скачать книгу бесплатно
Поэзия четырёх поколений
Андрей Межеричер
Передаются ли творческие способности по наследству? Ответом на такой вопрос может быть эта книга. В ней стихи четырёх поколений одной семьи – семьи Межеричер. Её представители жили в ХХ веке, но в разные эпохи; их творения имеют и сходство, и различия.
Произведения, представленные здесь, не были в своё время изданы, сохранившись лишь в старых тетрадях семейных архивов или в памяти друзей и близких. Андрей Межеричер – младший представитель фамилии – решил изменить ситуацию: он собрал избранные сочинения своих прадеда, деда и отца под одной обложкой, завершив подборкой собственных стихов, которые уже давно обрели известность.
Сборник содержит также интересные моменты жизненного пути поэтов: это судьбы совершенно разных по характеру и прожитой жизни людей, соединённых не только родственными узами, но и увлечением литературой.
Андрей Межеричер
Поэзия четырёх поколений
К 100-летнему юбилею моего отца, поэта Игоря Леонидовича Межеричера
© Андрей Межеричер, 2021
© Издательство «Четыре», 2021
Предисловие от автора
Я родом из семьи Межеричер, где поэзия была в четырёх поколениях серьёзным увлечением, окном для души у старших мужчин. И так получилось, что самое плодотворное время для их творчества – неизвестного и не печатавшегося – пришлось на ХХ век. Они словно принимали друг у друга творческую эстафету десятилетий и поколений…
Мой прадед Пётр (это самый дальний из моих предков по отцовской линии, известный мне как писатель и поэт) жил и творил в Санкт-Петербурге с самого начала ХХ века. Его сын и, соответственно, мой дед, начал слагать стихи в детстве – в городе своего отца, затем в юные годы переехал с мамой в Москву, где в 20-е, 30-е и в начале 40-х много работал художником и журналистом, а также писал стихи для души. Он был арестован и расстрелян в 1937-м…
Но у него, погибшего в расцвете своего творческого таланта, остался сын Игорь – мой отец. Он родился и жил в Москве, а позднее в Стокгольме, куда переехал в девяностые годы. Его профессиональная деятельность не была связана с литературой, но стихи Игорь Межеричер писал с юности до последних своих дней, уже в начале следующего, XXI века.
Мой путь такой же, как у отца: сначала Москва, затем Стокгольм…
..Сто лет творчества. Сто лет непохожих друг на друга жизней. Кроме меня никого из этих авторов уже нет в живых, и не о каждом из них я знаю достаточно. Многое не дошло до потомков – к примеру, архив моего прадеда, или было конфисковано при аресте (как у деда), или потерялось, не сохранилось при ремонтах и переездах, как у моего отца…
Но читая их произведения, я понимаю и чувствую неизмеримо больше, чем могла бы мне передать летопись их жизней!.. Ведь вне зависимости от того, какие мы и чем занимаемся, те порывы души, те размышления и события, что рождают поэзию, раскрывают лучшее, что в нас есть: чувства, порой скрытые от взоров рутиной повседневных забот, неотложных дел, усталостью или плохим самочувствием.
Ведь что такое стихи и сам поэт?.. Моё воображение рисует очаг с тлеющими в нём углями способностей или склонности к поэзии. Небеса дуют на них потоками творческого подъёма, и от них сначала взлетают искры вдохновения… следом появляются лёгкие язычки образов и рифм, от них в дыме труда и терпения загорается пламя строк и строф. и вот так рождаются стихи, согревающие и питающие наши души.
Я пишу слишком пафосно? Это, скорее всего, не вина моя, а особое отношение к поэзии, передавшееся мне от нескольких предшествующих поколений…
Раньше, особенно в молодости, мне было совсем не важно, прочитает ли мои стихи кто-то ещё, кроме родных и друзей. С возрастом, став, видимо, мудрее, я начал сожалеть, что в течение целого века из нашего семейного творчества ничто не было издано.
Эта книга призвана изменить ситуацию – она собрала избранные стихи всех четырёх поколений под одной обложкой. И это очень интересно: ХХ век минул, уже первое поколение III тысячелетия пробует свои силы в стихосложении, а тут открылось несколько судеб, совершенно разных по характерам и прожитым жизням… людей, соединённых не только родственными узами, но и увлечением литературой.
Ещё ребёнком я слушал и впитывал в себя стихи отца о любви и войне, став постарше, учил наизусть возвышенные и глубокие стихотворения деда и. начинал писать сам. Я любил слушать рассказы моих родителей и бабушки о прошлых временах и наших предках, мне нравилось, читая стихи отца или деда, находить в них отзвуки поведанных мне событий их жизни.
Идея издать сборник поэзии всех четырёх поколений семьи Межеричер под одной обложкой появилась после того, как на поэтическом сайте stihi.ru я стал публиковать произведения отца и деда, чтобы поделиться с другими их творчеством, которое, я считаю, заслуживает внимания. Я был удивлён, что за довольно короткое время число посещений страниц с их стихами уже измерялось тысячами, более того – появились рецензии, приглашающие к диалогу, несмотря на то, что обоих авторов уже много десятилетий нет в живых и читатели знали об этом из предисловий к их творениям.
И это именно читатели наших трёх поэтических страниц первыми начали писать о своём интересе к приобретению совместного семейного стихотворного сборника, чтобы полнее прочувствовать сходство и различие судеб Межеричеров, стилей и восприятия жизни, общих ценностей…
Затем я обнаружил в архивах поэзию ещё одного моего предка – прадеда, родившегося в 1858 году. Я расценил это как особый знак свыше. и именно тогда окончательно решил издать нашу совместную книгу.
Я публикую этот сборник стихов, отдавая дань уважения моим прародителям-поэтам, на память нашим потомкам.
Начнём, пожалуй, по порядку – с прадеда Петра…
Глава первая
Мой прадед Пётр
Дача писателей в Ермолова, где каждое лето отдыхал и писал Пётр Межеричер
Я родился на сто лет позже Петра Межеричера и долгое время почти ничего не знал о жизни и творчестве прадеда. Родители рассказывали мне, что он жил и умер в Санкт-Петербурге, но многое о нём было неизвестно им самим.
Прошли долгие годы, я поменял страну проживания, ушло из жизни старшее поколение моих родных, и только тогда я начал серьёзные поиски следов жизни и творчества этого моего предка по линии отца, с целью извлечь из забвения его имя.
Я обратился в своих поисках к семейным альбомам и документам, но там оказалось немного сведений… Лучшими моими помощниками стали архивы и интернет. Находки оказались очень ценными и для меня, и для моих близких, с интересом следивших, как я – порой по крупицам! – находил новую информацию и лепил из неё образ живого человека, прямым потомком которого я являюсь и чью фамилию ношу.
Не буду рассказывать подробную историю непростой, интересной судьбы Петра Межеричера: она есть в другой моей книге – «Прошлые люди», – где я прослеживаю жизнь моих предков в глубину веков на несколько поколений и столетий. Я лишь коротко упомяну о главных событиях его биографии. Ведь в книге, которая у вас в руках, речь о другом: о творчестве, о стихах, о преемственности поэтических интересов и способностей – от прадеда к деду, деда к отцу и далее по линии родства.
Ещё до начала поисков мне казалось, что одарённость моего деда как поэта и художника должна иметь некий родовой исток… И я упорно искал, находил и соединял обрывки знаний о его отце Петре Межеричере в один общий портрет до тех пор, пока он не стал полным, законченным. или почти законченным.
Обложка журнала «Огонёк» со статьёи? Петра Межеричера о письмах Толстого
Итак, давайте перейдём к самому Петру, его жизни и творчеству.
Пётр Исаакович Межеричер, как я уже упомянул в начале, был рождён за сто лет до меня, в 1858 году. (Я же появился на свет в 1956-м, когда его уже не было на свете почти четверть века.)
Он родился в городе Житомире – в еврейской, скорее всего довольно образованной семье – и к восемнадцати годам закончил реальное училище в Киеве. Потом были Одесса, первый брак, оказавшийся неудачным, работа учителем математики и черчения, ещё одна женитьба на молодой девушке Соне Шапиро и рождение их первого и единственного сына.
Но не всё было так просто и прозаично. Ещё юношей, до службы в Одесском училище, Пётр Межеричер познакомился с аристократом Леонидом Оболенским. Пётр был одно время репетитором его детей, и они с Оболенским прониклись сначала симпатией друг к другу, а потом и крепко подружились.
Леонид был публицистом, критиком и издателем литературных журналов на рубеже двух прошлых веков, Пётр Исаакович же стал его доверенным лицом, а одно время – даже литературным секретарём. Сам Лев Толстой подписывал некоторые свои письма: «В Одессу Межеричеру для Л. Оболенского».
Ну не мог человек, живя и работая в такой среде, не писать сам!..
Многое скрыто от нас пеленой времени, но иногда этот туман расходится, и мы можем увидеть нечто такое, чего не ожидаем… Так получилось и со мной: однажды на букинистическом сайте я в очередной раз увидел имя моего прадеда. Однако не это меня удивило – ведь я уже приобрёл через интернет десяток учебников по черчению, им написанных. Дело в том, что это был номер литературного журнала за 1905 год. И речь шла о поэтическом произведении!..
Следом за именем Петра Межеричера в оглавлении журнала следовали имя и статья Оболенского, соратника и покровителя Петра. И это никак не могло быть совпадением или ошибкой. Я тут же купил этот журнал и с нетерпением стал ждать его получения.
Но прежде чем я закончу рассказ об этой моей находке, хочу поведать, что мой прадед Пётр прожил семьдесят три года (вплоть до 1931-го) и был похоронен на Новодевичьем кладбище Санкт-Петербурга, участок 22, могила 73. Его друг и соратник Оболенский покоится на том же кладбище.
И вот заветный номер «Вестника Европы» за август 1905 года у меня в руках… Меня переполняют радость и нетерпение: открыть, найти, прочитать то, что мой прадед написал, а журнал напечатал 116 лет назад!
Журнал довольно толстый. На странице 578 стоит название произведения: «Теракойя» – и напечатано вступление моего прадеда. В нём он рассказывает, что это классическая японская пьеса, написанная в Средние века, которую он перевёл на русский язык, и следует краткое её содержание. Затем идёт сам литературно-поэтический перевод пьесы, сделанный Петром Межеричером при помощи скрупулёзного перевода на немецкий язык под руководством профессора японской литературы доктора Флоренца.
Профессор Карл Флоренс, переводчик «Теракои» на немецкий язык
Японским языком Пётр Межеричер не владел, а вот немецкий знал прекрасно. В его переводе проза искусно чередуется со стихами, и, прочитав их, можно понять, что это строки отнюдь не новичка в литературе.
А значит, надо продолжать поиски…
Я пытался найти другие переводы на русский язык этого произведения, но нашёл лишь упоминания о том, что Всеволод Мейерхольд переводил и ставил эту пьесу в своём театре в 1909 году, а это значит, видимо, что перевод моего прадеда был первым из существующих.
А теперь предоставим слово самому Петру Межеричеру, сохранив все особенности текста как в предисловии, так и в тексте самой драмы: и сам язык, и орфографию начала прошлого века.
«Теракоя» или «Деревенская школа»
Японская драма
Японская драма «Теракоя» составляетъ собственно главный актъ обширной исторической драмы, изв?стной подъ заглавiемъ «Зеркало преп?даннаго канцлеромъ Сугавара искусства чисто-писанiя». Она составлена четырьмя авторами, именно знаменит?йшимъ въ Японiи драматургомъ Такедо Ицумо († 1740) и тремя его товарищами, имена которыхъ не сохранились. Драма ц?ликомъ ставится очень р?дко; чаще заимствуется только этотъ одинъ главный актъ «Теракоя», который до сихъ поръ пользуется у японской публики громаднымъ усп?хомъ. По поводу впечатл?нiя, которое «Теракоя» производитъ на зрителей, профессоръ токiйскаго университета д-ръ К. Флоренцъ пишетъ:
«При хорошо распред?ленныхъ роляхъ «Теракоя» производитъ на публику потрясающее впечатл?нiе; когда же въ главныхъ роляхъ (Матсуо и Генсо) выступаютъ знаменитые японскiе артисты Данюра и Кикугора, то представленiе является наибол?е потрясающимъ изъ всего, что когда-либо показывалось со сценъ всего мiра. Въ публик? не остается челов?ка, который бы не плакалъ, и даже европейцы выходятъ изъ театра глубоко потрясенные»[1 - «Japanische Dramen» ?. Prof. Dr К. Florenz, Токiо. Verl. Hasegawa. Предисловiе.]).
Портрет Такеда Изумо (1700–1747), автора «Теракои»
Укажемъ вкратц? содержанiе и значенiе этой драмы.
Около конца ІХ-го в?ка въ Кiото, при императорскомъ двор?, жилъ знаменитый японскiй поэтъ и каллиграфъ Сугавара Мичисане, второй канцлеръ государства. Ширатайо, арендаторъ одного изъ пом?стiй Мичисане, всегда пользовался благосклонностью своего господина и тщательно оберегалъ три любимыхъ имъ запов?дныхъ дерева: вишню, сливу и сосну. Въ одинъ прекрасный день Ширатайо сд?лался отцомъ тройни. Такое событiе, согласно тогдашнимъ в?рованiямъ, считалось особенно счастливымъ предзнаменованiемъ для всей страны. Поэтому Мичисане сд?лался воспрiемникомъ новорожденныхъ трехъ сыновей своего вассала Ширатайо, причемъ далъ имъ имена по своимъ любимымъ деревьямъ: Умео (вишня), Сакурамару (слива) и Матсуо (сосна). Выросши, двое изъ юношей поступили на службу къ Мичисане и были имъ возведены въ рыцарское званiе (самураи), третiй же, Матсуо, поступилъ на службу къ первому канцлеру Фуйнвара Токигира (или Шигейи).
Черезъ н?которое время первый канцлеръ, сн?даемый честолюбiемъ, составилъ заговоръ противъ императора съ ц?лью занять его м?сто, но честный и в?рный Мичисане разрушилъ его планы. Съ т?хъ поръ между обоими вельможами возникла непримиримая вражда. Лукавому Шигейи удалось оклеветать передъ императоромъ своего противника и добиться его изгнанiя на островъ Кiусiу. Семья и приверженцы Мичисане были разс?яны по всей стран?.
Одна из страниц русского издания.
Журнал «Вестник Европы», август 1905 года
Шигейи этимъ не удовлетворился и, боясь мести со стороны потомковъ изгнаннаго противника, р?шился истребить ихъ окончательно. Но Генсо, бывшiй вассалъ и самурай Мичисане, скрылъ у себя младшаго сына своего суверена, Кванъ-Шусаи и, удалившись съ нимъ въ маленькую, глухую деревушку Серiо, сталъ вс?мъ выдавать его за собственнаго сына. Зд?сь онъ открылъ частную деревенскую школу (Теракоя), гд? преподавалъ крестьянскимъ д?тямъ правила китайской письменности, которыя преподалъ ему н?когда самъ Мичисане. Эта школа – м?сто д?йствiя предлагаемой драмы.
Изъ трехъ сыновей 70-л?тняго къ тому времени Ширатайо, Умео посл?довалъ за своимъ сувереномъ въ изгнанiе, Сакурамару погибъ, защищая д?ло своего покровителя, а Матсуо остался на служб? у Шигейи, непримиримаго врага своего благод?теля. Поведенiе Матсуо чрезвычайно огорчило Мичисане и онъ излилъ свою печаль по этому поводу въ ставшемъ потомъ популярнымъ сл?дующемъ четверостишiи:
«За мной моя слива умчалась,
А вишня изсохла по мн?.
Ужели одной лишь сосн?
Изм?на уд?ломъ досталась?»
Однако Матсуо только наружно, по долгу ленной присяги, былъ на сторон? Шигейи, и доказалъ это т?мъ, что собственнаго сына Котаро принесъ въ жертву, а Кванъ-Шусаи, когда м?стопребыванiе посл?дняго было открыто и ему угрожала гибель. Самому Матсуо поручено было канцлеромъдоставить голову Шусаи посланнымъ Шигейи и удостов?рить подлинность этой головы. Матсуо устроилъ такъ, что вм?сто головы Шусаи была отрублена и выдана голова его собственнаго сына. Этотъ трагическiй эпизодъ и служитъ содержанiемъ драмы «Теракоя».
Самъ Мичисане умеръ въ сл?дующемъ году (903). Посл? его смерти, его противника и приверженцевъ его постигло много неудачъ и несчастiй, которыя суев?рный народъ приписалъ мстящему духу покойнаго канцлера. Посл?днiй былъ причисленъ къ богамъ, и его стали чтить подъ именемъ Теньсойи – «бога каллиграфiи». Въ честь его по всей стран? воздвигнуты многочисленные храмы Шинто.
Мы воспользовались н?мецкимъ переводомъ, который, по словамъ проф. Флоренца, можно назвать почти подстрочнымъ. Намъ кажется, что и для русскихъ читателей эта драма представляетъ немалый интересъ, какъ наибол?е характерный образчикъ японской драматургiи.
Д?ЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:
ГЕНСО – вассалъ и ученикъ изгнаннаго канцлера Сугавара Мнчпсане, деревенскiй учитель.
ТОНАМИ – его жена.
МАТСУО – вассалъ канцлера Токигиры.
ШІО – его жена.
КОТАРО – ихъ сынъ, 8 л?тъ.
ГЕМБА – камергеръ на служб? у Токигпры.
КВАНЪ-ИІУСАИ – сынъ изгнаннаго канцлера, 8 л?тъ.
МАТЬ ІІІУСАИ.
САНСУКЕ – слуга Матсуо.
СЕМЬ УЧЕНИКОВЪ – крестьянскiе мальчики въ возраст? отъ 8 до 10 л?тъ.
МЯМЛЯ – одинъ изъ учениковъ, 15-л?тнiй глупый парень.
Вооруженная стража; крестьяне.
М?сто д?йствiя: классная комната въ дом? Генсо, въ глухой деревушк? Серiо.
Время д?йствiя: 902-й годъ.
Явленiе I
ІІІУСАИ, ученики,
между ними МЯМЛЯ.
Ученики, вм?ст? съ Пiусап, сидятъ на корточкахъ передъ небольшими пюпитрами, на которыхъ разложены тетради и коробочки съ тушью. Около каждаго пюпитра – ящикъ для книгъ. Д?ти упражняются въ писанiи китайскихъ и японскихъ письменъ. Частые перерывы въ работ? и шумъ.
У большинства лица и руки вымазаны тушью.
Мямля —
(къ остальнымъ).
Эй, вы, дурачье! Чего сидите и зубрите, когда учителя н?тъ дома? Глядите: я бонзу нарисовалъ, – лысаго бонзу.
(См?хъ, шумъ, н?которые подымаются съ м?стъ).
Шуели – (продолжая усердно писать).
Ты бы занялся ч?мъ-нибудь бол?е путнымъ, ч?мъ этой пачкотней! Самый большой въ класс?, а не ум?ешь написать простого знака. Стыдился бы!
Мямля.
Эхъ ты, паинька! Посмотрите-ка на мальчика-пай, на б?лоносаго…
Первый мальчикъ –
(бьетъ сзади Мямлю линеикои? по голов?).
Не см?й ругаться! Не то…
