скачать книгу бесплатно
ты спрашиваешь меня, как дела в интернате, и мне начинает казаться, будто ты беспокоишься обо мне. Я долго пытался не замечать этого твоего вопроса, но больше притворяться не могу. Мне тут ужасно. Здесь одни придурки. У меня крадут вещи, а на прошлой неделе я подрался с одним парнем. Я, конечно, надрал ему задницу, но и он мне поставил синяк под глазом. Меня наказали за то, что я начал драку. Но, во-первых, я не начинал. А во-вторых, свои пятьдесят баксов, которые он украл, я так назад и не получил. С такими успехами я никогда не прорвусь, никогда не выберусь отсюда.
Я рассказывал, что бросил футбол? Мне пришлось бросить все внеклассные занятия и найти работу. Теперь у меня две подработки: одна официальная, а на второй мне платят из-под полы. Обе они дурацкие, но, по крайней мере, я зарабатываю деньги. Надо найти новое место, куда их прятать. Может, открыть банковский счет? Наверное, нужно попросить кого-то из взрослых, но это полное дерьмо. Получается, я могу сам работать и зарабатывать деньги, но не могу открыть себе сберегательный счет?
Впрочем, хватит мне жаловаться. Как у тебя дела? Как школа? Ты сдала экзамен по истории? Готов поспорить, что сдала. Ведь ты так много готовилась и думаешь об оценках. Как у тебя с папой? В прошлом письме ты писала, что Бренна стала с тобой очень милой. Неужели правда?
Хотел бы я увидеть тебя. Поговорить с тобой. Суд опять перенесли. Знаю, ты не хочешь говорить о нем, но, похоже, я смогу увидеть тебя только на суде. Это отстой, Кэти.
Понимаю, что нам нельзя встречаться. Родители не выпускают тебя из виду, и это, конечно, правильно. Им нужно оберегать тебя и знать, что ты в безопасности.
Раз уж я не могу быть рядом с тобой, то пусть хоть они будут.
Пора идти на работу, поэтому извини, что так коротко. Знай, что я скучаю по тебе.
Уилл.
Я прочитала письмо два раза. В груди заныло. Ему через столько приходится проходить. Он такой несчастный. Тяжело работал, а все для чего? Чтобы кто-то украл его деньги? Разве это справедливо?
Но жизнь вообще несправедлива. Я знала это. И Уилл тоже. Только мы вдвоем по-настоящему понимали это.
По-настоящему понимали друг друга.
Кэтрин
Сейчас
Когда я увидела на экране телевизора свои старые фотографии, кадры с места преступления и видео из зала суда… ко мне вернулись давние воспоминания, все эти годы, запертые в самом темном уголке моей души. Они наконец-то вырвались наружу и нахлынули на меня, принеся с собой сильную мигрень.
Есть много историй про людей, переживших травмирующий опыт, когда их сознание защищается и стирает воспоминания. Девочку, с которой я ходила вместе в младшую школу, сбила машина. Ее буквально подбросило в воздух на пятнадцать метров, и все, что она помнила из этого, было…
Ровным счетом ничего.
Как бы я хотела, чтобы мое сознание защитило меня от тяжелых воспоминаний. Как хотела бы, чтобы оно вычеркнуло из памяти все те дни. Но нет. Я делала все, что могла, чтобы их похоронить, а они по-прежнему здесь. Притаились и ждут, когда можно будет показаться, снова навестить меня.
Сегодня я думала о нем первый раз за… за все время. Не о нем – взрослом, ужасном преступнике.
О его сыне – Уильяме.
Уилле.
Во время интервью Лиза вдруг заговорила о нем. Спросила меня, общались ли мы после всего, что произошло.
Я ответила «нет».
Я солгала.
Первый раз он связался со мной почти сразу после освобождения. Он писал от руки, криво и поспешно, едва понятные каракули на линованной бумаге. В его словах были боль и тоска, пожелания и надежда, что мне стало лучше, и много извинений.
Совершенно искренних извинений, хотя он не был виноват. Наоборот, все сделал правильно, спас меня. В конверте лежал подарок: браслет-талисман с ангелом-хранителем.
Я долго носила его, чувствовала себя с ним в безопасности. Только так могла жить дальше. Мы переписывались. Сначала раз в неделю, потом пару раз в месяц. Иногда по электронной почте. А когда у меня появился собственный мобильник, так осмелели, что отправляли СМС. В конце концов мама узнала об этой переписке и запретила мне разговаривать с Уиллом.
Она вычеркнула его из моей жизни, и я позволила ей сделать это. Слишком боялась ее ослушаться.
Браслет я не надевала многие годы. Все это время он хранился в шкатулке, надежно припрятанный среди других драгоценностей. Но в тот вечер, когда в эфир вышло интервью, я перерыла шкатулку и натянула браслет на руку. Снова и снова мои пальцы скользили по талисману, я хотела быть сильной, хотела быть храброй.
Услышав мой ответ на вопрос про Уилла, Лиза окинула меня недоверчивым взглядом. Но я и бровью не повела. Даже не моргнула. Выдержав паузу, она сообщила, что и ей о нем ничего неизвестно. Ведущая могла лишь предполагать, что он сменил имя, создал себе новый образ, новую жизнь и уехал.
Я очень надеялась, что так он и поступил. Другой вариант мне совсем не нравился. Что если Уилл, как отец, встал на путь преступлений? Что если бремя вины быть сыном такого ужасного человека оказалось ему не по силам? Что если… что если он покончил с жизнью и его больше нет в живых?
Я много лет думала о самоубийстве. Особенно поначалу, когда еще не знала, как побороть в себе эти мысли, которые неистово бушевали в моей голове.
Но я выстояла. И переплыла на другую сторону. А Уилл? Смог ли он выстоять?
Лиза едва упомянула о нем в интервью. А он заслуживал большего. Только благодаря ему я выжила. Кроме того, она не включила в программу целый фрагмент, где мы о нем говорим. Это меня очень расстроило.
Уилл не был моим врагом. Он помог мне. И плевать на все эти новостные порталы, которые намекали на то, что он был частью злодейского плана отца. Много раз его допрашивали из-за того, что он не привел меня в полицию раньше. Меня тоже допрашивали снова и снова по поводу его роли в этом деле.
Он приставал к вам?
Нет.
Он вас трогал?
Нет.
У вас был с ним секс?
Нет.
Он применял к вам силу? Был с вами жесток?
Нет и нет.
Казалось, полиция так и не удовлетворилась моими ответами.
Они не понимали, что он был всего лишь ребенком, как я. Мне было почти тринадцать, когда все случилось. Ему пятнадцать.
– Вполне взрослый, – пробормотал один коп себе под нос во время первого допроса. – И не таких в тюрьму отправляли.
Все, на что они намекали, было неправдой. Он был моим героем.
Моим ангелом.
В ответ на его письмо и подарок я отправила открытку с благодарностями, подписанную красивым девичьим почерком. Послала ему и маленький подарок. Единственную вещь, которую могла себе позволить, учитывая, что была ребенком, а родители точно пришли бы в ярость, узнав, что я переписываюсь с сыном своего похитителя. И неважно, что он спас меня. Для них Уилл оставался врагом.
На середине интервью я бросила смотреть, взяла ноутбук и открыла Google. В результатах поисках не было ничего. Пожалуй, Лиза права. Должно быть, он сменил имя, личность и уехал куда-то подальше.
Интервью уже закончилось, а я все искала Уилла в Сети. Когда я наконец выпрямилась на стуле, болели спина и плечи. Взглянув на экран, я увидела, как улыбающийся ведущий ночного ток-шоу отпускает шуточки, и тут же выключила, не в силах вынести этот фальшивый смех зала.
Подделка. Все кажется подделкой. Ненастоящим. Вытянув перед собой руки, я скрестила пальцы и хрустнула суставами. И тут только заметила, что мои руки… дрожат.
Захлопнув ноутбук, вскочила со стула и стала беспокойно нарезать круги по моему небольшому дому. После интервью мама прислала мне СМС, поинтересовавшись, все ли со мной хорошо, и я заверила ее, что в порядке. Видеть себя в телевизоре было… жутковато, но услышать свою историю со стороны стало облегчением. Я так долго держала эти слова в себе. Наконец отпустила их, и моя история теперь на воле.
Все могут видеть мой позор.
Поздно, я устала. Пора ложиться спать, и я совершаю свой стандартный ритуал: чищу зубы, умываюсь, расчесываю волосы и собираю их в небрежный пучок. Смотрю на свое отражение в зеркале. Неброские черты лица, светлые поблекшие волосы, бледно-голубые глаза.
Я как будто… пуста.
Безлика.
Я переодеваюсь в штаны и футболку, бросаю белье в корзину. Каждый вечер я делаю одно и то же, никогда не отклоняясь от заведенного распорядка. Люблю распорядок. Он дает мне чувство контроля над ситуацией.
Чувство безопасности.
Я забираюсь в кровать. Ставлю телефон на зарядку, проскальзываю под одеяло, а потом выключаю лампу на столике рядом с собой. В доме тихо. Пугающе тихо. Обычно мне это нравится. Мой дом стоит в самом конце глухого переулка, у самого края леса. Мама сказала, что это безумие жить в доме, за которым начинается лес.
– Она боится, что кто-то прячется в темноте, – сказала мне однажды Бренна, пытаясь превратить это в шутку. Но я поняла, что мама и вправду боится.
– В темноте всегда кто-то прячется, – ответила я на это. – Если уж он пришел, то отыщет меня, неважно, где я и что я делаю.
Бренна сказала, что я больна. Так и есть. Я действительно больна. Чего мне еще бояться, если со своей смертью я уже раз встречалась? Я часто говорю себе, что должна жить на полную. А не прятаться в маленьком домике, придерживаясь безопасного распорядка, оправдывающего безликое существование.
Однако это непросто – ничего не бояться. Непросто поверить в свою силу. Восхищаюсь людьми, которые идут по жизни, не оглядываясь на других. Теми, кто делает, что хочет и когда хочет.
Я не могу себе этого позволить. Мне слишком страшно.
Пока что я здесь. Живу в своем доме, в глухом переулке, в тишине. По соседству с миссис Андерсон, которая иногда бывает назойливой, но я уверена, что она не со зла. Все это успокаивает меня.
Как успокаивает и мой распорядок.
Пока я лежу в темноте, мысли мои разбредаются, и я начинаю думать о Уилле. Вижу его – до смерти перепуганного пятнадцатилетнего мальчугана. Браслет так и висит на моей руке, и я то и дело провожу большим пальцем по талисману.
Наконец приходит сон, тяжелый, прерывистый. Почти каждый час я просыпаюсь. И только красные цифры будильника, который остался со мной еще со времен той, нормальной, Кэти, издевательски светятся в темноте. От некоторых вещей я никогда не избавлюсь. Например от этого дурацкого будильника.
Или от своих страхов.
Я представляю себе, что было бы, если бы я уехала. Если бы сбежала, как это сделал Уилл. Завидую ему, его свободе. Он смог сбросить кожу и притвориться чем-то другим. Кем-то другим. Даже если бы я сбежала и возникла бы с новым именем, новой жизнью, остатки прошлого все равно тянулись бы за мной вслед. Все равно были бы страх, тревога, тоска.
От них тяжело избавиться.
Впрочем, жить с ними не легче.
Уилл
Тогда
Я стоял перед дверью сарая, дрожа всем телом. Я оставил ее там. Вчера вечером я нашел ее, развернулся и ушел. Даже не знаю, как объяснить, почему я так сделал. Это плохо. Она просила меня не уходить.
Просила, но я все равно ушел.
Тошнота подступает к горлу. Я прикрыл глаза и стал глубоко дышать. Надо зайти вовнутрь. Возможно, она все еще там, напугана до смерти. И я смогу ей помочь.
Но что если ее там нет? Что если она пропала? Что если он…
Нет. Я покачал головой, гоня от себя эту мысль. Она будет там. Она должна там быть.
Трясущимися руками я набрал на замке нужную комбинацию цифр и разомкнул его. Медленно приоткрыл дверь. Посреди полуденной тишины петли пронзительно взвизгнули, и, ничего не различая в темноте, я ступил внутрь сарая.
Внутри воняло. Я отогнал налетевших мух. Стоял, морщась и нагибаясь, чтобы не удариться головой, ждал, пока глаза свыкнутся с темнотой, станут различимы очертания разных предметов: кипы книг, вороха какой-то мебели.
Старый грязный матрац прямо на земле, и на нем свернувшаяся клубком девочка.
Я замер на месте. У меня закружилась голова, а дышать стало вдруг тяжело и больно. Я почти надеялся, что все это мне приснилось. Но она действительно была здесь. Колодками на щиколотках она была прикована к стене. Повязка исчезла, но рот по-прежнему был заклеен скотчем. Она лежала в позе эмбриона, низко опустив голову со спутанными на затылке волосами.
Черт, похоже меня сейчас вырвет. В глазах помутилось. Снова подступила тошнота, и я споткнулся обо что-то. От этого звука она тут же выпрямилась и, сощурившись, попыталась разглядеть меня. Из-под скотча раздался ее приглушенный крик. Я сел рядом с ней на корточки и хотел погладить ее по волосам. Она отпрянула, и я тотчас отвел руку. Из глаз ее брызнули слезы, оставляя грязные потеки на лице. Она снова закричала, но из-за скотча крик был совсем не слышен.
– Я хочу помочь, – прошептал я, опустившись коленями на замызганный матрац. Она бросилась к стене, подальше от меня. Ее кандалы звякнули о деревянный пол. – Пожалуйста!
Я не мог поверить, что вижу это: буквально в паре шагов от дома, в сарае на полу сидела маленькая узница. Девочка была явно младше меня, у нее даже не было сисек, так что я дал бы ей одиннадцать, может, двенадцать лет. Никак не больше тринадцати.
– Ты должна мне верить. – Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, чтобы сказать все правильно. С чего она будет мне верить, если я уже однажды оставил ее здесь одну? – Давай я сниму скотч.
Она снова вскрикнула, еще громче, и яростно замотала головой, разметав в стороны волосы. Затем подняла руку и угрожающе направила на меня свой палец, как клинок направляют в сердце.
Вина, вот что я почувствовал. Она винила меня в том, что я ее оставил.
Я не мог ей возразить, потому что действительно так поступил. Но что мне было делать? Я был ошарашен, не верил в то, что я видел.
– Позволь мне загладить вину, – прошептал я, придвигаясь ближе. Она взглянула на меня настороженно, а слезы все катились градом по ее щекам. Полоска скотча закрывала рот, всю нижнюю половину лица. – Я сниму скотч. Мы сможем поговорить.
Когда я увидел ее в первый раз, мы почти не разговаривали. Я был в шоке, не знал, что мне делать.
Сегодня я хотел все сделать правильно.
Я медленно, сантиметр за сантиметром, придвигался к ней, как укротитель подходит к дикому зверю. При этом все время говорил, тихонько утешал и подбадривал ее. Она сидела у стены, вся дрожа, и не сводила с меня пристального взгляда.
Наконец я оказался рядом. Протянул руку и дотронулся пальцем до скотча. Она отклонилась, но не более того, и я решил, что это хороший знак.
– Будет больно, – пробормотал я. – Мне придется его сорвать. Лучше в эту сторону.
И прежде, чем она успела сказать мне, согласна она или нет, одним резким движением сорвал пленку с ее лица. В ту же секунду сарай огласили ее неожиданно громкие рыдания, и она бросилась на меня, с цепью на запястьях, такой же, как та, что была у нее на ногах. Я поймал ее в объятья, а она лепетала, прижав ко мне вплотную свое лицо:
– Пожалуйста, уведи меня отсюда. Мне нужно найти папу и маму. Сестру. Мою подругу. Пожалуйста, уведи меня в безопасное место. Пожалуйста. Пожалуйста. Я сделаю все, что хочешь. Они заплатят. Я обещаю.
Она стала плакать, я обнял ее за талию и прижал поближе, неловко похлопывая по спине. Я не знал, что еще можно сделать, как ее утешить. А она ничего не говорила. Просто плакала на моем плече. Футболка пропиталась ее слезами. А от звука ее плача мне самому делалось больно. Что-то ныло в груди, жгло в глазах и в горле. Никогда раньше я не испытывал столько чувств, столько страха. Никогда раньше я не ощущал такого волнения. Рыдания, немного приглушенные моим плечом, сотрясали ее худое дрожащее тело.
Что мой отец сделал с ней?
