Дом Богачей

Дом Богачей

Михаил Лопатин

© Михаил Лопатин, 2025

ISBN 978-5-0065-8365-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Я нырнул рукой в карман и, не доставая монеты, насчитал двадцать два евро. Перебирая эту жалкую мелочь, я сидел на уличной веранде элитного ресторана при гостинице в центре Парижа – европейского сердца моды, престижа и роскоши, жадно заглядываясь в окна на кокеток модельной внешности, болтающих за столами со своими спутниками. Раскрепощенные, до наглости самоуверенные, загоревшие, блиставшие драгоценностями, эти люди были надменными отпрысками богачей и с рождения имели безлимит на счастье и власть. Деньги их родителей превращали заурядных пустышек в обожаемых всяким окружением любимчиков.

Внутрь меня даже не пустили – вся моя одежда была дешевле, чем белоснежные перчатки официанта, а ночь в здешнем номере стоила годовой зарплаты простолюдина. Больше всего на свете я мечтал попасть на этот праздник жизни, пиршество нескончаемого блаженства. Позволив себе только кофе с круассаном и уличный столик, я завистливо изучал через оконные стекла парней внутри, которым принадлежали красивейшие дамы мира сего. Что в их внешности было такого, чего не было во мне? Ровным счетом ничего, в том-то и дело. Одни были просто заурядными, другие к тому же низкорослыми, кривыми или вовсе банально глуповатыми на вид. Чем они превосходили меня, чем имели честь быть такими отвратительно счастливыми?

Отдав улыбающемуся официанту все свои деньги за глоток кофе, я с мерзким настроением покинул место, в котором слыл невидимкой, и пошел просто гулять – единственное, что я мог себе позволить в любом городе мира, даже самом дорогом.

Всех этих счастливчиков связывало между собой и отгораживало от меня только одно – богатство.

Часть первая. Судьбоносные знакомства

Глава 1. Первый из последних дней

Мечтая о чуде, иногда рискуешь получить его, оставшись при этом ни с чем.

М. Петросян, «Дом, в котором…»

Падение мое началось тем роковым, необычайно теплым майским днем, когда я впервые увидел ее – Еву, столь разнузданную и притягательную девушку, что меня охватила паника.

Я гулял по бульварам Парижа – типичный юноша, полный противоречий, еще стесняющийся знакомиться, но уже созревший для самых развратных действий. Стоял тот опасный период весны, период устоявшегося, липкого тепла, когда манящие женщины сбрасывают с себя тяжесть оков зимних одежд и, словно фениксы, возрождаются в ярком естестве, сводя с ума мужчин.

Я был одержим этими неприступными колоннами ног, словно нищий перед зажиточным: каждая дама становилась богатством, недосягаемым для меня. Мне было семнадцать лет, в сентябре уже совершеннолетие, а в моей спальне девушки появлялись только на экране компьютера. Иногда я тайком фотографировал самых одаренных природой красоток и прятал снимки у себя на ноутбуке, коллекционируя прекрасное.

Возобновлялся всепоглощающий блуд и разгул доступных тел, раздетые под солнцем дамы в открытых нарядах сводили с ума, воздух был пропитан похотью, у меня кружилась голова от этих богинь. Мое голодное естество металось от одной девушки к другой: я воображал их блудницами, снизошедшими в мою постель для ублажения, и пришлось шлепнуться на лавочку от головокружения: вся кровь из головы сбежалась в пах.

Присел я у площади Бастилии, вечерний Париж по-субботнему оживал. На самой площади проходила акция протеста против ужесточения миграционной политики, о которой предупреждали еще с утра на радиостанции Franceinfo. Улица кишела переселенцами, а я разглядывал толпу, выбирая самых очаровательных иммигранток, жадно поедая взглядом загоревших к лету ослепляюще ярких скандинавских блондинок; роковых, по-восточному экзотических брюнеток-сердцеедок; огненно-рыжих бестий, горящих живым пламенем Шотландии; и темнокожих загадочных африканок, одетых в столь тесные джинсы, что ягодицы, к которым, видимо, мне никогда не прикоснуться, будто рвались наружу.

Я был чертовски одинок, казалось, целую вечность; период моего созревания давно прошел, а я с тех пор так ни с кем и не спал. Не считая высокого роста, внешностью я обладал самой заурядной. Возможно, во мне угадывались мужские черты, но все это блекло перед огромным нюансом: меня с двенадцати лет нещадно осыпало прыщами, в основном на теле, лицо чудом оставалось почти нетронутым. Они то проявлялись, то исчезали, с начала этого года их стало меньше, и я решил действовать. Единственный прыщ был на лбу, я не выдержал и почесал его, пошла кровь, и я весь вымазался. Это Бог меня наказывает за грехи – так бы сказала моя набожная мать.

Только вот грехами-то я и был обделен, стесняясь с такой россыпью знакомиться. Как избежать клише, вечных шаблонов, пустых фраз и показать себя с уникальной стороны, блеснуть умом, оригинальностью и, как следствие, обаянием? Кровь по-весеннему закипала в чреслах, и так много чудес обещала толпа иностранок… Я жаждал скорее попасть на этот пир мятежников. Слишком долго мои гениталии оставались не у дел. Утром я в очередной раз проснулся от поллюции, и во мне что-то окончательно сломалось. Хватит это терпеть, сегодня же познакомлюсь с девушкой и неважно, что буду выглядеть глупо.

Грезя о прекрасном знакомстве, я увидел на импровизированной сцене перед толпой протестующих ее – самую очаровательную молодую метиску, какую мне доводилось встречать в своей жизни. Она выкрикивала в мегафон лозунги, ей в такт вопила толпа, поднимая разные тематические плакаты: «Скажем „нет“ расслоению общества!», «Гражданство – выбор каждого!», «Долой коррупцию и полицейский произвол!», «Свободу политзаключенным!». Девушка так бойко надрывала связки, что вены на ее шее набухли.

Я сразу влюбился в это непостижимое слияние Азии и Африки, сделал несколько фото. Смуглая кожа, в меру узкие глазки – она была венцом творения природы, взяв все лучшее от обоих континентов. Миллионы лет эволюции прошли не зря: природа все это время создавала совершенство. На вид ей было не больше двадцати семи лет. Меня пленили ее черты; перестав дышать, я гадал, что больше всего очаровывало в ней: матовая кожа карамельного цвета с кофейным отливом, переливающаяся на солнце всеми оттенками вечерней Сахары; изумрудные глаза, не допускающие оправданий; экзотика внешности с восхитительной примесью сакуры и арабики, которую мне никогда не доводилось видеть в столь редком союзе миров, или пышные черные, как кипящая смола, волосы? Я восхищался ее спокойствием посреди всеобщей суматохи: говорить в мегафон и раздавать листовки у нее получалось одновременно.

На этом волшебство заканчивалось, и начинались подозрения: кто-то заставил эту красу надеть на себя едва ли не мешок – не одежда, а какая-то нелепость, нечто среднее между бесформенным сарафаном и рясой священника. На голове была не то повязка, не то очелье с какими-то узорами, похожими на языческие, такие же были и на платье. Она спускалась со сцены с фразой: «…Но мы знаем решение всех ваших бед, подходите к нам за информацией и подарком», – и возвращалась к своим, таким же ряженым. Это ее своеобразное окружение просто бросалось в глаза. Мужчины и женщины в белых одеяниях, похожие на язычников, держали в руках книги, брошюры, какие-то сувениры и приглашения на медитативные курсы по личностному и духовному росту с крупным слоганом на флаере: «Ты полюбишь себя обновленного – сильного и эффективного человека». Я немного разбирался в религиях благодаря своей матери, и эти люди не представляли ни одну из распространенных конфессий. Тексты флаеров не оставляли равнодушным ни одного наивного, коих здесь было полно: обещалось, что любая существующая проблема решается по их новой методике – медитации прямо во время обучения личностному росту и практического закрепления секретными приемами. Алчные люди хватали все подряд, лишь бы урвать бесплатно. И это в Центральной Европе в XXI веке!

Недолго я разглядывал это безумие, сидя на лавочке и оттирая лоб от крови. Ко мне подошел один из этих ряженых со своими флаерами и начал отточенными фразами шустро уговаривать прийти на первую бесплатную лекцию по саморазвитию. Я по привычке сразу же вежливо оборвал богослова:

– Не надо мне обрабатывать мозги!

Насколько же по-другому прозвучал мой ответ, когда с тем же предложением неожиданно подошла она, жестом попросила коллегу оставить нас вдвоем и произнесла медленно, с самой томной интонацией:

– А вы тоже к нам хотите? Возьмите, пожалуйста, мой флаер, тут адрес, где мы собираемся на групповые исцеления. Это бесплатно, уйти можно в любой момент.

Я сглотнул, пытаясь оторвать взгляд от ее пухлых губок, а когда волшебные азиатские глазки будто сверкнули при слове «групповые», я так и поплыл. Знал, что не приду, не такой я идиот. Моя экзотическая мечта, собравшая лучшее от каждой нации, стояла теперь так близко, что даже под рясой угадывалась фигура из сплошных округлостей. Сама Афродита разгневалась бы при виде ее красоты, пожалев, что не родилась метиской. К ней можно было приревновать даже священника, давшего обет безбрачия. Я был возбужден, испуган, опустошен; испытывал только одно желание – завязать знакомство; только одну тревогу – потерять. К флирту я оказался не готов – был потрясен, не мог подобрать слов. Мой разум наглухо заблокировало, вульгарные мысли метались в голове, словно паруса галеона в шторм.

Ее нежные ручки жестикулировали, губки продолжали шевелиться, сути речи я не улавливал, просто иногда повторял: «Приду, мне несложно». Не смея оторвать глаз от прекрасного, пытался понять – она убеждает меня через кокетство? Таким пошлым взглядом можно было вводить в транс, доминировать, разоружать целые армии. Эта девушка не просто умудрялась сочетать противоположности, она сама их создавала, находясь не на своем месте; она скорее вписалась бы в ночной клуб, чем в церковь. Все к одному – я дал согласие. Мелочь во имя высшего блага: узнать адрес, где можно встретиться с ней. Она сказала, что лично проводит все медитации, это меня и добило. Вы без труда поймете мое смятение, вообразив, как Ким Кардашьян в монашеском облачении бродит по улицам Парижа и завлекает к себе заниматься растяжками на ковриках.

Услышав мое «да», она с улыбкой протянула свою макулатуру и была такова. Я чувствовал, что если сейчас ничего не сделаю, то не прощу себе очередной упущенной возможности. Позади меня была клумба: ни секунды не колеблясь, я вырвал синюю фиалку и, догнав метиску, подарил эту кроху.

– Вы знаете, мне приятно, честно, – на этот раз дежурная улыбка исчезла с ее лица.

– Я вам признаюсь, и будь, что будет, – глубокий вдох, – я сражен вашей красотой, не поужинаете со мной? – спонтанно вырвалась из меня смесь современных формальностей с устаревшими фразами. Глупо и банально.

– К сожалению, мне нельзя, – произнесла она и поцеловала меня в щеку горячими губами.

Вот и все, что у меня от нее осталось, – горстка загадочных слов. Она даже не успела объясниться, ее окликнул какой-то громила в такой же белой мантии:

– Ева, нам пора, полиция уже здесь.

Он бесцеремонно схватил ее за руку и потащил, я даже не успел возразить. Ева и вовсе не сопротивлялась, я лишь услышал, как она назвала его Элиудом. Цветок она тут же спрятала под одеждой. У бульвара Бурдон громила усадил Еву в черный фургон, номер которого я зачем-то пытался разглядеть; там уже сидели остальные ряженые. Тонированный «Рено Трафик» скрылся за углом. Я был сражен ее словами: кто мог ей запрещать ужинать с парнями?

Площадь Бастилии тем временем превратилась в муравейник: примчались полиция, национальная жандармерия, протестующие бросались металлическими ограждениями, камнями, жандармы достали щиты, дубинки, дымовые шашки, ловили возмущенную публику и скручивали руки. Рядом с этими бунтарями стало опасно находиться, я кое-как унес оттуда ноги.

Добравшись к вечеру до дома, узнал из новостей, что такие акции проходили одновременно еще в Лионе, Дижоне, Марселе, Страсбурге, Тулузе, Реймсе и Бордо. Полиция объявила о четырехстах арестах в ту ночь, по всей Франции было мобилизовано около сорока тысяч жандармов.

Запершись в своей комнате, я поник. Париж не столь огромен, однако человек теряется в его возне, как еловая иголка в муравейнике. Я остался наедине с фанатичным порывом любыми силами найти Еву, пусть даже все летние каникулы уйдут на поиски. Если бы я только знал, к чему приведет меня это знакомство.

Глава 2.

Дружба поколений

Думайте о прошлом, только если воспоминания приятны вам.

Д. Остин, «Гордость и предубеждение»

Парень, который рассказывал мне историю своего знакомства на митинге, с первых слов не внушал доверия, должна сказать. Я находилась в его одноместной палате клиники «Трокадеро» на улице де ла Тур. Начальник, комиссар полиции Жан-Марк Фальконе, направляя меня сюда час назад, сказал:

– Мия, поезжай в «Трокадеро», палата сто седьмая, там какой-то побитый юноша все время повторяет имя «Ева». Узнай, кто с ним так расправился.

– Почему его не допросят? Я ведь психолог.

– Мия, он сбежал из какой-то секты, едва живой, лыка не вяжет, всех боится, твердит, что его разыскивают. Поэтому слушай задание. Следователя тебе дадим на подмогу – бери своего дружка Эмильена. Поезжайте, надо побеседовать с ним. Полицию он сейчас побоится информировать, поэтому представься штатным клиническим психологом, форму сними здесь, в участке, есть во что переодеться? Халат там возьмешь. В общем, я в тебя верю, Мия! Разговори пострадавшего мягко, но очень подробно, не торопи, врач сказал – у него шок. Пусть вспоминает каждый свой шаг хоть с самого рождения, нам нужна полная картина для расследования. Судя по описанию, эта секта не под нашим колпаком, мы их не знаем, а они избивают людей, скрываются, бог его знает, что еще творят!

– Будет сделано, комиссар, – не без иронии произнесла я.

– Все, не дуйся, дело может оказаться стоящим, поезжай, развейся. Диктофон возьми, пиши все показания, не забывай подзаряжать его после каждого сеанса. Ни слова о том, что вы из полиции, Эмильен пусть даже носа в палату не показывает, за дверью охраняет. Эй, Эмильен! Быстро за руль, едешь с Мией в «Трокадеро».

Переодетые в «гражданку», мы выехали на нашей малютке – служебном «Пежо» триста седьмой модели – в сторону клиники. В машине сразу воцарилась тишина, какой никогда между нами не было. А все потому, что вчера случился казус. Коллега Эмильен признался мне в любви.

И дело было не в моем шоке, который он воспринял как отказ – я ведь и сама не знала, согласна ли на отношения, – дело было в моем недавнем разрыве с Фредериком. Однажды он просто уехал и больше не вернулся. Отправился в Марсель по работе – он журналист, а не вернулся потому, что я сама попросила. Он был редкостным бабником, изменить которого не получилось даже мне, несмотря на все психологические уловки. Даже когда я на мгновение оставляла Фредерика одного, отходя в дамскую комнату перед посещением кинотеатра или боулинга, по возвращении видела, как он заигрывает с очередной кокеткой. «Да мы просто столкнулись, разговорились, никакой эротики!» И это у меня под носом, в одном помещении.

После такого я была как на пороховой бочке, когда он отбывал в командировки. Даже пыталась проверять его на факт измены – подкидывала в сумку диктофон в форме шариковой ручки, приобретенный на Amazon в разделе «Шпионские штучки»; в его автомобиль вешала ароматизатор со скрытой камерой, рылась в его походной сумке, искала в блокноте подозрительную заметку – любое женское имя резало меня без ножа. Три года работы в полиции давали о себе знать: задатки детектива делали из меня следователя с первых лет службы. Моя одержимость нарастала, теперь я жаждала найти дамский волос на штанине, пятнышко тональника на кардигане, царапинку на спине, засос на шее, уголок салфетки с номером телефона, от которого веяло бы женским парфюмом. Фредерик заметал следы, сжигал мосты, но я знала – в командировке он неизменно пользуется случаем. Есть такие мужчины и все тут. Они не плохие, просто не ведают, что творят.

Если знаешь, что искать, всегда рано или поздно находишь. Этот день настал. Когда я уже отчаялась получить доказательство неверности и решила, что Фредерик меня любит и не изменяет, случился сбой в его отлаженной системе. Однажды я просто не вовремя позвонила ему. Он был за рулем, ехал на съемки репортажа о беспорядках в Каннах – там общественность была возмущена присуждением «Золотой пальмовой ветви» фильму о женитьбе сына олигарха на проститутке, мол, даже «Субстанция» была достойнее. Телефон Фредерика был на беззвучном режиме в кармане, трубку он не брал, но она взялась сама – чудом или с божьей помощью, и я оказалась свидетелем неприятнейшего разговора. Во-первых, он ехал с девушкой в своем автомобиле, хотя мне сказал, что его напарник по съемкам мужчина, во-вторых, судя по пошлым репликам, ехали они совсем не на Каннский кинофестиваль.

Наслушавшись вдоволь, я бросила трубку и тут же в сердцах написала ему сообщение, чтобы больше не возвращался ко мне никогда. Естественно, он примчался уже на следующий день, моя мать ему открыла. Зная, что так будет, я заблаговременно ушла из дома. На улице как раз стояла дивная погода, суббота выгоняла на улицы все больше людей, местных и неместных. Я сливалась с этой толпой, позволив ей вести меня, подобно тому, как горная река толкает каноэ. Так я и оказалась в баре, когда позвонил мой напарник Эмильен. Ему было скучно, он хотел компании не меньше меня. Две одинокие души восстали против всех обидчиков, а местом революции была избрана барная стойка.

Напившись замечательного местного пива, мы обнимались, хохотали, вспоминая детские ляпы – мы были лучшими друзьями с пеленок, как и наши родители, которые даже пытались нас сватать. Эта дружба, передававшаяся из поколения в поколение, была мила сама по себе. Эмильен называл меня принцессой, потому что в садике на праздничном утреннике во время хоровода я умудрилась на глазах у всех шлепнуться, поскользнувшись на горошине. В школе он в шутку именовал меня богиней; я спросила, чем обязана такой честью, он с улыбкой ответил: «Потому что ты Мегера». Позже мы сошлись на «принцессе».

Эмильен с детства знал, что хочет быть полицейским, этаким вооруженным до зубов копом на хвосте мафии, и все школьные годы уговаривал меня пойти за ним. Я не шибко рвалась служить в правоохранительных органах и отучилась на кафедре психологии. Но в конце концов Эмильен убедил и через кадровый отдел поспособствовал тому, что меня взяли на должность штатного психолога. Вдвоем работать стало гораздо веселее. Он заезжал за мной по утрам с кружкой горячего кофе из автомата и пончиками: «Все как в кино, смотри», – и забавно улыбался. Началась новая эпоха нашей жизни – мы повзрослели. Эмильен возмужал, я расцвела. Никто не знал моих капризов лучше, чем он, как и я – его увлечений. Он собирал редкие модели автомобилей, обожал работать руками, мастерить, коллекционировал раритетные издания любимых писателей, фигурки из «Звездных войн». Еще ему нравилось заигрывать с девушками и делиться описанием подвигов со мной, но получалось у него через раз.

Мы любили секретничать, кажется, с самой юности. Однажды я не выдержала и спросила у Эмильена по пути из школы домой (нам тогда было по четырнадцать лет, я была совсем оторвой): «Вы, парни, что, правда кончаете во сне?». Сейчас нам по двадцать восемь, и с годами наши секретики стали еще пошлее.

В последние пять лет у нас сложилась традиция встречаться раз в месяц в баре «на кружечку». Эмильен делился постельными подвигами, удваивая любые достижения, затем наступал мой черед, но я, наоборот, изливала душу по поводу переживаний, а не действий. Если бы он знал, что мы вытворяли в постели с Фредериком, его бы хватил удар. Так всегда и происходит – женщина никогда не говорит о том, чего у нее в избытке, мужчина не говорит о том, чего ему смертельно не хватает.

И вот произошло то, чего я уже и не ждала: Эмильен, наслушавшись о моих слежках за Фредериком и его бессовестных похождениях, взял меня за руку и выдал:

– Бросай его, будь со мной.

К тому моменту мы были пьяны донельзя. Я как-то замедленно повернулась на стуле, посмотрела на него, не понимая, шутит он или нет, закрыла рот рукой и замерла. Он изучал мою реакцию недолго.

– Я люблю тебя.

Так и не произнеся ни слова, я сидела в ступоре. Все это было сказано резко, в лоб, я не знала, что ответить. Мою минутную заминку он воспринял как холодное безразличие, отказ. Я столько пережила из-за Фредерика, что месть ему только подлечила бы меня, хотя я и не считала себя мстительной Мегерой, как он выражался. Будь мы в какой-нибудь гостинице, возьми он меня, да поуверенней, я, наверное, не смогла бы отказать. Не знаю.

Все это произошло вчера в баре «Бристоль», и вот сейчас мы едем на вызов в клинику «Трокадеро» к избитому юноше в недоумении, как обсудить это признание. Первым тишину прервал Эмильен:

– Мия, я не давлю на тебя, но ты ничего не ответила, не было ни отказа, ни согласия, что мне думать?

– Эмильен, позволь мне немного разобраться в себе. Пожалуйста.

– Как скажешь, принцесса, я всегда рядом, ты ведь знаешь.

Моя мать поведала, что, пока я была в баре с Эмильеном, приходил Фредерик, она его угостила чаем. Но уйдя из квартиры, он просидел весь вечер под окнами в автомобиле, поджидал, когда я вернусь домой, как какой-то сыщик на слежке. Затем, видимо, решил, что я специально заночевала у подруги, и уехал. По словам мамы, мы разминулись на двадцать минут. И когда в воскресенье меня вызвали в участок, я сорвалась с самого утра. Сбежать и заинтриговать своего любовника, да еще наслушаться похвал от начальства за самоотверженность (все равно в понедельник мне дадут выходной, когда остальные будут пахать), – таков был мой коварный план.

Даже на вызове я не могла отвертеться от мыслей об изменах: тот женский голосок, что я слышала по телефону Фредерика в Каннах, не давал покоя. Такие сладкие речи действовали на него, как мулета матадора на быка: Фредерик терял рассудок, отвечал флиртом любой кокетке, лишь бы овладеть ею, затащить в постель. От этих размышлений сперло дыхание, сердце защемило и стало перебиваться.

– Эмильен, мне плохо, остановись, пожалуйста!

Он резко перестроился в первый ряд и надавил на тормоза, съезжая прямо на тротуар. Позади нас раздались крики, клаксоны, визг шин – мой напарник чуть не устроил аварию, не включил поворотник, проблесковые маячки. Испарина покрыла мой лоб и ладони, ногу свело, заболел живот. Фредерик изменял мне в каждой командировке! Он ведь ни разу не предлагал поехать с ним даже в соседний Версаль, не спрашивал, как у меня с рабочим графиком, просто срывался в последний момент, якобы его не предупреждало начальство. Иногда даже вечером уезжал, что меня просто убивало. «Детка, тут срочное дело, в элитном клубе „Ночная роскошь“ от передозировки наркотиками погиб сын нефтяного магната, толстосумы совсем с жиру бесятся!» Я подкидывала ему GPS-маячок в сумку и забирала на следующий день, подключала к компьютеру. Сигнал показывал, что до ночного клуба он так и не доезжал. «Батарейка села в пути», – утешала я себя. Вместе мы не жили, знакомы были девять месяцев, но те первые недели свиданий наполнили мою жизнь такой страстью и энтузиазмом, что я не могла просто отпустить того, кто дарил мне столько блаженства и энергии. До вчерашнего дня я пыталась его перевоспитать.

Когда я отдышалась, Эмильен спросил:

– Ну как ты, принцесса, все в порядке?

– Уже отпустило, просто перехватило дыхание, спасибо. Долго еще ехать до клиники?

– Мы, в принципе, добрались, «Трокадеро» прямо за углом, можем пройтись по свежему воздуху.

– Да, отлично, так и поступим, заодно машину спрячем.

Мы выбрались из нашего «Пежо», заперли двери и пошли.

– Ты же помнишь, что это не допрос, разговор поведу я, якобы работаю штатным психологом в клинике.

– Да, побудешь в моей шкуре, не только же с психами тебе общаться.

– Все мы психи. Просто в разные периоды жизни.

– Мудра не по годам, принцесса.

– А то.

– Комиссар Фальконе рассказал хоть что-нибудь по этому пострадавшему? Раз мы к нему приехали прямо в поликлинику, да еще в воскресенье, он, видимо, не просто очередной подравшийся бездельник.

– Он, судя по всему, и не дрался, комиссар рассказал о налете на его квартиру: юношу избили в собственном доме, ничего не украли и ушли. Сразу, как узнаю его имя, я тебе отправлю сообщение.