скачать книгу бесплатно
«Примерно месяц со мной в келье проживал Карташов. Отношений с ним не поддерживал. Что-то сказать о нем не могу, так как он мне о себе не рассказывал. Другие послушники говорили, что он около одиннадцати лет лежал в психушке. Его все жалели».
Сведения о психиатрической больнице настораживали. С психами приходилось быть предельно осторожными.
Записывал:
«Примерно три месяца назад Карташова из монастыря выгнали. Из-за чего выгнали, не знаю, так как в это время находился в экспедиции».
– А что Карташов делал в монастыре?
– Его поставили работать в кочегарке, но он работал там, где хотел… – отвечал сотрудник издательского отдела.
– А чем-то он выделялся?
– Иногда курил. А это в монастыре запрещено.
– А где вы хранили документы?
– Почему это вы спрашиваете?
– Спрашиваю, значит, надо. – Мортынов хлопнул по столу ладонью.
На звук в дверь заглянула голова опера, но следователь махнул рукой, и голова скрылась.
Суслов:
– Мои документы находились среди моих вещей в келье. Это паспорт, трудовая книжка.
– Но вашу трудовую нашли в бушлате у Карташова…
– А я при чем?
– Почему она там оказалась?
– Почему моя трудовая оказалась у Карташова?
– Да-да.
– Я не знаю.
«Мог сам подбросить или что-то недоговаривает…» – подумал важняк и спросил:
– Когда видели ее последний раз?
Сотрудник издательского отдела задумался:
– Последний раз ее видел… давно, когда приехал в монастырь.
– А почему?
– А зачем теперь она мне…
– Ну да, вы же отвержены от мира…
– Жизнь, как у монахов-затворников…
– А когда снова в монастыре появился Карташов?
– Около недели назад, не больше…
Мортынов записывал показания:
«В чем он был одет, я не помню, так как не обращал на это внимания. Но одежда у него была не особо хорошая. До 18 апреля 1993 года Карташов несколько раз заходил в мою келью, сидел на стуле, молчал и затем уходил. В последний раз я видел его вечером 17 апреля 1993 года, когда он пришел и попросил Евангелие. Так как Евангелия у меня не было, я обещал ему достать».
– Расскажите про восемнадцатое апреля.
– Я пошел в храм. Во время службы, во время крестного хода, в перерывах службы я, иноки Трофим, Ферапонт и диакон Лаврентий на звоннице звонили в колокола. Когда были перерывы в звонах, я ходил в храм и пел там. После окончания службы мы еще минуты три звонили, а затем я пошел в храм тушить лампады. Трофим и дьякон пошли в трапезную.
– А Ферапонт?
– Инок Ферапонт последний звон с нами не звонил. Куда-то ушел. Служба закончилась около пяти часов утра. Примерно полчаса я находился в храме. Затем пошел в трапезную, там поел и пошел к отцу Мелхиседеку в лазарет. Там собирался издательский отдел. Отец Мелхиседек был у наместника, а мы пили чай.
Сотрудник издательского отдела уточнял:
– Когда я шел в лазарет, где потом пили чай, около звонницы встретил инока Трофима. Трофим предложил вместе с ним позвонить в колокола. Я отказался.
– Почему? – спросил Мортынов.
– Как, я же сказал: шел в лазарет…
«Повезло парню». – Следователь оглядел послушника с ног до головы: а так был бы четвертым.
– Сколько времени тогда было?
– Времени было примерно пять пятьдесят…
Мортынов слушал и записывал:
«В лазарете вместе со мной пили чай Николай Степанов, врач Владимир, приезжавший в гости к нашему врачу, Михаил Горюшкин – экспедитор издательского отдела. Врач проживает в здании, соседнем с лазаретом. Когда мы стали пить чай, то услышали звук большого колокола, остальные колокола слышны не были. Примерно в 6.20 в лазарет прибежали несколько женщин и сообщили, что на звоннице убиты Трофим и Ферапонт. Время я запомнил, так как мы запаздывали на службу в скит. Уточняю, что с нами пил чай Евгений Лукьянов. После этого я сбегал домой к врачу, разбудил его, сообщил о происшедшем и вместе с ним побежали на место происшествия. На звоннице лежал только Ферапонт. Трофима уже унесли… Я находился в шоке…»
Когда сотрудник издательского отдела выходил, в дверь заглянул опер и многозначительно помахал наручниками, ожидая команду, но вместо команды прозвучало:
– Пусть идет…
А про себя Мортынов подумал о козельском оперке: «Землю роет…»
Он понимал, что опера спрашивали за раскрытие преступления и тот готов был из кожи вон лезть, лишь бы на кого-то повесить убийство.
Мортынов теперь допрашивал паломницу.
– Солдатова Галина Викторовна… Родилась в 1937 году в Москве… Пенсионерка… проживаю в Москве…
Записывал:
«…Приехала в монастырь 16 апреля… Ночевала в храме, где и остальные…В субботу 17 апреля на обед пошла в трапезную. Сидела с краю стола. Услышала голос мужчины, который потребовал добавки горохового супа. Повернулась к мужчине. Он одет в шинель, среднего роста… небрит… на лице раздражения от бритья… Взгляд презрительный, ненавистный… Взяла кастрюлю. Сходила на кухню, сказали: добавки не дают. Вернулась и сказала, что супа нет. Он ничего не сказал, а посмотрел ненавистным взглядом… После обеда видела, как он пошел в сторону Козельска… Во время пасхальной службы в храме в час ночи видела мужчину, он стоял спиной к алтарю и передавал свечи. На лице у него была усмешка, он улыбался с ехидством…»
Перед Введенским собором
«Еще подозреваемый?» – обдало Мортынова, и он спросил:
– Карташова знаете?
– Да откуда? – произнесла москвичка, вставая.
«Мужчина в шинели, небрит, раздражения на лице, с ненавистным взглядом…» – повторил слова паломницы, когда та выходила, и снова заглядывал опер:
– Ее отпускать?
– Если понадобится, вызовем…?Постепенно вырисовывалась картина того, что происходило в кровавую ночь в обители, куда мог прийти кто угодно и откуда угодно, и среди пришедших оказался убийца, может, не один. Подозрение могло упасть на многих, на того же сотрудника издательского отдела; на кого-то из духовных лиц, с которыми у монахов могли возникнуть трения; на паломника – мог задумать страшные дела; паломницу – нанять злодеев. Мортынов не мог исключать любую версию, которая бы имела под собой хоть какие-то основания.
Голова распухла.
Выходил из комнаты в приемную, звонил в милицию, звал Грищенко, обсуждал с ней новые подробности, говорил о Карташове, что лечился в психушке, может, одиннадцать лет… и возвращался.
Перед Мортыновым, забросив ногу на ногу, с которой свисала на пол черная материя подрясника, сидел священнослужитель.
Следователь спросил:
– Как звать-величать?
– Дьякон Лаврентий…
– А в миру?
– Фомин Сергей Иванович… Родился в 1960 году в Жуковском Московской области… Холост…
– Работаете где?
– Пока нет…
«Поп-расстрига», – подумал Мортынов, записал в протоколе:
«временно не работает».
И дальше:
«…Я обитаю в монастыре Оптина пустынь… с годовым перерывом, уже пять лет… На пасхальные праздники обычно составляется список монахов, которые будут отбывать послушание на звоннице. Я попал в этот список».
«Выходит, дьякон здесь осел…»
Лаврентий:
– Первый звон был во время крестного хода. Затем звон был во время чтения Евангелия и последующий около пяти часов утра, после окончания службы. Первые два звона исполняли я, Трофим, Ферапонт и Суслов.
«Сотрудник издательского отдела».
Дьякон:
– Последний звон звонили все, кроме Ферапонта, который куда-то ушел. Последний звон был продолжительным, минут 10–15… Во время предпоследнего звона народу около звонницы между храмами было уже мало.
– На кого-нибудь обратили внимание? – спросил Мортынов.
Выслушал ответ и записал:
«Во время последнего звона к звоннице подходил мужчина, возраст примерно 40 лет, рост средний, короткая стрижка, волосы темные. Или была небольшая бородка, или ее вообще не было. Верхней одежды на мужике не было (куртки, пиджака). На нем брюки узкие, свитер, ботинки. Цвета одежды я не помню. Он подошел к звоннице и остановился со стороны спины. Затем медленно пошел мимо забора по часовой стрелке. Некоторое время постоял около Трофима. Затем он обошел полностью вокруг звонницы и вновь остановился напротив меня. Затем медленно присел на корточки, что-то высматривал. Затем встал и куда-то ушел. Все движения мужчины были медленными и у меня вызвали подозрение».
Мортынова разбирало: «Стоял за Трофимом. Примерялся? Приседал на корточки. Высматривал? Замышлял? Был не в себе?»
Лаврентий продолжал:
– Мы закончили звонить и пошли в трапезную…
Дальше Мортынов писал:
«Я находился там около 15 минут и в 5.35 до окончания трапезы пошел в свою келью, которая расположена в том же здании. В келье я пробыл до 5.50 час., а затем вышел на улицу и пошел через ворота по направлению к скиту на службу. Ворота были прикрыты. У ворот стояло несколько человек дежурных с повязками из числа паломников. Я пошел в скит… Примерно в 6.10—6.15 час., когда служба в скиту началась, позвонили из монастыря и сообщили об убийстве монахов, а когда служба заканчивалась, то сообщили о поминовении убиенных Ферапонта и Трофима и за здравие Василия. В монастырь я вернулся в 10 часов».
– Давайте уточним, кто служил в скиту?
– В скиту вели службу регент-послушник Михаил, Николай Николаевич – послушник и иеродьякон Елизар. Служили отец Михаил, протодьякон Рафаил и Кларнок… После сообщения из монастыря о происшедшем в скит стали подходить монахи и миряне…
На службе
Когда дьякон расписался в протоколе, то спросил:
– Я свободен?
– Да, идите…
Заглянувший опер проводил дьякона вопросительным взглядом. Ему не нравилось, что никого не задерживали. Он приводил людей, которые в прошлое утро были с убиенными и могли оказаться причастными к убийству, а их отпускали. Его работа как бы шла впустую.
«Орден рвется получить», – подумал Мортынов.
Его озадачили. Кто мужчина, которому не дали горохового супа? Который ходил вокруг звонницы? Стоял за Трофимом? Приседал?..
За хлынувшим потоком информации все труднее было уследить, все труднее в нем разобраться. И теперь нужны были веские улики, чтобы заниматься определенным фигурантом, а не распыляться, не бежать за каждым, вызвавшим подозрение, а пусть и упуская что-то, нацелиться на одно и бить в одну точку.
Когда он работал в дознании, мог в день закончить несколько дел. Стоило к нему привести злостного тунеядца, он его отпускал с уже законченным уголовным делом: три месяца прошлындрал без работы, получил предупреждение, за месяц не трудоустроился, и – поехали в суд, а оттуда – в колонию. А тут трое убиенных, нож, меч, шинель, кепка, следы обуви, на БОМЖа показали собачки, говорили о грозившем на кухне мужике, о другом, высматривавшем что-то на звоннице, еще один в Сосенском стрелял…
Голова шла кругом.
