скачать книгу бесплатно
У самой полосы экипаж выровнял вертолёт, и он коснулся основными стойками шасси бетона. Слегка подскочил, повторно отделился, но снова приземлился.
– Расшибётся! – кричал кто-то из толпы.
Ещё раз Ми-8 отделился от полосы, и опять его притирают к ней. Теперь уже надёжно и без повторного прыжка.
– Ох, спасибо советским сталеварам! – схватился за голову тот самый инженер, что не пускал в вертолёт Хрекова.
Как мне показалось, этот парень за время вылета постарел на пару лет.
Освободив полосу, вертолёт остановился и стал выключаться. И тут же полосу стали занимать самолёты, чтобы уйти на задание.
Я обогнал Валеру и нескольких техников, чтобы одним из первых увидеть героев этого боя. Из грузовой кабины по одному вылезали уставшие и израненные бойцы. Кого-то тут же укладывали на носилки и несли в УАЗ «таблетку». Даже издалека видно, насколько сильно забрызган кровью пол грузовой кабины вертолёта. Фюзеляж похож на дуршлаг. Даже на лопастях видны пробоины.
Досталось и кабине экипажа. Блистер со стороны командира вертолёта был прострелян.
– Сюда! Врача! – кричал бортовой техник. – К генералу! Быстрее!
– Отставить сказал! – послышался хриплый голос Хрекова.
Тут же из проёма сдвижной двери показалась знакомая физиономия. Слегка задранный кончик носа Хрекова появился первым после его слегка выпирающего живота.
– Живой! Живой! Не посадят теперь, – чуть не плакал от счастья инженер вертолётчиков.
Генерал держался за левый глаз, который сильно кровоточил. Плечо песочного комбинезона стало бордовым, а сам он еле-еле стоял на ногах. Мы с Валерой подлетели к лестнице, чтобы помочь Хрекову слезть.
– Да я сам, ребятки. Отбомбились? – спросил он.
– Так точно. Всё в цель легло, – ответил Валера, поддерживая генерала подмышку.
– Товарищ генерал, ложитесь и в госпиталь быстрее, – подбежал к нему один из врачей с двумя бойцами и носилками.
– Да погоди ты! – слегка оттолкнув доктора, он сел на край лестницы грузовой кабины.
– Надо к врачу, Андрей Константинович, – сказал я.
Послышался визг тормозов командирского УАЗика. Появился и наш Томин, который только что вылез из кабины, если судить по его мокрому комбинезону.
– Где этот инженер? – спросил генерал, осматривая своим здоровым глазом всех собравшихся.
– Я здесь, товарищ генерал, – ответил инженер, быстро появившийся рядом с докторами.
– О! Нормальный вертолёт. Тащи журнал сюда… – произнёс генерал и потерял сознание.
Глава 5
За генерала стало страшно в первые секунды его отключки. Все кинулись ему на помощь, обступив вертолёт. Кто-то из раненых отряда «Каскад» даже попытался рвануть от медсестры и помочь с переноской раненого Андрея Константиновича.
– Так, надо быстрее в госпиталь. Несите, – сказал доктор, взглянув на рану Хрекова.
Мы с Валерой тут же принялись выполнять указание медика.
– Расступились! Живо! – кричал Томин, собственноручно отталкивающий людей с дороги, когда мы с Гаврюком несли Хрекова в машину.
Он повис на наших с Гаврюком плечах. Главное – генерал был жив. Правда, взглянув на его раненый глаз уверенности в сохранении жизни не было.
– Аккуратнее. Не заденьте рану, – сказал позади нас доктор, показав нам, куда поднести Хрекова.
Кровотечение было сильным. Правая сторона моего комбинезона в пятнах крови. Я ещё раз посмотрел на рану Хрекова. В глазу, торчал небольшой осколок.
Мы аккуратно уложили генерала на носилки и двое бойцов-санитаров в белых халатах затащили его в один из УАЗ-452 модели «таблетка». Как только двери закрылись, машина тронулась с места и помчалась в сторону госпиталя. Доктор просачивался сквозь толпу народа к своей машине, не отвечая на многочисленные вопросы о состоянии здоровья генерала.
– Я не знаю, – прошёл он мимо нас, отмахиваясь от одного из бойцов «Каскада». – Ну не осматривал я его ещё! – воскликнул он, когда кто-то со спины громко спросил о том, всё ли будет в порядке с Хрековым.
– Доктор, ну, погоди. Он же дышит. Значит, не должен быть летальный исход? – спросил Гаврюк, перегородив путь доктору.
– Капитан, вы чего все ко мне пристали? Как будто сами не видели, какое ранение у генерала! – нервно крикнул доктор, но его за плечо отдёрнул Томин.
– Так, медик, быстро своё экспертное мнение, – спокойно сказал командир, картинно поправляя воротник халата доктора. – Что думаешь?
– Товарищ полковник… – нервничал доктор.
– Тебе можно просто Валерий Алексеевич. Говори, что с генералом? – снова спросил Томин, к которому подошёл тот самый командир «каскадёров» Буханкин, с которого ещё не осыпалась вся пыль.
– А вас, значит, только лётчики интересуют? – иронично спросил доктор.
– Своих я проверил. Они жить будут. Что с генералом? – громко спросил Буханкин, который раньше критично относился к авиации.
Доктор посмотрел по сторонам. Народу подошло много, и каждый молчал в ожидании ответа. Тишину нарушил только очередной взлёт пары МиГ-21, уходящих на задание, на форсаже.
– Жить будет. Крови потерял, но не смертельно. Вот только глаза, скорее всего, лишится, – сказал доктор и пошёл в машину, когда его отпустил Томин.
Новость одновременно и хорошая, и печальная. Похоже, что генерал Хреков навсегда простился сегодня с полётами. И как мне кажется, он ни секунды об этом не жалеет.
Смотрю я сейчас на бойцов «Каскада» и экипаж вертолёта. Уставшие, измазанные, кому-то тяжело сдержать слёзы. Выжили ребята, а ведь мы с Валерой чуть было не взяли большой грех на душу. И в этот момент я вспомнил про авианаводчика. Хоть раз бы увидеть этого Тороса.
– Командир, – подбежал я к Томину, который беседовал с Буханкиным, отойдя в сторону.
– Ну ничего себе у вас с субординацией проблемы! – воскликнул разведчик.
– Это ж Родин, – махнул рукой Валерий Алексеевич. – Он всегда такой простой. Чего хотел?
– Я собственно к товарищу Буханкину. Где мне можно найти Тороса? Ну, авианаводчика вашего.
– В госпиталь повезли. Контузия, ранение небольшое, плюс оглох. А в остальном, жить будет! – похлопал меня по плечу Буханкин и я спросил разрешения идти.
Пройдя несколько шагов, услышал, как за спиной Томин говорит обо мне и Валере.
– Это они? Блин! Родин! – окликнул меня Буханкин.
Когда я повернулся, разведчик уже шёл ко мне быстрым шагом.
– Я, товарищ…
– Неважно, – сказал Буханкин и протянул мне руку. – Спасибо за помощь!
Странно. Как сейчас пожать руку человеку, которого я чуть не похоронил под ударом целой тонны двух бомб. Если с иранцем был поединок и он выражал своё уважение, то здесь совесть не позволяет принять благодарность.
– Я не могу пожать вам руку, – ответил я, и поймал удивлённый взгляд Буханкина.
Да, мне не впервой быть на войне. И много смертей своих товарищей видел. Но никогда мне не доводилось стрелять по ним или сбрасывать на головы бомбы. Мозгом можно понять необходимость такого решения, но сердцем сложно. К сожалению, на войне к зову совести и сердца никто не прислушивается.
– Совесть не позволяет? – спросил Буханкин.
– Именно. Мы же вас чуть не разбомбили, – ответил я.
– Родин, ты выполнял приказ своего ведущего, а он вышестоящего командования. В той ситуации нам, кроме чуда, ничего бы не помогло. К счастью, на этой войне уже не первый раз чудо случилось, – улыбнулся он и повторно протянул мне руку.
– Это очень хорошо, – ответил я и всё же пожал руку Буханкину ради приличия.
– Поверь, я знаю, что это тяжёлое решение. Но я, мои ребята, твой командир и любой настоящий воин никогда не станет тебя винить. Любой из нас, оказавшийся на твоём месте, выполнил бы этот приказ. А потом бы жил с этим, терзая себя муками совести, – сказал Буханкин и одобрительно похлопал меня по плечу. – Честь имею, старлей!
Разведчик пошёл к своим подчинённым, которые загружались в ГАЗ-66. Странное чувство умиротворения на душе. Задача выполнена и совесть чиста.
Наступил ноябрь, а мы всё так же продолжали бить по Шаршари. Ребята из дивизии Громова и прибывшие им на подмогу десантники из двух полков уже полностью блокировали духов в горах. Иран полностью перестал поддерживать душманов.
Сбитый мной экипаж Джалила Зандий был отправлен в Иран. А в ответ Исламская республика выдала двух полевых командиров, которые прятались на их территории.
Согласен, что обмен весьма странный. Как на одних весах можно уместить двух лётчиков, которых на Родине встретили с почестями, и двух оппозиционеров, которым грозит смертная казнь?
Как раз сегодня, в первый день ноября мы и узнали эту новость. Вечером в нашей комнате Гусько высказался по поводу итогов обмена.
– Это Восток, мои дорогие. Без ста грамм… – сказал он и опрокинул внутрь стопку самогона. – Без ста грамм не разберёшься.
Странный вывод от нашего замполита, но он всегда имел на всё свою теорию.
– Савелич, а ты чего там строчишь? – спросил Гаврюк, заметив, что Гусько продолжил писать.
– Помогаю командиру подвиги ваши сочинять. Член Военного Совета прислал телеграмму, чтобы списки на поощрения готовили. Командир хочет всех наградить. А, самым лучшим образом знаете кого? – улыбнулся Гусько.
Первая мысль у меня была про Марика. С таким выражением лица Евгений Савельевич только о нём мог говорить.
– Барсова, что ли? – усмехнулся Валера.
– Очень смешно, – скривил лицо Марик, начищая свои ботинки.
– Ну, его тоже. А вообще, у нас есть кое-кто с представлением на Героя Советского Союза! – поднял большой палец вверх Евгений Савельевич.
Кого именно подают на столь высокую награду, мы узнали только на вечерних посиделках в курилке. Наш комэска Буянов по всем параметрам был одобрен вышестоящим начальством.
В представлении указали и его катапультирование, и бой с духами, и больше 400 вылетов. Когда он успел столько налетать, я так и не понял. Иван Гаврилович и сам был в шоке, когда ему назвали такую цифру.
– Я после 250ти перестал полёты на сопровождение записывать. Только на удары по наземным целям, – сказал он, попивая горячий чай в беседке.
– Гаврилыч, не скромничай. Пока ты Героя не получишь, никто у тебя в эскадрилье дальше ордена «Красного Знамени» не продвинется, – улыбнулся Томин.
– Так, командир, может тогда вам пора Героя получать? – улыбнулся Бажанян. – Я мамой клянусь, готов голосовать.
– Мне главное, чтоб все домой вернулись. Это лучше награды, – сказал командир. – Я спать, а вы не задерживайтесь. Завтра ещё работать.
Пожелав всем доброй ночи, Валерий Алексеевич пошёл в свой отдельный вагончик.
– Устал, Алексеевич. Отдохнуть ему надо, – заметил Гусько.
Вот тут с замполитом невозможно не согласиться. Все устали и хотят домой.
Следующий день оказался солнечный, как никогда. Утром на постановке командир предупредил, чтобы никто из нас не рисковал при ударах по наземным объектам. Штурмовики и вертолётчики вышли на перекур, а Валерий Алексеевич решил ещё сказать нам пару слов.
– Ребя, я предупреждаю. Достаточно на наш полк пришлось тяжёлых задач за эту войну, – с серьёзным видом сказал Томин. – Никаких сверхкрутых манёвров! Родин и Гаврюк, вас это в первую очередь касается!
– Товарищ командир, так мы… – попробовал объясниться Гаврюк, но Томин не дал ему договорить.
– Вот я тебя и Родина знаю! Постоянно рядом с вашими задницами приключения вертятся!
– А я всегда знал, что эти двое магнит геморроев, – вставил свою умную фразочку Гнётов.
– Григорий Максимович, ну вы слишком категорично отзываетесь о своих товарищах. Хорошие они ребята, зато у нас с вами нет таких болезней в пятых точках, – улыбнулся Гусько.
– За всех не говори, Евгений Савельевич. Мамой клянусь, в санаторий поеду в отпуске к себе в Ереван, – заявил Бажанян, посматривая в окно.
– Ладно, я про подвиги предупредил. Чтобы были сосредоточенными и внимательными. Кто летит на прикрытие, иранцев не трогать. Не геройствовать! – постучал по столу Томин.
– Товарищ командир, у нас пока только один претендент на звёздочку, – заметил Гусько, кивнув в сторону Буянова.
– Савельевич, не завидуй. Мне теперь до конца жизни на митинги, уроки мужества и остальные мероприятия по твоей партийно-воспитательной линии ходить, – недовольно сказал Иван Гаврилович.
– А ничего в этом плохого нет! Детей полюбишь… ой, вслух сказал! – приложил руку ко рту Томин.
По классу пробежали мелкие смешки, но Буянов грозно на всех глянул. Конечно, подкол со стороны командира мог бы оказаться чересчур грубым. При первом взгляде на Гавриловича я подумал, что он сейчас со всеми потрохами съест Менделя – зятька. Посидел секунду комэска, подумал и начал улыбаться.
– Это вы все моей пенсии завидуете. Вам ещё всем служить и служить, а я на даче буду розы выращивать, – мечтательно заявил Буянов. – Зятёк, помогать будешь! – громко сказал комэска Менделю, который всеми силами пытался не попасться на глаза Буянову.
Хорошо, что Гаврилович спокойно иронизирует на тему подобной ситуации. Для советского общества ситуация с отношениями Алёны и Паши выглядит вульгарной и неприемлемой. А там как уж две женщины поделят этого красавца Менделя неизвестно.
Я шёл по коридору на улицу, чтобы посидеть на свежем воздухе, как со спины меня позвал Гнётов.
– Да, Максимович, – подошёл я к нему и был встречен в штыки.
– Сильно сокращаешь между нами дистанцию. Так будешь со своим командиром звена общаться, – надменно произнёс заместитель командира эскадрильи.
