скачать книгу бесплатно
P. S. Дверь отворив, записку не смахни
Из тамбура ворвавшимся порывом.
Теперь уже за ужин – я плачу?.
На этот раз мне в этом не перечь.
Фортепьянный этюд
Выдающемуся пианисту, исполнителю-виртуозу
Александру Избицеру
Рассохся старый инструмент
И дождик за окном…
Из стихотворений Ани Алихановой
Почти что клавесинный звук,
И клавиш пожелтевший ряд.
Но не касалась их рука
Наверно, двадцать лет подряд.
Как зачастит осенний дождь,
Решу, что наступил момент
Позвать настройщика, чтоб тот
Наладил старый инструмент.
Я позвоню ему тогда
В вечернюю сырую муть,
И скажет он, что сможет к нам
На той неделе заглянуть.
Не треснула ли дека, вмиг определит,
А если нет,
То станет струны подправлять,
Молчавшие немало лет.
Уроки музыки, звеня,
Осыпят блеском потолок.
Уже не раз о том просил
Ребенка тихий голосок.
Но всё не верили ему,
Не понимая до конца,
Что тайный отсвет осенил
Упорство бледного лица.
Кто властно повелел ему
Оставить игр веселых прыть?
Зачем он захотел часы
В жестоких гаммах потопить?
Кто нашептал о высоте,
В которой дух свободой пьян,
Чтоб воздух снова мог томить
Всесильной музыки обман?
Он потянулся вдруг туда.
Никто не настоял, он сам
Решил приблизить к сердцу то,
Что брезжит за скольженьем гамм,
Что обращает беды в тлен,
Что в оде «К радости»[3 - Ода Бетховена.] поет, —
То, что ничем не заменить,
Что никого не подведет.
Бухарский дворник
Старой цитатой из самой зачитанной суры,
Где зацветающих слов благовонный костер,
Дворник с персидской чуть выцветшей миниатюры,
Шаткой метлой не спеша подметающий двор.
Светом сиреневым, тем, что слегка розоватый,
Тихие улицы слабо подкрасил закат.
Между гостиничных комплексов сутуловатый
Долго маячил его бирюзовый халат.
Серп опрокинутый режет осколками света.
Ночь азиатская мраком сжигает дотла.
Где-то вдали отчужденно молчат минареты,
Индией грезят пустых медресе купола.
Он и не знает, как с бездной минувшего связан.
Да и не надо ему обо всем этом знать.
За один только узкий платок,
которым халат его опоясан,
За желтое на бирюзовом
и жизни не жалко отдать.
«Везде по морю…»
Везде по морю
С самого утра
Снуют
Прогулочные катера.
А рядом лодки,
Прорезая зной,
Как яркий снег
На глади голубой.
И целый день,
Слегка глаза прикрыв,
Так весело
Нащупывать мотив,
Улавливая,
Как он сам идет
Легко навстречу
По свеченью вод.
Смотря в морскую даль
Сквозь этот свет,
Поверить просто
В то, что смерти нет.
Ведь лишь об этом
У прибрежных плит
Сейчас волна
Так ласково шуршит.
Лишь это в ветре,
Что со всех сторон
Летит сквозь мреющий
Слепящий сон.
И катер,
Волны расшибая влет,
О том же
В ослеплении поет.
Все это новый
Повторит рассвет.
Пусть – ложь, обман, —
Прочнее правды нет.
И потому,
Ее бессменный страж,
Об этом же —
Поспешный карандаш.
«По своей, чужой ли воле…»
Илье Левину
По своей, чужой ли воле —
Дом с окном на Капитолий,
И давно со всех сторон
Влажный важный Вашингтон.
И, надетые с размаху,
Дни совсем иных широт,
Будто новая рубаха
Впору, только ворот жмет.
Он не весь из прежних убыл.
Вдалеке хрустальный купол
(Не Исакий, боже мой!..)
Четко виден в час ночной.
– Каторжная жизнь, – вздыхает.
За окном совсем светает,
Но бессонно факс шуршит
И компьютер порошит.
В зарослях аппаратуры
Не заснуть и не проспать.
Складки штор за креслом хмуры,
Буквы аббревиатуры
Расплываются опять.
Я случайно не нарушу
Этой жизни колею.
Разгадать чужую душу
Так же трудно, как свою.
На каких-то пару суток,
За собой спалив мосты,
В вашингтонский промежуток
Я с судьбой его на ты.
Сердце-устрицу не сложно
Занавесить скорлупой,
Очень скрытной, осторожной,
Слишком хрупкой, но глухой.
Там под ней чужая рана,
Разъедающая грусть.
Я ее ломать не стану,
Даже и не прикоснусь.
Бережно ее не трону.
Буду так же потаенно
Дней плести слепую вязь,
Лишь улыбкой заслонясь.
Через пропасти влекома
Случаем или судьбой
От родимого Содома,
