Вариант номер и другие рассказы

«Книжка Каляева» как он стал называть ежедневник, наполнялась с каждым днем больше и больше. И так же с каждым днём сильнее и сильнее было у Алексея ощущение будто он украл чужую жизнь. Буквально как шалопаи-подростки угоняют в деревне машину у пенсионера, чтобы покататься на ней, посбивать заборы, потом разбивают и сжигают её. Вот так же и он чувствовал себя: будто живёт он в семье другого человека, спит в кровати с его женой, воспитывает его сына. А тут недавно похоронил его мать. Будто он, как те школьники машину, рушит устоявшуюся жизнь другой версии себя.

Сегодня вечером ему предстоял ещё один разговор. Как и обещал отцу, Алексей обратился к психотерапевту за помощью. Конечно, он не собирался ему рассказывать всего, тем более показывать тетрадь. Он ясно понимал, что тогда ему скорее всего не избежать диагноза «расстройство личности». Но тем не менее, раз обещал, то он поговорит. Возможно, психотерапевт хотя бы поможет избавиться от «ночного монстра» Портнова. За эти дни через бывших однокурсников (ну или «его» бывших однокурсников) Алексей аккуратно вскользь выяснил, что профессор онкологии Портнов скончался за пару недель до того дня, когда с ним самим произошло несчастье. Что было иронично и страшно одновременно, умер Портнов после полугода тяжелой мучительной болезни. Рак поджелудочной железы, который довольно рано диагностировали, несмотря на несколько ремиссий в конце концов дал метастазы по всему организму.

В пять часов пришла с дежурства Марина. Последнее время их отношения стали охладевать. Она ничего ему не говорила, а он ни о чём не спрашивал. Но очевидно было, она сама, может даже не отдавая себе отчета, чувствует что муж стал не таким, как был до аварии. А изменить Алексей ничего не смог бы при всём желании, да и Марина была для него не совсем той жениной, с которой он провёл много счастливых лет жизни.

Алексей собрался, и уходя сказал, что будет довольно поздно. Марина безразлично спросила из кухни:

–Куда собираешься?

–Я же говорил, мне нужно переговорить с одним человеком. Никак не могу в себя прийти после этой чертовой аварии.

–Выражайся яснее. Что за человек? Ты идёшь к психиатру?

–Как ты это поняла?

–Лёш, – Марина вышла с кухни и встала в коридоре, – ты стал другим, совсем не таким как был. Ты всё сидишь днями, что-то там пишешь в свой толстый ежедневник, потом куда-то его прячешь от меня. Ты стал не таким веселым, ты вообще не смеешься после того, как тебя выписали! А ещё, – её глаза наполнились слезами, – ты больше меня не хочешь! У нас не было ни разу, Леш, что тобой происходит? Мне страшно, очень-очень страшно за тебя! – тут она уже разрыдалась в полную силу.

Алексей обнял её, не произнося не слова. Ему не хотелось ничего говорить, да и трудно было подобрать слова. Кроме того, женская интуиция – великая вещь. Марина была совершенно права. Действительно «он стал другим» – это для неё. А с точки зрения Алексея это она, после его возвращения из больницы, жила с другим мужчиной. Не совсем с тем Алексеем, за которого вышла замуж. Так они простояли около минуты, затем Марина сама отстранила от себя мужа:

–Иди, раз нужно, это правильно. Я думаю, тебе нужно поговорить с кем-то, и лучше всего, если это будет профессионал.

–Ты права, Мариш! – он поцеловал её в губы, и вышел.

Вечерняя летняя Москва встретила его прохладным ветром. Алексею всегда нравилось это время года и суток. Уже не жаркое, но еще светлое. И в воздухе витало будто предчувствие скорого дождя. Пока ещё летнего, теплого, после которого в небе часто появляется разноцветная дуга радуги. Именно такая погода стояла и сейчас. Лето будто спешило отдать тепло земле, пока дни не стали короче, а ветер прохладнее.

Он прошёл через дворы и вышел на остановку. Последнее время Алексей старался не садиться за руль. Логичного объяснения он дать себе не мог, но в какой-то степени он начал чувствовать себя не совсем дееспособным. А что делать недееспособному человеку за рулем машины? Автобус пришёл быстро. Пассажиров было мало, в основном в это время люди возвращались в спальные районы, а не наоборот.

Проехав пять остановок, он вышел и спустился в метро. По мере того, как он приближался к пункту назначения своей поездки, его всё больше охватывало волнение. Во-первых, он толком не знал, что следует говорить, как построить беседу. Однозначно, истинное положение дел он не собирался раскрывать. Ему всё-равно не поверил бы ни один человек. Во-вторых, он понимал, что если будет недоговаривать, то станет выглядеть подозрительно, а это в свою очередь повлечёт новые вопросы.

«А и черт с ним, в конце концов, я же не на официальной экспертизе. И это я оплачиваю немалую стоимость услуг этого доктора (ну не я, а «он» – поправил Алексей сам себя). Погруженный в эти мысли он едва не проскочил нужную станцию. Стоя на эскалаторе, он рассмотрел подробно карту. Район был дорогой, из старых, недалеко от метро Динамо. Эти места Алексей знал неплохо, во всяком случае легко ориентировался там. Прошагав около двадцати минут, и уже слегка озябнув, он добрался до нужного места. Массивную дверь дома, построенного еще в 1930-х годах дополнял новенький домофон. Алексей вытащил из кармана телефон и из списка выбрал недавно добавленный контакт: «Рыбалко А. С. Психиатр»

II

В квартире профессора Рыбалко царила атмосфера 70-х годов прошлого века. Не хватало только грамот под стеклом на стенках. Старая, но добротная мебель, которую явно в свое время профессор «доставал» по большому блату откуда-нибудь из ГДР или Чехословакии, старомодная люстра под потолком, всё это, как ни странно, создавало атмосферу удивительного спокойствия, внутренней защищенности. Алексей сидел в старом кресле. На низком журнальном столике перед ним стояла чашка ароматного зернового кофе, которое сразу же предложил ему профессор. Сам он сидел напротив в таком же кресле. Всем своим видом он будто показывал, что подходит к делу всерьёз. На нем были надеты серые шерстяные брюки, излишне теплые с учетом того, что в квартире было немного душно, старомодная рубашка и белейшего цвета выглаженный халат. Маленькая лысая голова с остатками седых волос над ушами и толстые роговые очки, из-под которых на Алексея смотрели проницательные глаза, дополняли общую картину. Несмотря на кажущуюся суровость и даже строгость, разговаривать с профессором было просто. Он слушал внимательно, задавал короткие и прямые вопросы, на которые было просто отвечать. Видно было, что к своей частной практике Рыбалко подходит с душой, возможно, в чем-то он даже старался подражать частным практикам досоветских времён. Докторам, у которых на семейной основе обслуживались представители богатых сословий.

–Итак, Алексей, или если вы не против, Лёша, учитывая, что я старше вашего отца, просто сначала поделитесь со мной тем, что привело вас сюда. Я конечно же вкратце осведомлен о том, что с вами случилось от вашего папы, с которым мы старинные приятели. Но тем не менее, сейчас важно чтобы именно вы сами изложили всё, что вас скажем, «напрягает» как принято теперь говорить.

Алексей, глотнув ароматного кофе, начал рассказ про то, что после происшествия у него испортился сон, часто снится один и тот же кошмар с профессором, который принимает у него экзамен, и всё в том роде. Естественно, ни словом он не упомянул о своем поразительном открытии «параллельного мира».

Профессор внимательно слушал, кивая и всячески показывая интерес. Но когда Алексей закончил говорить, он откинулся в кресле и громко, настолько что Алексей аж вздрогнул произнес:

–Достаточно, молодой человек. Давайте говорить как врач с врачом. Я же знаю, что физически ваш мозг после того, как вас сбили, не получил повреждений. Вам провели полное исследование функций, и у вас полный порядок. Да, вы подавлены смертью матери, и я по-человечески глубоко вам соболезную. Но ни на минуту не верю, что вы, опытный врач, пусть и специалист другой области, пришли бы ко мне просто с жалобой на ночные кошмары. Наверняка вы бы сами прочли нужную литературу, определили бы себе успокоительное, попытались бы сами выбраться из сложной ситуации. По вам же я вижу, что есть что-то, что вас гложет. И это явно бо’льшая проблема, чем постоянно снящийся неприятный сон. Так что Алексей, будьте добры, расскажите мне всё. А если вам нечего добавить, то я посоветую вам хорошее снотворное, и даже верну вам половину суммы за сеанс. И на том мы с вами закончим.

Профессор замолкнув, уставился на Алексея своим проницательным взглядом. А в голове Алексея лихорадочно крутились мысли. В какой то момент он почти решился раскрыть всё профессору, так же, как он рассказал всё отцу. Но он поймал себя на том, что это ему ничем не поможет, лишь породит дополнительные вопросы. При всем своем уважении к профессионализму Рыбалко, Алексей понимал, что в данной ситуации он ничем не сможет объяснить его проблему. Прерывая затянувшееся неловкое молчание, он произнёс:

–Благодарю вас, доктор! Я думаю, мне действительно просто стоит принять хорошее снотворное. Тем более рецепт я могу получить через приятелей по работе. Не хотел отнимать ваше время. Пожалуй, всё это депрессия после смерти мамы.

Когда за спиной закрылась массивная дверь квартиры, он почувствовал себя одновременно глупо и очень одиноко. Да, он понимал, наивно было надеяться, что профессор, каким бы он светилом тот ни был, сможет так вот, «по мановению волшебной палочки» взять и решить проблему, или дать «особенную таблетку», которую можно было бы принять и вдруг всё бы исправилось. Но тем не менее Алексей ощущал, что он совершенно один.

Вечер встретил его прохладой, особенный прозрачный воздух было приятно вдыхать, такой воздух бывает обычно ранней осенью, когда днём солнце еще может припекать, но вечером уже прохладно, прохожие начинают закутываться в пальто, и темнеет быстро.

Алексей в задумчивости шагал по небольшой улице, дошёл до метро, но не стал спускаться, а пошёл дальше. Район он знал хорошо, и решил дойти до следующей станции. Шагалось легко, и на самом деле, в голове стало немного спокойнее. Может действительно, всё это было самовнушением, но Алексей почти поверил в тот момент, что всё будет хорошо, всё встанет «на круги своя», нужно лишь время и спокойствие. Он даже питал надежду уснуть в этот вечер и не встречать монстра во сне. Алексей шагал и шагал, погруженный в свои мысли, стараясь просто радоваться моменту, забыть хотя бы на час о том, как он попал в чужую жизнь.

Почти через час он дошел до следующий станции и спустился в подземку. Он смотрел на людей, на их лица. Многие усталые и сонные, молодежь, уткнувшаяся в экраны смартфонов, люди с книжками, и люди в наушниках. Все они едут домой после рабочего дня. Алексей отчаянно завидовал им, завидовал их нормальной жизни, без альтернативного прошлого. Из задумчивости его вырвал голос, объявивший его станцию. Алексей едва успел выскочить из вагона.

Он прошёл пешком знакомый путь до дома, погруженный в свои мысли. Что бы могло измениться, расскажи он профессору о своём состоянии? Вряд ли что-то могло бы улучшится для него. Как врач, со стороны он прекрасно понимал, как был бы воспринят его рассказ сторонним слушателем. Пожалуй, это был бы верный путь к диагнозу «шизофрения» и «раздвоение личности» в истории болезни.

Он открыл подъезд и поднялся к себе в квартиру. Марина должно быть уже пришла с дневной смены. Закрыв за собой дверь и сняв обувь, он хотел пройти в ванную, чтобы помыть руки, но остановился, увидев Марину на кухне. Она сидела за столом и молча смотрела на него. Он сразу понял: случилось неладное. Свет она не зажигала, и кухня была погружена в полумрак. Свет проникал только из коридора, там, где при входе его зажёг сам Алексей. На столе перед ней лежал её телефон с горящим экраном, да его блокнот, в котором он вёл записи про совпадения и отклонения двух реальностей. Больше на столе не было ничего.

–Иди сюда, – голос жены прозвучал холодно и безразлично, – садись!

Алексей молча повиновался. Когда он опустился на стул, она повернула к нему экран телефона.

–Можешь полистать. Там много фотографий!

Алексей взял в руки телефон, хотя уже почти точно знал, что увидит на экране. Ещё он заметил, что руки у него трясутся. Он тупо уставился в открытую фотографию из «вконтакте». Так и есть, на фотографии «параллельный» Каляев с широкой довольной улыбкой обнимал Олю. Они лежали в постели, она прижималась к нему и держала телефон, завернутая в простыню. Он обнимал её за плечи рукой. Дальше листать не было смысла. Он положил телефон на стол.

–И что, – ты ничего даже не скажешь?! Ты б полистал, говорю, там много всего – Марина уставилась на стол отсутствующим взглядом.

А что он мог сказать ей? «Дорогая! Это не то, о чём ты подумала», или, ещё круче – «Маришуль, ты знаешь, я не совсем твой муж. Так что девушку эту я не знаю, и вообще, я с ней расстался, как только узнал, что у твоего настоящего мужа была с ней связь!» От этих мыслей Алексей чуть не разразился нездоровым смешком. А на самом деле сказать было ему нечего.

Марина же начала заводиться.

–Ты из больницы пришел сам не свой, но я молчала, всё поняла, случилось несчастье, пережил клиническую смерть, тебе тяжело. Не говорила ничего, хоть ты целыми днями сидишь как … как зомби! Со своей этой книжулькой! Ты сумасшедшим стал, на сына ноль внимания! На меня – тоже, неопрятный стал, ты хоть в курсе что иногда по два дня не моешься?! Как лунатик! А твои бредни я прочитала, мне правда страшно! Что за ерунда про события, которые были и не были? Какой такой «этот мир» и «тот мир»?! А теперь оказалось, что ты двуличный лжец!

–Марин не надо! – только успел произнести Алексей, но она сразу перебила его.

–Что не надо, Марин? Говорить не надо, что ты мне врал столько времени? И мне врал, и бедной девочке той тоже. Я всё прочитала, и как ты ей обещал постоянно на развод подать, и в любви признавался ежедневно, урод. По вечерам видимо, когда дома в туалете сидел с телефоном! – она почти сорвалась на всхлипывания.

–Знаешь, лечиться тебе надо, надо тебя в «желтый дом» и не выпускать – мне… мне страшно теперь, что ты с ребенком один оставался, – теперь она уже заплакала по-настоящему.

Алексей не в силах что-либо возразить встал. Оля обиделась, какое-то время, видимо, вынашивала и держала в себе, а потом, кто знает, что случилось. Какая «микросхема» перегрелась в ее голове, и она отправила всю их переписку Марине. В век интернета нет ничего проще чем найти в сети сначала самого Алексея, а потом и его жену…

Он вышел из комнаты, дошел до прихожей и встал. С одной стороны, ему, конечно, было очень жаль эту хорошую и родную ему женщину, хоть он и не совсем её муж. С другой – он в глубине души даже был отчасти рад что все раскрылось. Будто назревающий нарыв, который рано или поздно должен был вскрыться, лопнул. И вот это произошло. Теперь ничего не надо скрывать от нее. Она и так всё знает. Что у него есть любовница, что у него большие проблемы с «кукушкой» после аварии, знает ВСЁ.

–Я у отца переночую, – произнёс он, надевая обувь.

–А у тебя их много было? До неё сколько? А, Лёш?! – крикнула с кухни Марина.

–Я не знаю, сколько у него их было! – произнёс он в сердцах, закрывая за собой дверь квартиры. Наверняка Марина его услышала.

Ночной воздух стал уже совсем холодным, а Алексей, как и на встречу с профессором Рыбалко, был одет только в рубашку с длинным рукавом. Но холод его мало беспокоил. Он брёл по улице в сторону метро. По пути он увидел знакомый магазин, в который никогда не заходил обычно, и вдруг принял сиюминутное решение зайти. Небольшой частный маркет, на полках не лучшего вида колбаса да копчёные подсохшие окорочка не самого аппетитного вида, холодильник с пивом, один ряд макарон да недорогих консерв и печений, полка с крепким алкоголем.

Алексей взял с неё бутылку «журавлей» и двинулся к кассе. «А у тебя их много было?» – звенели в голове последние слова Марины.

– Картой или наличные, мужчина! – вырвал его из оцепенения напористый голос хабалистого вида кассирши, лет под пятьдесят, с копной не очень ухоженных светлых волос.

Он молча достал из кошелька тысячу, и положив на тарелочку для денег, вышел, не взяв сдачи.

Уже на улице он вскрыл этикетку, выдернул пробку и приложился к тонкому горлышку. Водка была противной на вкус, тёплой. Сделав пару больших глотков, он заткнул бутылку и стал хлопать себя по карманам в поисках сигарет. В кармане были ключи, зажигалка, карточка тройка. Сигарет не оказалось. Видимо, выложил пачку при входе в квартиру, когда разувался. Он полез в карман и достал кошелек, но внутри оказалась одинокая пятидесятирублевка и больше ничего.

«Вот дебил!» – выругался сам на себя Алексей, и угрюмо повернул обратно в магазин.

–Извините, а можно мне ещё пачку “Мальборо” красного? – обратился он к малоприятного вида кассирше.

–Сто тридцать пять – произнесла она, достав из полки над головой пачку.

–Ну я это, вам только что тысячу дал, сдачу взять забыл, – униженно произнес он.

Кассирша смерила его высокомерным взглядом победителя, и молча положила пачку на прилавок.

–Спасибо, спасибо, – произнес он, – не надо сдачу, спасибо, – ему хотелось поскорее покинуть этот неприятный магазинчик.

На улице он распечатал пачку, благо зажигалка осталась в кармане, и закурил. В этот момент он вдруг понял, что так и не позвонил отцу, не предупредил, что приедет. И даже не знает, не на дежурстве ли он. Достав телефон, Алексей обнаружил что осталось всего пять процентов зарядки. А у отца старенький кнопочный «филлипс», который он ни на что не хочет менять. Так что и у него не получится зарядить. Идти назад за зарядкой? Об этом не могло идти и речи.

Он набрал номер отца. Гудки шли, а трубку никто не брал. Алексей ждал, нервно затягиваясь сигаретой, пока из трубки не донеслось «Абонент не отвечает. Просьба оставить…»

Алексей нажал отбой. Осталось четыре процента. Он смотрел на трубку и в этот момент цифра четыре сменилась на три, а телефон ожил барабанной дробью. На экране загорелось «Папа».

–Алло! Алло, Бать, я приеду! Переночевать надо. Всё потом расскажу, ты же не на дежурстве сегодня?

–Нет, сегодня дома, приезжай! А что случилось? Поругались что ли?

–Бать, нет времени, я потом расскажу, телефон садится, – произнес Алексей и скинул вызов.

Не хотелось ничего говорить, даже отцу, кроме того, он чувствовал себя виноватым и перед ним. Из-за мамы, из-за того, что ему и так сейчас хреново на душе. Придется опять врать, говорить что у него просто скандал из-за любовницы. А отец конечно не выгонит его, выслушает. Но не одобрит, это он знает. За все долгие годы, что они прожили с мамой она была единственной женщиной в жизни отца. И никаких нюансов быть не могло – Алексей был совершенно уверен в этом. Он хорошо знал отца.

С такими неприятными мыслями он зашагал в сторону метро, держа бутылку в руке. Мимо проехала полицейская «гранта», сбавив ход. Алексей видел, как пристально посмотрел на него молодой парень-полицейский, сидящий на правом сидении. Но машина не остановилась, и прибавив ходу, скрылась вдали.

–А у меня даже и паспорта ведь с собой нет – безразлично подумал он про себя, остановился, и еще раз приложился к горлышку. Приятное тепло разлилось по телу, мысли о Марине – не то чтобы пропали, а стали будто немножко дальше, не такими «остроконечными». Сейчас он стал больше думать про Олю. Зачем она так поступила? Ну хорошо, что врать себе, он с ней поступил как скотина, этого не отнять. И она, конечно, имела все основания его возненавидеть. Но при чем семья? Ведь отослав фотографии и переписку Марине, она сделала больно в первую очередь ей! А ведь Оля знала, что Алексей отец, что в семье растет сын!

–Сука она больная, сука, сука!!! – злобно произнес Алексей, и, уже подойдя к метро, еще раз приложился к бутылке.

На входе в подземку на его счастье не было полицейских, и он беспрепятственно прошел в метро.

В вагоне безразличная публика не обратила никакого внимания на мужчину с бутылкой водки в руках. Только пожилая женщина строгого вида, сидевшая напротив Алексея, осуждающе посмотрела на него из-под очков, и уткнулась обратно в томик Донцовой. Алексей стыдливо убрал початую бутылку под куртку и облокотился на боковой поручень.

Ехать было далеко, но хотя бы без пересадок. Он продолжал думать про поступок Оли и чем дальше, тем сильнее злился на нее. Какая-то часть его разума говорила ему, что сейчас за него «думают» около двухсот грамм водки, которые он наспех успел влить в себя. Но поделать он с собой ничего не мог.

Постепенно он начал успокаиваться, потянуло в сон. Он будто отстранился от Оли, и от Марины, и от той каши, которую он, как оказалось, заварил. Хотя если разобраться, заварил её другой человек. Из оцепенения его выдернул женский голос, который произнес название следующей станции. Ему надо было на ней выходить. Он поднялся и не совсем уверенной походкой вышел из вагона. Ноги несли его сами, а в голове крутились мысли. «Что делать? Что сказать отцу? Как быть дальше? Есть ли вообще выход? Привыкнет ли он когда-нибудь жить жизнью другого, по сути, человека, хоть и весьма похожего во всем на него самого?»

По пути Алексею надо было пересечь небольшой сквер. Он остановился около лавочки, вытащил из-за пазухи бутылку. Посмотрел на нее, размышляя выпить ещё, или выбросить так. В результате сделал большой глоток, и сразу швырнул бутылку в урну.

Через несколько минут Алексей вышел из сквера, пересек небольшую улицу и углубился во двор. Вот уже и знакомая с детства девятиэтажка. Он набрал номер квартиры и стал ждать. Отец, видимо, уже заждался его. Домофон почти сразу запищал. Он вошёл в подъезд, поднялся пешком на третий этаж и увидел, что дверь родительской квартиры уже приоткрыта. Он зашел и закрыл её за собой, скинул куртку и попытался развязать шнурки. Это удалось не сразу: неуклюжие замёрзшие пальцы плохо слушались. Отец в это время появился из кухни. Выглядел он плохо, казалось, будто не спал несколько дней. Он молча, и, как показалось Алексею, немного презрительно наблюдал за его потугами разуться. Затем сказал:

–Пошли на кухню. Чаю тебе налью. Разит от тебя Лёш. Ты зачем напился?

Алексей понуро проследовал за отцом и опустился на стул, облокотившись спиной на стену. Отец налил большую чашку крепкого чая, и поставил перед ним на стол.

–Ну, что у тебя случилось?

–С Мариной поругались, она ушла от меня. Точнее, я ушел из дома, – вяло произнёс Алексей.

–Из-за чего поругались? – отец смотрел на него.

–Из-за того, что у меня, оказывается была любовница, – Алексей произнёс это спокойно, будто дело касалось не его лично, а какого-то постороннего человека.

Отец ничего не ответил. Только задумчиво почесал подбородок.

–Сын я не знаю, что с тобой. Но я тебя не узнаю. После мамы и так совсем тяжело. А тут… – отец замолчал. А Алексею стало противно за себя. Он будто слон в посудной лавке, вышел из комы и сразу разрушил жизнь всем, кто окружал Каляева. Жена узнала, что он ей давно изменял. Мать отправил на обследование, с которого она уже не вернулась. Отца сделал несчастным, и сейчас продолжает вываливать на его плечи неприятности.

–Пап, я правда не знаю, что это. Я будто живу в чужом теле. Я не понимаю, как и зачем это получается, – ему захотелось расплакаться, но представив, как мерзко и жалко он выглядит со стороны, он сдержал себя.

–Сын, тебе надо серьёзно лечиться, – отец произнес это, будто подводя некую черту в жизни сына.

–Наверное, я не знаю. Я не верю, что это можно вылечить. И назад уже ничего не вернёшь.

–Но делать то что-то надо. И вообще, ты меня очень неприятно удивил. Я никогда не думал, что ты так поступишь с Мариной. Мне казалось, я тебя правильно воспитал и был хорошим примером.

–Я бы так не поступил, а ОН, он вот поступил, – Алексей внезапно почувствовал порыв злости на «того Каляева», – он, сука, заварил эту всю кашу. Он обманывал жену, а я нет! Да я знаю, со стороны я выгляжу совершенно тронувшимся. Но у меня была другая семья, и другой ребенок. И Марине я никогда не изменял!

–Знаешь, сейчас не надо волноваться. Допей чай и ложись. Завтра же мы обратимся куда нужно. Я не знаю пока, помогут ли тебе, но я за тебя боюсь, – произнес отец и поднялся из-за стола. А Алексей продолжал сидеть, испытывая смесь горечи от того, что даже отец не понимает того, что он испытывает, и стыда за свой срыв.

Отец ушел. А Алексей, медленно потягивая чай, сидел в полутемной кухне. Он на самом деле не видел никакого будущего. Что дальше? Принудительное лечение, которое не даст никакого результата, в этом он был уверен. Друзья и знакомые, которые будут иногда между собой вспоминать его и, понизив голос, будто обсуждают нечто позорное, говорить: «Да, жалко, отличный был парень. Представляешь, попал под машину и тронулся. Раздвоение личности началось или что-то наподобие».