Шепот греха

Врач, войдя в комнату, принюхался и сразу же нахмурил брови.

– Почему так много людей? – Он с недовольным выражением лица окинул всех присутствующих взглядом. – Еще и накурено! Ду Чэн, вы совсем жить не хотите?

– Выкурил всего одну, – усмехнулся полицейский, выразительно посмотрев на Чжан Чжэньляна. Тот, поняв намек, заслонил собой бутылку, полную окурков.

– Все на выход! – Врач нетерпеливо замахал руками.

Дуань Хунцин, улыбнувшись, произнес:

– Доставили вам хлопот, прошу прощения… – И обратился к Ду Чэну: – Отдыхай как следует. Посмеешь сбежать – я тебя арестую.

Ду Чэн закатал рукава для измерения давления:

– Лежать в больнице и быть под арестом – все одно.

Хунцин погрозил ему пальцем в ответ.

– Ладно, ладно, понял… Слушаюсь. Ты закончил?

Выражение лица Хунцина смягчилось. Он жестом показал всем пройти на выход, и полицейские стали наперебой прощаться с Ду Чэном.

– Я приду навестить вас завтра, – произнес Чжэньлян.

– Не нужно, – отмахнулся полицейский. – Лучше разберитесь с делом.

Чжэньлян похлопал его по плечу и тоже вышел из палаты.

Ду Чэн лег на койку и наконец позволил врачу и медсестре выполнять свою работу.

* * *

Закончив измерять давление Ду Чэна, медсестра поставила капельницу. Полицейскому ничего не оставалось, как повиноваться – он, поглощенный своими мыслями, тихо угукал в ответ.

Когда медсестра и врач ушли, оставив пациента одного в огромной палате, он забрался под одеяло и безотрывно уставился на капельницу. Пролежав так достаточно долго, почувствовал, что под его правым плечом лежит что-то твердое, – оказалось, та самая пачка «Чжуннаньхай». Бросив взгляд на дверь и приподнявшись, Ду Чэн достал одну сигарету и вновь закурил. Прищурившись, он смотрел на грациозно вьющийся блеклый дым.

Он может умереть.

Эта новость была неожиданной, но не вселила в него страх. За более чем тридцать лет службы Ду Чэн уже не раз и не два оказывался на волосок от смерти.

В 1988 году он расследовал дело о домашнем насилии. Насильник, которым предсказуемо оказался муж, внезапно поджег бензин.

В 1997-м он возглавил карательный поход на самую большую преступную группировку этого города – и чуть не погиб от выстрела из охотничьего ружья.

2002 год. Он поймал преступника – и свалился с ним же с эстакадного моста.

2007 год. Вызволял заложников из банка – тогда преступник привязал взрывпакет к его телу.

Смерти нельзя избежать.

Уголки губ Ду Чэна приподнялись. Смерть – это то, чего ему не стоит бояться. Он уже умер двадцать три года назад.

* * *

Войдя в аудиторию, Вэй Цзюн выбрал самое укромное место и украдкой начал потягивать еще теплое соевое молоко. Пробило восемь. За кафедру встала низкорослая полноватая преподавательница. Все еще с трубочкой в зубах, Вэй Цзюн достал учебник по земельному праву. И, увидев обложку, вдруг кое-что вспомнил.

Он обвел взглядом классную комнату – и точно, Юэ Сяохуэй не пришла.

Вэй Цзюн про себя усмехнулся. Она действительно решила пропустить пару… Преподавательницу земельного права шутливо называли Земельная Бабка. Она не только была жестока со студентами, завалившими экзамен, но и каждую пару обязательно отмечала отсутствующих. Те, кто пропустил три пары, не допускались к экзаменам.

Как и следовало ожидать, сделав глоток чая, Земельная Бабка достала журнал и начала перекличку. Студенты поочередно выкрикивали свои имена. Вэй Цзюн, к своему удивлению, занервничал – Сяохуэй говорила, что соседка по комнате прикроет ее. Но как именно, оставалось только гадать.

Земельная Бабка быстро добралась до имени Сяохуэй. С заднего ряда донеслось слабое «здесь». Вэй Цзюн, не на шутку удивившись, обернулся на голос. Длинноволосая девушка, скрывавшая лицо за учебником, видимо, только что опустила руку, которой прикрывала рот.

Земельная Бабка с подозрением подняла голову:

– Юэ Сяохуэй, встань.

Девушка, больше не смевшая издать и звука, молча осталась сидеть на месте. По аудитории пронеслись тихие смешки.

Земельная Бабка, напустив на себя строгий вид, произнесла:

– Кто это сейчас ответил вместо Юэ Сяохуэй?

Выражение лица девушки было совершенно невинно – она вместе со всеми смотрела по сторонам, выискивая нарушителя. Вэй Цзюн старался не поворачиваться к ней; в мыслях он лишь ругал Сяохуэй – какое же это прикрытие? Полный провал.

Земельная Бабка, увидев, что никто сознаваться не хочет, не стала разбираться дальше. Лишь поставила напротив имени Сяохуэй прочерк.

– Юэ Сяохуэй, пропущен один урок. – Она пристально оглядела студентов поверх очков. – Если кто-то еще раз так сделает – будет осужден как соучастник!

* * *

Лекция была очень тягомотной, к тому же Земельная Бабка почти все время просто читала вслух учебник, что еще сильнее убивало интерес к предмету. Вэй Цзюн послушал ее минут десять – и начал отвлекаться.

Сначала он подумал о пропуске Сяохуэй и о том, сколько раз ее уже вот так ловили. Затем вспомнил, что она, не побоявшись пропустить лекцию, пошла покупать корм для кошек. Тут же подумал о своем домашнем задании по предмету «Общественная практика», то трехэтажное здание и Лао Цзи…

Вспомнив о старике, он подпер щеку рукой, вертя ручку в другой. Посмотрел в окно: погода сегодня была хмурая, солнце не появлялось. Все потеряло краски, выглядя будто черно-белая фотография. Голые деревья и серое здание, покрытые мглой, казались почти безжизненными.

Говорят, пожилым людям тяжелее всего зимой. Во-первых, это сезон, когда обостряются цереброваскулярные заболевания. Во-вторых, куда ни посмотри, везде один и тот же серый унылый пейзаж, который заставляет пожилых ощущать себя так, будто они уже в самом конце жизненного пути. Даже Вэй Цзюну не хватало бодрости, что уж говорить об одиноком Цзи Цянькуне…

«Неужели и в маленькой комнате старины Цзи сейчас так же серо и хмуро?»

Он коротко выдохнул и повернул голову – Земельная Бабка, по-прежнему держа учебник двумя руками, зачитывала его вслух.

Вэй Цзюн искренне жалел Лао Цзи. Старик грелся на солнце, читал книгу, курил, сам готовил, без особой необходимости изучал вопросы уголовного права… Упорно противостоял судьбе в свои оставшиеся дни. Он был словно узник этой жизни, который продолжал взращивать цветы надежды, позволяя им вырастать и радостно распускаться. Окруженный ярким светом и утонченным ароматом, он убеждал себя: «Я еще не стар. Хоть и не могу ходить, я все еще способен наблюдать за миром, а значит, все еще его часть».

* * *

Юэ Сяохуэй пропала на целый день. Вэй Цзюн увидел ее лишь за ужином в столовой. Хотя ее взгляд и был уставшим, весь вид девушки выдавал приподнятое настроение. Она увидела Вэй Цзюна и, широко улыбнувшись, помахала ему. А через пару минут, держа в руках несколько пакетов, приземлилась прямо на стул напротив Вэй Цзюна:

– Как же я устала…

– Ездила кормить бездомных животных? – Вэй Цзюн поднял голову.

Сяохуэй открыла бутылку лимонной газировки и жадно выпила половину.

– Да. – Взяла бутылку с черным чаем и протянула одногруппнику. – Держи, угощаю.

– Спасибо. – Вэй Цзюн отодвинул тарелку. – А ты поела?

– Да. – Девушка рассмеялась. – Вместе с кошками и собаками…

– Вот как! – Вэй Цзюн хохотнул. – По тебе видно. – Он указал на ее рукав, на котором виднелось несколько клочков бело-серой кошачьей шерсти.

– Это американская короткошерстная. Они очень милые и ласковые… – Сяохуэй внезапно скривила губы. – Но хозяйка слишком жестокая.

– Сколько раз еще нужно съездить?

– Один, – выдохнула девушка. – Скоро завершу это задание по «Социальному опыту». А ты как?

– Тоже почти закончил.

– В доме престарелых, наверное, очень скучно? – Юэ Сяохуэй снова сделала глоток прохладного чая. – О чем вообще разговаривать со стариками?

– Ты не поверишь… – В памяти Вэй Цзюна сразу всплыл образ Цзи Цянькуня. – Там есть один интересный персонаж.

– О? – Сяохуэй сразу взбодрилась. – Расскажи мне.

Вэй Цзюн выдал краткое описание Лао Цзи. Девушка внимательно слушала, улыбаясь.

– Ему уже столько лет, а у него до сих пор такая жажда знаний… – Она хитро прищурилась. – Он симпатичный?

– Да ничего так.

– Ха-ха! Вот бы увидеть его разок…

– Тогда в следующий раз возьму тебя с собой.

– Я не смогу. – Девушка замотала головой. – Я должна буду поехать в приют еще раз – дать Горошинке лекарство. У нее дерматоз.

– Горошинке?

– Да. Та самая американская короткошерстная. – Сяохуэй расплылась в улыбке. – Ее зовут Горошинка.

– Ты снова пропустишь пару? Земельная Бабка раскрыла тебя сегодня.

– Ничего страшного. – Девушка откинула волосы назад. – Могу пропустить еще два раза. К тому же я напрягла свою соседку.

Вэй Цзюн вспомнил ту длинноволосую девушку.

– Точно, она чуть не стала соучастницей…

– Да… – Сяохуэй похлопала по пакету, где, как оказалось, лежала большая куриная ножка. – Поэтому я иду ее успокаивать.

– Тебе и правда настолько тяжело расстаться с теми животными?

– Да. Ты бы видел их взгляды, молящие о том, чтобы их приласкали… – Глаза девушки заблестели. – Есть одна собака. Ее бросали трижды. Она так ластится, когда видит меня, постоянно бежит навстречу…

Не зная почему, но Вэй Цзюн вспомнил их прогулку с Цзи Цянькунем около железной двери.

– Так жалко…

– Точно… – Сяохуэй задумчиво теребила ручку пакета. – Когда закрою этот предмет, все равно вернусь к ним.

– Почему?

– Я чувствую, что нужна им. – Заглянув Вэй Цзюну в глаза, девушка слегка улыбнулась. – Мне нравится это чувство.

Вэй Цзюн тоже посмотрел на нее:

– В будущем ты станешь хорошей матерью.

– Эй! До этого еще далеко. – Юэ Сяохуэй сделала глоток чая. – Животные такие послушные и доверчивые… Их бросали на произвол судьбы, травмировали, а они по-прежнему доверяют людям. Я уж лучше побуду с ними… – Сяохуэй задрала голову, выпив остатки чая. – А люди внушают страх.

* * *

Ду Чэн дважды постучался в дверь кабинета начальника конторы, затем толкнул дверь и вошел. Дуань Хунцин сидел за своим столом и разговаривал по телефону. Увидев, кто пришел, Хунцин сначала растерялся, но затем указал на диван рядом со стеной, предлагая Ду Чэну сесть.

Тот без церемоний приземлился на мягкий диван и, достав сигарету, закурил. Хунцин, закончив разговор парой предложений, быстро повесил трубку и, сведя брови, посмотрел на Ду Чэна:

– Я разве не ясно тебе сказал, Лао Ду?

Ду Чэн тихо засмеялся. Хунцин встал со своего места и, подойдя к товарищу, ударил его по плечу:

– Иди уже, посади сам себя под арест.

Ду Чэн, смеясь, уклонился от второго удара, попутно достал еще одну сигарету и протянул Хунцину. Выкурив ее, тот налил Ду Чэну чай и поставил перед ним чашку.

– Я связался с одноклассником, который работает в больнице в Пекине. Подумай об этом.

Ду Чэн взял чашку в руки, сдул чаинки сверху и аккуратно отхлебнул.

– Начальник Дуань, скажи, сколько времени мы с тобой знакомы?

– Двадцать семь лет. Точнее, двадцать семь лет и четыре месяца.

– Ох! Так точно запомнил?

Хунцин произнес с серьезным видом:

– Пустяки! – И добавил: – Черт возьми, эти несколько дней я скучал по тебе.

Ду Чэн снова захохотал:

– Мы так давно знакомы, а ты будто и не знаешь меня…

– Старина, сейчас не время геройствовать. – Тон Хунцина смягчился. – Подумай, такой хороший шанс вылечиться! Сейчас технологии настолько развиты…

– Все это херня. Не поможет. Ты же слышал, что сказал врач, – осталось не больше года.

– Ты вообще не можешь превозмочь себя и попробовать?

– Если уж мне отведено так мало времени, стоит ли подвергать себя мукам?

Дуань Хунцин в растерянности смотрел на Ду Чэна и вдруг рассмеялся:

– Ты совсем смерти не боишься?

– Бессмысленно бояться. – Тот удобно расположился на диване, мелкими глотками потягивая чай. – Лучше уж сделать то, что душа желает.

– Говори, – Хунцин выпрямился, – что собираешься делать?

– Расследовать кое-какое дело. Ты знаешь.

Хунцин застыл на месте, выражение его лица резко сменилось на раздраженное.

– Да твою ж… снова за свое! – Он замахал руками, будто хотел избавиться от всего и всех перед своими глазами. – Когда же ты угомонишься?

– Пока не закончу – не угомонюсь. – Улыбка на лице Ду Чэна постепенно растаяла. – Расследую то дело, и всё.

– Да что с тобой не так? – резко спросил Хунцин. – Тебе сколько лет вообще?

Ду Чэн молчал, неотрывно смотря на него.

– Не можешь ответить? Хорошо, я скажу за тебя: тебе пятьдесят восемь. Два года до пенсии. – Хунцин взглянул на входную дверь, изо всех сил стараясь не шуметь. – Ты проработал столько лет… Все твои ученики уже, мать твою, командиры! А ты даже не поднялся до начальника отдела. Не понимаешь почему?

– Все я понимаю. – Ду Чэн вскинул брови. – Поэтому и хочу закрыть одно большое дело. Хотя бы поднимусь по служебной лестнице, прежде чем уйти.

– Да что ж с тобой делать-то? – вскипел Хунцин. – Делу уже двадцать с лишним лет. Все уже умерли. Какой хрен ты будешь расследовать?

– Я уже говорил, – Ду Чэн спокойно смотрел на него, – мы поймали не того человека.

– Всё-всё, хватит. Не стану с тобой спорить об этом. С этого дня ты уходишь в длительный отпуск. И по-честному!

– Ладно. – Ду Чэн решил больше не развивать эту тему. – Но я все равно вернусь к тебе.

Дуань Хунцин снова нахмурил брови:

– Зарплату и все премии я тебе выплачу. Скажу Чжэньляну и остальным позаботиться о тебе.

– Не стоит. – Ду Чэн замотал головой, направляясь к выходу. – Скоро конец года, а работы у вас много. Позволь щенкам заниматься своими делами, я привык быть один.

Как только он открыл дверь, Хунцин снова окликнул его:

– Старина… – На его лице было противоречивое выражение, будто слова давались ему с трудом. – Ты… ты хорошенько повеселись в этом году!

Ду Чэн, задержав на нем взгляд, рассмеялся:

– Понял, сделаю.

* * *

Покинув кабинет начальства, Ду Чэн немедленно зашел в лифт, стараясь избежать встречи со знакомыми. Иначе снова нужно будет объяснять, чем же он болен, и выслушивать подбадривающие речи, сдобренные жалостью.

Спустя полчаса он уже был дома. Отворил дверь, и в нос ему ударил затхлый запах. Он коротко выругался и принюхался – похоже, несло с кухни.

Лапша в кастрюле на плите уже покрылась зеленой плесенью; Ду Чэн сразу же выкинул ее и начисто оттер посуду. Затем достал из холодильника сморщенный лук, мелко нарезал его. Снова поставив кастрюлю на плиту, зажег огонь и, добавив подсолнечного масла, бросил туда лук. Масло тут же зашкворчало, повалил пар, и вскоре вся маленькая кухня была в полупрозрачном дыме.

Ду Чэн несколько раз размешал варево, добавил воды и наконец закрыл кастрюлю крышкой. Ожидая, пока закипит вода, он взял тряпку и принялся протирать мебель. Печень сразу же пронзило тупой болью. На лбу выступили капельки пота, и, с усилием закончив протирать паспарту на комоде, Ду Чэн бросил тряпку и сел за стол, чтобы перевести дух.

Он сидел до того момента, пока из-под крышки не начал валить густой пар. Ду Чэн достал из холодильника яйцо, разбил его и вылил содержимое в кипящую воду. Достав из кухонного шкафа лапшу, положил небольшую порцию в кастрюлю.

Закончив с нехитрым обедом, полицейский выкурил сигарету, а затем пошел в спальню, чтобы достать старый парусиновый сундук. С трудом донес его до кухни и, отодвинув тарелку в сторону, поставил на стол. Прежде чем открыть, сдул с крышки толстый слой пыли.

В сундуке были сложены архивные папки в уже пожелтевшей оберточной бумаге – их уголки были изрядно потрепаны. Рядом с ними лежали сваленные в кучу копии документов и фотографии – и они также были покрыты пылью.

Ду Чэн взял одну из папок и встряхнул ее. Пылинки закружились в солнечном свете, проникавшем через железные прутья на окне, и осели на поверхность стола.

Полицейский смотрел на выцветшие от времени иероглифы.

11.9 Серия убийств с изнасилованием и расчленением. 1990 год.

Глава 5

В мире людей

Ло Шаохуа поднял голову и увидел цифру 3 на подъездной стене. Ощущая, как капли пота стекают по лбу, остановился, держась за перила и переводя дыхание. Затем снова продолжил подниматься по лестнице.

Дойдя до своей квартиры, он осторожно открыл входную дверь и тихо вошел в гостиную, поставив корзинку с овощами на стол. Остальные комнаты были закрыты, из них доносился еле слышный храп. Ло Шаохуа присел, чтобы перевести дух, и кинул взгляд на часы. 5:25 утра. За окном уже не так темно: на небе проглядывалась полоса света. Восстановив дыхание, мужчина встал и прошел на кухню: достал фарфоровые тарелки и разложил их на столе. Открыл пластиковый пакет, который лежал в корзинке, – из него тут же потянулся сладковатый запах хвороста[11]. Шаохуа аккуратно разместил его на тарелках. Налил соевого молока в несколько чашек, достал трубочки. Затем отнес овощи обратно в холодильник.

Завершив все задуманное, он снова посмотрел на часы. 5:40. Семья обычно просыпалась в шесть. Шаохуа достал транзистор и, сделав звук потише, молча стал слушать программу о здоровье.

Постепенно небо прояснилось. Звуки машин и голоса людей стали более различимыми. Город утопал в густом утреннем тумане.

Только что пробило шесть. Из комнаты дочери донеслась веселая мелодия будильника. Она, одетая в ночнушку, сонно потирая глаза, окликнула отца – и зашла в ванную комнату. Ло Шаохуа поднялся из-за стола, попробовал температуру соевого молока и хвороста, взял порцию и направился в их с супругой спальню.

Цзинь Фэн уже давно проснулась: она читала книгу, лежа в кровати. Увидев мужа, хотела привстать, но почувствовала его ладонь на плече.

– Лежи, лежи. – Он поставил завтрак на прикроватный столик и погладил супругу по голове. – Соевое молоко немного остыло; хочешь, я еще подогрею?

– Не нужно. – Цзинь Фэн сделала глоток. – Ты встал так рано…

– Да, не мог уснуть. – Ло Шаохуа сидел на краю кровати, разделяя хворост на кусочки.

– Снова снились кошмары? – Цзинь Фэн накрыла ладонью руку мужа.

Шаохуа молча кивнул.

– В следующий раз, если будешь уходить рано, скажи мне. – Она ласково поглаживала его по спине. – Если тебя нет рядом, моя душа не на месте.

Ло Шаохуа хмыкнул, улыбнувшись жене:

– Быстрее ешь. Я пойду проведаю детей.

* * *

Очень скоро старая квартира наполнилась различными звуками: шуршанием утренних новостей по телевизору, плеском воды в раковине, шумом фена и воды в туалете, голосом Ло Ин, подгоняющей своего сына.

Ло Шаохуа был занят на кухне и в гостиной. Его взгляд упал на дочь и внука: после того как Ло Ин развелась, кроме заботы о супруге, на его плечах повисла ответственность за всю семью и их повседневную жизнь. Но он не считал это тяжкой ношей – наоборот, находил в этом радость. Проработав больше тридцати лет в полиции и наконец уйдя в отставку, Ло Шаохуа хотел хорошенько восполнить супружеский долг перед Цзинь Фэн.

Стрелка часов указала на семь. Дочь с внуком позавтракали и привели себя в порядок. Утренняя беготня наконец завершилась. Ло Шаохуа сел за стол, взял хворост и откусил кусочек. Тут же он услышал короткое «динь», оповещающее об эсэмэске. Лишь взглянув на сообщение, перестал жевать. Удивленно застыл. И сразу же окликнул стоящую в коридоре Ло Ин:

– Ин Ин, давай ты сегодня отвезешь ребенка на такси. – С усилием проглотил остатки хвороста. – Мне нужна машина.

– А? – Ло Ин в легком удивлении повернула голову. – Давай я отвезу тебя.

– Не нужно, – решительно произнес Шаохуа.

Ло Ин, вздохнув, взглянула на него. Она сразу узнала знакомый образ отца: малоразговорчивый, строго хранящий тайну о том, что происходит на работе. Час назад это был душевный старик, с любовью в глазах глядящий на них, но сейчас этот человек будто скрылся за толстой броней. Поэтому Ло Ин больше не задавала вопросов – вытащила ключи от машины и положила на стол, затем вышла из квартиры вместе с сыном.

Шаохуа какое-то время не шевелился. Но щелчок входной двери заставил его очнуться. Он еще несколько раз перечитал сообщение – и только потом закончил завтрак.

Убравшись на столе и принеся таблетки супруге, он подождал, пока она уснет. Затем, накинув пальто, вышел из дома.

Хотя Шаохуа долго не садился за руль, навыки никуда не делись. Синяя «Сантана» влилась в утренний поток машин, и он по привычке проверил, хорошо ли пристегнута кобура. Но на поясе было пусто. Ло Шаохуа очнулся, и на сердце у него потяжелело. Ему очень не хотелось связывать место, куда он направлялся, с работой.

Скрепя сердце, Шаохуа надавил на педаль газа и сквозь туман помчался в западный пригород.

* * *

Больница «Анькан» находилась в пригороде. Она была очень старой и внешне походила на полузаброшенную начальную школу. Ло Шаохуа остановился у обочины, издалека смотря на покрытую ржавчиной черно-зеленую калитку.

Солнце уже полностью взошло, но туман еще не рассеялся до конца. В больнице сейчас как раз было время завтрака. Водяной пар во дворе рассеивался в тумане, и люди будто сливались в этом потоке со всем окружающим миром. Ло Шаохуа наполовину опустил стекло и зажег сигарету, молча глядя на утопающую в тумане больницу.

Прошло больше двадцати лет, но он каждый год приезжал сюда. Однако до сих пор для него оставалось загадкой, как клиника для душевнобольных может называться «Анькан»[12]. Если все ее пациенты будут в добром здравии – тогда отлично…

Ло Шаохуа погасил сигарету и взглянул на наручные часы. 8:25. Он опустил стекло еще ниже, позволяя прохладе заполнить салон автомобиля. Его пробрала дрожь – и тогда он окончательно проснулся.

Съежившись на водительском сиденье, мужчина сосредоточенно смотрел на вход в больницу.

Спустя десять минут до него донесся тихий скрежет. Из дымки показалась фигура человека: он медленно, будто в растерянности, ковылял по направлению к воротам.

Ло Шаохуа выпрямился, неотрывно глядя на него.

Постепенно силуэт стал более четким: мужчина ростом 175 сантиметров, возрастом плюс-минус 50 лет, худой, с непричесанными жесткими волосами. На нем был ватник, с правого плеча свисала дорожная сумка из искусственной кожи. В левой руке он держал авоську, заполненную разными принадлежностями: зубная щетка, мыльница, таз для умывания, – и все это при ходьбе издавало лязг.

Ло Шаохуа почувствовал, как сжалось его горло. Да, это действительно он…

Дойдя до железных ворот, мужчина растерялся. Очень быстро из дежурной комнаты вышел охранник – перед ним мужчина будто был готов припасть к земле и накрыть голову руками. Охранник что-то спросил. Мужчина с глупым видом еще несколько секунд смотрел на него. Но затем, опустив дорожную сумку, достал оттуда записку и протянул охраннику. Тот пробежался по бумажке взглядом – и сразу же потянулся к защелке, чтобы открыть дверь. Мужчина наблюдал за его действиями, молча и совершенно неподвижно. Только когда охранник нетерпеливо махнул рукой, он, будто в оцепенении, медленно вышел за пределы территории больницы.

Когда ворота вновь закрылись, мужчина медленно огляделся по сторонам: все вокруг ощущалось чужим и недосягаемым. И лишь спустя несколько минут он, пошатываясь, зашагал к ближайшей автобусной остановке.

В голове Ло Шаохуа абсолютно не было никаких мыслей – он старался не упускать мужчину из поля зрения, на автомате поворачивая голову туда, куда тот направлялся. Сейчас он, подняв голову, внимательно изучал расписание автобусов. Решив, какое направление ему нужно, молча стал дожидаться автобуса. В этот момент туман успел рассеяться – и теперь можно было рассмотреть этого человека еще лучше.

Ло Шаохуа протянул замерзшую руку и поднял стекло автомобиля, продолжая смотреть на мужчину, который находился за несколько десятков метров от него.

Он сильно похудел. Бо́льшая часть грубых волос поседела, морщины на лице стали четче, словно их тщательно вырезали ножом. Взгляд его был безжизненным, не выражающим никаких эмоций.

Ло Шаохуа несколько раз сжал и разжал кулак: ощущение холода постепенно ушло.

К остановке подъехал автобус. Мужчина, взяв походную сумку, зашел в него, и автобус, выпустив дым из выхлопной трубы, быстро скрылся из поля зрения Шаохуа.

Тот с трудом повернул голову; все его тело оцепенело настолько, будто превратилось в железную доску. Повернув ключ зажигания, Ло Шаохуа отправился следом за автобусом.

В салоне был такой же холод, как и на улице. Дрожа всем телом, Шаохуа вцепился в руль и приковал взгляд к автобусу впереди. В какой-то момент неосознанно посмотрел на наручные часы.

Седьмое января. 9:01.

Демон вернулся в мир людей.

* * *

Автобус въехал в город. Мужчина вышел на остановке около дома книги «Синьхуа» и пересел на другой автобус. Похоже, он не заметил «хвоста». Занял место около окна и продолжил наблюдать за сменяющимися пейзажами.