скачать книгу бесплатно
– Ну ладно… мой любимый певец, повезло вам… Тут один товарищ звонил, что не придет, – отдам я тебе два его билета. – Лицо кассирши в минуту становится похожим на Софи Лорен.
Мусор заглядывает к нам через плечо, но, сгрузив последнюю пятерку дрожащими от радости руками, мы уже бежим в сторону Дворца спорта.
Надо еще успеть попить пивка…
Магомаев два
Неуловимое сходство с великим певцом еще сослужило мне добрую службу. Перемахнув на десяток лет вперед, мы окажемся в предолимпийской Москве, дорогой читатель.
Жизнь свела меня с одной компанией, это были приемщики багажа с Казанского вокзала. Здоровые мужики старше меня лет на десять. Не мог понять, почему все ребята на машинах и при деньгах. Однажды они ввели меня в курс дела. На камере хранения огромная табличка «Мест нет». Рядом очередь, которая ждет, когда они, эти места, появятся.
– Ой, сыночек, прими у меня чумудан, а то совсем тяжело…
– Ты чего, мать, не понимаешь? Мест нет и не будет! – говорит дюжее мурло и скрывается в окошке.
На самом деле мест для багажа до хуя и больше, вот только приемщики не хотят ничего принимать. Они ждут, когда им сунут пятерку или трешку. Утомленные и измученные командировочные и просто колхозники не выдерживали и давали на лапу.
Приемщиков багажа прикрывало начальство, вокзальные менты, районные обэхаэсэсники. Все имели с этого неплохую долю. Такие были времена.
Сошлись мы с одним парнем, он был внешне похож на очень популярного тогда Боярского, но гораздо здоровее и плотнее. За это и получил кличку Малыш.
Так вот, с Малышом мы частенько вечером заезжали на Калининский проспект снять телок в одном из многочисленных кабаков. Когда мы заходили в ресторан, то после знакомства Малыш или я как бы невзначай говорили:
– Во сколько завтра съемка на «Мосфильме»?
Возникал неподдельный интерес. И тут на-гора выдавалась сакраментальная информация: Малыш – дублер и каскадер Боярского, а я – племянник Магомаева. После такого фееричного ангажемента телки падали к нам в руки, как плоды перезревшей антоновки.
Легко и непринужденно, на ходу снимая трусы и бюстгальтеры.
Любой приличной девушке хотелось хоть на короткое время почувствовать себя немножко Магомаевой или Боярской.
СМЕРШ
В нашей семье всегда происходили удивительные встречи и знакомства.
Когда папу летом 1941 года забрали на фронт, то он провоевал около полугода, затем был тяжело ранен, а после медсанбата попал в Наркомат боеприпасов. И сразу в личное распоряжение наркома Горемыкина Петра Николаевича.
До войны папа работал в Наркомате путей сообщения и занимался как раз железнодорожными перевозками вооружения и боеприпасов. И даже несколько раз был «десятым подающим» на докладе у лютого наркома Кагановича. Тогда считалось нормальным делом выйти из его кабинета с мокрыми штанами. У Лазаря Моисеевича была под столом специальная кнопка. Если он ее нажимал, тут же приходили «сотрудники органов», и ты навсегда исчезал в подвалах Лубянки с клеймом «враг народа» и «саботажник».
В альтернативном и лучшем случае Железный Нарком мог переебать по хребту или морде лица тяжелым, как моя жизнь, «Личным делом сотрудника» в коленкоровом заскорузлом переплете с железными уголками. Или запустить в голову докладчика мраморным пресс-папье; надо было успеть увернуться – иначе ты калека или покойник.
После фронта и опыта работы в наркомате папу назначили одним из многочисленных помощников наркома Петра Николаевича. Тогда-то он и познакомился с Юрием Борисовичем Левитаном и майором СМЕРШа Геннадием Петровичем Кодинским.
Папа частенько ходил обедать в гостиницу «Москва», а Левитан там перманентно проживал и уже водил дружбу с Кодинским.
Несмотря на войну, с продуктами в Москве было терпимо и даже по карточкам вполне хватало пропитания для нормального и неголодного существования. А на черном рынке было вообще все. Даже французские духи – и это в те-то времена!
Все трое были примерно одногодки и сдружились на многие годы.
Вплоть до середины 1970-х годов и дядя Юра, и дядя Гена частенько бывали у нас в гостях, в нашей сокольнической двухкомнатной квартире.
Левитан работал на Центральном телевидении и радио почти до самой смерти, а дядя Гена трудился в «органах» даже после пенсии. Бывших чекистов не бывает, ага.
Иногда они втроем, уже в самом конце войны, махнув по 200–300 грамм «наркомовского» спирта на рыло, выходили на променад по улице Горького в сторону Кремля и обратно.
Времена, друзья, всегда одинаковые – шли познакомиться с барышнями или, как бы сказали сейчас, «снять телок».
Но комендантский час никто не отменял…
…И вот однажды останавливает их патруль городской комендатуры. За что? Да хуйня… Дядя Гена достал из кармана трофейный парабеллум и стал салютовать в воздух в честь освобождения очередного города, о чем накануне по радио прочитал Левитан.
Но Левитана в лицо никто не знал.
Кодинский достает из кармана ксиву СМЕРШа и говорит патрулю:
– Вы все арестованы!!!
Левитан, дабы усугубить, предъявляет потрепанную корочку Радиовещания СССР, где четко читается – Л Е В И Т А Н.
Майор начинает икать со страха, а ему заявляют, что он пытался напасть на товарища Левитана, который выполняет задание лично товарища Сталина. То есть разряжает в воздух при всем честном народе, вместе с друзьями, почти две обоймы парабеллума. И дядя Гена ведет весь патруль на Лубянку, где сдает их дежурному. Там быстро разобрались, патруль с мокрыми штанами отпустили в город. А веселой троице сказали «ай-ай-ай», погрозили пальцем и взяли автограф у дяди Юры.
Вот такие веселые были ребята. Часто, сидя у нас, вспоминали этот случай и по-мальчишески задорно смеялись.
Израиль и характеристика
Я продолжал учиться в школе, в «хорошисты» не вышел, был заскорузлым троечником, балбесом и тунеядцем.
В 1967 году на Ближнем Востоке случилась Шестидневная война, Израиль захватил Иерусалим и Голанские высоты.
А у нас работала училкой некая Демичева, сноха бывшего первого секретаря МГК КПСС и члена ЦК, будущего министра культуры СССР Петра Ниловича Демичева. В те годы раз в неделю в классе проходила политинформация, и как раз Демичева поручила мне сделать доклад про «израильских агрессоров». Наслушавшись «вражьих голосов», я выдал охуевшим одноклассникам и цэковской сучке:
– Израиль порвал арабам жопы и хуй когда уйдет из Иерусалима.
Зря я это сделал! Да и не мог я тогда знать, что много лет спустя судьба забросит меня в Израиль.
Меня тут же отвели в кабинет директора, где уже сидела сама директриса и завуч Жопа Сергеевна с огромной жопой наперевес. Получил страшных пиздюлей, обещали исключить из школы и из пионеров одновременно. Особенно лютовала Сергеевна, которая своей необъятной жопой пыталась загнать меня в угол директорского кабинета, а там сожрать с потрохами.
И все допытывались:
– Кто тебя этому научил?
Папу вызвали в школу, и там он этот конфликт быстро погасил, а Демичева заклеймила меня «махровым антисоветчиком» – вплоть до десятого класса.
Как раз перед окончанием школы ее назначили у нас классным руководителем. И она писала характеристику каждому для поступления в институт. Средний балл у меня был 3,0 – самый худший среди двух десятых классов. Одна четверка только на весь аттестат, по иронии судьбы по обществоведению, которое преподавала как раз Демичева. Пришлось подрулить к ней с шикарным букетом роз на выпускной вечер и рассказать, как я люблю партию и правительство.
Характеристику написала нормальную, и в вуз я один из всего класса поступил.
Но как поступил!
Сейчас расскажу…
Репетитор
В те времена поступить в институт без репетитора было практически невозможно.
Родители решили направить меня по папиным стопам и наняли бывшего доцента МИИТа, а ныне труженика репетиторского фронта, ударника «червонцев» и «четвертных», некоего уникального чела по имени Вадим Николаевич.
Его я запомнил на всю жизнь!
За полгода жесткого, как порно, репетиторства Вадим Николаевич вдолбил в наши мозги, засранные московским «Спартаком», сисястыми буфетчицами, портвейном, разбитными девками, «Дип Пеплом», «Лед Зеппелином» и прочими «Машинами времени», непреложные истины геометрии Лобачевского…
Эссе
Под «Лестницу в небо» Роберта Планта «моя рыдаль», причем перманентно.
В том же году, когда заканчивал десятый класс, мы с друзьями набрались наглости и прямо во дворе возле парка «Сокольники» построили настоящую «хибару» из дерева. Строили всем миром, по правилам строительной техники. Вечером после танцев приводили туда лимитчиц и драли как сидоровых коз – причем с особым цинизмом. Все это безобразие происходило под раздолбанный кассетник «Весна» и плантовскую «Лестницу в небо».
Но простояла «хибара» недолго – пришли менты с бульдозером и все снесли на хуй.
За нас заступились бабушки-старушки, что возле подъезда.
– Детишки фулюганють, но по-тихому, без фанатизма.
А участковый им говорит:
– Какие, в пизду, детишки? Там гондонов под лавкой больше, чем в аптеке!
Репетитор. Продолжение
…а также математики, основ высшей математики, физики, и – о Боже! – даже русского языка и литературы как сочинения на вступительном экзамене.
Гарантию поступления доцент давал 100 % и, как мы увидим в дальнейшем, не обманул.
Вместе со мной постигали азы и премудрости математики и физики такие же два долбака и придурка. Они мне напоминали знаменитых героев бессмертного романа Ильфа и Петрова: «Никеша и Владя были вполне созревшие недотепы».
Любимыми словами Вадима Николаевича были:
– Не волнуемся, смотрим по схеме.
К любым тригонометрическим функциям, уравнениям с тремя или двумя неизвестными у него был свой личный, специфический и индивидуальный подход. Он терпеливо, а главное, очень доходчиво разъяснял нам решение дебильных задачек про «из пункта А в пункт Б вышел поезд или пассажир», а когда он туда придет и придет ли вообще, хуй его маму знает.
Это же касалось мудреных задач по физике про сопротивление, напряжение, выделение энергии и прочей нудной и совершенно непонятной хуйни.
Короче, всего за шесть месяцев он сумел натаскать нас, что безуспешно пытались сделать учителя наших школ в течение долгих десяти лет. Именно натаскать, а не научить!
– Забудьте все то, чему вас учили в школе, – медленно вдалбливал в наши головы Вадим Николаевич.
«Не волнуемся, смотрим по схеме» – это оседало в наших мозгах, как «Отче наш».
Все его «схемы» в корне отличались от школьных, но позволяли щелкать физику и математику в пределах вступительных экзаменов в вуз, как орехи.
Плюс ко всему накануне экзаменов он достал нам пачку уже проверенных от ошибок фотошпаргалок сочинений на любые темы. И, призвав не волноваться и действовать по схеме, сказал, что одна из этих шпор обязательно будет темой сочинения.
И не ошибся.
Вид у самого Вадима Николаевича был довольно экстравагантный. Стрижен наголо (большая редкость по тем временам), на голове буддистская шапка, сандалии на босу ногу, парусиновые брюки. Эдакий Корейко начала 1970-х годов. Или диссидент, свободный художник, бард и менестрель своего времени.
Мало того, он сказал, как нам надо правильно сесть на вступительном экзамене по письменной математике – через ряд, чтобы получить три одинаковых варианта. Результат был ошеломительный! Мы все получили по пятерке. Вадим Николаевич предложил не волноваться и смотреть по схеме.
Наступил день устного экзамена по физике. Тут пришлось труднее, «схема» доцента дала непредвиденный сбой, и задачка попалась злоебучая, как старушка. Пришлось очень сильно напрячь мозги, но решение пришло в последнюю секунду благодаря магическим, вы не поверите, «смотрим» и «по схеме».
Четверка!!!
«Никеша» и «Владя» также отдуплились по четыре балла.
Далее мы все трое благополучно «сдули» со шпор сочинения, не доглядев по одной запятой, и дружно получили по четверке.
Наступил решающий день.
Экзамен по устной математике. У недотеп дела были получше благодаря средним аттестатам на 4,0 балла. А у меня только 3,0.
А проходной балл был 21,0. Их устраивала четверка, а мне нужно было кровь из носу получать пятерку. Но я с блеском решил тригонометрическую задачку, обсчитал логарифм и приговорил к смертной казни мудреное уравнение прямо у доски. Профессор только крякнул и спросил, что за схема и откуда я ее знаю, слегка прихуел, но вывел твердую пятерку.
«Ура, товарищи!» – как говаривал Левитан.
Я поступил на дневное отделение МИИТа – строительный факультет. Говорят, что когда об этом узнала седенькая математичка Мариванна, то она чуть не сошла с ума. Ебла она весь наш десятый «А» – мама не горюй, а я так вообще перебивался у нее с двойки на тройку. Рассказывали, что она бегала по учительской, прижав сухенькие ладошки к вискам, и раскачивалась, как лапсердачный еврей у синагоги. При этом Мариванна истошно причитала, пытаясь рвать седые волоса на отвисшей, как челюсть, жопе, и кричала:
– Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!
А вот Вадим Николаевич светился от радости и не преминул срубить с моих предков, а также с родителей недотеп премиального бабла.
«Никеша» и «Владя» тоже набрали проходной балл и даже зарделись, точь-в-точь как в романе «12 стульев».
Его советы мне пригодились по жизни – не волноваться, внимательно на все смотреть.
Только вот действовать по «схеме» не получается, жизнь – она штука сложная и ни в какие «схемы» не вписывается.
Даже у такого уникума, как Вадим Николаевич…
Больничка два
Незадолго до окончания школы я второй раз попал в больницу. Мне предстояло удалять гланды. Ангины так замучили, что в пятнадцать лет пришлось лечь в детскую больницу на операцию.
В огромной палате лежало человек 15–20 детишек. Шум и гвалт стоял страшный. Детки носились на головах и стояли на ушах, пыль вилась столбом. Вместе со мной в палате лежал переросток-второгодник Вадик, лет шестнадцати от роду. Ему предстояла такая же операция, и мы с ним договорились поддерживать друг друга – гасить малолеток, соблюдать тишину: знали уже, что после операции боль страшная и любой шум бьет по ушам, как молоток.
Первого прооперировали Вадика. Когда его привезли в палату, вид у него был бледный и синий.
Детишки пытались начать галдеть, но тут же получили от меня хороших бздян и приумолкли. После этого я в торжественной тишине зачитал малолеткам манифест «О тишине, правилах хорошего тона и охране спокойствия Вадика». Под страхом физического воздействия детки все поняли, и в палате водворились тишина и порядок.
