Fadeout: Между ритмом и чувствами

Мэри Хэйл

Fadeout: Между ритмом и чувствами

Пролог

– Сорок секунд!

Я сижу на перевёрнутом ящике из-под молока в подсобке, и передо мной три светящихся экрана: мой ноутбук, телефон и планшет Крис. Пальцы зависли над клавиатурой. В животе что-то сжимается и разжимается, как будто там поселилась пружина.

Darknights. Варшава. Open'er Festival.

Пять месяцев мы откладывали каждую свободную копейку. Пять месяцев я смотрела на банку с надписью "Варшава"на полке в нашей с Крис квартире и представляла, как мы стоим под сценой, как гитарные риффы бьют в грудь, как голос Лео разрывает воздух.

Сейчас между нами и этим – только чёртов таймер на экране.

– Тридцать! – кричу я, и голос срывается.

– Господи, я сейчас умру, – доносится из зала. Крис возится с кофемашиной, и я слышу, как она шипит на какого-то клиента: – Буквально минуту, хорошо?!

Я обновляю все три страницы одновременно. Интернет тормозит. Конечно, тормозит. В самый важный момент моей жизни интернет решает поиграть со мной в прятки.

– Двадцать секунд!

За стеной кофемашина взвизгивает, кто-то смеётся, звенят ложки о керамику. Обычный вечер в обычном кафе. Только для меня этот вечер – совсем не обычный.

Я смотрю на экран ноутбука, на заставке которого фото Darknights с последнего концерта в Риме. Лео на краю сцены, в луче света, с микрофоном у губ. Я смотрела на это фото раз сто. Наверное, даже больше.

– Эва, СКОЛЬКО?!

– Десять! Крис, иди сюда!

Грохот, звон – она бросает что-то на барную стойку и влетает в подсобку, вытирая руки о фартук.

– Ты готова? – шепчу я.

– Я не готова. Боже, я совершенно не готова, – она хватает меня за плечо. – Но давай!

Три. Два. Один.

Я обновляю страницы.

На телефоне – чёртова ошибка загрузки. На планшете сайт виснет. Но ноутбук… ноутбук открывает страницу с билетами.

Мои пальцы летят по клавишам, как будто они живут отдельной жизнью. Выбрать билеты. Два. Категория – партер, естественно. День второй – когда Darknights хедлайнеры. «Добавить в корзину».

Загрузка.

Секунда тянется как час.

– Эва, – голос Крис дрожит. – Говори что-нибудь.

– Грузится, – шиплю я, впившись взглядом в крутящийся значок загрузки.

И вдруг – щелчок. Билеты в корзине. Два билета. Партер. День второй.

– О боже, – выдыхаю я.

– Так оформляй! ОФОРМЛЯЙ!

Я кликаю на «Оформить заказ», всё как в тумане. Всплывает форма. Имя. Фамилия. Почта. Я печатаю быстро, но пальцы путаются, и я делаю три опечатки подряд. Удалить. Ввести заново.

Таймер в углу: 3:00. Три минуты, чтобы оплатить, или билеты сгорят.

– Эва! – коллега кричит из зала. – У нас тут заказ!

– Сама разбирайся! – рявкает Крис, нависая над моим плечом так близко, что я чувствую, как она дрожит.

Способ оплаты. Карта. Я вытаскиваю её из кармана, пальцы скользят по пластику. Вбиваю номер. Один неверный символ – возвращаюсь, исправляю. Срок. CVV.

2:15.

– Быстрее, Эв, – шепчет Крис, и я слышу в её голосе ту же панику, что клокочет во мне.

Нажимаю «Оплатить».

Загрузка.

Экран замирает. Крутится. Я задерживаю дыхание. Не моргаю. Где-то совсем далеко звенит колокольчик на двери кафе, кто-то заказывает латте, но для меня сейчас существует только этот экран.

1:30.

И вдруг:

«Ошибка оплаты. Проверьте данные карты и повторите попытку».

– Нет, – шепчу я. – Нет, нет, нет!

– Что?! – Крис хватается за мою руку. – ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?!

– Оплата не прошла!

1:00.

Я снова вбиваю данные. Руки трясутся. Цифры размазываются перед глазами. Крис дышит мне в шею, и мне кажется, что нам обеим сейчас не хватает воздуха в этой тесной подсобке.

Номер карты. Срок. Код. Ещё раз.

0:45.

– Эва, там люди ждут! – надрывается голос из зала.

– Пошли все! – рычит Крис, не поворачивая головы.

Я нажимаю «Оплатить». Жду. Экран мигает.

0:30.

Загрузка. Загрузка. Загрузка.

– Давай же, – шепчу я. – Пожалуйста.

Крис до боли сжимает моё плечо. Я не отрываю взгляда от экрана. Двадцать секунд. Пятнадцать.

И вдруг всё меняется.

«Оплата прошла успешно. Билеты отправлены на электронную почту».

Я замираю. Перечитываю. Моргаю. Читаю ещё раз, потому что не могу поверить, что это не глюк.

– Крис, – голос звучит хрипло. – Мы… мы купили их.

– Что? – она вырывает у меня ноутбук, смотрит на экран, и её лицо медленно меняется: недоверие, потом осознание, потом чистый, невероятный восторг. – МЫ КУПИЛИ! ЭВА, МЫ ЕДЕМ В ВАРШАВУ! ОБОЖАЮ ТЕБЯ!

Она взвизгивает так громко, что в зале, наверное, все подпрыгивают, и обнимает меня с такой силой, что мы вместе с ящиком из-под молока валимся на пол. Ноутбук чудом остаётся жив. Крис трясёт меня, смеётся и кричит что-то бессвязное, а я просто сижу и смотрю на экран.

Билеты. Два билета. Партер. Darknights.

Руки начинают дрожать – запоздалая реакция на адреналин. Я сжимаю их в кулаки, но дрожь не прекращается. Внутри всё трясётся, как будто я только что спряталась от погони.

– Мы увидим их, – шепчу я, и до меня только сейчас доходит. – Крис, мы увидим их вживую. Мы будем стоять под сценой. Мы услышим Лео. Вживую.

– Я знаю! – она хватает моё лицо ладонями, и в её глазах блестят слёзы. – Боже, Эв, я не верю! Это реально происходит!

Из зала снова кто-то зовёт, но нам плевать. Мы сидим на полу в подсобке, пахнущей кофейными зёрнами и старым картоном, и смеёмся.

Пять месяцев. Каждая смена. Каждый отложенный ужин в ресторане, каждая пара обуви, которую я не купила. Всё это стоило того.

Я открываю почту на телефоне дрожащими пальцами. Письмо уже там. Подтверждение. Билеты во вложении.

– Смотри, – я показываю Крис экран, и мы обе просто тупо уставимся на PDF-файл, как на святыню. – Это правда.

– Правда, – эхом повторяет она и снова обнимает меня.

Я закрываю глаза и позволяю себе на секунду просто почувствовать. Счастье. Предвкушение.

Я ещё не знаю, что через три месяца моя жизнь перевернётся. Что я не просто увижу их на сцене.

Но сейчас, сидя на полу в подсобке с Крис, сжимая телефон с билетами в дрожащих руках, я просто счастлива.

Варшава. Darknights. Мы едем.

Глава 1

Я стою у сцены и не верю, что это правда. Неужели это реально? Только пару месяцев назад я судорожно обновляла страницу с билетами, и вот теперь я здесь, стою у самой сцены. Неужели это моя жизнь? Моя мечта? Да, пусть на фестивале, да, пусть вокруг меня бешеная толпа фанатов и фанаток, которые орут громче чем группа. Да, пусть это не полноценный концерт и мне пришлось лететь в другую страну, но я здесь. И какое же это крутое чувство понимать, что твоя мечта все таки осуществилась. И что ты осуществила ее сама.

Вот бы еще с ними познакомиться и пообщаться, и сделать пару фото. Можно, даже, без меня – просто их. Для портфолио. Но это уже нереально наверное.

Вчера все фаны собрались и ждали ребят под отелем, они конечно же вышли и пытались со всеми пообщаться, но все это было так хаотично и безумно, что я быстренько оттуда ушла, поняв, что ловить там точно нечего.

– Эй, женщина, ты где летаешь? – это была моя подруга Крис. – Меня так придавило, я дышать не могу!

Она вырвала меня из моих мыслей и я поняла, что еще немного и мы сломаемся пополам об ограждение, которое стояло перед сценой. Удары барабанов будто пронизывали моё тело, каждый аккорд отдавался в груди. Воздух был тяжёлым от запаха пыли и пота, и каждый крик фанатов заглушал музыку.

– Мы уже слишком старые для этого дерьма, – ответила ей я и усмехнулась.

Крис посмотрела на меня с притворным осуждением, и мы обе рассмеялись. Кажется, мы действительно были тут одни из самых старших – 25 лет: раньше казалось так много, а по сути мы все те же 16-ти летние подростки, у которых просто теперь есть работа.

Мы попытались отодвинуться от ограждения, но тщетно. Именно в этот момент фронтмен группы повернулся в нашу сторону и начал вызывать людей на сцену. Реакция толпы была мгновенной – крики, толчки, руки повсюду. Я уже успела попрощаться со своими ребрами, но тут кто-то схватил меня за руку. Это был охранник, который стоял перед сценой.

Оказывается, пока мы с Крис думали, как бы нам выжить, солист показал на нас, нас звали на сцену. Я замерла на мгновение. Почему нас? Мы с Крис переглянулись, не веря своим глазам, пока толпа ревела, словно ураган. Но всё, что я слышала, – это собственное учащённое сердцебиение.

"О боги, какое облегчение"– пронеслось у меня в голове, когда я наконец-то высвободилась из оков железного ограждения.

Я посмотрела на Крис, на ее лице читалось то же самое. Тогда мы еще не осознали, что произошло.

– Эва! Мы тут, на сцене! АААААААА! – первой пришла в себя Крис.

Я потеряла дар речи, а ведь реально! Вокруг нас было еще много других девушек и совсем рядом были Тони, Бьянка, Маттео и Леонардо! Их лица были так близко, что сердце забилось быстрее.

Мы с Крис стояли посреди сцены, осматриваясь, словно дети, попавшие в запретный сад. Вокруг нас кружились огни прожекторов, воздух вибрировал от каждого удара барабана и баса, а толпа фанатов снизу казалась морем голов и рук, бушующим в такт музыке. На мгновение мне показалось, что всё это нереально – вот я, рядом с Крис, стою буквально в шаге от моих кумиров. Это было, как в каком-то сне.

– Эва! Мы на сцене! – снова прокричала Крис, но её голос затерялся в реве толпы. Мы обе смеялись, не веря в происходящее.

Толпа у сцены неистовствовала, и мы тоже начали подпрыгивать, будто подхваченные этим общим потоком энергии. Музыка как будто протекала через нас. Я почувствовала, как её ритм пронизывает тело, сердце, заполняет собой каждый уголок моего существа. Мы с Крис сорвали голоса, орали, пели вместе с толпой и самой группой. Это было такое освобождение, такой прилив адреналина, что хотелось просто раствориться в этом моменте и никогда не уходить.

Вокруг нас мелькали другие девушки и парни, которых тоже позвали на сцену. Они прыгали, размахивали руками, кто-то пытался даже дотянуться до музыкантов, чтобы коснуться их. Рядом со мной какая-то девчонка внезапно решилась скинуть футболку и осталась топлесс, поднимая руки вверх, как будто хотела поймать свет прожекторов. Я почувствовала, как Крис толкает меня локтем, и, обернувшись, увидела её ухмылку. Мы снова обменялись взглядами и захихикали.

Моё внимание привлёк Тони. Он держал гитару так, как будто она была частью его тела, и перебирал струны с такой страстью и силой, что казалось, будто он говорит с каждым в толпе на одном ему понятном языке. Бьянка стояла чуть поодаль – сосредоточенная, но при этом безупречно невозмутимая, как рок-икона, которой не нужно было ничего доказывать. Она двигалась в такт музыке с хищной грацией, а в паузах между аккордами её взгляд, полный уверенности и вызова, скользил по толпе. Она будто держала этот хаос под контролем – не словами, не жестами, а самой своей аурой. Мир вокруг ревел, пульсировал, сходил с ума, но Бьянка оставалась неподвижным центром этого урагана.

Но сильнее всего меня увлёк он. Леонардо. Центр сцены, центр этого хаоса. Его голос не просто прорезал шум толпы – он властвовал над ним, подчиняя каждого, кто находился в этой бешеной, раскалённой до предела атмосфере. И вдруг мне показалось, что его взгляд проскользнул мимо сотен других лиц и задержался на мне. Всего на секунду. Может, это было иллюзией, игрой света, но в этот миг всё вокруг будто застыло – звук, толпа, даже воздух. Казалось, он смотрит прямо мне в душу, распахивая её настежь, будто без слов читая всё, что я думала, чувствовала, скрывала даже от себя.

– Эва, ты это видишь?! – Крис схватила меня за руку, видимо, тоже заметив этот мимолётный взгляд. Но я едва слышала её. В голове было только одно: «Он смотрит на меня. На меня!»

Леонардо шагнул ближе, и расстояние между нами вдруг сократилось до опасной близости. Микрофон почти касался его губ, а вены на шее резко обозначились под кожей, будто каждая нота жила внутри него. Его глаза сверкали – не просто от света прожекторов, а от самой энергии, которую он отдавал этой толпе, этой сцене, этому мгновению.

Он поднял руку – и зал взорвался.

Крики резанули воздух, словно электрический разряд прошёл через пространство. Волна звука ударила нас с Крис в грудь, сбивая дыхание, обдавая жаром поднятых рук, вспышек телефонов, вибрации басов. Пот катился по вискам, воздух был густым, насыщенным запахом разогретого металла, дыма и чего-то необъяснимо живого. Я чувствовала, как моё сердце пытается догнать ритм ударных.

Ещё секунда, и я перестану различать, где заканчивается музыка и начинаюсь я.

Крис тем временем тоже полностью погрузилась в музыку. Она закрыла глаза, подняв руки вверх, и просто наслаждалась моментом, словно была частью самого ритма. Я следовала её примеру, забыв обо всем на свете. Мы стали частью этой сцены, этого огромного потока энергии, который не отпускал нас.

Мы кричали вместе с толпой, наши голоса сплетались с голосом Леонардо, растворяясь в общей стихии. Музыка нарастала, ритм становился всё быстрее, бешенее, сердце билось в такт барабанам, и вдруг— кульминация.

Последний аккорд ударил, будто разряд молнии. Мир взорвался.

Я не помню, как именно это произошло— всё превратилось в ослепительный вихрь света, звука, чистого безумия. На мгновение пространство вокруг потеряло форму, границы размылись, сцена, толпа, прожекторы – всё слилось в единый поток.

И вдруг – тишина.

Воздух вибрировал, грудь разрывалась от кислородного голода, мир затаил дыхание.

А затем зал взорвался ревом.

Мы с Крис, тяжело дыша, обливаясь потом, но светясь от счастья, переглянулись. В этот момент не нужно было слов. Мы знали – это было что-то большее, чем просто концерт. Это было настоящее, необузданное, вечное..

На миг меня пронзила мысль – какого чёрта я не взяла с собой камеру? Это был бы идеальный кадр. Свет прожекторов, вспышки эмоций, бешеный ритм. Всё, что я когда-либо хотела запечатлеть.

Но затем я поняла: никакая фотография не передала бы этот накал. Не смогла бы зафиксировать, как воздух дрожит от адреналина, как грохочет в груди эхо басов, как звуки, свет и эмоции сливаются в единое целое.

И да, моя камера бы просто утонула в этом океане драйва.

А память? Память запишет всё это на плёнку, которую невозможно потерять.

…

После концерта мы с Крис зависли где-то посреди толпы, сбитые с ног, оглушённые и выжатые, но адреналин всё ещё гудел в крови. Домой? Нет, вряд ли. Сон был невозможен – эмоции не утихали, а голоса после наших "подпеваний"явно решили взять выходной на ближайшие три дня.

Оставался единственный логичный вариант – пойти к отелю. Кто знает, вдруг нам повезёт? Мы не ждали чуда, не надеялись на личные беседы, но возможность получить автограф или просто ещё раз мельком увидеть их – этого было достаточно, чтобы последовать за толпой таких же фанатов, как мы.

Крис, как обычно, настроилась скептически:

– Ты понимаешь, что шансы нулевые? Они устали, они просто уйдут в номера и всё.

– Да, но если мы не попробуем – точно ничего не выйдет.

Она закатила глаза, но двинулась за мной. Мы шагали быстро, пытаясь не потеряться в потоке людей, а внутри меня жило странное предчувствие. Как будто это была не просто фанатская затея.

Я глубоко затянулась сигаретой, выдыхая дым в прохладный ночной воздух, и, не отрывая взгляда от дороги, пробормотала:

– А что, если всё-таки получится с ними пообщаться?

– Ох, вот оно начинается, – Крис устало закатила глаза, но в её голосе слышалась улыбка. – Ты сейчас серьёзно? Нам бы их просто мельком увидеть. Они только что отыграли концерт, они устали, хотят провалиться в кровать, а не болтать с фанатами.

Я бросила на неё косой взгляд.

– Ну, а вдруг?

– Ну-ну, – Крис фыркнула. – А вдруг меня сейчас на руки подхватит Тони, закружит и скажет: «Где же ты была всю мою жизнь?»

Я рассмеялась, но в глубине души продолжала надеяться. Когда мы подошли к отелю, сердце сделало кульбит. Они уже были там.

– Чёрт… они тут! – выдохнула я, чувствуя, как начинают подрагивать пальцы.

Крис вскинула брови, но даже она не смогла скрыть интереса.

Я поймала её взгляд, и мы одновременно замерли. Мы здесь. Они здесь.

И только теперь до меня стало доходить – ещё около часа назад мы стояли на сцене, в двух шагах от них. Вспышка воспоминаний – музыка, свет, энергия толпы, взгляд Леонардо, прожигающий меня насквозь.

Теперь они снова были всего в нескольких метрах от нас. Воспоминания последних пары часов нахлынули с новой силой. В голове возник образ Бьянки.

Я помню, как она стояла на сцене – абсолютная, бескомпромиссная сила, и весь мир будто замирал. Секунда – и больше не существовало ни ревущей толпы, ни грохота барабанов, ни прожекторов, разрывающих темноту. Была только она – рок-икона, сошедшая с обложки музыкального журнала.

В свете софитов её светло-русые волосы мягкими волнами спадали на плечи, подчёркивая резкость чёлки, которая идеально обрамляла её голубые, обведённые тёмным углём глаза. В этих глазах было что-то гипнотическое, неуловимое, словно она знала что-то, чего не знал никто.

На губах, покрытых винной помадой, была едва заметная усмешка, а свет скользил по коже, выхватывая татуировки – истории, скрытые от чужих взглядов. Кольцо в её носу слегка поблёскивало, добавляя ещё больше дерзости, ещё больше бунтарства.

Но сильнее всего меня всегда завораживало то, как она играла.

Бас-гитара в её руках была не просто инструментом, а продолжением её тела. Каждый аккорд, каждый перебор пальцами был настолько естественным, что казалось, будто она дышит этой музыкой. В какой-то момент она подняла взгляд, посмотрела в зал – и улыбнулась. Так, будто видела всех нас насквозь. Так, будто знала секрет, доступный только ей.

Я закрываю глаза, и передо мной ещё один момент.

Тони стоял на сцене, и казалось, что ничего больше не существовало – только он и музыка. Остальной мир мог гореть, рушиться, исчезать, но его это не касалось. Он играл с лёгкой насмешкой, будто бросая вызов не только нам, зрителям, но и самой реальности.

Его светло-русые волосы выглядели так, словно он только что выбрался из длинной ночи в дороге – немного растрёпанные, беспорядочно падающие на лоб. В этом было что-то естественное, какое-то небрежное безразличие к внешнему миру. Будто всё, что имело значение, было у него в руках.

Гитара.

Она выглядела заслуженно потёртой, будто прошла с ним сотни дорог, впитала в себя ночные репетиции, фестивали, крики фанатов, электрический гул сцены. На его пальцах блестели серебряные кольца, и когда он перебирал струны, они отражали свет, будто пульсируя в такт музыке.

Он не смотрел в зал – он чувствовал его.

Где-то внутри меня вспыхнула мысль: вот он, настоящий рок-н-ролл. Эта неуловимая смесь свободы, меланхолии и абсолютной уверенности в себе. Он жил так, будто ничего не должен никому. Его взгляд говорил: «Я играю, потому что не могу не играть».

А дальше вспышки света, ритм, заполняющий пространство до последней молекулы воздуха, и он – за барабанами.

Маттео выглядел так, будто вышел из другого мира – загадочного, недоступного, полного тайн, о которых никто не осмелится спросить. В отблесках сценических огней его длинные, смольные волосы переливались мягким блеском, падая на плечи чёрным водопадом. Казалось, он был не просто музыкантом, а существом, управляемым самой музыкой.

Божество.

Его резкие, чёткие черты выглядели почти изваянием – как у героя античной легенды, чью историю не решаются рассказать до конца. Бледная, гладкая кожа лишь подчёркивала этот эффект, но сильнее всего цепляли его глаза. Глубокие, тёмные, притягивающие, как будто в них пряталась тайна вселенной. Они не выражали эмоций – или, наоборот, выражали всё сразу.

Когда он играл, он не выглядел напряжённым. Он не бил по барабанам – он разговаривал с ними. Его движения были точными, выверенными, грациозными – каждая доля секунды подчинялась его ритму.

И чем дольше я смотрела, тем сильнее чувствовала, что он не здесь.

Он существовал внутри этой музыки, в её самых тёмных, самых необузданных нотах. Он принадлежал не нам, не сцене, не фанатам. Он принадлежал лишь ритму, который создавал.

Маттео был загадкой, которую никто не мог разгадать.

И, кажется, никто и не пытался.

И Леонардо… Сцена заворожённо ловила его свет, прожекторы будто стремились коснуться каждой линии его лица.

Он стоял в центре, и весь мир вращался вокруг него.

Темные, слегка волнистые волосы небрежно падали на лицо, словно ветер не решался их тронуть. Они доставали чуть ниже ушей, подчёркивая безупречно вылепленные черты – настолько идеальные, что казалось, их создавали с любовью, будто античную статую, предназначенную для вечности.

Но не его лицо захватывало дыхание.

Глаза.

Тёмные, глубокие, не просто смотрящие, а проникающие внутрь. Казалось, что он читал людей без слов, видел их насквозь, будто знал то, что они сами о себе не знали.

Когда он пел, его взгляд цеплял, подчинял, гипнотизировал.

И это был не просто взгляд.

Это был вызов.

Маленькие серьги-кольца в ушах придавали ему ту самую дерзость, которая не требовала слов, а его поза, его движения, даже то, как он держал микрофон – всё это говорило о внутренней силе, которую невозможно было игнорировать.

Он владел сценой.

Он владел залом.

Он владел каждым сердцебиением толпы.

И я поймала себя на мысли, что он владел и моим тоже.

Я понимала, как это глупо. Как банально. Полмира, наверное, были в него влюблены.

Но его голос…

Этот хриплый тембр, пронизывающий до мурашек, будто его срывали ночами, крича в микрофон. Его манера на сцене, его движения, эта энергия, от которой хотелось либо сгореть, либо раствориться в ней. Как в это было не влюбиться?

Я же знала, чем это закончится.

Знала ещё до концерта, когда мы с Крис паковали чемоданы и смеялись, представляя, как будем сходить с ума в толпе. Я боялась этого. Боялась, что всё станет слишком реальным.

Что между мной и ими не останется экрана, тысячи километров, непроницаемой стены недосягаемости.

И вот оно – случилось.

Теперь я стояла здесь, в шаге от них.

От него.

Я думала, что этот фанатский трепет – привилегия подростков. Что со временем это проходит, как юношеские дневники с сердечками на полях.

Но то ли я ещё не повзрослела, то ли всё это была ложь. В голове крутилость только одно желание:

«Просто увидеть их ещё ближе. Хоть на мгновение. И не сойти с ума.»

Пока мысли вихрем носились в моей голове, пальцы машинально сжимали сигарету. Когда я подняла её к губам, то вдруг осознала – она давно потухла.

Чёрт.

Я достала зажигалку, прикрывая пламя ладонью, и подкурила. Уже когда я спрятала её в карман, за спиной раздался низкий, чуть хрипловатый голос:

– Эээй, можно мне тоже огня?

Я замерла. Словно кто-то резко замедлил время. Я подняла глаза – и мир вокруг исчез.

Передо мной стоял Леонардо.

Его взгляд – тёмный, глубокий, изучающий – встретился с моим, и в этот момент сердце рухнуло вниз, перевернулось и понеслось галопом.

Он выглядел чуть уставшим, но в нём всё ещё пульсировала та самая сцена, энергия, драйв. Как будто он только что сошёл с неё, но внутри всё ещё горел.

И теперь он стоял здесь, передо мной. И смотрел.

Это он. Это реально он.

Мозг лихорадочно пытался осознать происходящее, но мысли разбегались, словно испуганные муравьи, теряя всякий порядок.

Восторг. Шок. Паника.

Я чувствовала, как внутри меня что-то взрывается, рушится, перестраивается.

Боже, что сказать?!

Я открою рот, и обязательно скажу глупость.

Не "возможно", не "скорее всего". АБСОЛЮТНО ТОЧНО.

– Так что, как насчёт огня? – повторил он. Спокойно. Непринуждённо.

Как будто это была совершенно обычная просьба.

Как будто я не одна из тысяч фанатов.

Как будто мы не стояли у этого чёртова отеля после концерта, который перевернул мою жизнь. Паника накатила волной.

Снаружи я выглядела нормально – ну, надеюсь.

Но внутри всё было иначе.

“Что сказать? Что-то остроумное? Или просто молча кивнуть? Чёрт. Просто скажи хоть что-нибудь.”

В стрессовых ситуациях у меня всегда два пути:

Либо я превращаюсь в ходячий сбой системы.

Либо мой мозг вдруг начинает работать с пугающей ясностью.

Что случится сейчас – я не знала.

Но если Бог существует, я молилась за второй вариант.

– Конечно… – пробормотала я. Чёрт, говори увереннее! – Только зажигалка у моей подруги. – Я едва кивнула в сторону Крис, надеясь, что мой голос не дрогнул.