвестровичу Ступке. Он ушел из жизни по нынешним меркам рано, не дожив до 72 лет. Но магию его человеческой, творческой натуры до сих пор ощущают все, кто видел его хоть раз – в жизни, на сцене или на экране.
Он был блистателен на украинских подмостках и в украинских фильмах и не менее велик в российском кинематографе в советские и постсоветские времена. В этих превосходной степени словах нет преувеличения, которыми обычно пользуются в юбилейных или прощальных речах. Богдан Ступка был действительно выдающимся сыном своей страны, украинским патриотом и гениальным – по гамбургскому счету, по мировым меркам – артистом.
И одновременно он жил в пространстве русской культуры не как чужестранец, а как изначально укорененный в ней художник, ощущающий не только различие, но и глубинную близость двух родственных народов. Он создал множество сценических образов в классическом украинском и русском репертуаре – от Мыколы Задорожного в «Украденном счастье» Ивана Франко до Ивана Петровича Войницкого в «Дяде Ване» А.П. Чехова, сыграл более сотни ролей в кинематографе, безупречно владея всеми оттенками, всей глубиной украинского и русского языков.
Он остро чувствовал, как меняется пластика, эмоциональный строй человека в зависимости от того, на каком языке он говорит. Львовянин, тонко понимающий нюансы речи своих земляков, он замечательно раскрывал все многообразие украинского языка, откликающегося на соседние культуры – австрийскую, польскую и, конечно же, родственную русскую, в которой украинская почва прорастала до небес в высокой классике литературных гениев.
Нередко в дружеском застолье просил его почитать «Энеиду» Ивана Петровича Котляревского: «Еней був парубок моторный / I хлопец хоть куди козак / Удавьсь за всеэ зле проворный, / Завзятiший од всiх бурлак…» В его чтении эта поэма приобретала тот объем, который раскрывался не сразу даже для таких внимательных читателей, как Тарас Григорьевич Шевченко и Пантелеймон Александрович Кулиш. В 1861 году П. Кулиш, создатель «кулишовки», ранней версии украинского алфавита, и основной переводчик полного издания Библии на украинский язык, назвал Котляревского выразителем «антинародных образцов вкуса», который в своей «Энеиде» «поиздевался над украинской народностью», предъявив миру «все, что только могли найти паны карикатурного, смешного и нелепого в худших образчиках простолюдина».
Но в 1882-м создатель «кулишовки», вновь вернувшись к поэме Котляревского, кардинально пересмотрел свои взгляды: «Он (Котляревский. – М.Ш.), покорившись неизведанному велению народного духа, был только орудием украинского сознания». Схожая эволюция в отношении Котляревского и его «Энеиды» произошла и с Т. Шевченко, который поначалу назвал ее «смеховиною в московской манере», а много позже – «недооцененной книгой». Богдан Ступка вслед за автором покорялся «неизведанному велению народного духа», в котором высокое и низкое сплетались воедино, народная почва воспаряла до народной судьбы. «Образец кабацкой украинской беседы» (еще одно из язвительных замечаний П. Кулиша в адрес литературной стилистики Котляревского) обретало черты народного эпоса.
Богдан остро чувствовал праздничный гротеск национальной украинской жизни. Ему было свойственно гоголевское переживание избыточного плотского земного рая и одновременно ощущение мистики, тайны, которая скрывается за видимой беспечностью бытия. Именно поэтому уже в зрелом возрасте он заново открыл для себя философскую прозу и басни Григория Сковороды, извлекая в них ту мудрость, которая была нужна ему как человеку и актеру. Он любил повторять вслед за великим украинским философом: «Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав». Такое понимание человеческой природы позволяло ему безбоязненно прикасаться к характерам, которые вызывали, мягко говоря, неоднозначную историко-политическую оценку и на Украине, и в России, будь то украинский националист Орест в фильме Юрия Ильенко «Белая птица с черной отметиной», Иван Блинов, решивший выбрать «третий путь» в трагедии Великой Отечественной войны (за эту роль в картине Дмитрия Месхиева «Свои» он был номинирован на премию Европейской киноакадемии), или гетман Мазепа (киноэпос Юрия Ильенко).
К счастью, история с фильмом «Молитва о гетмане Мазепе» не стала роковой для нашей дружбы. Мы оба были министрами культуры – каждый в своей стране. Богдан рассказал мне, что хочет создать образ этого противоречивого человека, который в русской истории живет с клеймом предателя, а для многих украинцев является героем, – для актера такого масштаба, как он, это была интересная творческая задача, и я понимал его. Но все же Министерство культуры России не выдало картине прокатного удостоверения для показа на территории нашей страны из-за того, что Петр I и русская армия были изображены злодеями, которые огнем и мечом сеют хаос на земле Запорожской Сечи. Это был тяжелый момент в истории наших отношений. Но, как писал когда-то Анатолий Алексин, «дружба дороже истины». После «Мазепы» Богдан еще десять лет, до самой смерти, работал в российском кинематографе. Это было время невероятной творческой активности: «Свои», «Водитель для Веры», «Тарас Бульба» – всего и не счесть. Режиссеры добивались его участия в своих картинах, и он не отказывался, словно знал, что жить ему осталось недолго.
В финале спектакля «Тевье-Тевль», который по пьесе Григория Горина поставил Сергей Данченко, бессменный друг и товарищ Богдана по театральному бытию, Тевье-Ступка уходил в бесконечное небесное пространство по Млечному Пути. Уходил в причудливом танце, превращаясь в яркую звезду, которая и поныне освещает нашу жизнь. И как бы хотелось до моего ухода хотя бы раз поклониться его могиле…
Август 2021
Русский вопрос
Насилие над 9-летним мальчишкой, которого избивали его киргизские сверстники в школе дзюдо только за то, что он русский, «языковые патрули» в Казахстане, требующие от русскоязычных граждан пользоваться казахским языком в публичных местах, аналогичные коллизии на бытовом уровне в других странах Центральной Азии незамедлительно вызывают реакцию властей – и в России, и в государствах, где случались подобные инциденты.
По этому поводу ни в СНГ, ни в ЕАЭС никто не хочет публичных конфликтов на межгосударственном уровне. В отличие от Украины или стран Прибалтики здесь не принимали законов, впрямую направленных на вытеснение русского языка и русской культуры. Более того, русский язык в ряде постсоветских государств имеет тот или иной официальный статус. Но произошедшие частные, как кажется, события заставляют заново взглянуть на то, что в реальности происходит на постсоветском пространстве с этническими русскими. Их проблемы куда сложнее, чем вопрос сохранения русского языка в новом зарубежье.
Уже тридцать лет, прошедшие со времени распада СССР, бывшие советские республики стремятся к созданию национальных, а в ряде случаев мононациональных государств, где первостепенной является забота об утверждении национальных приоритетов в истории, географии, философии, художественной культуре, политике, в сфере языка и гуманитарного образования в целом. Новым государствам нужно было найти новые опоры во времени и пространстве.
Исключение во многом составляла лишь РСФСР, несмотря на то что после распада СССР в ней проживало более 80 % русских. Новое российское государство, в котором, по итогам переписи 2010 года, зафиксировано 193 этноса, изначально формировалось как многонациональная и многоконфессиональная держава, что было закреплено в Конституции 1993 года.
Межнациональные отношения в СССР всегда были под особым контролем партийной власти. Борьбу с «великодержавным шовинизмом» и «буржуазным национализмом» власти вели на протяжении всего существования Советского Союза. Отсюда двусмысленное положение РСФСР, не имевшей своего ЦК Коммунистической партии, и более жесткое налогообложение русского села. Отсюда же – репрессии в отношении национальной интеллигенции в союзных республиках, особо безжалостные в 30–40-е годы прошлого столетия.
Все это относилось и к представителям русской культуры.
Подспудно существующая – и никогда не исчезавшая – энергия национальных движений уже в середине 80-х годов прошлого века, в пору ослабления центральной московской власти, вырвалась на поверхность политического бытия.
Бездарная попытка государственного переворота, который начался ровно тридцать лет назад и через три дня потерпел крах, окончательно похоронила Новоогаревский процесс создания нового Союзного договора, спровоцировав финальный этап парада суверенитетов. Именно ГКЧП поставил точку в истории Советского Союза, обнаружив исчерпанность его основных структур.
Никто не думал тогда о судьбе 26 миллионов русских, оказавшихся в новых государствах. Русских, на которых в недавних союзных республиках взвалили вину за все беды, причиненные не только советской властью, но и Российской империей. И никто не хотел, да и не хочет, похоже, понять, что сама Россия, русский этнос понес не менее, а то и более жестокий урон от власти большевиков, чем другие народы Советского Союза. В 90-е годы Россия не смогла ни принять, ни всерьез защитить своих соотечественников, оказавшихся без вины виноватыми.
В отличие от эмигрантов, по своей воле уезжавших в ФРГ, США или Израиль, которые худо-бедно должны были адаптироваться к новой социокультурной среде, учить язык страны пребывания, чтобы получить работу и место в обществе, эти 26 миллионов русских людей оказались за границей не по собственному выбору. И потому немало тех, уже немолодых людей, кто по-прежнему проживает в странах нового зарубежья, но не может и не хочет понимать, почему они должны приспосабливаться к новым условиям жизни, а не приспосабливать эти условия к тому, что для них привычно. При этом уже не первый год многие родители заботятся о том, чтобы дать своим детям возможность многоязычия, которое потом позволит им сделать самостоятельный выбор: остаться в стране, где их семья оказалась тридцать лет назад, переехать в Россию или поискать счастья где-то еще. Значительно реже происходит «языковой сдвиг», когда родители не передают родной язык детям, надеясь, что это откроет перед ними большие возможности в стране проживания. Надо признать, что на сегодняшний день и это не является фактором успеха.
Нужно учитывать все эти новые обстоятельства, заботясь о благополучии, безопасной и успешной жизни наших соотечественников в новом зарубежье. И не ограничиваться лишь стремлением сохранять их культурную идентичность.
В нынешней геополитической обстановке Россия усиливается в качестве гаранта безопасности в Центральной Азии, на Кавказе и на Ближнем Востоке, да и не только в этих регионах. Несмотря на ограничения, связанные с пандемией COVID-19, она по-прежнему привлекательна для трудовых мигрантов, в том числе и для высокопрофессиональных специалистов. Наконец, в России проживают значительные этнические общины из стран Содружества. Вместе с международными договорами это весьма серьезный фундамент для дискуссии о правовом положении наших соотечественников за рубежом.
Август 2021
Заметки старого лектора
Более 150 студентов из разных высших учебных заведений Белоруссии собрала Летняя школа в Псковском государственном университете, куда и меня пригласили на лекцию, посвященную приграничному культурному сотрудничеству. И это заставило вновь задуматься о смысле преподавательской деятельности.
Всякий раз, когда входишь в аудиторию, нервничаешь по самому простому и самому важному поводу – нужны ли знания и размышления человека, родившегося в первой половине XX века, студентам, появившимся на свет в начале века XXI? К тому же студентам, приехавшим из другой страны, с другим опытом, другим информационным фоном, другим запасом школьных знаний, чем их российские сверстники.
Мы живем в Союзном государстве, наши народы близки друг другу – и в истории, и в новейшем времени, но Белоруссия – не Россия в той же степени, в какой Россия – не Белоруссия. Понятно, что, войдя в аудиторию, где разместилось около двухсот человек, ты не поймешь, кто русский, а кто белорус, но все же нужно искать темы и слова, которые бы объединяли, а не разъединяли ребят. Преподавателям естественных наук все-таки проще. Разработчикам квантовых компьютеров, конечно, следует помнить, что дважды два в их случае – «возможно, четыре», но и классику никто не отменял: то, что дважды два равно четырем, следует помнить тоже, и этот теоретический результат применять на практике. В гуманитарных науках подвижность знания зависит не только от развития научной мысли. Она связана со множеством факторов, влияние которых делает поиск истины совсем непростым делом.
Ты всегда идешь на риск. Боишься разочаровать слушателей, не добиться контакта с ними. Если это происходит, то все лучшие цитаты и эффектные суждения не стоят и ломаного гроша. Нынешние студенты «голосуют» погружением в свои гаджеты. Но самое опасное – поддаться желанию, «задрав штаны, бежать за комсомолом», пытаясь заговорить с молодыми людьми, будто ты – один из них. Но тебе не 18 лет и даже не 25, любые игры в молодость будут выглядеть просто смешно.
И все же, все же… Ты живешь со своими слушателями во многом разнонаправленно. У тебя большая, если не лучшая часть жизни – позади. Из нее ты по преимуществу черпаешь свои познания, опыт подсказывает повторяющиеся коллизии бытия. Тебе хочется верить, что опыт и мудрость – одно и то же, хотя знаешь, что это совсем не так. У них – все в настоящем и будущем. Вырвавшись из школьного детства, пусть самого счастливого, из-под родительской опеки, пусть самой добросердечной, они полны ожиданий грядущего. Мир открывается неведомыми прежде искушениями, которые подталкивают их к непредсказуемым шагам. А потому, погружая их в «доброе и вечное», надо почувствовать этот нерв предвкушения, который для них острее любого проверенного знания. Ты должен вместе с ними отыскать связь между твоим прошлым и их будущим, между проверенными столетиями истинами и готовностью вырваться за их пределы, открывая прежде неведомое…
Наверное, не случайно задумался обо всем этом в Пскове, который вырвал из московской суматохи, из повседневного круговорота никогда не заканчивающихся текущих дел, где надо по крупицам урывать минуты для свободомыслия, не обремененного неотложными обязательствами. Старинный русский город со славной историей, великими памятниками духовной архитектуры, Псков притягивает возможностью погрузиться в прошлое, ощутить его вневременную красоту. Оно просветляет душу, наполняет ее благодатной радостью. Симфония псковских храмов и исторических памятников вытесняет впечатление от современного города. Жить в таком пространстве, где легендарная прошлая слава оказывается мощнее любой нынешней новации, в высшей степени непросто. Тем более что начиная с XVIII столетия судьба не слишком жаловала этот оплот Северной Руси и русского православия. Границы империи перемещались дальше на северо-запад, появлялись новые центры притяжения – Рига и Таллин. Столичные города, и прежде всего Санкт-Петербург, манили жителей Псковщины, которые отправлялись туда на заработки и, как правило, обосновывались на берегах Невы.
Отток молодежи связан не только с лучшими условиями жизни, она ищет самореализации.
Сегодня в Псковской губернии проживает около 630 тысяч человек, в самом Пскове – чуть больше 200 тысяч. Население пополняется преимущественно приезжающими из северных регионов России пенсионерами. Молодежь, даже получившая высшее образование в местном университете, ищет счастья на стороне. Отток молодежи связан не только с лучшими условиями жизни, она ищет возможности для самореализации.
Поэтому для губернатора Михаила Ведерникова одной из самых важных задач остается развитие тех сфер социально-экономической деятельности, которые сохранят молодых людей в регионе. Это не только туризм, который естествен для древних городов, не только инновационные производства, которые разворачиваются в особой экономической зоне «Моглино», но и крупные социальные проекты. Современный многопрофильный медицинский комплекс потребует высокопрофессиональных специалистов, которые могут быть подготовлены в Псковском государственном университете. Понимая, что это потребует нового качества обучения, руководство университета налаживает партнерские отношения со столичными вузами, реализует программы, которые собирают талантливую молодежь. Собственно, и сам ПГУ – это крупный социальный проект, который может стать одним из центров экономического развития города и области.
Михаил Ведерников возглавил область без малого три года назад. Тогда же, в 2018 году, главой Псковской митрополии стал владыка Тихон. Их деятельность, безусловно, дала новый импульс развитию Псковского края, где великое прошлое должно помочь рождению будущего.
Июль 2021
Жизнь в розовом цвете
В Большом зале Московской консерватории в 21-й раз вручали премию Олега Янковского. Как и положено, награда великого барона Мюнхгаузена находила своих героев в ночь с 31 на 32 мая – отступление от давней традиции стало бы недопустимым легкомыслием. Не случайно на пригласительном билете было начертано слово «кульминация»: концерт в рамках XXI фестиваля «Черешневый лес», предшествующий церемонии, собрал звезд первой величины, от Пласидо Доминго и Владимира Спивакова до Аиды Гарифуллиной и Дениса Мацуева.
Три часа чистой радости объединили сцену и зрительный зал, в котором блистали не менее знаменитые персоны, чем на сцене. Как всегда, когда за дело берется Михаил Куснирович, кульминация удалась. И вправду, он способен справляться с любыми предлагаемыми обстоятельствами. Тем более что он сочинял праздник в честь 30-летия своей знаменитой компании.
Год назад, когда пандемическая неопределенность ближайшего будущего, казалось, была страшнее самого COVID-19, в эфире Первого канала неожиданным образом появилась программа «Оптимистические выступления. Живой эфир». Название было принципиально важным. В период жесточайших карантинных ограничений, когда города пугали опустевшими улицами и замками на дверях всех публичных мест человеческого общения, нужно было проявить невиданную волю и выдумку, чтобы собрать в ГМИИ имени А.С. Пушкина компанию выдающихся артистов, которые должны были напомнить не на шутку встревоженным гражданам, что жизнь прекрасна уже потому, что другой не будет.
Дождь лил как из ведра, когда в саду музея, где уже шумели черешневые деревья, посаженные в 2003 году еще Ириной Антоновой, мы готовились к съемке. Несмотря на высоких телевизионных профессионалов, Михаил Куснирович сам занимался установкой света, мизансценами, сочинением и редактированием текста. Он руководил посадкой деревьев, которой занималась директор музея Марина Лошак. Он был демиургом всех событий, объединивших Юрия Башмета, Ренату Литвинову, Ильдара Абдразакова, Евгения Миронова, Игоря Бутмана, Валерия Сюткина…
Нечто подобное происходило и в нынешнем году. Перед началом концерта в Большом зале Владимир Спиваков сказал, что именно Михаил Куснирович провел генеральную репетицию, рассказывая, «кто откуда должен выходить, напоминая, кто на каком инструменте играет и каких темпоритмов должен придерживаться оркестр». Это помимо того, что создатель фестиваля «Черешневый лес» всегда собирает вместе таких зрителей, каких не увидишь разом ни на одной столичной премьере.
Вспомнил реплику Марка Захарова, которую много лет назад он произнес после очередной высадки черешневых деревьев в Нескучном саду: «Поставил бы здесь “Вишневый сад”, но кто, кроме Куснировича, может собрать такую звездную массовку?» В этих словах не было зависти. Может быть, и восторга не было, но было искреннее удивление и безусловное уважение к человеку, который не просто ощутил запрос нового времени, но и сумел ответить на него с жизнерадостной яркостью. Он острее других понял, что искусство не должно заменять жизнь, но может стать ее необходимой праздничной составляющей.
Михаил Куснирович – выдающийся массовик-затейник, который сам сочиняет и реализует свои затеи. Украшатель жизни, который не боится идти на самые рискованные решения. Он явно с лихвой взял реванш за то, что, послушавшись родителей, не пошел учиться на режиссера, а окончил курс Московского химико-технологического института. Он владеет главным качеством в профессии режиссера, сопрягая время и пространство, которые подчиняются его творческой воле.
Кто бы еще так органично смог вернуть ярмарочный дух минувших столетий в самый центр столицы, оживив ритуальную архитектуру Красной площади? Да еще устроив на ней каток? Кто посмел бы рекрутировать самых знаменитых актеров, музыкантов, живописцев и даже чиновников для посадки черешневых деревьев от Москвы до самых ее окраин? Кто, наконец, решился бы превратить ГУМ в своего рода воплощенную советскую мечту, запечатленную в знаменитой книге о вкусной и здоровой пище?
В нем живет юношеская энергия комсорга, который способен, что называется, завести любую аудиторию, подвигнув ее на невероятные деяния, и жажда жизни человека XXI века, вкусившего радости буржуазного бытия. Он обаятелен, но совсем не скромен. «Скромное обаяние буржуазии» – это не про Куснировича. Он избыточен, но при этом обладает безупречным вкусом. (Как шутят в эпоху пандемии, «можно потерять обоняние, главное – не потерять вкус».) Его раблезианство имеет строго очерченные границы. И он точно понимает, что реализовать советскую мечту можно, только используя инструменты, присущие буржуазной экономике. Он одним из первых в нашей стране на практике реализовал то, что называется «экономикой впечатлений», театрализовав, артистически преобразив рутинные процессы купли-продажи. И одновременно создавая яркие светские события, полные высоких художественных решений. Ему интересно все – от участия в обменных гастролях Ла Скала в Большом театре до сочинения празднеств для юбилеев своих друзей. Во всем этом ему, пожалуй, нет равных.
Можно сказать, что все его затеи – это виртуозные маркетинговые ходы, которые помогают его бизнес-проектам. Это первое, что приходит в голову любому прагматику. Но, наблюдая за Михаилом Эрнестовичем со стороны уже три десятилетия, уверен, что это весьма поверхностное понимание. Похоже, ему действительно хочется, чтобы люди поверили в то, что жизнь – это замечательное приключение, в конце которого нас ждет не небытие вовсе, а веселый праздник с фейерверками и салютами. Сочиняя свои затеи, он словно надевает на всех нас розовые очки, которые, наверное, искажают реальность, но зато помогают жить.
Июнь 2021
День советской печати
Накануне Первомая, Пасхи и Дня советской печати, который мы до 1992 года ежегодно отмечали 5 мая, Михаил Сеславинский, знаток и собиратель печатного слова, подарил Виктору Лошаку, возглавлявшему журнал «Огонек», с коротким перерывом, с 2003 по 2013 год, редакционную копию примечательного документа первых послевоенных лет, который стоит процитировать полностью.
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Простите великодушно мою назойливость. Прошу о Вашем вмешательстве в дела журнала “Огонек”. Он безобразно опаздывает с выходом в свет. Сейчас мы заканчиваем составление шестого номера, а подписчики еще не получили последний номер за прошлый год, хотя я подписал сигнальный экземпляр 31 декабря. Дело поставлено так, что на технику оформления и печать уходит около полутора месяцев. Этим обессмысливается значение журнала как политически актуального еженедельника.
Издательство “Правда” много сделало для улучшения качества печати журнала, но, несмотря на многочисленные указания директивных инстанций, систематически срывает сроки выхода номеров. Обычно рвения типографщиков после очередного нажима сверху хватает на один-полтора месяца.
Но я абсолютно уверен в том, что, если бы они знали, что Вы строго указали выпускать журнал в срок и делать его быстрее, издатели нашли бы технические и материальные ресурсы для выполнения Вашего указания.
И еще я прошу дать директивным инстанциям указание, чтобы они потребовали с меня и с издательства отчет о выполнении решений, вынесенных ОБЦК в ноябре 1945 года, о перестройке журнала. Этот отчет сдвинул бы многие проблемы, от разрешения которых зависит темп превращения “Огонька” в образцовый советский иллюстрированный еженедельник.
Редактор журнала “Огонек”».
Алексей Александрович Сурков, ответственный редактор «Огонька» с 1945 по 1953 год, подписавший это обращение, всегда был опытным царедворцем, остро чувствующим политическую конъюнктуру. И потому ему было хорошо известно, что адресат этого письма испытывает личную приязнь к его журналу. После смерти всесильного вождя советской империи немногие посвященные будут свидетельствовать о том, что стены ближней дачи Сталина были украшены цветными репродукциями отечественной и мировой художественной классики, вырезанными из журнала «Огонек», где их публиковали в каждом номере.
Так что А. Сурков, который мог лишь догадываться об этом, все же интуитивно чувствовал, что его письмо не останется без ответа. Кто бы из редакторов стал ссориться с руководством всесильного издательства «Правда», если бы не был уверен в положительном решении вопросов, поставленных перед «отцом народов». И хотя Сталин в 1938 году дал приказ уничтожить Михаила Кольцова, наверное, лучшего редактора 20–30-х годов прошлого столетия, возродившего «Огонек» и возглавлявшего его редакцию с 1925 по 1938 год, блестящего журналиста, чьи статьи становились не только литературными, но и общественными событиями, к самому изданию, выходившему многомиллионными тиражами, он относился с читательской благодарностью.
И не он один. Многих граждан дореволюционной империи, СССР и постсоветской России с «Огоньком» связывала какая-то личная история. Это издание было поистине народным журналом, возродившимся в период «культурной революции», побудившей к чтению миллионы неграмотных строителей нового мира. Михаил Кольцов понял, что потребность в доступном массовом журнале может удовлетворить дореволюционный «Огонек», преобразованный под нужды современной советской идеологии, но сохраняющий доброжелательность и теплоту еженедельника для семейного чтения. Нужно было обладать выдающимся издательским талантом, чтобы в 1923 году объединить вокруг этого проекта блестящих литераторов, художников, фотомастеров. Бурное послереволюционное время разводило деятелей культуры по разным лагерям, открыто недружественным друг другу. Создавались самые разные издания, имеющие открыто групповые пристрастия. Возрожденный еженедельник был местом объединения самых разных творческих сил. Акционерное издательское общество «Огонек» – счастливая находка М. Кольцова – было зарегистрировано в 1926 году, но журнал и книги с логотипом «Огонька» начали выпускать раньше. Тогда, в первые годы возрождения этого еженедельника, было сделано немало творческих открытий. Например, журнал, по праву считавшийся серьезным изданием, начал печатать кроссворды, – и это привлекло к нему множество новых читателей. Уже к началу 30-х годов он стал первым среди равных, любимым самими разными читателями в разных концах огромной страны. Как и наше отечество, «Огонек» переживал разные времена. Циничному партийному консерватору Анатолию Софронову, возглавлявшему журнал 33 года, только в страшном сне могло бы присниться, что его в 1986 году сменит Виталий Коротич и «Огонек» станет коллективным «прорабом перестройки». Но при любых – самых крутых – поворотах истории он был своего рода символом советской и российской жизни. Ее культурным достоянием – как Художественный театр или Русский музей.
Сегодня, в День советской печати, сказать об этом в высшей степени позволительно. Как и о том, что наша большая страна многим обязана журналистам, чьи материалы отражали движение времени и во многом формировали его. Не стану перечислять всех поименно, это заняло бы пространство газетной полосы, но те, кому сегодня больше пятидесяти, помнят, как в статьях лучших советских публицистов мы открывали важные смыслы, которые помогали жить. Как бы ни изменилась нынешняя медийная среда, можно отличить информационный шум от настоящей журналистики.
Мы сегодня много говорим о необходимости бережного отношения к истории. «Огонек» ее важнейшая и, как казалось еще пять месяцев назад, неотъемлемая часть. Его закрытие стало заметным и болезненным. Может быть, стоит отыскать нового Кольцова?
Май 2021
Журналист не меняет профессию: Виталию Игнатенко
Когда Виталий Игнатенко работал в «Комсомольской правде», куда он пришел стажером в 1960 году, еще в пору учебы на факультете журналистики МГУ, в газете появилась рубрика «Журналист меняет профессию». Нужно было перевоплотиться в матроса или официанта, преподавателя или сантехника, чтобы на страницах «Комсомолки» познакомить читателя с захватывающими сюжетами реальной жизни.
Виталий Игнатенко, к которому тогда еще обращались без отчества, рассказывал эти истории необычайно увлекательно, всякий раз вдохновенно воплощаясь в нового персонажа, но при этом никогда не теряя собственной индивидуальности. Казалось, он проштудировал от корки до корки «Парадокс об актере» Дени Дидро, где великий автор советовал людям сцены сохранять трезвость ума и волю, кого бы они ни играли на подмостках.
Уже в «Комсомолке», откуда Виталий Игнатенко уходил с должности первого заместителя главного редактора в ТАСС, все оценили не только редкий журналистский талант, редакторское чутье, но и его артистизм, остроумие и радостную жажду жизни, которая, впрочем, не исключала самоиронии. И при всем этом в его статьях и выступлениях, в замечательной книге «Со мной и без меня», написанной пять лет назад, неожиданно прорывается юношеский лиризм. Его воспоминания о любимом Сочи, где он родился и куда возвращается всю свою жизнь, напоминают лучшие страницы повестей В. Катаева и К. Паустовского. Для него Сочи – все равно что для них Одесса. И страницы эти – великое переживание любви к ушедшей благословенной жизни. Как писал Михаил Матусовский: «Тот, кто рожден был у моря / Тот полюбил навсегда…»
Виталий Никитич с мужеством и достоинством выдержал все крутые повороты отечественной истории последних шести десятилетий, которые безжалостно испытывали людей. Не все смогли сохранить и самих себя, и простые правила приличия. Ему это удалось сполна. Он занимал высокий пост заместителя заведующего Отделом международной информации ЦК КПСС, в числе прочего курировал работу первоклассных журналистов, которым доверили работать над трилогией Л.И. Брежнева – «Малая земля», «Возрождение» и «Целина». Был помощником М.С. Горбачева, а затем руководил его пресс-службой. В пору президентства Б.Н. Ельцина стал заместителем В.С. Черномырдина в Правительстве Российской Федерации. Считалось, что он курирует прессу, но он занимался самыми разными вещами. В том числе тяжелейшими переговорами с афганскими талибами, удерживающими наших летчиков в качестве заложников в Кандагаре. Он выручал российских граждан, оказавшихся в плену на Памире. Участвовал в спасении жителей Будённовска.
В. Игнатенко всегда проявлял недюжинные дипломатические способности – и не только работая в Правительстве Российской Федерации. Дело даже не в том, что он стал послом доброй воли ЮНЕСКО – этот почетный ранг присваивают всемирно известным людям, высоким профессионалам, которые внесли значительный вклад в утверждение гуманистических ценностей. Быть может, важнее и, что уже совсем точно, много труднее, стать неформальным лидером журналистского сообщества, где, как во всякой творческой среде, каждый сам себе голова.
Его никто не избирал на эту не существующую в бюрократических реестрах должность, но всякий раз, когда возникает та или иная проблема внутри корпорации, за советом приходят к Виталию Никитичу. Он стал инициатором и бессменным президентом Всемирной ассоциации русскоязычной прессы – не знаю другого такого человека, который сумел бы объединить сотни редакторов газет, издающихся почти во всех странах мира на русском языке. Людей с разными взглядами, пристрастиями, масштабом амбиций.
Но его дипломатическая гибкость, умение находить компромиссы имеет свои жесткие границы. В его жизни было немало случаев, когда он принимал решения, которые могли стоить ему не только карьеры, но жизни. И поэтому снова напомню о его непримиримой позиции по отношению к вооруженным посланцам Р. Хасбулатова, которые 3 октября 1993 года захватили здание ТАСС. Предъявив бумаги об увольнении В. Игнатенко с должности генерального директора и новом назначенце, который должен был выполнять волю Верховного Совета, они потребовали передать на весь мир официальную информацию, состоящую из четырех слов: «Режим Ельцина низвергнут. ТАСС». Виталий Никитич оказался достойным сыном своего отца, кадрового офицера. Слово «честь» для него не было лишь атрибутом передовых статей – он не предал ни Б.Н. Ельцина, ни самого себя. Он сейчас вспоминает эту историю с присущим ему юмором, но можно только догадываться, что пережил он в тот страшный день.
Молодые «стендап-комики» могут поучиться его виртуозному мастерству устных рассказов – умение увидеть в бытовом эпизоде парадоксальную закономерность жизни превращает эти новеллы в ярчайшие театральные представления. Он никогда не повторяется, даже придерживаясь точно канвы повествования. Не раз слушал воспоминание о том, как только что пришедший на работу в ЦК КПСС молодой сотрудник Виталий Игнатенко, не посвященный в местные порядки, ворвался в лифт, на котором собирался подняться на свой этаж всесильный М.А. Суслов, – и всякий раз мне казалось, что слышу эту историю впервые.
Виталий Никитич – красивый человек. Вместе со своей женой Светланой, одной из самых стильных и прекрасных женщин, которых мне доводилось видеть на своем веку, они и поныне составляют удивительную пару любящих друг друга людей. Для каждого из них эта близость важнее всего на свете. И именно она помогала им вместе пережить те трагические минуты потерь, которые безжалостно обрушивались на их семью. И при этом Виталий Никитич – гений дружбы. Он приходит на помощь именно тогда, когда ты нуждаешься в ней.
Таланты Виталия Игнатенко – многообразны. Но он никогда не изменял главному – журналистике. Он верит в то, что журналистика – это не презренное ремесло, но высокая миссия. Миссия, которая помогает сделать мир лучше.
Апрель 2021
Весеннее обострение?
«Когда-то я смеялся, когда нам говорили: “Соберите все ваши обнаженные скульптуры в одну комнату, повесьте знак «18+» и детей наших не развращайте”. Вот уже есть официальная жалоба, которая пришла из официальных органов, и мы на это им отвечаем». Эти слова генерального директора Эрмитажа Михаила Пиотровского растиражировали многие печатные и электронные СМИ. Количество иронических комментариев по поводу неведомых активистов пуританского воспитания в социальных сетях было куда как больше ревнителей плоско понимаемой нравственности.
Уверен, что руководству Эрмитажа не надо будет ставить у каждой античной скульптуры часового с ружьем, что был вынужден сделать Петр I, установивший обнаженную Венеру в Летнем саду. Царь-реформатор был первым, кто не только привез в Россию обнаженную скульптуру богини любви, но и выставил ее для публичного обозрения, чем вызвал негодование значительной части общества. Как напомнил телеканал «Петербург» в репортаже о событиях в Эрмитаже, античные скульптуры Диоскуров, «отроков Зевса», Кастора и Полидевка, пришлось перенести от главного входа в Манеж к Конногвардейским казармам из-за того, что они находились в «опасной» близости к Исаакиевскому собору.
Их вернули на первоначальное место лишь в 1954 году – коммунистические идеологи не увидели в обнаженных братьях угрозы для государственного строя. В своей пресс-конференции Михаил Пиотровский отстаивал права культуры и права музеев на показ тех художественных произведений, которые он считает нужными показывать: «В музей можно не ходить, но заставлять музей что-то делать или не делать – нельзя, потому что права одного человека не должны ограничивать права другого».
Поскольку все это происходит не впервые, уверен, что ведущий музей страны в очередной раз выйдет из этой ситуации с присущим ему достоинством, не доведя дела до суда. Чего не скажешь о другой коллизии: молодой художнице из Комсомольска-на-Амуре Юлии Цветковой грозит до шести лет лишения свободы за «распространение порнографии в социальных сетях», – ее схематичные изображения женских тел и ведение паблика «Монологи вагины» могут оценить именно таким образом. И ее положение драматичнее, чем коллизия в Эрмитаже.
Как известно, СССР, а затем и РФ присоединились к Международной конвенции о пресечении обращения порнографических изданий и торговли ими, которая была принята 12 сентября 1923 года. Статья 242 Уголовного кодекса РФ предусматривает серьезные наказания за «незаконное изготовление и оборот порнографических материалов или предметов» (новая редакция от 29 февраля 2012 года). Определение порнографии и уголовная ответственность за ее изготовление и оборот существуют и в Федеральном законе № 436 «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» от 29 декабря 2010 года. Закон дает определение порнографии: «информация, представляющая в виде натуралистических изображения или описания половых органов человека и/или полового сношения либо сопоставимого с половым сношением действия сексуального характера, в том числе такого действия, совершаемого в отношении животного».
Но в упомянутых законах присутствуют существенные для деятелей культуры исключения – особая часть этого законодательства посвящена обороту информационной продукции, имеющей значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества. Приведу еще одну цитату: «не являются материалами и предметами с порнографическими изображениями несовершеннолетних материалы и предметы, содержащие изображение или описание половых органов несовершеннолетнего, если такие материалы и предметы имеют историческую, художественную или культурную ценность, либо предназначены для использования в научных или медицинских целях, либо в образовательной деятельности в установленном федеральным законом порядке».
Повторю еще раз, в случае с Эрмитажем, где хранят и выставляют объекты, которые, попав в музей, тем самым приобретают «историческую, художественную или культурную ценность», решение проблемы даже в судебном процессе очевидно. Законодательно сложно интерпретировать музейную вещь как порнографию. Куда сложнее определить, имеют ли подобный статус работы современного живописца, скульптора или видеохудожника. Тем более когда они пытаются сопрягать подробности жизни и художественную образность в едином творческом пространстве. С новой остротой встает вопрос: что такое искусство? Марк Твен, который не был ханжой, тем не менее усмотрел в «Венере Урбинской» Тициана провокацию, которая вызывает вожделение в глазах посетителей. Чего уж говорить о «Завтраке на траве» или «Олимпии» Эдуарда Мане! Речь шла не только о нарушении общественных нравов второй половины XIX века, но и о том, что эти работы – как и другие произведения импрессионистов – не являются искусством с академической точки зрения.
Современники уничтожали работы художников «парижской школы» и русского авангарда начала XX столетия, выводя их творчество за пределы искусства. Меньше чем через полвека стало ясно, что эти полотна представляют собой «значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества». Если учесть, что оценка современного искусства крайне сложна – сколько экспертов, столько и мнений, – то юридические последствия подобных экспертиз чаще всего непредсказуемы. В любом обществе преобладают устоявшиеся вкусы, сформированные, как правило, эстетическими представлениями предшествующих десятилетий, если не эпох. Важно только, чтобы разное понимание прекрасного не ломало человеческие судьбы.
Апрель 2021
Куда приводит воображение?
Со слов: «Спасибо за то, что пригласили участвовать в Вашей программе…» – начинали выступления практически все участники последней по счету «Агоры», прямой эфир которой прошел в минувшую субботу. Мне пришлось, что было не вполне вежливо, прервать эту формулу речи, когда ее пытались произнести в четвертый или пятый раз, просто из экономии времени. Его было жалко тратить на академическую вежливость хотя бы потому, что выдающиеся российские ученые – Г. Трубников, Д. Пушкарь, М. Никитин, И. Оселедец, А. Лутовинов, Д. Секиринский, – собравшиеся в студии, чуть меньше чем за час должны были рассказать зрителям телеканала «Россия – Культура» о том, что ждет российскую науку, а значит, общество и государство. То есть обнаружить свои визионерские качества и одновременно отчитаться перед налогоплательщиками. Задача непомерная, но я взялся за нее с энтузиазмом дилетанта после заседания Совета по науке и образованию, состоявшегося 8 февраля под председательством президента РФ В.В. Путина.
После эфира подумал, что за три года выхода программы впервые собрал столь вежливых собеседников. Никого не обижая, замечу, что обычно все происходит по-другому. Как правило, мне приходится благодарить участников «Агоры» за то, что они любезно собрались в студии. Видимо, люди культуры и искусства, обласканные вниманием СМИ, привыкли дарить себя публике – в отличие от ученых, которые живут куда более затворнической жизнью и не чувствуют особого общественного внимания ни к самим себе, ни к тому, что они делают. Времена, когда Борис Слуцкий мог написать: «Что-то физики в почете. / Что-то лирики в загоне. / Дело не в сухом расчете, / Дело в мировом законе», – прошли давным-давно. Строки запросто можно поменять местами, хотя строй стихотворения разрушится полностью. Не то чтобы лирики уж совсем в большом почете у СМИ, но физики – в еще меньшем. И если бы не пандемия COVID-19, то и на вирусологов не обращали бы особого внимания. Как часто до марта 2020 года в СМИ и социальных сетях упоминали имя А.Л. Гинцбурга и возглавляемый им НИЦЭМ имени Н.Ф. Гамалеи?
Понятно, что повышенное внимание к физикам в середине XX века было связано и с угрозой ядерной войны, и с первооткрытиями в космической гонке. Общественный интерес к науке, как правило, возникает в периоды планетарных вызовов, которые представляют угрозу для человечества, будь то природные катаклизмы или техногенные трагедии. Но наука нуждается в постоянном общественном внимании, в продвижении научных знаний, в популяризации открытий. Это нужно гражданам, но это нужно и самой науке, которая должна объяснить налогоплательщикам, чем она занимается и как может улучшить качество жизни людей. Помню свое удивление, когда впервые прочитал у Д.И. Менделеева: «Роль наук служебная, они составляют средство для достижения блага». Еще более неожиданно высказался один из героев повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу», когда заметил, что наука занимается человеческим счастьем. Но те, кто должен понимать и принимать блага, которые несет научное познание, не всегда готовы к этому.
