Тысячи осеней. Том 1

И хотя многочисленные клинки, сотканные из ци, были разом уничтожены, свет меча не погас, а, словно занавесь, спустился с неба и обволок лезвие меча. Следом Юй Ай одним взмахом очертил кончиком яркий полумесяц, посылая его в Янь Уши. Две волны истинной ци устремились друг к другу и сошлись ровно у пальца, выставленного Демоническим Владыкой. Столкнувшись, они стали давить друг друга, расходясь в стороны полукругом. Взметнулись рукава противников, одежды их нещадно трепало. И если б кто-нибудь оказался меж ними в тот миг, от него не осталось бы мокрого места. Даже Шэнь Цяо почувствовал натиск двух ци, хотя успел отойти от сражающихся подальше. Просто в момент столкновения волна незримой силы докатилась и до него и толкнула в грудь, отчего он едва не упал.

Тем временем Юй Ай скопил на острие меча немало ци, бурлящей, словно беспокойные воды. И вдруг эта ци обрушилась высокой волной прямо на голову Янь Уши!

Само название тайного искусства «Меч Лазурной волны» было весьма говорящим. Однажды почтеннейший Ци Фэнгэ отправился на восток, к самому морю, где на него снизошло озарение, пока он наблюдал, как поднимаются и опадают лазурные волны. Вернувшись домой, с той поры он день ото дня совершенствовал «Меч Лазурной волны» и достиг в этом деле таких высот, что это искусство стало основой основ на горе Сюаньду, и ученики изучали его прежде иных умений. Впрочем, каждый овладевал им по-разному, отчего исполнение тех или иных ударов, усиленных ци, заметно отличалось. Во многом это искусство опиралось на природный талант ученика, и отличить хорошее владение мечом от плохого не составляло труда.

Что до Юй Ая, то он овладел этим искусством в совершенстве и практически стал единым целым со своим мечом. Иными словами, он постиг сам дух этого искусства и более не занимался бездумным подражанием. Сверх того, Юй Ай сумел привнести в «Меч Лазурной волны» немало своего опыта, что успел приобрести, неустанно упражняясь с оружием.

И все же этот сокрушительный удар не пробил защиту Янь Уши – он остановил клинок одним только пальцем!

И тот вовсе не застыл на месте! Сдерживая острие меча, он беспрестанно двигался, но так стремительно, что нельзя было уловить глазом. Этим пальцем Янь Уши как будто прощупывал оборону противника, выискивая в ней бреши и уязвимости. Потребовалось всего ничего времени, прежде чем он обнаружил в заслоне, сотканном из истинной ци, несколько подходящих точек и ударил в них собственной ци.

Перед самым ударом Юй Ай вдруг припомнил, как почтеннейший Ци Фэнгэ рассказывал ученикам о достойных мастерах боевых искусств, и среди прочих имен он назвал Янь Уши. В те времена считалось, что против учителя может выступить разве что тюркский мастер Хулугу, а все прочие Ци Фэнгэ не соперники. Однако сам величайший мастер заметил, что через несколько лет Янь Уши вполне способен превзойти Хулугу, а то и победить его, Ци Фэнгэ, в честном поединке. Ведь этот несравненный следует сердцу и своим замыслам, а не бездумно подражает другим.

Взять, к примеру, «Сочинение о Киноварном Ян». Заурядностям этот труд лишь поможет постичь суть боевых искусств и откроет дорогу к вершинам мастерства. Иными словами, речь идет об основах, необходимых для прорыва в совершенствовании. Но положения, записанные в пяти цзюанях, нужны Янь Уши лишь как подсказки, чтобы с их помощью устранить мелкие несовершенства в своих уже развитых навыках. К тому же Демонический Владыка не станет слепо подчиняться каким-либо учениям и в точности подражать чужому искусству.

Чтобы ответить на атаку Юй Ая, Янь Уши использовал знаменитый «Перст весенних вод», о котором почтеннейший Ци Фэнгэ сложил двустишие:

Полнятся жалостью вешние воды – жаль отражение им, Ведомо тем: от мечтаний безумных остался лишь пепел один.

Некогда Янь Уши вызвал на поединок прославленного мастера и показал тому все, чего достиг за годы совершенствования. Несмотря на все старания Янь Уши и необыкновенную силу «Перста весенних вод», Ци Фэнгэ одолел юнца, но все же выказал тому уважение двумя меткими фразами.

Юй Ай, услышав от учителя эти строки, поначалу подумал, что сложены они от лица женщины, оплакивающей преждевременно угасшие чувства, и смысла их не постиг. Но вот он схлестнулся с Янь Уши, и то, о чем говорилось во второй строке, стало ясно как день. Стало быть, учитель в нескольких словах описал суть этого необыкновенного умения.

Палец противника не только остановил бурлящие волны ци, но и, выискав в заслоне Юй Ая уязвимости, без каких-либо усилий обрушил его. А ведь Юй Ай с таким трудом напитывал клинок истинной ци, стараясь и атаковать, и в то же время защититься! Но все вышло в точности, как и говорил великий мастер: «от мечтаний безумных остался лишь пепел один».

Янь Уши загнал его в угол, и Юй Аю не осталось иного выбора, кроме как задействовать весь запас ци, вложенный в клинок. Долго не раздумывая, он высвободил все без остатка.

Раздался оглушительный взрыв. Весь двор заволокло водяным паром. Камни сада разом потрескались и разошлись осколками. Откуда-то налетел свирепый ветер и стал рвать водяную дымку в клочья.

От взрыва скопленной ци Шэнь Цяо на мгновение-другое оглох, и лишь беспрестанный звон стоял в его ушах.

Несмотря на то, что павильон настоятеля-чжанцзяо располагался в отдалении от остальной части монастыря, грохот оказался такой силы, что переполошил всю обитель: вдалеке в павильонах стали загораться огни, и вскоре полусонные адепты, одевшиеся второпях как придется, высыпали наружу и поспешили во двор.

Подобного исхода Юй Ай никак не ожидал: он надеялся, что ему удастся схватить Шэнь Цяо без лишнего шума, но вдруг вмешался Янь Уши, и все надежды обойтись малой кровью рухнули.

Противники замерли на месте. Выждав немного, Юй Ай отступил на три шага, когда Янь Уши – на два. Оба уже знали, кто проиграет, ведь первый приложил все свои силы, когда второй – лишь восемь десятых.

Поднятая шумиха ничуть не смутила Янь Уши. Он держался подчеркнуто спокойно, однако по его лицу было видно, что он затаился, предвкушая интересное зрелище.

Глядя на него, Юй Ай от досады скрипнул зубами. Он понимал, что может кликнуть старейшин, и тогда они помогут задержать наглеца, заявившегося на гору Сюаньду без приглашения, да и Шэнь Цяо они не упустят. С другой стороны, уж очень ему не хотелось, чтобы другие встретились с бывшим настоятелем…

Пока он спешно размышлял, как стоит поступить, кто-то из соучеников добрался до двора, где развернулся поединок. И это был не кто иной, как Тань Юаньчунь, старший ученик Ци Фэнгэ.

И хотя он приходился Шэнь Цяо и Юй Аю дашисюном, то есть самым старшим по учению, но большим талантом не отличался и боевое искусство освоил посредственно. Характер у него был мягкий и кроткий – как говорится, из тех, кто даже мухи не обидит, и в любом споре Тань Юаньчунь стремился лишь поскорее примирить враждующих, а не утвердиться за чужой счет. Разумеется, такому человеку не суждено было возглавить даосскую школу, и пост настоятеля отошел к Шэнь Цяо. За свою доброту и великодушие Тань Юаньчунь пользовался всеобщим уважением, и когда Шэнь Цяо унаследовал школу Сюаньду, он тотчас сделал своего дашисюна старейшиной. С тех пор тот старательно взращивал и обучал третье поколение адептов.

Оказавшись на месте, Тань Юаньчунь первым делом заметил Юй Ая и несколько удивился.

– Шиди Юй? – с тревогой позвал он. – Откуда этот шум? Или это вы устроили? А кто этот господин?..

– Янь Уши, глава школы Чистой Луны, – спокойно ответствовал Юй Ай, будто ничего особенного не случилось.

Тань Юаньчунь так и ахнул от удивления. Как Демонический Владыка, глава неправедной школы, очутился на горе Сюаньду?!

Завидев Тань Юаньчуня, Янь Уши, будучи в прекрасном расположении духа, тут же обратился к нему, но вместо приветствия начал с дерзости:

– Так это ты старший ученик Ци Фэнгэ? В свое время я уступил этому несравненному, да вот теперь вижу, что его ученики никуда не годятся. Не желаешь сразиться со мной?

Тань Юаньчунь бросил на Юй Ая испуганный взгляд. Тот же невозмутимо заметил:

– Спору нет, глава Янь, вы поистине выдающийся мастер, однако адептов на горе Сюаньду немало, и вместе нам хватит сил, чтобы пленить вас. Или хотите сказать, что местные виды столь великолепны, что вы жаждете погостить у нас подольше?

На его колкость Янь Уши чуть ухмыльнулся и ответил не менее любезно:

– Без Ци Фэнгэ гора Сюаньду не стоит ни вэня.

Затем он повернулся к Шэнь Цяо и едко поинтересовался:

– Все никак не решишься уйти? Ждешь, когда твой шиди посадит тебя под замок, а потом возьмет тебя за ручку и заведет очередную песню про братскую любовь и другие нежные чувства?

Только после того как он обратился к Шэнь Цяо, Тань Юаньчунь заприметил еще одного гостя, что укрылся под деревом, в густой тени. Дышал он едва-едва, не издавал ни звука, вот почему Тань Юаньчуань далеко не сразу увидел его. К тому же появление Янь Уши в даосской обители произвело на этого бедного человека настолько неизгладимое впечатление, что он позабыл обо всем на свете.

Чуть оправившись, Тань Юаньчунь в волнении закричал:

– Чжанцзяо? Шиди?!

Опираясь на ствол и всячески стараясь не упасть, Шэнь Цяо повернул голову на крик и кивнул в знак приветствия.

– Давно не виделись, дашисюн. Все ли у тебя благополучно?

Появление шиди крепко удивило Тань Юаньчуня, но в то же время обрадовало. Позабыв об опасности, которую сулил приход Демонического Владыки, он было кинулся к Шэнь Цяо с криком:

– Ты цел? Когда ты вернулся?! И как ты… – он успел пройти всего ничего, прежде чем Юй Ай ловко преградил ему дорогу и строго окликнул:

– Дашисюн!

Волей-неволей пришлось умолкнуть и остановиться. Вместе с тем Тань Юаньчуню вдруг вспомнились грубые слова Янь Уши, и он вопросительно посмотрел на Юй Ая:

– Так что тут происходит?

Тот не ответил. И тогда, воспользовавшись моментом, к Тань Юаньчуню обратился Шэнь Цяо:

– Дашисюн, это правда, что вы собираетесь сделать Юй Ая новым настоятелем?

Его вопрос заметно смутил соученика. Он снова бросил взгляд на Юй Ая, а потом медленно перевел его на Шэнь Цяо. Отделываться пустыми любезностями этот кроткий человек не умел, а потому сказал всю правду без утайки:

– Пока тебя не было, шиди Юй взял на себя все хлопоты. Он и раньше помогал тебе с делами школы и лучше всех знал обязанности настоятеля. Когда ты сорвался с вершины и бесследно исчез, старейшины собрались и постановили, что временно исполнять твои обязанности будет шиди Юй, ну а после… Как бы то ни было, хорошо, что ты вернулся! Сперва надобно тебя вылечить, а уж дела обители мы обсудим потом!

Несмотря на все уговоры, Шэнь Цяо прекрасно понимал, что настоятелем горы Сюаньду ему уже не быть, ведь он проиграл Кунье и сделался калекой. Пускай даже братья и сестра по учению не станут возражать, сам он на этом посту не останется – не позволит себе, недостойному, распоряжаться наследием учителя, великого мастера прошлого.

Между тем Юй Ай от своего не отступится, сговор с тюрками не разорвет и будет проворачивать свои дела, не спрашивая позволения у настоятеля-калеки. Рано или поздно Пурпурный дворец окажется у него в руках. Таким образом, остаться здесь – все равно что добровольно угодить в плен.

Тщательно обдумав свое положение, Шэнь Цяо тяжко вздохнул и отбросил последние сомнения. Но обратился он с речью не к братьям по учению, а к Янь Уши:

– Глава Янь, сей Шэнь намерен обременить вас просьбой забрать его с собой.

– А-Цяо!

– Шиди!

Юй Ай и Тань Юаньчунь окликнули его вместе, однако в голосе одного звучал гнев, когда у другого – удивление. Судя по всему, старший брат по учению так и не взял в толк, когда это Шэнь Цяо спутался с неправедной школой.

Услышав просьбу Шэнь Цяо, Янь Уши вскинул одну бровь, впрочем, удивился мало. Он скорее счел выходку бывшего настоятеля занятной, отчего решил не отказывать ему. Выждав немного, Янь Уши многозначительно проронил:

– Еще не поздно передумать.

В этом он был прав: Шэнь Цяо еще мог остаться на горе, но времени, чтобы решить, какой путь избрать в жизни, почти не осталось. Мерцающие вдали огоньки постепенно приближались – это адепты горы Сюаньду спешили к павильону настоятеля, дабы выяснить, что там случилось. Хотя Шэнь Цяо их не видел, но отчетливо слышал нарастающий гул толпы, ведь у слепцов особенно чуткий слух.

Покачав головой, он снова обратился к Янь Уши:

– Нет, не передумаю.

Завидев, что Шэнь Цяо собирается сбежать с Янь Уши, Юй Ай страшно перепугался и вместе с тем разгневался:

– Нет, шиди, стой!!! – с этими словами он, перехватив меч, уж было бросился в атаку, чтобы не дать им уйти, но тут случилось непредвиденное. Янь Уши и не подумал уклоняться от его выпада. Вместо этого он стремительно перенесся к Шэнь Цяо, схватил того за пояс, подтащил к себе и выставил вперед в качестве живого щита. И Юй Ай едва не пронзил ему грудь.

– Хватит! Прекратите! – в ужасе закричал Тань Юаньчунь.

Испугавшись, что может сотворить непоправимое, Юй Ай резко опустил меч и для верности отступил на пару шагов. Видя его нерешительность, Янь Уши издевательски расхохотался и в мгновение ока бесследно исчез вместе с Шэнь Цяо.

Лишь его смех еще расходился гулким эхом среди скал.

– Каков наглец! Что за бесстыдство! – не сдержавшись, разразился бранью Юй Ай.

Глава 10

«Намерение меча»

Широко известно, что все мастера боевых искусств стараются следовать негласным правилам, принятым в вольнице-цзянху: кто-то потому, что искренне печется о своем добром имени, кто-то – из самолюбия и гордыни. И оттого поступок Янь Уши был так возмутителен. Он, человек высокого положения, обладающий невиданным мастерством, вздумал заслониться другим, как щитом! Из всех воителей в цзянху, пожалуй, лишь Демонический Владыка мог позволить себе подобное бесстыдство на грани сумасбродства, ведь он же с легкостью, без тени сомнения уничтожил драгоценную цзюань «Сочинения о Киноварном Ян». Неудивительно, что Юй Ай, оставленный на горе Сюаньду, так взбесился, что топал ногами. Впрочем, и кроткий Шэнь Цяо на мгновение утратил дар речи.

Следует сказать, что Янь Уши забрал его с собой, спустился с горы и, миновав городок Сюаньду, устремился к пригородной почтовой станции, где они уже побывали, прежде чем добраться до подножия. За станцией нашлась рощица с редко растущими деревьями – место тихое и привольное. И лишь там Янь Уши поставил Шэнь Цяо на землю.

– Премного благодарен, – поспешил поклониться тот.

Недавняя схватка не прошла для Шэнь Цяо бесследно: ци застоялась, ток крови нарушился, руки-ноги похолодели и онемели. Но вот ему дали время отдышаться и оправиться, и Шэнь Цяо вновь почувствовал, как тепло расходится по меридианам и жилам.

Однако Янь Уши, пусть дал ему прийти в себя, щадить чувства праведника не собирался. Едва они остановились, как он принялся высмеивать своего спутника:

– Какая надобность погнала тебя на гору? Все, чего ты добился, так это объяснений, и те лишь подтвердили мои слова: завидев выгоду, человек все лучшее в себе отметает! Твои братья по учению, с кем ты рос и совершенствовался, ничуть не сомневаясь, предали тебя. И всё – выгоды ради! Видно, считают, что ради места настоятеля можно и сбросить собрата с горы, а после притвориться, что и не было его вовсе. Помнится, Ци Фэнгэ хвастался, как праведна его школа, как благородны и честны его ученики, да вот на деле выяснилось, что замашки у них почище, чем у воспитанников неправедной школы! Поистине удивительные вещи творятся!

Разумеется, он лукавил, ведь знал, что, потеряв Шэнь Цяо, школа Сюаньду отправила людей на поиски, и те в свое время с ног сбились, обыскивая место поединка. Им не суждено было найти ни следа, ведь к тому времени Янь Уши уже велел подобрать Шэнь Цяо и унести его с собой. И всё же, зная все обстоятельства, он не желал сказать о даосах ни единого доброго слова. В конце концов ему страстно хотелось увидеть, как Шэнь Цяо совершенно отчается, падет духом и из добросердечного, пусть и нищего, праведника превратится в изгнанника, озлобленного на весь белый свет.

Но усилия Янь Уши были тщетны: на язвительные речи Шэнь Цяо не ответил ни словом. Отыскав поблизости подходящий валун, он осторожно присел на него, дабы передохнуть.

Причина в том, что Шэнь Цяо всегда подмечал за Юй Аем исключительное упрямство и врожденную жажду славы и выгоды. Во всем, что бы тот ни делал, он стремился к совершенству и наибольшей пользе, и эта привычка у Юй Ая была с самого детства. Не окажись он в монастыре горы Сюаньду, кто знает, куда бы завела его судьба. Быть может, он стал бы вторым Янь Уши. Однако это исключительное прилежание досталось обители праведников: Юй Ай отдал всего себя, все свои помыслы горе Сюаньду и с тех пор ни о чем кроме не заботился. Соученики видели в нем родного брата, питали к нему любовь и уважение, чем переменили честолюбца и отогрели его каменное сердце. И Юй Ай платил им той же любовью. Вторым Янь Уши он все же не стал, и оттого Шэнь Цяо поверил в его искренность. Мог ли он заподозрить в своем шиди предателя? Пожалуй, даже Ци Фэнгэ, будь он жив, не предугадал бы случившегося на горе Сюаньду.

К тому же Шэнь Цяо не имел права роптать: он сам потерпел поражение от тюрка Кунье, сам опозорил себя на глазах мастеров вольницыцзянху и разом лишился своего положения и доброго имени. Юй Аю ничего не оставалось, кроме как взять обязанности настоятеля-чжанцзяо на себя и после заступить на этот пост. Никто бы не счел его недостаточно опытным, соперников у него не было. Пусть даже Шэнь Цяо выжил после падения, но претендовать на место главы Сюаньду никак не мог, да и постыдился бы требовать свое у братьев по учению. Иными словами, этот случай определил положение Юй Ая раз и навсегда.

Возвышение шиди казалось закономерным, однако Шэнь Цяо смущало то, как горячо Юй Ай клялся в верности Сюаньду, с каким волнением говорил о трудностях и терзаниях, с которыми ему довелось столкнуться, и как пылко заверял, что готов на все ради величия родной школы.

Если Юй Ай говорил правду и действительно стремился не просто к главенству, то и его сговор с Кунье касался не только предательства и устранения прежнего настоятеля. Союз с тюрками, безусловно, подразумевал куда более значимые свершения.

Придя к этому выводу, Шэнь Цяо нахмурился. Но сколько бы он ни размышлял, а догадаться, что задумал Юй Ай, не мог. К тому же думать об этом было затруднительно: голова страшно болела, виски как будто пронзали раскаленные иглы, и Шэнь Цяо пришлось повременить с этим вопросом. Но кое-что он знал определенно, и это касалось тюрок.

Восстание пяти варварских племен погнало цзиньцев на юг, и с тех пор Поднебесная пребывала в раздробленности: рождались и терпели крах новые царства, династии их беспрестанно сменялись. Но в таких империях, как Чжоу и Ци, государями стали владыки сравнительно просвещенные. Хотя те и произошли от северных варваров, но за многие годы переняли традиции ханьцев и теперь во всем походили на них. Решись кто-нибудь из них объединить Поднебесную, и народ, быть может, и согласился бы на такого правителя, пусть и не без ропота. Но тюрок никто не желал терпеть. Те придерживались совершенно варварских обычаев: преимущественно кочевали и пасли скот, совершали набеги на соседние государства и беспрестанно грабили города. Народ знал за ними слишком много дурного, считая тюрок от природы свирепыми и непредсказуемыми. И никто бы не принял тюркских вождей за просвещенных государей. А потому нет оснований полагать, что Юй Ай без причины пошел бы против всей Поднебесной и презрел укоренившиеся представления о тюрках. Проще сказать, союз с тюрками явно сулил ему баснословную выгоду.

Но что он замышляет? Что могут предложить ему тюрки? И какая польза от этого Сюаньду?

Безусловно, Шэнь Цяо не мог обсудить свои догадки с Янь Уши. И хотя сейчас они гораздо ближе, чем незнакомцы и случайные попутчики, но приятелями так и не стали. Сверх того, Янь Уши сумасброд, нрав у него переменчивый – как можно говорить с ним о серьезных вещах?

Смирившись с тем, что понимания у Демонического Владыки не найдет, Шэнь Цяо остался один на один со своими мыслями. И смутные догадки не желали отпускать его: он раз за разом перебирал собранные сведения, но так и не смог постичь сути происходящего, словно смотрел на все сквозь туманную завесу. Такие же смутные образы тревожат взор, когда стремишься разглядеть двор сквозь тончайшую бумагу оконного переплета.

– Достаточно отдохнул? – вдруг осведомился у него Янь Уши.

Шэнь Цяо в недоумении вскинул голову. Поскольку его вывели из глубокой задумчивости, глядел он рассеянно, а на лице застыло выражение человека несведущего, ни в чем не повинного.

– Если отдохнул, давай сразимся, – неумолимо добавил Янь Уши. Шэнь Цяо от его вызова опешил, но тут же оправился и, горько усмехнувшись, возразил:

– Да разве я противник главе Яню? И вы уже знаете, каков я, поскольку испытывали на мне свою силу.

– Как думаешь, для чего я тебя забрал? – вслед удивился Янь Уши. – Жив ты или мертв, меня б ничуть не заботило, не познай ты «Сочинение о Киноварном Ян». Пожелай я одну лишь цзюань, стал бы таскать тебя за собой? Не проще ли самому взойти на гору Сюаньду и завладеть ею? Но дело в том, что я давно разыскиваю того, кто усвоил «Сочинение о Киноварном Ян», дабы через него, в бою, постичь искусство Тао Хунцзина. Ты знаком с двумя цзюанями и вполне постиг их содержание, а такая удача, как знаешь, мало кому выпадает в жизни. Что до твоей немощи, то боевые навыки восстановятся, не сомневайся, это лишь вопрос времени. Не могу же я драться сам с собой? А плешивого осла Сюэтина еще попробуй найди. Разве не остаешься ты один? Единственный подходящий соперник?

Шэнь Цяо встретил его надежды долгим молчанием. Наконец он проронил:

– От прежней мощи у меня осталась едва ли треть, к тому же в поединке с Юй Аем я получил тяжкие раны. Боюсь, глава Янь, сражаться я не в силах.

– Вот я и смилостивился над тобой, – подхватил Янь Уши. – Позволил тебе посидеть немного и передохнуть.

– Мне вдруг подумалось, что стоило бы остаться на горе Сюаньду… – безысходно пробормотал Шэнь Цяо.

Но Янь Уши его не слушал и все говорил о своем:

– Память к тебе возвратилась, стало быть, ты отчетливо помнишь положения той цзюани, что досталась тебе в наследство. Теперь прибавь к ней положения той цзюани, что прочел в Заоблачном монастыре, и если ты постигнешь суть той и другой части, несомненно, совершишь прорыв и достигнешь новой ступени мастерства.

Выслушав его, Шэнь Цяо согласно кивнул и честно сказал:

– Так и есть.

И тут ему пришло в голову, сколь многим он обязан Янь Уши. Пусть замыслы Демонического Владыки вовсе не чисты и не бескорыстны и все их знакомство он только тем и занят, что строит против него, Шэнь Цяо, козни, а потом наслаждается зрелищем чужих злоключений, а все же о тех милостях, которые Янь Уши вздумал оказать, забывать не следует. И Шэнь Цяо решил воздать ему должное.

– С тех пор как покинул вашу усадьбу, я так и не отблагодарил вас, глава Янь, – начал он. – Не прояви вы ко мне милосердия – и бродить мне веки вечные неприкаянным духом у пика Полушага.

– Уж лучше благодари свою внутреннюю ци, взращенную «Сочинением о Киноварном Ян», – парировал тот. – В ином случае стал бы я тебя спасать?

– Ну что ж, – немного помолчав, грустно улыбнулся Шэнь Цяо, – тогда воскурю благовония учителю и поблагодарю его за то, что передал цзюань мне.

– Сражаясь с Юй Аем, я подметил, что ток его ци ни в чем не схож с твоим током, стало быть, с «Сочинением о Киноварном Ян» он не знаком, – вдруг сообщил Янь Уши. – Верно ли я решил? Неужели Ци Фэнгэ передал цзюань лишь тебе одному?

– Именно так, – кивнул Шэнь Цяо. – В тот день учитель доверил «Блуждающую душу-хунь» лишь мне и строго-настрого наказал выучить ее наизусть, а записывать что-либо запретил. Среди моих братьев ходят слухи, что цзюань спрятана где-то в недрах горы Сюаньду, но я и по сей день не знаю, где именно и хранится ли она на прежнем месте.

– Неужели Ци Фэнгэ не желал, чтобы ваша цзюань передавалась из поколения в поколение? Чтобы ее положения принесли ученикам пользу? – удивился Янь Уши. – Почему же лишь тебе он дозволил ознакомиться с ней?

– Я задал ему тот же вопрос, – начал объяснять Шэнь Цяо. – Впрочем, он ничего не ответил. Как вам известно, совершенномудрый Тао и мой учитель были старыми друзьями, и я слышал, что, завершив «Сочинение о Киноварном Ян», великий алхимик горько пожалел о содеянном. Ему думалось, что его сочинение сведет Поднебесную с ума, все ополчатся против всех, и смертей будет несть числа. Видимо, мой учитель передал цзюань лишь мне, дабы, с одной стороны, сохранить наследие своего друга для следующих поколений, но в то же время не допустить, чтобы ее положения разошлись уж слишком широко и стали общеизвестными. Так он надеялся предотвратить междоусобные войны и борьбу между школами. Быть может, решения его непоследовательны, но тем самым он пытался смягчить непреодолимые противоречия.