скачать книгу бесплатно
– Так точно. Это ж методика такая. В непринуждённой обстановке, на свежем воздухе и думается лучше, – ответил Макс.
– Вот уж эти методики. На природе гулять надо, шашлычок, рыбалка. Эх, а вы такую атмосферу зубриловом портите, – махнул он рукой, присаживаясь на стул.
– Что расскажете нам про экзаменационный полёт? – спросил Костя.
– Для начала, что Рыжов его не полетит, поскольку ещё не прошёл период восстановления.
– Ну вот почему? Я здоров. Вот… документ есть, что «выписан в удовлетворительном состоянии», – достал Артём из кармана небольшой бланк со справкой.
– Мне можешь не показывать. Без очков не вижу. Нельзя пока тебе. Психолога пройдёшь, осмотры повторные и долетаешь. Успеется ещё, – подмигнул Артёму Новиков. – Остальные – на самолёт после обеда. Там же и практическое занятие проведём. Начальство указало, чтоб прошли повторно тренажи по вынужденному покиданию. Так, а теперь ознакомимся с заданием на сам экзаменационный полёт.
Валентинович сказал, что сложностей с экзаменом возникнуть не должно.
– Задание простое, как «стеночка» в футболе «по-спартаковски», – рассказывал он, открывая курс учебно-лётной подготовки.
Ну, так себе простое! Штопор с выходом на боевой разворот, «восьмёрка» с креном в шестьдесят градусов и две бочки.
– Ну и комплексы пошли, – продолжил командир звена. – Первый, второй и третий.
Каждый из этих комплексов сочетал в себе различные фигуры и маневры. «Горка» с последующим пикированием, переворот с «Петлёй Нестерова» и косой петлёй. И завершаешь это всё переворотом с косой петлёй и боевым разворотом.
– Начать и закончить, Роман Валентиныч! – воскликнул Макс.
– Там ещё спираль с креном сорок пять градусов в конце, – отметил я. – А на «закуску» – заход по приборам с выходом на привод аэродрома и в расчётную точку.
Это, так называемый, «заход по системе с прямой». Выходишь на аэродром и занимаешь взлётный курс. Далее набираешь до расчётной дальности указанную высоту «полёта по системе», выполняешь разворот на аэродром и летишь на этой высоте обратно. После пролёта привода отворачиваешь на курс в расчётную точку, в которой выполняешь разворот на посадочный курс. Дальность выхода будет намного больше, чем мы привыкли при визуальном заходе по кругу.
– Не паникуйте. Тут и без вас сейчас проблем куча. Вон, с Николаичем непонятки…
– Что с ним? – подскочил на ноги Костя.
Бардин вообще тяжелее всех переживал это происшествие. Артём выглядел спокойнее, чем он. Костян даже сейчас был весьма бледен, а руки, которыми он опирался на стол, слегка дрожали.
– Тише, Бардин, – сказал Новиков, подходя к нему и хватая его за плечо. – Живой, живой. Подробностей пока не знаем.
– Как вы можете не знать? Что за постоянное враньё? – воскликнул Костя, снимая с плеча руку Валентиновича. – Ваш товарищ, может, при смерти лежит, а вы тут нам про петли с прямыми рассказываете.
– Не истери, Бардин, – спокойно сказал Новиков, но его терпению может прийти конец.
– Он наш инструктор! А ты… – крикнул он на Артёма. – Кто говорил сфоткаться? Весело вам всем было. Родя только…
Я не стал ждать, пока санкции к нашему нервному товарищу применит Валентинович. Схватил лежащую в столе флягу с водой, которую мы всегда носили в летний период, и вылил немного воды на Бардина. В ту же секунду он замолчал, задышав как после бега.
– Пошли в туалет, – сказал я, и повёл его за собой.
В санузле штаба эскадрильи Костя умывался, ныряя под кран с холодной водой. Так можно и совсем сорваться, если не успокоить эмоции.
– Полегчало? – спросил я, протягивая ему китель от повседневной формы.
– Нет. Сердце быстро бьётся. Щас вырвется наружу. Чего я там, много наговорил?
– Достаточно, чтобы получить леща командирского.
Вытереться было нечем, но Костю, как мне кажется, это не заботило сейчас. Одевшись, он подошёл к окну, смотря куда-то вдаль.
– Ты же видел, Серый. Самолёт горел, место падения в огне. Они могли прыгать сразу, – сказал Костя. – Но как покинуть кабину, если под тобой дома?
– Нельзя. Будет много жертв и разрушений. Экипаж увёл машину в сторону, как и положено. Чего ты так нервничаешь?
– Меня бесит, что нам не могут ничего сказать. Будто мы маленькие. У нас у каждого больше ста часов налёта. Мы не дети.
– Вот и не нужно себя вести, как ребёнок, Костян. Будь сдержан. Или тебя что-то другое гложет?
Просто так нервничать из-за недосказанности нельзя. Может, что-то надломилось у Бардина?
– Ты всё верно сказал, Серега, – произнёс Костя, поворачиваясь ко мне. – За себя я не уверен. Смогу ли я так, до последнего бороться?
– Почему нет? Это наш с тобой долг. Даже не думай…
– Но я думаю. Постоянно думаю теперь. Спать не могу. Как услышу, что Артём говорит во сне, так трясёт всего.
Вот чем ему помочь? У него сначала неуверенность с боязнью отца подвести была, теперь вот это. И не бросишь в таком состоянии. Товарищ, как-никак.
Дверь в умывальник открылась, и на пороге появился Макс с довольным лицом.
– Новиков сказал вас позвать. Сегодня вечером к Николаевичу пойдём.
Глава 2
В отделение к Николаевичу просто так было не попасть. Хирургия «славилась» своими строгими порядками и медсёстрами, с противным характером и голосом.
Тишина в коридоре отделения стояла гробовая. Любой, кто был не в палате, сразу становился объектом пристального внимания со стороны постовой медсестры.
– Петрин, у вас постельный! Чего мы ходим? – кричала на хромающего пациента со своего рабочего места бочкообразного вида медсестра.
– Я ж только за уткой для соседа…
– Сама принесу. Быстро в кровать, – махнула она на него, и повернулась в нашу сторону. – Чего в дверях столпились? Читали про часы посещения?
– Мы… мы к майору Нестерову, уважаемая… – промямлил Костя.
– Вы чего удумали? Часы посещения с трёх до пяти.
– Так сейчас без десяти пять. Мы успеваем, – сказал Артём, вжимаясь в стену.
Грозная тётя давила на него своим бычьим взглядом и мощным весом.
– Я сказала, вперёд из отделения. Сейчас в училище позвоню… А это кто у нас такой? – резко переменилась в настроении медсестра.
Из-за наших спин выступил Роман Валентинович с большим веником непонятных цветов. Одевшись в строгий костюм, который явно принадлежал кому-то из более старших Новиковых, командир звена с широкой улыбкой протиснулся перед нами к засветившейся от счастья привратнице хирургии.
– Ромочка, какими судьбами? Ещё и с цветами! – воскликнула она, совершенно забыв о своих обязанностях.
– Галинэ ты моя, Галинэ! Потому что я с севера, что ли. Я готов рассказать тебе поле, про волнистую рожь при луне. Галинэ ты моя, Галинэ, – перефразировал Новиков знаменитое стихотворение Есенина. – Давно не видел тебя, Галочка, – сказал он, целуя руку медсестре.
– Конечно. Ты всё со своими курсантами, да самолётами. А у меня вон сколько работы.
Да, сидеть полдня и следить за утками, разрабатывая при этом голосовые связки – чтоб я так работал! Хотя, конечно, утрирую я деятельность медсестёр. Много они работы выполняют.
– Галиночка, мой ты человечек прекрасный, пойдём чайку попьём, – сказал Валентинович, поднимая вверх авоську с коробкой торта «Ленинградский». – Давно не сидели мы с тобой.
– Ромашка, ты ж не просто так пришёл. Сейчас, вообще-то, ещё не вечер, чтобы… оой! – взвизгнула медсестра, когда Валентинович развернул её в сторону ординаторской и резко ущипнул за попу. – А ручки всё такие же шаловливые у тебя. Куда свою гвардию подеваешь?
– Они к Петьке. Вещи отдадут и назад. Милочка моя, ну надо… – продолжил уговаривать её Новиков, но Галина не склонялась перед очарованием бравого советского офицера и перспективой с ним… скушать тортик.
– Ромка, нельзя к нему, – отстранила она Новикова от себя, но Валентинович не сдавался. Был он заинтересован в продолжение вечера в ординаторской не меньше, чем мы в посещении Нестерова.
– Про волнистую рожь при луне. По кудрям ты моим догадайся. Дорогая, шути, улыбайся, не буди только память во мне про волнистую рожь при луне, – продолжил командир звена показывать свои познания в отечественной литературе.
– Сколько я уже раз тебе говорила? Ирина попросила не пускать. Она не отходит от него. И… здесь посетители, Ромка, – сказала Галина, убирая руки Валентиновича от своей объёмной груди.
– Галинэ, ты моя, Галинэ! На тебя она страшно похожа, может, думает обо мне… – запел снова Новиков, но тщетно.
– Нет, я сказала.
На этом стихотворный запас Валентиновича, как я думал, должен был закончиться, но не тут-то было.
– Есть в имени Галина азовские наши приливы, и шорох золотистого песка, вкус волны соленой, жарким солнцем опаленный. И её нежный взгляд, как неистовый и багряный закат…
– Ой, ну пошли, лётчик-стихоплётчик! – отмахнулась Галина. – А вы недолго, и чтобы тихо там у меня. Третья палата у Нестерова.
Новиков и Галина исчезли за дверью ординаторской, пока мы переобувались в принесённые нами тапки. Настолько готовились к посещению, что и сменку с собой взяли.
Тихо постучались в дверь третьей палаты и приоткрыли дверь. Все четыре наших головы просунулись внутрь, чтобы посмотреть обстановку. В палате тихо звучала музыка.
– Чего крадётесь? Не сплю я, не сплю, – прозвучал шёпот нашего инструктора.
Он лежал на одной из двух кроватей, пытаясь перелистнуть страницу книги загипсованной рукой. На соседней койке, укрывшись простынёй, спала Ирина.
– Не разбудите. Она после ночной смены сегодня. Вроде старшая медсестра, а службу тащит наравне со всеми.
– Как ваше здоровье, Николаич? – спросил я, первым входя в палату.
Первое впечатление от внешнего вида – у Нестерова было сломано практически всё. Обе ноги в гипсе, подвешены на растяжках. Левая рука, из которой торчат различные железки, лежит на специальной подставке. Правая в гипсе, но у него получается ею двигать. Шея в компрессах для восстановления после ожогов, и множество царапин на лице.
– Не дождёшься, Родин. Спасибо, что пришли. Думал, что не пустят вас. Слышал, что Ирина никого не пускает ко мне, – сказал Нестеров, откладывая в сторону книгу Достоевского. – Скоро экзаменационные полёты, а вы по больницам ходите. Думал, что вы на спортгородке пропадаете.
– Сегодня можно и отдохнуть, товарищ майор. Мы ненадолго, – сказал Костя.
– Да я наоборот рад, что смогли прийти. Кстати, кто теперь с вами полетит?
– Новиков. А на сам экзамен пока ещё не определили, кто именно проверяющим будет, – ответил Макс, присаживаясь на стул около раковины.
– Ну, главное – не мандражируйте, – сказал Николаевич, почесав свою левую руку. – Чешется ужасно, а железяки не дают подлезть.
– Врачи что говорят? – спросил Костя, который всё ещё стоял около двери.
– Бардин, а ты чего там стоишь? Иди, поздороваемся, – сказал Нестеров, вытягивая правую руку, чтобы поздороваться.
Я стоял ближе всех и собирался присесть рядом с кроватью Николаевича. Он смотрел на меня с ухмылкой, будто обрадовался, что прочитал мои мысли.
– На твоём лице, Сергей, так и читается: ну я же говорил, – сказал Нестеров, отводя взгляд в сторону.
Ему получилось угадать, что крутилось у меня в голове. Неужели я так отчётливо показывал это своим выражением лица?
– Это лишь приметы, Николаич.
– В авиации слишком много суеверий, Серый. Все не получится соблюдать, – сказал Костя, медленно подходя к Николаевичу, и аккуратно пожимая ему руку.
– Как видишь, Бардин, эти следовало соблюдать, – усмехнулся Нестеров. – За фрукты спасибо, но я столько не съем.
Я посмотрел на стол напротив его кровати. На нём было навалено несколько авосек с различными фруктами и гостинцами. Туда же добавились и наши. Стоял рядом с этой фруктовой горой и радиоприемник, в виде небольшого кожаного футляра с надписью «Кварц» и плечевым ремнём для переноски, играющий очередную песню Кобзона.
– Вам сейчас надо больше витаминов. Восстановление много времени займёт. Успеете вернуться в этом году? – спросил Артём, но мы трое удостоили его гневным взглядом, а Макс даже ткнул его кулаком в плечо.
– Ладно тебе, Максим. Темыч, ты сам как? Смотрю, свеженький и только слегка поцарапанный, – спросил Нестеров.
– Выписали через несколько дней. Вроде никаких осложнений нет, но заставляют обследование пройти. А ещё на досках обязали спать. Чё за бред? – выругался Тёма чуть громче, чем это было нужно.
– Гудок прикрой, Тёмыч, – шикнул на него Макс. – Верещишь так, что Ирину Сергеевну разбудишь.
– Да ладно вам. Не собачьтесь, – успокоил Нестеров. – Компрессионный перелом у меня первой степени. Сейчас не помню, каких именно позвонков, но ходить буду. Криво, конечно, но на своих двоих, а не на четырёх.
– Значит, как заживет, вернетесь к нам? В следующем году мы МиГ-21… – снова вставил свой вопрос Артём.
Что за бездумное создание, наш товарищ? Головой, что ли, шандарахнулся на приземлении? Нашёл, что спрашивать у Николаевича. Я даже не представляю, каково ему сейчас. Хорошо, если совсем не спишут по здоровью. Как ему без неба?
– Тёмыч, тебе не надо в туалет? Ты ж сильно хотел всю дорогу до палаты? – намекнул я ему, что стоит либо заткнуться, либо выйти за дверь, раз не может язык за зубами держать.
Николаевич начал смеяться и тут же скривился от боли. Резко ему двигаться нельзя.
– Пусть. Я уже в первые дни отпсиховался. Вон, дырки видите на дверях? – кивнул он в сторону встроенного в стену шкафа, двери которого выкрашены в цвета стен палаты. – Тренировался в метании гранаты, только вместо неё стаканы использовал.
На дверцах и, правда, были небольшие вмятины от посторонних предметов. Представляю, как переживала Ирина, когда видела эти эмоции.
– Что пошло не так, Пётр Николаевич? Почему не сразу прыгнули? – спросил я.
Из рассказа Николаевича стало понятно, что он уводил самолёт от деревень и должен был прыгнуть сразу за Артёмом. Однако в месте падения он в тот момент разглядел небольшой хутор.