
Полная версия:
Дурово
– А я вас за это засужу! Полицейский по закону не имеет права бить невинного гражданского! – сказал надменно мужик.
Дальше я сорвался… Не помню, что именно я ему говорил, помню, осуждал его, говорил, что он не невинный и не гражданский, а просто алкаш, что там дети голодные в углу сидят, а мужик с каждого моего слова только больше смеялся и говорил: «Весь в тебя».
– Ты просто бухой! Тебя ничего не пробьёт! – сказал я напоследок.
– Кто бухой? Я? Да я в жизни не пил никогда. Вот те крест! – мужик перекрестился.
Когда я замахнулся, чтобы ударить его, меня одёрнул Пахан.
– Остынь! Мы с ним в участке разберёмся. Эта шпана того не стоит! – сказал Паша мне.
– Ты ***** меня шпаной называть?! Да я сильнее вас всех, да я… – Коля схватил его, надел наручники и повёл в машину, а этот алкаш всё кричал: – Я сильнее всех вас! Да я сильнее всех в этом мире!
Дальше Павел подошёл к женщине. Она в этот момент жадно курила сигарету.
– Пройдёмте с нами, женщина! Нам нужно задать вам несколько вопросов, – сказал он. Я заметил, что зрачки у этой, так сказать, женщины были расширены.
– Никуда я с вами не пойду! – она заметалась, взяла самого младшего ребёнка на руки. – У меня же тут дети. На кого я деток оставлю? – Ребёнок заплакал. – Чщ, чщ, чщ, чщ… солнышко моё, спаситель мой, не плачь! – она погладила ребёнка по голове и посмотрела на нас взглядом, который говорил: «Ну и что вы мне сделаете?!». От этой картины у меня ком подступил к горлу.
– Извините, но вы должны поехать с нами! – сказал Паша и начал тянуть руку к этой наркоманке. Женщина очень сильно прижала ребёнка к груди и заплакала.
– Разве не видите какая ситуация? Я одинокая мать, мне тяжело… – она начала долго и жалобно рассказывать, какая тяжёлая у неё жизнь, как её муж бросил, как её били, как родственники от неё отвернулись и всякое такое.
– Я всё понимаю, и мы хотим помочь вам. Для начала нам нужно лишь, чтобы вы поехали с нами и рассказали всё в подробностях, чтобы мы могли принять меры, – сказал я ей.
Женщина оттолкнула ребёнка, тот убежал обратно в угол, и продолжила курить сигарету, жадно высасывая из неё никотин и небрежно роняя пепел на белоснежное платье.
Паша взял её за руку и повёл в машину. Она начала нас всех проклинать, давить на жалость, на материнские чувства. Это было очень тяжело слышать.
Я хотел было взять детей и отвезти их в участок, но Паша сказал:
– Потом с ними разберёмся. Они сейчас не в нашей юрисдикции, потом отправим их в органы опеки. – Женщина, как услышала про органы опеки, начала давить на жалость и в то же время оскорблять нас, кажется, всеми возможными способами.
Я не мог их так оставить. Пошарил по дому, из еды нашёл только немного копчёной рыбы и минералки; отнёс детям только воду, так как рыба была не первой свежести и уж больно солёная. Потом наскоро убрал дохлую кошку в пакет и выкинул её. Подкинул дров в печку и дал детям самую целую игрушку с веранды.
– Спасибо, дяденька. А мама скоро придёт? – прохрипела старшая девочка. Я не смог сдержать слёз и молча ушёл в машину.
Следующую неделю мы с мужиками добивались того, чтобы эту женщину лишили родительских прав. Мужика того засудили, я уже не помню, за что конкретно. Детей пришлось отдать в детдом…
Меня теперь выворачивает от одной мысли об алкоголе, сигаретах и других веществах.
Я, конечно, понимал, что, работая полицейским, я натерплюсь немало ужасов, но к такому я был не готов. Сейчас я даже не знаю, что делать. Другие полицейские говорят, что привыкли к этому и что это их работа. Но мне даже думать не хочется, сколько подобных случаев есть в нашем мире. Я невероятно сильно хочу искоренить всё это любыми способами, но понимаю, что слишком слаб, чтобы биться с такими вещами, как лень, наркотики, алчность и бог знает что ещё.
Но я с самого детства верю, что выход есть всегда…
Ложь
5 лет
– Папа, это не я уронил вазу, честно-честно. Это Мурзик, наверное.
– Мурзик?
– Да. Точно он.
– А ну иди сюда, котяра ты бесстыжий… – ругается отец, думая, как наказать кота.
– Сынок, а может, давай склеим эту вазу? – спрашивает мама.
Сын немного думает и выдаёт:
– Я сейчас на улицу пойду. Меня там друзья ждут.
– Эх… Ну ладно, беги. Сама склею.
Ваза так и осталась в мусоре.
8 лет
«Эх, хорошо, что мне сегодня математику списать удалось, а то двойку бы точно поставили, ещё бы глупым выставился», – думает мальчик по дороге домой, примечая архитектуру города.
Дома
– Сынок, мы с папой подумали, а не хочешь ли ты на какую-нибудь секцию пойти?
– Ну я даже не знаю… – В мыслях: «Было бы неплохо пойти на рисование, хотя надо бы это обдумать».
– У нас в городе есть балетная школа, в которой нам дали скидку на обучение. Может, ты хотел бы туда пойти?
– Ну… Мне как-то не особенно нравится балет…
– Это очень хорошая школа, сынок, наверное, лучшая в городе!
– Но балет – это же для девочек.
– Вовсе нет. Там много мальчиков тоже выступает. Очень много есть известных мужчин в балете… Вот ты хотел бы выступить в большом зале, на публике, где все любуются тобой, а ты красиво танцуешь в каком-нибудь «Щелкунчике»?
– Ну да, наверное… – В мыслях: «Блин, даже не знаю, что им сказать. Я не хочу в балетную школу, надо мной все смеяться будут, но и родителей расстраивать не хочется. Неудобно как-то».
– Вот и славно! Тогда мы тебя завтра же туда записываем, да?
– Угу, – угрюмо соглашается он.
10 лет
– Прикинь, вчера в каэске два эйса подряд сделал, – говорит друг. – Со спавна выбегаю, один на меня, я его тых в голову хэдшотом, второй…
– Ээах, – зевает он. – Да, круто ты всех там раскидал. Мне бы тоже так… – В мыслях: «Блин, там, через дорогу, музей реставрируют, что ли? Вот бы посмотреть!»
– Так погнали ко мне! – оживлённо предлагает друг. – В каэску порубимся. Я тебе покажу, как играть надо, а?
– Ну пойдём, – говорит он, разрываясь между тем, чтобы не отказать другу и желанием посмотреть на то, что другу неинтересно.
11 лет
– Да не хочу я идти на этот балет! Мне там неловко, и надо мной уже все смеются, и он мне не нужен.
– Как так не нужен? В жизни, знаешь ли, всё пригодится. А то, что смеются, пускай смеются, не обращай внимания! Знаешь, как говорят: «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним» – Он строит фальшивую игривую улыбку.
– Да, но…
– Тем более, что ты целыми днями только за компьютером своим сидишь.
– Так если других дел у меня нету, а мне скучно.
– Сходил бы, значит, на улицу, поиграл с кем-нибудь.
– Да играть-то и не с кем. Все мои «друзья» по домам сидят, как и я. – С улицы слышатся весёлые крики ребятни.
– А сейчас давай иди на балет, пока не опоздал. Тебе доходить-то всего два годика осталось, а дальше сертификат получишь и иди хоть на все четыре…
– Ну ладно, схожу, – отвечает он раздражённо, думая: «Ага, ещё два чёртовых годика. Если бы только можно было до них как-то достучаться… Да кто их вразумит!? А может, и впрямь доходить? Что я зря эти годы учился что ли?»
– Вот и молодец, гордость ты моя! – он целует его в маковку и отправляет в балетную школу.
12 лет
– Итак, дети, расскажите классу, какая у вас мечта. Кто хочет первым? – все смущённо молчат. – Вот ты, с задней парты. Расскажи о своей мечте, кем бы ты хотел стать, чего достичь.
Он теряется, осматривается, чтобы понять, что обращаются именно к нему. Весь класс смотрит на него и ждёт мечты, а он не знает…
– Ну, я хотел бы заработать очень много денег и, наверное, спасти всех детей мира. Примерно так…
– Хорошая мечта, молодец! Теперь следующий…
Он выдыхает с облегчением.
13 лет
Новогодний концерт
На сцене идёт балет «Щелкунчик». В зале двадцать пять из двухсот мест заняты учителями, родителями и их друзьями.
– Смотрите, сейчас мой выйдет! – говорит мама подругам.
Выходит сын в нелепом костюме принца, который ему явно мал, и с грустным лицом начинает довольно красиво танцевать.
– Ах, какой талантливый у меня мальчик! – говорит мама сквозь натужные слёзы счастья. С ней соглашаются подруги, хотя сам балет абсолютно никому не интересен.
15 лет
По скайпу:
– Слушай, братан, сегодня у Витька туса намечается; у него предки съехали. Кстати, Ленка твоя тоже придёт. Ты как?
– Я сегодня, походу, не смогу. Меня в прошлый раз спалили, и пришлось пообещать, что пить не буду. Может, лучше в кино или на каток?
– Какое кино? Какой каток? Туда ты можешь хоть каждый день ходить! Мы всех уже пригласили, тебя только не хватает, тем более с Ленкой поближе сможешь познакомиться, – друг подмигивает. – Ну?
– Ну ладно, я буду, но только до девяти. – В мыслях: «Блин, я даже не знаю. Вроде и идти вообще неохота, особенно после прошлого раза-то, а вроде, может, и лучше получится, да и…
Через пол часа он уже идёт по переулкам города, примечая между делом всякий хлам, мусор и уродливые здания, что были на улицах, в то же время восхищаясь их массивностью и мощью.
Уже подходя к дому, он видит одну девушку, которая одна сидит и раскрашивает перила подъезда разными цветами и узорами. Она улыбается ему и вроде без жестов и намёков, но как-то взглядом зовёт помочь. Он разрывается между тем, чтобы не опоздать на вечеринку и желанием помочь ей, но в итоге идёт дальше, подумав: «Мало ли ещё таких встречу, да и улицы от одних перил чище не станут. Надо ускориться, пока не опоздал…»
Просыпается он в квартире Витька без памяти, что вчера было.
«Черт побери, куда я качусь? – думает он с похмелья. – Хотя у других вроде не лучше, значит, всё ещё более-менее нормально. Наверно…»
Дома его ждёт выговор; обещание от отца, что если он ещё раз такое устроит, то его выгонят из дома, и обещание от него, что больше такого не повторится.
16 лет
– Сынок, ты уже большой, и тебе нужно выбирать, по какому пути идти дальше. Мы с мамой очень советуем идти на экономиста. Они сейчас очень много зарабатывают и очень востребованы…
– Ну, на экономиста, значит, на экономиста, – отвечает он, не отрываясь от телефона.
Родители уходят довольные и гордые, что всё так легко получилось.
В телефоне ему написали:
– Какая музыка тебе нравится?
– Не знаю, а тебе?
– Мне нравится Фейс, Эминем, Сектор газа ещё…
– Ну вот и мне то же самое.
– Да? Класс! У нас столько общего.
– И не говори!
18 лет
Воскресенье. Вечер
«Блин, какой же я дрищ на самом деле! Всё, хватит! С завтрашнего дня начинаю нормально питаться и заниматься спортом!»
Понедельник. 8 утра
«Да ну нафиг, а!»
19 лет
«Фух, наконец-то пары закончились. Как же скучно там, ё-моё! Все эти цифры, экономика, графики – такая хрень… Лучше бы я на архитектора или хоть художника пошёл. Там хотя бы интереснее было бы. Да что теперь изменишь? А может, оно и к лучшему.
Ещё девушки который месяц нет. С ней бы хоть поинтересней было, хотя… был уже опыт. Пообнимались два месяца, и опять скучно стало. Да и вообще, стервы они все. Я и на все их свидания и прогулки соглашаюсь, и цветы дарю, и интересуюсь всем, чем интересуются они, хотя всё это тоже та ещё скукотень, и делаю из себя «мачо», а отношения только скатываются с каждым днём…»
23 года
– Чего ты такой грустный сегодня? День не задался?
– Да я даже не знаю, – отвечает он.
– Тебя ж повысили недавно, радоваться тебе надо!
– А пошли сегодня в бар, а?
– Чего это так спонтанно?
– Ну ты ж сказал, что радоваться надо, а это верный способ забыть обо всём и… – он машет рукой.
– Ну пойдём…
25 лет
– Милый, подойди сюда!
– Что такое, дорогая? – он идёт в ванную, где напротив зеркала стоит его девушка.
– Скажи мне, только честно, я толстая?
Он оценивает её взглядом, думая: «Ну вообще в весе она немного прибавила, но по опыту знаю, что женщинам лучше такого не говорить, а то скандальчик обеспечен. Хотя её так даже обнимать приятнее будет».
– Да нет, не толстая.
– Честно?
– Честно.
– Ну ладно, иди тогда, – он идёт обратно к телевизору. – Кстати, когда ты уже водопровод починишь? Или, может, лучше механика вызвать?
– Я сам всё завтра починю, дорогая, не беспокойся…
30 лет
– Привет, милый. Как работа? – она целует его в щёчку.
– Да как всегда…
– Слушай, я вот тут на днях подумала…
– Молодец! И чего надумала?
– Да ну тебя… В общем, может, нам слетать куда-нибудь за границу, мир посмотреть?
– Да ты что? Ты цены на всю эту байду видела?
– Ну а ты что? Мало зарабатываешь, что ли?
– Да зарабатываю-то я нормально, только ведь надо уже о детях будущих думать и дачу надо уже как-нибудь покупать.
– Тебе бы всё только твоя дача! А то, что жена уже десять лет нигде не была, тебе ничего, да?
– Именно я зарабатываю деньги, на которые мы живём, причём адским трудом, так что или сама иди на работу, а не сиди дома, штаны просиживая, или жди, пока подкопим на путешествия все эти!
– Да конечно, я сижу дома и ни хрена не делаю! А готовка, стирка, мойка…
В мыслях: «Чёрт, как же меня это всё достало, а! Это постоянное бу-бу-бу-бу-бу-бу, сначала на работе, теперь ещё и дома… Может, вообще развестись, пока не поздно? Мы явно характерами разные, да и с каждым годом её бока, как и её потребности, только толще и толще становятся. Да что теперь-то разводиться? Столько лет уже вместе прожили, проживём и ещё. Бабы всё равно все одинаковые».
– Эй! Ты меня слушаешь вообще?
– Да слушаю я, слушаю!
33 года
– Ну вот, видишь, какая Италия замечательная страна, какие тут люди, какое море. Тебе ведь тоже нравится, да? – говорит она своему пятилетнему сыну.
– Дя, мама, нравица. А когда мы домой поедем?
– Ты посмотри, какая красота! А ты ещё ехать не хотел, – она толкает его в бок.
– Архитектура тут, конечно, и впрямь красивая, но лучше бы мы всё-таки эти деньги в дачу вложили, я бы там свою архитектуру построил, деревьев бы насажал…
– Да ладно тебе. Там ты одно здание бы сделал, а здесь гляди, сколько всяких мудрёных домов в эдаком стиле, и это мы ещё Колизей не видели.
– Наверное, ты права…
43 года
– Я тебе обещаю, сынок, если ты ещё хоть раз придёшь домой в нетрезвом состоянии, то я тебя просто не пущу!
– Хорошо пап, обещаю, что больше такого не повторится! – уходит к себе в спальню, шатаясь.
– Ты же это не всерьёз сказал, да?
– Я не знаю, родная… не знаю, – достаёт из холодильника пиво, садится в кресло и включает телевизор. Жена уходит спать.
В телевизоре:
– Сегодня наши депутаты выделили десять миллионов рублей на благоустройство парков нашего города. – Депутат:
– Мы всё делаем для народа, и такие новшества должны стать обыденным делом.
Переключает на другой канал:
– Купите у нас мощный робот-пылесос. Он вам нужен!
На другой:
– Звоните на этот номер. Ваш голос очень важен для нас!
Выключает телевизор.
В мыслях: «А ведь правду говорят, что яблоко от яблони… Сын мой в меня идёт, но почему-то меня это не радует. Вот вроде бы всё есть, а что-то вот не то всё. Как-то всё пресно и… не для меня, что ли. Всё же я мог сделать гораздо больше…»
Так он думал и рассуждал про себя, пока не уснул.
50 лет
Вечер
– Эх, тебе уже пятьдесят лет. Это сколько мы уже вместе?
– Двадцать семь лет получается.
– Да… И что? Ты до сих пор меня любишь и не променяешь ни на кого другого? Только давай честно.
– Конечно, я тебя ни на кого не променяю. Мы же нашей любовью столько всего нажили: квартира, дача, сын.
– Тогда почему ты такой нерадостный? Сегодня же все твои друзья, родственники, знакомые собрались, и все мы искренно желаем тебе счастья.
– Ну да, искренно… – он состроил улыбку.
– Я люблю тебя!
– И я тебя…
Перед смертью
Все собрались около его кровати. Каждый с грустным лицом, и все перешёптываются.
– Милый, как ты? – спрашивает жена со слезами на глазах.
– Кхе, бывало и лучше… – он осматривает комнату, людей и думает: «Мне была дарована жизнь. И на что же я её потратил? На нелюбимой работе занимался нелюбимым делом, делал вид, что люблю, делал вид, что живу, что строю, а в итоге всё не то. Теперь я понимаю, почему ложь считается самым сильным грехом!»
– Вся моя жизнь – сплошная ложь… – с этими словами он умер.
Кафешка
Есть в этом посёлке одна кафешка. Такая стоит, наверное, в каждом более-менее развитом русском посёлке. Открылась она ещё в девяностых, и тогда это было пускай не особо культурное, но довольно атмосферное и примечательное место. Днём там проходили банкеты, по вечерам – дискотеки. Всем нравилось это место, и оно стало уже частью села, но потом по непонятным причинам хозяин заведения просто взял и закрыл его, а сам уехал неведомо куда, забрав с собой часть мебели и оборудования. Потом это место перешло к каким-то таджикам, которые устроили так называемую «узбечку», где готовили за среднюю сумму свои национальные блюда, при этом недостающие оборудование и мебель брались откуда попало.
«Узбечка» всё ещё пользовалась спросом среди местных за счёт цен и отсутствия альтернатив, но через пару лет и таджики оставили это заведение, забрав с собой всё, что только можно было забрать. Потом были новые хозяева, и так раз за разом до наших дней. Так это место и превратилось в кафешку с самым разнообразным и несочетаемым убранством.
В такое место как раз и заехал городской предприниматель Иван Корбакин по дороге к сыну на свадьбу в село Сметанкино вместе со своим будущим шурином Сергеем Думовым.
Ехали они уже пятый час с самого раннего утра, и им нужно было остановиться отдохнуть и перекусить, а Дурово с виду было местом недурственным. Осматривая посёлок в поисках какого-нибудь приличного заведения, среди магазинчиков и даже небольшого торгового центра они увидели старое здание с обшарпанными стенами и кучей плакатов, вывесок и объявлений, наклеенных на нём. Над входом красовалась большая выцветшая вывеска: «Ресторан Местный». Других заведений они не нашли, а долго метаться не хотелось, так что решили остановиться здесь.
Иван с Сергеем вошли, и их сразу встретил звон колокольчиков, небрежно привязанных к входной двери. Они сели за стол и начали ждать официанта. В это время в кафешке сидели ещё пять человек. Все посмотрели на незнакомцев с некоторым удивлением и презрением и продолжили свои разговоры и еду. Через некоторое время к ним подошла работница заведения.
– Вы будете что-нибудь заказывать? – осторожно спросила она.
– Да. Можно меню?
– Ах, меню у нас там, у стойки. Там и заказывать.
– Странный у вас сервис! – подметил Иван, посмотрел удивлённым взглядом на Сергея и пожал плечами. – Ну ладно, пойдём к стойке.
Они подошли к стойке заказов, которая была ещё и барной стойкой, и начали рассматривать листок с блюдами, вложенный в настольную подставку с рекламой.
– Хорошо, мне окорочка с картошкой, – сказал Иван.
– Ой, извините, сегодня окорочков нет! – ответила работница.
– Ладно, а вот у вас какой-то сырный суп. Он есть?
– Есть, но… он так себе, если честно, – взволнованно ответила работница.
– Что же он у вас в меню, если он так себе?
Работница растерялась и не знала, что на это ответить. Тем временем в зале начало чувствоваться какое-то недовольство.
– Ладно тебе, не беспокой людей! – окликнул его Сергей. – Вот борщ у них есть. Может, по борщу?
– Ну давайте хоть борщ, – согласился Иван. – Только мне ещё салат, и пить я буду кофе американо.
– Эм, у нас американо нет.
– А какой есть?
– Три в одном есть, – ответила она, краснея.
Иван нервно вздохнул:
– Ну давайте хоть три в одном.
– А вы чего пить будете? – обратилась она к Сергею.
– А? Мне сок, да… – ответил Думов, отвлечённый от чего-то.
Они сели за самый чистый столик из свободных. Корбакин стал мельком осматривать помещение и посетителей. Видны были декорации, оставшиеся с начала существования кафе, некоторые заштукатуренные, а остальные обшарпанные. Виднелось много точек и дырочек. Зал был небольшой, но за дверью виднелся ещё один зал, по-видимому, для застолий и вечеринок. Кроме Ивана и Сергея за одним столиком сидели двое толстых мужчин в весьма приличной одежде и явно с бодуна, за вторым – невероятно худая женщина, по виду которой можно сразу понять, что она очень давно без мужика, а за третьим столиком, у самого края, сидел, будто забитый, мужчина с большими скулами, синяками и жилистыми руками вместе со своей женой, судя по всему. Эта женщина была невероятно толстая, с кучей морщин, странной причёской и кучей болячек и бородавок на лице, небрежно замазанных большим количеством дешёвой косметики. Глаза её были хмурые, а рот, казалось, не способен выдавить человеческую улыбку. Это была одна из тех женщин или, скорее, баб, от которых не ожидаешь ничего, кроме презрения и скандалов. Запах её духов разнёсся, кажется, по всему заведению. Лица у всех посетителей были грустные, покорные и уставшие, как в любом общественном транспорте, кроме лица этой бабы: оно выражало ярое недовольство новыми гостями.
Корбакин и Думов несколько минут просто молчали, отдыхая и погрузившись в свои мысли.
– Ты первый раз в Дурово? – спросил наконец Сергей.
– Я бывал тут раньше проездом, но как-то особо не задерживался… – ответил Иван и стал вслушиваться в разговоры других посетителей:
– Ну что, швабра? Вчера пил опять?! – доносилось с крайнего стола.
– Пил… – угрюмо отвечал мужик.
– Ну и нахрена ты пил? Завтра к нам внучка приезжает, а ты не можешь ни убраться, ни в магазин сходить, полку новую купить да повесить. Старая-то совсем развалилась, стыдно будет.
– Так ты же сама в магазин не отпускаешь.
– А как тебя отпустишь?! Ты ж, скотина, водки купишь и нажрёшься опять. Ведь нажрёшься?
– Нажрусь…
За другим столиком по телефону:
– Алло. Привет, сынок! Что, как там у тебя дела? Ммм, понятно. Что делаешь? Ааа, молодец. Ну ладненько, давай. Люблю тебя! Ага, давай. Давай, пока-пока…
За третьим:
– Ты видел, чего Лерка вчера на корпоративе вытворяла?
– Неа, я отрубился ещё в одиннадцать.
– Там такое было…
Тем временем принесли заказ. Работница несла все блюда на одном подносе и чуть ли не падала вместе с ним, но смогла положить поднос на стол, немного разлив кофе, пожелала приятного аппетита и ушла. Некоторые тарелки были побиты, и борщ был приготовлен явно не только что.
Иван отвлёкся от чужих разговоров и начал есть.
– Чего ты такой грустный, Серёга? Всё-таки на свадьбу едем, а не на похороны! – Корбакин хлопнул Сергея по плечу. – Эх, вот и мой сын уже женится, как быстро время летит… – сказал он про себя.
– Да… не хотел я тут останавливаться. Грустно мне на всех этих пустых людей глядеть да вспоминать… А ведь их всё больше, особенно среди молодёжи. Тут особо не разрадуешься.
– Что ты этих «пустых людей» всё упоминаешь? Они же, наверное, последние, о ком стоит беспокоиться.
– Просто думаю я о них много…
– Ну и чего ты там надумал?
– Не хочу говорить, да и о них в одном предложении не скажешь.
– Время у нас ещё есть, а ты походу только о этих своих пустышках и думаешь. Расскажи, может, хоть голова у тебя легче станет.
Сергей призадумался.
– Ну ладно, слушай. Может, поймёшь чего. Сейчас, только мысли в кучку соберу… – сказал Думов и сделал внушительную паузу. – В общем, пустые люди, как я их называю, – это люди без особенной индивидуальности. Они терпят и приспосабливаются абсолютно ко всему: нелюбимая работа, неправильные ценности, угнетение, скудные условия жизни. Пустые лучше стерпят это, чем будут проявлять инициативу и делать хоть что-то, чего они раньше не делали.
– Так что же, по-твоему, если человек не меняет свою жизнь, значит, он автоматически пуст?
– Нет, вовсе нет. Там же нет такого разграничения: либо ты пустой, либо ты нормальный. Это как с наркотиками: кто-то иногда и по мелочи, кто-то часто и уже зависим, а у кого-то это составляет всю его жизнь. Пустота человеческая имеет кучу качеств и проявлений: им неинтересна жизнь, им ничего особенного не нужно, они верят в одно и то же и не признают других истин; порой даже не вдаются в смысл дела, которое они делают; не меняются ни под каким предлогом; врут всем, включая самих себя, любят и смотрят те телепередачи, фильмы, музыку и книги, где нужно меньше всего думать для их понимания и много чего ещё…
– Ну дак, подобные люди были и, наверное, будут всегда. О них и Гоголь, и Лермонтов писали.
– Ну и что хорошего? А пустых тем временем становится всё больше. Нас сейчас всех гребут под одну гребёнку что в школе, что дома, что в армии, что на работе, а когда пустые люди занимают посты тех, кто может дать человеку своё я, получается кризис. И разве это так классно? Спать семь часов каждые сутки, потом вставать, делать себе яичницу и идти на работу, чтобы заработать деньги на яйца, которые нужны для яичницы, которая даст тебе энергии, чтобы дальше работать. Неужели в этом так много смысла, что столько людей именно на это тратят свою единственную жизнь?