скачать книгу бесплатно
–Давайте выйдем хотя бы на улицу, во дворе ничего не поймешь, – сразу же поверил ей Антон, – Где бабуля?
Антон нашел бабушку среди своих соседей. Она по-прежнему стояла, устремив взгляд в небо и тихо шевеля губами в молитве.
– Идем, бабуля. Нам надо выйти на улицу. Кто-то же должен знать, что случилось. Может быть там полиция, люди из администрации, может, скажут куда идти.
Длинная арка темным туннелем вела их к яркому пятну улицы. Все слышнее становились крики, ругань, визг тормозов, какие-то команды. Катя взяла управление на себя и уверенным шагом направляла семью к выходу на улицу. За ней шли Антон и бабуля, забыв про сумки и вещи, оставленные во дворе. Бабушка вначале опиралась на внука, но, услышав звуки улицы, она вновь обрела цель и смысл, и почти догнала Катю.
На улице было необыкновенно светло, солнце светило очень ярко, режуще. На углу у продуктового магазина толпа людей пыталась прорваться внутрь, но двери были закрыты плотными жалюзи. Толпа буквально выгрызала куски жалюзи на входе, а рядом мужчины колотили металлическими прутами огромные стеклянные витрины, но те лишь потрескались на мельчайшие кусочки, оставаясь монолитными. Толпа надавила на толстые стекла, и те, не выдержав натиска наконец рухнули, прогнувшись внутрь. Мужчины и женщины, подростки и старики ринулись вперед, шагая по кускам стекол, по еще живым людям, сваленным напором, набивали на ходу руки и карманы всем, чем придется, и стаскивали коробки и упаковки с полок. Самые сообразительные успели захватить корзины на колесиках и теперь загружали их доверху.
Проезжая часть улицы была забита плотно движущимися машинами. Под их колесами мертвые птицы, перемешавшись с грязным снегом, превратились в кровавую кашу. Грязно-бурые ручьи стекали в канализационные люки. Здесь на улице никому не было дела до птичек.
На противоположной стороне парень быстро распродавал копченую колбасу. Около него стояла толпа с протянутыми руками, в которых были зажаты купюры. Парень доставал колбасу прямо из багажника старой машины. Еще двое крепышей удерживали толпу, периодически постреливая вверх.
Мимо арки в противоположные стороны брели или бежали люди. Шли, ничего не видя, или озираясь, везли детей в колясках, несли их на руках, нагруженные сумками, рюкзаками, чемоданами и пакетами. Пожилая женщина с больными ногами вела двоих укутанных внучат, на их маленьких спинках висели рюкзачки. Сама она несла, перекинув через плечо, две связанные сумки. Молодая женщина в распахнутой шубке бежала, прижимая к себе сына, пытаясь спасти и защитить его.
Мужик с безумным взглядом, размахивая руками, пьяно орал, призывая вступать в ряды защитников. Рядом с ним останавливались люди и спрашивали друг у друга, война или землетрясение, кто напал, от кого защищаться?
А рядом с аркой, на остатках сугроба сидела и плакала девочка лет шести с мертвыми красивыми птичками на коленях. На ней были розовые курточка и шапочка с помпоном. Она повернулась к Кате и беспомощно, тихо заговорила сквозь слезы.
– Они замерзли, да? Такие красивые птички. Я никогда не видела таких красивых птичек. Они не будут больше летать? Тетя, почему они умерли? Их же надо похоронить, а они их давят.
Катя услышала ее тихий голосок сквозь шум и визг улицы так четко и ясно, будто кроме девочки и Кати никого и ничего не было рядом. Она обернулась к малышке и увидела несчастного одинокого ребенка среди стремительно тающего серого снега, трупов птиц, среди безумных людей и событий. Вокруг почти уже не осталось снега, грязные ручьи и лужи заливали всю улицу, фонтанами, взбрызгиваясь из-под колес. Большой дом напротив как-то странно деформировался, покорежился, будто оплавился. И эта девочка здесь – со своим отчаяньем по птичкам, со своим розовым помпоном…
– Ты откуда, малышка? Где твои родители? Давай-ка, я помогу тебе встать, ты простудишься.
– Мама, ушла. Она сказала, чтобы я ждала ее здесь, а сама уехала на машине. Мама говорит, что я сумасшедшая и психбольная. Я, тетя, правда, психбольная, я не играю с другими детьми, я пою, всегда пою и слышу музыку. И сейчас слышу музыку.
– Печальную?
– Нет. Я слышу не такую, как по телевизору, совсем не такую. Она совсем не печальная, она разноцветная и переливается.
Вдруг, шум на улице будто затих, а затем раздался единый вздох десятков людей. На их глазах рекламные щиты вдоль улицы начали корежиться, будто плавиться, потом стали полупрозрачными, прозрачными и исчезли совсем. То же самое произошло с пластиковыми навесами, рамами в домах, со всеми искусственными предметами: вещами на людях, сумками, машинами, вспененной штукатуркой на домах, упаковкой продуктов. Машины остановились, заглохли, они не могли больше ехать, на них исчезли панели водителей, резиновые уплотнители, провалились сидения, выпали оплавленные стекла.
Люди остановились, и на секунды повисла тишина. Потом люди осознали происходящее, и кто-то застыл молча, не в силах пошевелиться, а кто-то зарыдал навзрыд. Мужчины и женщины, старые и молодые обводили все снова и снова сумасшедшим взглядом, хохотали, молились, причитали, пытались собрать то, что уцелело или, бросив все вещи, целеустремленно бросались куда-то прочь. Куда прочь? Это устремление было таким же безумием, как и оцепенение. Люди не властны были более изменять мир под себя. Мир изменялся без их ведома и желания. Дома начали вздуваться пузырями, а затем рассыпаться на мельчайшие фрагменты, которые засыпали и толпу покупателей колбасы, и счастливых обладателей наполненных корзинок на колесиках, и просто прохожих, всех подряд – хороших и плохих, добрых и злых, взрослых и детей, старых и молодых. Всех, кто просто оказался рядом с новыми домами. И все они, как и дома, рассыпались на фрагменты, стали прозрачными и исчезли, будто и не было их никогда. Раздался еще один вздох ужаса, но гораздо более слабый. И появилось много бесцельно бредущих, улыбающихся, счастливых людей. Сумасшедшим легче. Они не отвечают больше ни за кого и не переживают более ни о чем. Их мир остался с ними.
На девочке и Антоне исчезли куртки. Шерстяные и хлопковые вещи, шуба и дубленка остались целы, но обувь у всех развалилась, отсоединившись от исчезнувших подошв. Воздух стал уже жарким, от холодных ручьев и луж поднималось марево.
Катя опомнилась первой. Это ее сон. Все это приснилось ей сегодня утром. В точности так, как происходило сейчас наяву. Сон напугал ее, но теперь она знала, что надо делать.
– Тоша, мамочка, нам надо домой. Идем быстрее домой. Там мы в безопасности. Нельзя сейчас умереть от толпы, надо не так…
– Господи, дочка, ты понимаешь, что происходит? Это атомная война? Скажи, может это нейтронная бомба?
– Мне кажется, что это не война, это для всех, для всех на Земле. Мама, мы уже ничего не изменим, не бойся, пожалуйста. Нельзя бояться. Я все объясню дома. Быстрее домой.
Катя взяла девочку на руки, и все четверо помчались через арку домой.
Во дворе было гораздо спокойнее, чем на улице. Пирамида чемоданов и узлов по-прежнему высилась в центре. Но соседей было гораздо меньше – лишь старики и старухи, которым не под силу было куда-то идти. Они сидели на сваленных прямо на землю одеялах, закрыв глаза – то ли спали, то ли обессилили, а может просто тихо и терпеливо ждали окончания своего земного пути. Они давно уже знали, что тропа их жизни становится все уже и уже, давно смирились с этим, и не все ли равно теперь какой будет завершающая точка.
Антон открыл дверь квартиры и остановился у порога. В квартиру надо было не входить, а переступать через лежащие на полу остатки вещей. Их жилище было не узнать: исчезли пластиковые панели и полки, свалившиеся банки с вареньем разбились и растеклись по полу разноцветными потоками, не было розеток и светильников – лишь оголенные оштукатуренные стены и покореженные, мутные и будто оплавленные зеркала на них.
В квартире было полутемно, лишь тусклый свет пробивался через плотные льняные шторы. Катя прошла в свою комнату. Ее комната была почти пустой. Остался лишь деревянные полки с керамикой и сухоцветами и старинный шкаф. На полу лежали кожаные вещи, глиняные вазочки, хлопковая и льняная одежда. Под потолком висел покореженный металлический остов люстры. Катя открыла шкаф и достала оттуда свечи. Она всегда в доме держала настоящие церковные восковые свечи. Ей нравилось ровное пламя и их теплый аромат. Воск не исчез, он настоящий. И свечи лежали там, где обычно.
– Антон, зажги. Поищи спички на кухне. Они где-нибудь на полу у внешней стены, там, где были полки.
На деревянном кухонном полу были рассыпаны крупы, мука и сахар – все вперемешку. Все эти запасы упали после исчезновения красивых пластиковых баночек для хранения продуктов. Там же валялись, будто проржавленные ложки и вилки, ножи без ручек, стеклянные оплавленные стаканы, кухонные полотенца и всякая другая утварь. Перебирая вещи у стены, Антон нашел старинную керосиновую лампу, которая стояла у них, как украшение интерьера. Нашлись и спички, и Антон зажег свечи и лампу, расставив их на уцелевшей мебели. Катя усадила девочку на стул, подобрала яблоко с пола, вытерла его тут же поднятым полотенцем и дала девочке. Бабуля сразу же принялась собирать с пола крупы, пытаясь хоть как-то отсортировать их, молясь, крестясь и приговаривая.
– Господи, спаси и сохрани, Господи спаси и сохрани. Господи спаси и сохрани. Ну, видишь, Катенька, у нас все же кое-что осталось. И дом наш цел. И вещи некоторые. Господь милостив, он не даст нам погибнуть. Умница ты, что домой нас вернула. Шторки зашторим везде и переживем как-нибудь. В металлических банках вот все крупы целы, это лишь из пластиковых все перемешалось. Ничего, ничего все у нас, детки, будет хорошо. Малышка вон яблочко кушает. Значит, и яблочки, и картошечка с капусткой целы. Перезимуем как – нибудь.
Она уговаривала себя и детей, и верила, что так и будет, что за шторками они переживут зиму, а там и весна, и все будет хорошо, все будут живы, здоровы. Антон поймал грустный взгляд Кати.
– Мам, а что с нами будет? Почему наш дом уцелел? Потому что ты колдунья?
Девочка испуганно посмотрела на Катю и начала сползать со стула.
– Тоша, ну что ты ребенка пугаешь! Никакая я не колдунья, просто сила у меня в руках. Ты же знаешь, я могу лечить твои простуды, затягивать раны, царапины и омолаживать кожу. Я умею «видеть» то, что другие не могут увидеть. Я вижу невидимое. Я же не колдую. А дом наш уцелел потому, что он из старинного кирпича, из обожженной глины. И перекрытия здесь деревянные.
Катя подошла к девочке и присела перед ней, обняв ее тонкую фигурку. Девочка потрогала ее волосы и успокоилась.
– Ты, правда, не злая колдунья?
– Что ты! Я добрая фея. Феи тоже делают чудеса. Не бойся. Ты слышишь музыку сейчас?
– Слышу. Она становится розовой. Переливается красиво. Мне совсем не страшно, потому что я теперь все время слышу свою музыку.
Рядом с ними присел Антон, обнял Катю и тихо прошептал ей на ухо, чтобы не услышала бабуля: «Мы обязательно умрем?»
Катя посмотрела на Антона с нежностью и поцеловала его в макушку, как целовала в детстве, успокаивая боль, когда он падал и обдирал коленки.
– Ну, как мы можем умереть,Тошенька? Мы же бессмертны. Мы будем всегда. Может быть, мы немного заснем, а потом проснемся. Мы станем другими внешне, но это же все равно будем мы. Мы опять будем вместе. Это правда, сынок. Верь мне и не бойся ничего, пожалуйста. Это очень важно. Очень. Нельзя бояться. Надо верить. Верить в свое бессмертие.
– Я верю тебе, мамуля. Мне то же самое говорит мой Крылатый. Он снова вернулся. Помнишь, в детстве у меня был Крылатый, который разговаривал со мной и помогал? Я про него тебе все рассказывал, а потом совсем его забыл. Он сейчас снова со мной. Он стоит рядом. Он огромный.
– Я его помню, но не вижу. Это же твой Крылатый. Я очень рада, что он вернулся к тебе. Он всегда спасал тебя в детстве. Что он сказал?
– Сказал, что скоро будет страшно, но мы не должны бояться и ни к чему прикасаться. Мы все уйдем в новый мир. Нас там ждут.
Бабушка давно уже бросила крупы и внимательно слушала этот разговор. Ей сначала показалось, что дочь знает, что нужно делать дальше и как им спастись. Но теперь она поняла, что у Кати стресс повредил разум, да и Антоша, бедный мальчик, всегда был немного странным, а теперь и вовсе говорит о чем-то непонятном. И не на кого надеяться больше, кроме как на Бога. Она заплакала и запричитала так страстно и горько, что дети испуганно замолчали и прижались к Кате.
– Господи спаси и помоги! За что детям – то такое? Они безгрешные младенцы, спаси их Господи, не дай погибнуть, возьми меня, Господи, оставь детей моих, Господи! Почему они должны умирать?
Катя резко поднялась и, обняв мать за плечи, тихо и твердо попросила: «Мама, не пугай детей, прошу тебя! Пойми же, страх разрушает нас и весь этот мир. Посмотри вокруг, разве ты не видишь, что этот мир уже уходит? И ничего изменить уже нельзя. Не надо плакать и причитать, прошу тебя ради детей. Пожалуйста. Молись за нас и за себя. Брось, мама, эту крупу, она уже не пригодится нам».
Лидия не сразу успокоилась, всхлипывая со стонами, и горестно покачивая головой. Дети обняли ее со всех сторон, пытаясь утешить. Антон гладил бабулю по голове, как будто он был старшим. Крылатый не мог его обмануть. В детстве он всегда был рядом, помогал, учил и подсказывал. Теперь он снова с ним и говорит, что они уйдут в другой мир, и будут там жить все вместе.
– Мама, как думаешь, а мы точно найдем друг друга в новом мире? Мы же можем потеряться там!
– Если я не ошибаюсь, а скорее я не ошибаюсь, мы останемся почти такими же и обязательно узнаем друг друга.
– Мама, а Мартин? Он тоже будет с нами там?
– Вот этого я не знаю, сын.
– А эта девочка пойдет с нами? А мы даже не спросили, как ее зовут.
– Меня зовут Мариша, – тихо откликнулась девочка, – Я тоже хочу пойти с вами в новую страну. Можно мне тоже с вами?
– Ну, конечно, Мариша, – успокоил ее Антон, – Мама, бабуля, ты и я – мы все пойдем туда. А потом там разыщем твою маму. Мой Крылатый нас туда отведет.
И дети начали придумывать и сочинять свой новый мир. Катя тоже подключилась к разговору. Все вместе они перебрались в комнату, устроились на полу, укрывшись пушистым клетчатым пледом, и вперемешку рассказывали каким же, по их мнению, будет этот новый мир. Наконец, они сошлись на том, что лучше всего жить в лесу в уютном теплом доме. Антону все же хотелось, чтобы вокруг были другие люди. Ну, где-нибудь поблизости. А Марише нравились полянки с цветами и пчелами. А Катя хотела дом с камином и большим садом. А бабуле хотелось, чтобы все были живы и здоровы в этом, сегодняшнем мире.
Глава 3.
Земля глубоко вздохнула – ей не хватало чистого воздуха. Роскошные магазины, сверкающие казино источали невидимые энергии праздности, зависти, алчности, агрессии и отчаянья. Но тело Земли сплошь было покрыто такими нарывами. Лишь Солнце могло помочь избавиться от них. Солнечное прижигание могло остановить процесс нагноения и разложения. Этот метод был испытан не раз – каждый раз, как только человеческая цивилизация становилась обузой для Земли, а значит и для всей Галактики, Солнце прижигало земные раны. И начиналась новая цивилизация. И можно было на время забыть про недомогания и болячки, цвести, переливаться чистыми ручьями, шуршать листвой и кормить стада. Одна надежда, что люди с каждым разом становятся все взрослее и мудрее. Относительно, конечно. Человечество доросло примерно лет до двенадцати по их меркам, они кое-что уже знают, но им не хватает знаний и опыта, чтобы отвечать не только за свою жизнь, но и за жизнь окружающего мира. Они, как подросток, готовый бросить в костер неразорвавшийся снаряд, чтобы проверить взорвется ли он. Заряд обязательно взорвется. Вместе с подростками. Поэтому их надо остановить принудительно, пока они не взорвали не только себя, но и всех остальных. Глядишь, их души вернутся сюда повзрослевшими и начнут строить свою жизнь более бережно. Но где же доктор- Солнце? Где исцеляющее лечение?
И Солнце, вскипев, пришло на Землю. Огромный протуберанец мгновенно «облизал» Землю и сразу же распался в пространстве, оставив больную Землю почерневшей, опаленной, но выздоравливающей. Только что были у людей города и селения, планы и надежды, все то, чем так гордилось человечество – искусство и культура, мировые шедевры и гениальные открытия, прогресс и демократия – и не осталось ни-че-го. Потому, что люди так и не приняли главного закона Жизни – единства всех со всеми. Не поняли, что Земля – живое существо Солнечной системы.
Все произошло настолько мгновенно, что человечество единым шагом перешло границу света. С Этого на Тот.
В полупустой комнате Кати стоял огромный Крылатый. Его сверкающий металлом вытянутый головной убор оттенял красивые черты серебристо-голубого лица. Тело его не такое уплотненное, как у обычных людей, даже при огромном росте казалось легким и стремительным. Сзади него, раздуваясь, как крылья, переливался серебристо-голубой плащ. Он смотрел на людей, сидящих на полу на клетчатых шерстяных пледах. Во взгляде его была нежность и любовь, как к своим, наконец, угомонившимся и заснувшим детям. Бабушка, обняв левой рукой дочь, сидела, вытянув ноги. Правая рука лежала на груди, будто бессильно упав, перекрестившись. Глаза были закрыты, губы плотно сомкнуты. Катя, обняв маму и Антона, склонила голову к сидящему рядом сыну. Антон прижался к Кате. Они были спокойны. На коленях у Кати лежала девочка. Положив морду на Катины ноги, лежал верный Мартин. Их уже не было в этом мире. Все они путешествовали в других мирах.
В пустоте и темноте неслись они неведомо куда. И не было для каждого из них никаких звуков вокруг, и ничего, и никого. Только пустота. А как узнать в пустоте кто ты? И где ты? И они мчались и мчались куда-то до тех пор, пока не появился вопрос. А вопрос сразу же заставил их вспомнить, кто они и что с ними. Антон остановился на вопросе «Мы еще живы?», а, поняв, что ничего страшного не произошло, и он жив наверняка, если может думать и спрашивать, тут же вспомнил совет Крылатого поспать в дороге, и так и сделал. Катин вопрос прозвучал как: «Я могу летать. Это я?». Ответив на него утвердительно, она задумалась, что же дальше делать, но сил у нее было так мало, что она решила отдохнуть и поспать. Мариша очнулась от бесконечного полета в вопросе «Почему так темно? Они выключили лампу? Они, наверное, спят». И тоже приняла решение поспать. А Лидию остановила молитва «Господи, благодарю тебя за все и все принимаю от тебя». Она пыталась понять, где же она, но устав от собственных вопросов, решила отдохнуть и быстро и крепко заснула.
Это было самое правильное их решение. Дорога была дальней. Вернее, она была очень короткой, но они забыли ее и потому плутали и неслись бездумно так долго. И теперь они спокойно спали, твердо зная, что живы и не умерли навсегда. И во сне им снился их новый дом на опушке леса. Совсем такой, о котором они мечтали еще там, в прежней своей жизни.
Глава 4.
Над зеленью леса вставало нежное розовое солнце, освещая в траве птичьи гнезда с кладками яиц, ночевавших в цветах пчел, открывающийся муравейник, выглядывающую из-под камня ящерку. Помолодевшая и здоровая Земля просыпалась ранним утром.
На мягкой и ароматной траве спала Катя. Ее тело было почти таким же, как и раньше, но легкость и совершенство линий выдавали в ней женщину не старше двадцати пяти лет. Чуть дальше, на боку, с рукой под головой спала бабушка. И ее тело стало молодым, красивым и здоровым. Оказывается, на самом деле бабуле было не более сорока. У ее ног, свернувшись комочком, спала Мариша. На ее лице пряталась улыбка и розовый отсвет солнца. Ей, наверное, снился хороший сон или звучала музыка. С другой стороны Кати, раскинув руки, спал Антон. Его тело, так же, как и у остальных, казалось более легким и более стройным. Но в отличие от мамы и бабушки, он наоборот, повзрослел, и ему можно было дать шестнадцать. Вероятно, это был его истинный возраст. От прежней жизни у них осталась лишь одежда, да и то только та, что уцелела после исчезновения искусственных тканей.
Первой проснулась Катя. Посмотрев на розовеющее небо, она снова закрыла глаза – рано еще вставать. И тут же окончательно очнулась и села, осматривая свои руки, тело и спящих вокруг. О, Господи, это я, это мы снова. Живы и здоровы. И как здорово вокруг! Антошка, мамочка, и эта девочка – все здесь, и никто не умер! Катя наклонилась над сыном и провела рукой по его волосам.
– Антоша, сына, ты спишь?
Антон открыл глаза и молча смотрел на Катю. Потом потянулся к ней, обнял и прошептал: «Ты такая красивая, мамочка!» И, как и раньше, глаза их встретились, они разулыбались и одновременно произнесли: «А где наш дом?» Эти слова произвели совершенно неожиданный эффект: с легким свистящим звуком Катя с Антоном исчезли. Ведь это действительно был другой мир, и совершенно другие правила и законы управляли им. Вопрос создал образ дома и намерение его увидеть. И, нате вам, пожалуйста, в ту же секунду Катя с Антоном оказались в их старом доме в Катиной комнате. Прямо перед ними сидели на клетчатых пледах застывшие, неподвижные и маленькие их собственные тела, и тела бабушки и Мариши. А рядом стоял Крылатый и смотрел на них прежних с любовью и нежностью. Серебристый красавец повернулся к обновленным Кате и Антону, стоящими в полном замешательстве и непонимании, и взял их за руки. Теперь он показался им не таким огромным. Ведь и они сами были гораздо выше себя прежних.
На их глазах старый дом начал понемногу разваливаться и ветшать. Будто в ускоренной киносъемке комната наполнилась пылью, ветхость и замшелостью, а тела людей распалились в прах. Они видели, как рассыпались их кости и одновременно чувствовали живые и теплые руки друг друга. «Нам пора возвращаться» – сказал Крылаты
– Мама, ты видишь моего Крылатого? – недоуменно произнес Антон.
– Я даже чувствую его руку и слышу его слова, – ответила Катя, не поворачивая головы в сторону Крылатого.
– Но мы же видели, как мы умерли, – не понимал Антон.
– А кто же стоит передо мной? – возмутился Крылатый.
– А кто мы? – спросила Катя.
– Я вижу перед собой своих подопечных: Антона и тебя, Катя. Ты совершенно забыла меня, но за твоей спиной я стоял все эти годы с самого твоего рождения.
– А кто же там сидели и …умерли? – спросил Антон
– Умерли те Катя и Антон, которые думали о себе, как о физическом теле. Тело действительно умерло, как отпавшая первая ступень ракеты.
– Так значит мы сейчас – это наши души? – пытался догадаться Антон.
– Это представление не соответствует истине. Человек в физическом теле всю жизнь ищет ответ на вопрос "Кто я?" Теперь вы тоже будете искать ответ на этот вопрос в течение вашей нынешней жизни.
– Значит наша жизнь продолжается? – обрадовалась Катя, хотя она и раньше, давно, еще в прежней жизни знала о том, что со смертью человека, жизнь не кончается, а лишь трансформируется, – И сколько она будет продолжаться?
– А разве вы раньше знали ответ на этот вопрос? И сейчас для вас многое будет скрыто, но многое и приоткроется, – объяснил Крылатый, если эти недомолвки можно было назвать объяснением.
Для Антона все новое и раньше было притягательным. А нынешние чудесные возможности нравились ему безоговорочно. Его друг Крылатый в детстве всегда отвечал на любые вопросы. И можно было надеяться, что и сейчас он все же объяснит поподробнее.
– Что приоткроется? – спросил Антон.
– Измерение «время». Вы можете переноситься по шкале времени в любую точку.
– А в будущее? – с надеждой спросил Антон.
–А ты можешь четко представлять себе будущее? Попасть можно только туда, образ чего тебе известен. Но ты научишься попадать и в будущее.
–Ну, если это измерение, то его можно измерять. Я могу измерить длину, высоту и ширину, а как я измерю время?
– Измерь его временном отрезком: тысячелетием, годом, днем, секундой. Все, как обычно.
– И что это мне даст? – допытывался Антон.
– Это даст тебе возможность перемещаться во времени так же, как ты перемещаешься в длину, ширину и высоту. Но теперь тебе необходимы для этого не физические усилия, а намерение, т.е. мысль, желание оказаться в определенной временной точке, которая сформируется в твоем представлении. И если раньше твои разум не мог охватить размеры Вселенной, так и сейчас ты не сможешь охватить все Время, оно не подвластно твоему представлению целиком, как единое целое, потому что ты не владеешь еще очень многими понятиями.
– Крылатый, можно я тоже буду тебя так называть, скажи, а ты можешь перемещаться во времени куда захочешь? – полюбопытствовала Катя.
– А как же тебе еще меня называть? – улыбнулся Крылатый, – Все мои подопечные зовут меня именно так. А насчет времени скажу вам одну вещь: на самом деле времени, как вы это понимаете, не существует вовсе. И поэтому я могу быть везде одновременно. Но ваша задача сейчас научиться жить в этом новом мире по правилам именно этого мира.
– А потом?
– Когда-нибудь ты станешь одного роста со мной.
– И буду такой же серебристой?
– Это на твое усмотрение ,– рассмеялся Крылатый, – Хотите посмотреть, что произошло дальше?
Ответ был ясен, так как в тот же миг они оказались на улице среди разрушающегося на глазах города. Лента времени быстро развеяла сначала черное небо над городом, окрасив его в серый цвет, затем пробились первые лучи оранжевого солнца, растаяли пласты снега, показались травинки, кустики, деревья. Зелень становилась все ярче, мощнее, появились насекомые и животные. И на этом быстрые кадры остановились, и Крылатый напомнил, что им пора возвращаться. “Куда? На поляну?» – одновременно спросили Катя и Антон. И, конечно же, оказались на той же самой поляне, рядом со спящими бабушкой и Маришей.
– Как же мы перемещаемся, Крылатый? – удивился Антон.
– Силой мысли. Вы одновременно представили эту поляну и тут же оказались здесь. Это работает мысленный образ и намерение.
